Жму лапу Хобо.
Было бы неплохо, если бы Борис показал Ал. Ив. какой-нибудь спектакль.
Я сыт, здоров и благополучен.
[Осень 1935 г. Томск]
В. Б. ЭРДМАН
С 1-го числа начал работать в театре. Платить мне будут 300 р., но 40 рублей будут вычитать за комнату. Денег мне этих, по-моему, хватит, и Борису можно будет хоть немного распустить пояс и отдышаться.
Должность у меня марковская,{112} но я надеюсь, что театр поймет, что из меня невозможно сделать Павлика, и использует меня как-нибудь целесообразнее. Завтра съезд труппы. 5-го начало репетиций.
Режиссеры за мной ухаживают, квартирные хозяева тоже.
Думаю, что я действительно сумел бы принести пользу театру, помогая режиссерам делать спектакль, но боюсь, что меня погонят из театра за заведование литературной частью раньше, чем я это сумею доказать. Поживем — увидим. Прости меня за Шевлягина. Спасибо за посылку.
Целую тебя, золотая.
Поцелуй отца. Всем привет.
Кланяюсь Кате.
Хобо — жму лапу.
[15 ноября 1935 г. Томск]
В. Б. ЭРДМАН
Золотая моя.
Надеюсь, что теперь ты уже совсем здорова и я скоро получу от тебя письмо. Уж очень давно я тебя не читал, милая, — не забывай, что ты мой самый любимый писатель.
В театре прошли две премьеры — «Горе от ума» и «Аристократы». Числа 15-го пойдет «Женитьба Белугина». Публика хорошо принимает «Аристократов»{113} и немного скучает от «Ума». Спектакли довольно чистенькие и мало чем отличаются от средних московских.
Занят я в театре с утра до ночи, но убей меня бог, если я понимаю чем. Ко мне обращаются с вопросами начиная от париков и кончая музыкой.
Пока что работать для себя совершенно не приходится. Думаю, что постепенно все утрясется и можно будет уворовывать кое-какое время для пьесы. У Соломоновн бываю редко, и поэтому они меня часто бранят. Анна Сол. уезжает в этом месяце в Сочи и, конечно, повидает тебя в Москве.
Будь с ней, родная, поласковей.
Еще раз благодарю папу за письмо. Его рассказ о Хобкиных художествах имеет в труппе большой успех. Вчера был детский спектакль и я получил в подарок от художественного руководства мешочек со сладостями и клоуна на трапеции.
Целую вас, любимые.
Николай.
Все деньги, посланные Борисом, я получил — об этом я писал Дине, тебе и папе.
Пожалуйста, поцелуй за меня Бориса и напиши, что он поделывает.
Привет Кате. Что с Хобо?
[Декабрь 1935 г. Томск]
В. Б. ЭРДМАН
Спасибо вам, родные, за поздравления — я зашел за ними утром и весь день ходил настоящим именинником, не в пример своему дню рождения, о котором я вспомнил только в двенадцать часов ночи.
Самборская{114} (художественный руководитель театра) подарила мне флакон духов, и теперь я сижу на ее репетициях полный доброты и благоухания.
На днях заканчиваю переделку горьковской «Матери». Работа кропотливая и малоинтересная (я вообще убежденный противник инсценировок), но режиссер, которому придется над ней работать, — доволен, а значит, и я могу быть довольным.
Дома за мной очень ухаживают, и я часто жалею, что не могу пригласить тебя в гости. Я уверен, что после Загороднеров мои хозяева показались бы тебе ангелами. Меня они зовут «квартираном».
С сегодняшнего дня, по-видимому, опять наступят морозы. За последнее время было резкое потепление, а сейчас подбирается к сорока. На улице мне не страшны никакие градусы, а в комнате у меня тепло.
Золотая моя, прошла ли у тебя наконец рука? Телеграмму отправлял отец — неужели ты опять не выходишь из дому? Или это я придумал из-за непривычки — обыкновенно это делаешь ты или Катя.
Целую вас, родные мои.
Привет Кате. Что с Хобо?
[18 февраля 1936 г. Томск]
В. Б. ЭРДМАН
На другой день после твоего отъезда меня навестила Самборская и рассказала об огромном успехе «Матери». Все занятые в работе над спектаклем получили благодарность от директора, директор получил благодарность от партийных организаций города, некоторые актеры получили прибавку к зарплате, Самборская слезы и овации публики, Шевелев{115} прекрасную рецензию, а я бутылку вина.
Мне ничего не оставалось сделать, как выпить ее за здоровье автора.
