О тебе. Ты не видела моих таблеток?
ЭЛИН. В этот раз я тебе почти что поверила.
МАРТИН. Да, я тоже. Что говоришь?
ЭЛИН. Тебе не стыдно?
МАРТИН. Чего?
ЭЛИН. Тебе не стыдно, Мартин?
МАРТИН. Стыдно? Нет, ни капли! Чего мне стыдиться? Нечего! Я пашу девятнадцать часов в сутки. Бегаю и вкалываю с утра до вечера с тех пор, как закончил ходить в детский сад. Какого черта я должен стыдиться? Я всегда жил по совести… Мои связки напряжены, как стальные тросы, они натянуты до предела, они скоро лопнут… Заприте меня! Просто заприте меня, и все будет путем… но стыдиться мне нечего! Это вам должно быть стыдно, потому что из-за вас я не могу быть нормальным человеком… Вам не стыдно?
ЭЛИН. Не кричи.
МАРТИН. Я буду кричать в своем собственном доме столько, сколько захочу! Собачья жизнь. Ты никогда не позволяла мне побыть рядом, работа и нервотрепка — вот и вся моя жизнь… Ничего странного, что я стал таким… безнадежным, если тебе так угодно. Неужели ты не понимаешь, как мне одиноко… нет? Может, мне этим летом снова пойти работать на Травемюндский корабль? Тогда ты сможешь отдохнуть от меня пару месяцев, там хотя бы есть настоящие бабы. Ну что, согласна? Я пойду на эту работу, а ты сможешь спокойно предаваться вязанию и разгадыванию кроссвордов. Может быть, Мона сюда переедет? И будет спать на моей кровати?
ЭЛИН. Ты ведь все равно приходишь домой, причем всегда пьяный.
МАРТИН. Если это и так, то только потому, что тебе все равно, пьяный я или трезвый. Я пил, потому что иначе я бы вообще не добрался до дома! Вы не понимаете, что моя жизнь — это ад!
ЭЛИН. Но лучше-то от этого не становится.
МАРТИН. А вот и нет, черт побери! Тогда я хотя бы забываю о твоей черствости! Ты всегда такая была. С самого первого дня… черствая, холодная, бесчеловечная. Что есть, то есть.
ЭЛИН. Ты пил и до того, как мы поженились.
МАРТИН. Неправда. Не пытайся ничего доказать! Я не алкоголик. Я выпиваю глоток-другой, когда чувствую в этом потребность — не больше.
ЭЛИН. Нет, Мартин. Ты такой же, как те мужики из пившунки в столовой третьего класса… Один в один. Только эти мужики — честные люди… и они за себя платят. А в остальном ты такой же.
МАРТИН. Значит, вот что ты обо мне думаешь. Прекрасно.
ЭЛИН. А что мне еще остается? Ты ничем не лучше Оскара, Мясника, Портняжки и Петера, а может, даже и хуже. У них-то больше нет семей, им некого мучить… Как у тебя только язык поворачивается врать мне, что ты не пьешь, когда в руке у тебя бутылка? Иди уж сразу в третий класс и нажрись там хорошенечко, как все остальные… Что за удовольствие прятать бутылку в помойном ведре под раковиной или за бухгалтерскими книгами в кабинете, а потом делать вид, будто ты вовсе и не думаешь о том, как побыстрее нажраться?.. Ты же через труп готов перейти, лишь бы выпить… Зачем ты себя обманываешь? Объясни.
МАРТИН. Да, я последнее дерьмо.
ЭЛИН. Что?
МАРТИН. А что мне еще сказать?
ЭЛИН. Ну почему я вышла замуж за такого жалкого труса?
МАРТИН. Давай, давай.
ЭЛИН. Я видела, что ты странный… но если б я знала что ты такой пьяница, я бы никогда за тебя не вышла.
МАРТИН. Что за бред. Я пью не больше, чем остальные.
ЭЛИН. Ты скоро сойдешь с ума.
МАРТИН. Хватит. Прекрати.
ЭЛИН. Единственное, что у меня осталось, — это хрустальная люстра и украшения, остальное исчезло в твоей ненасытной глотке… Мечты и надежды, все, что я любила… Тебе наплевать, что говорят врачи. Выбора нет: либо ты бросишь пить, либо умрешь…
МАРТИН. Выбрать не всегда просто.
ЭЛИН. Понимаю. Но объясни мне, что за радость…
МАРТИН. Нет, я не могу это объяснить.
ЭЛИН. Когда выпьешь, ты становишься жутким. Таким странным и непонятным.
МАРТИН. Да… странным. И непонятным.
ЭЛИН. Ты становишься гадким.
Пауза.
Георг был несчастным с самого детства… И Давиду приходилось несладко с тех пор, как только он появился свет… Ты такой добрый и милый, когда не пьешь. А теперь мне хочется только проглотить весь пузырек со снотворным одним махом и больше никогда не просыпаться… Почему?.. Ну почему? Что я такого сделала?..