Опухоль у меня почти совершенно прошла, и вот уже третий день, как я хожу по улицам не хромая. Все эти дни пришлось много работать — кое-что накопилось за время болезни, кое-что прибавилось в связи с отъездом Самборской. Самборская уехала в творческую командировку и будет в конце месяца в Москве. Я ей дал адрес Дины.
Как ты доехала, золотая? Чем тебя встретила Москва? Надеюсь, что все здоровы. Любовь Соломоновна{116} уехала на несколько дней в Новосибирск, и я сейчас обедаю вместе с хозяевами. Они посылают тебе приветы и лучшие пожелания. До чего обидно, что тебе пришлось уезжать в такой мороз, — сейчас стоит замечательная погода — шесть-семь градусов.
Часто вспоминаю тебя, родная, и жалею о наших последних днях. Напиши, кого ты покорила на обратном пути? Как чувствует себя отец?
Целую вас, родные.
Привет Кате.
Поцелуй Бориса и поклонись Друцким.
Поблагодари Анюту.
[5 апреля 1936 г. Томск]
В. Б. ЭРДМАН
Золотая моя, спасибо тебе за папиросы и за Хобкину фотографию. Дина пишет, что старика опять кладут в больницу, — грустно.
…В городе весна — небо совершенно чистое, земля совершенно грязная. Если бы было наоборот, было бы намного удобней. Как и всегда, вместе с приходом весны приходят весенние радости. Максимилиан{117} простился с любовью, и вот уже несколько дней, как мне приходится есть суп со слезками.
Моих хозяев выселяет театр, таким образом они лишаются хорошей квартиры, а я — хороших хозяев.
Ленка{118} больна гриппом, Лиде{119} предстоит аборт, а я не получу денег за работу над «Матерью». Одним словом — «Весна идет! Весна идет! Малиновки поют!»
Надеюсь, что московская весна ведет себя благопристойней — все здоровы и ты не разошлась с отцом.
В театре работаем «Школу неплательщиков».{120} Первый раз увижу Самборскую за своим делом. Говорят, что когда-то она блестяще играла французскую комедию, — посмотрим.
Несколько раз ездил в труд, колонию «Чекист». Познакомился с интересными ребятами. Пригласили меня туда для большой работы, а пришлось сделать совершенные пустяки — изменились сроки. В начале мая они уезжают в Москву на олимпиаду.
Поблагодари Бориса за деньги. Поцелуй отца и передай ему по секрету, что я очень по нему соскучился.
Целую тебя, золотая, будь здорова и не скучай — все кончается, а значит, кончится и это лето.
Привет Кате, Анюте.
Целую Бабушку.
Николай.
[Июнь 1936 г. Томск]
В. Б. ЭРДМАН
Мне очень грустно, что тебе приходится расплачиваться за мою жизнь. В ней очень много плохого, но мне казалось, что за все плохое я всегда буду отвечать сам. Прости меня, милая, за то, что тебя коснулись неприятности, которые должны были касаться только меня. Пожалуйста, не огорчай себя тем, что произошло, и если можешь, не сердись на Дину.
С театром у меня, кажется, все обстоит благополучно. Я остаюсь в театре{121} до конца срока,{122} буду получать зарплату и жить в той же комнате.
Очень взволнован предложением Александрова{123} работать над сценарием для двадцатилетия Октября. Боюсь только, не останется ли оно одним разговором.
Работать хочу как никогда.
Лето в Томске все еще не начиналось. Дождливо, холодно, о купании нечего даже думать.
Мои хозяева собираются в Москву, конечно, побывают у тебя.
Целую тебя, родная. Поцелуй отца.
Кате привет.
Николай.
Твое письмо шло 12 дней.
[Январь 1942 г. Москва]
Н. В. ЧИДСОН
Я приехал в Москву позже, чем думал. Спасибо тебе, любимая, за письма. Они встретили меня в день приезда.{124} Можно ли мечтать о лучшей встрече. Москва почти не изменилась, только как-то посуровела и чем-то неуловимым стала напоминать Ленинград. В первый же день я прошел мимо Тамариного{125} окна. Сейчас на нем крест из газетной бумаги. Не могу и не хочу верить, что это приговор моим желаниям и ответ на мои надежды. Верю, что окно еще откроется и ты будешь поджидать меня, сидя на подоконнике, махать мне рукой, строить мне рожи, посылать мне воздушные поцелуи, кричать что-нибудь из «Вавилы»,{126} хохотать наперебой с Тамарой и торопить меня, чтобы я скорей шел, потому что стол уже накрыт и у вас подвело животы после репетиции. Верю, что окно еще откроется и что мне попадет от тебя утром за то, что я вечером не совсем плотно задернул занавески и что солнце мешает тебе спать.