ЭЛИН устала, она курит, положив одну руку на подлокотник, а другой прикрывая лицо, по которому текут слезы. Она не хочет, чтобы МАРТИН это видел.
МАРТИН. Элин… Элин… Не говори так. Не плачь… (Плачет.) Пожалуйста…
ЭЛИН (перестает плакать). Я не плачу. У меня уже не осталось слез.
МАРТИН. Элин… любимая, не говори так.
ЭЛИН. Я не желаю здесь оставаться.
МАРТИН. Ну что ты… Успокойся…
ЭЛИН. Не могу больше слышать это вранье…
МАРТИН. Не плачь… Все будет хорошо… Нам надо помочь друг другу.
ЭЛИН. Можешь напиваться сколько душе угодно. Меня это больше не трогает.
МАРТИН. Посмотри на меня. Я не пил! (Вскакивает.) Я трезв как стекло!
ЭЛИН. Да что ты!
МАРТИН. Я могу дойти до той стенки даже не пошатнувшись. Смотри! (Идет, спотыкается.)
ЭЛИН (смеется). Да тебя так шатает, что ты и до ада не дойдешь.
МАРТИН. Почему ты со мной так разговариваешь? Что с тобой? Что ты задумала?
ЭЛИН. Завтра я собираю вещи и еду к Эрику с Марианной, а потом иду к адвокату…
МАРТИН. Это еще что такое? Почему? Я не выпил ни капли с тех пор, как… да-да, с самого Рождества… Я не отрицаю, до этого я пил, просто потому, что мне надо было расслабиться… Но теперь это не так… Если хочешь, я буду пить антабус… я сделаю все что угодно… Элин, посмотри на меня!
ЭЛИН. Бесполезно.
МАРТИН. Элин, посмотри на меня! Ты сама не понимаешь, что говоришь! Я не могу без тебя жить! А что будет с Давидом? Ты нужна нам.
ЭЛИН. Давид поедет со мной.
МАРТИН. Как? Давид?
ЭЛИН. К Эрику и Марианне.
МАРТИН. Ты хочешь забрать у меня ребенка?.. Ни за что в жизни… Кто тебе дал… кто сказал… Кто тебя подговорил?
ЭЛИН. Никто…
МАРТИН. Ты хочешь разрушить все, что у нас есть? Да, ты этого хочешь?
ЭЛИН. Сядь, пожалуйста.
МАРТИН. Нет, не сяду! Это Георг! Это он! Он всем меня ненавидел… Почему же ты ничего не видишь? По чему не замечаешь, сколько хорошего я сделал?..
ЭЛИН. Сейчас это уже неважно.
МАРТИН. Я ведь о себе никогда не думал. Вкалывал целыми днями на этой проклятой кухне… А ты все это время лишь презирала меня.
ЭЛИН. Это неправда.
МАРТИН. Если ты уйдешь, я не смогу дальше жить.
ЭЛИН. Сможешь.
МАРТИН. Зачем ты так говоришь! Ты ведь дочь пастора… Ты дала клятву собственному отцу, стоя перед алтарем. Ты пообещала ему и Господу Богу, что будешь любить меня в радости и в горе…
ЭЛИН. На тебе был другой костюм.
МАРТИН. Ты помнишь? Помнишь, как это было?
ЭЛИН. А ты помнишь те клятвы, что ты давал мне?
МАРТИН. Мы сейчас не обо мне говорим! Посмотри на ту свадебную фотографию на комоде! Посмотри на нее! Это мы с тобой! Мы с тобой в церкви, видишь, стоим ред алтарем… Я держу тебя за руку, я так счастлив. (Разражается рыданиями.) Впервые в жизни, ведь мы только что поклялись перед Богом и перед людьми, что будет любить друг друга и жить вместе… пока смерть нас не разлучит. (Плачет.) Ты не имеешь права так говорить… Я не могу.
ЭЛИН. Смоги.
МАРТИН. Ты не можешь простить меня?
ЭЛИН. Нет.
МАРТИН. Бог простит.
ЭЛИН. Это его профессия.
МАРТИН. Неправда! Вспомни, как хорошо нам было вместе… сколько радости… Элин, что же мне делать? Я согласен на все… ты же знаешь… Ради тебя я готов на все что угодно… больше ни грамма!.. Думаешь, я буду пить, если ты уйдешь?..
ДАВИД. Что случилось? Вы чего это?
МАРТИН. Это ужасно.
ДАВИД. Что?
ЭЛИН. Ничего, мальчик мой, иди в свою комнату. Посиди там, мой милый.
МАРТИН. Мама хочет уйти от меня… она хочет развестись… Она говорит, что завтра уедет к Эрику с Марианной… и тебя заберет с собой.
ЭЛИН. Правда? А Георга?
МАРТИН. Дай мне последний шанс… всего лишь несколько дней… подожди хоть немного.
ДАВИД. Мы будем там жить?
МАРТИН. Элин, прошу тебя… пожалуйста. (Падает перед ней на колени.)
ЭЛИН. Что ты делаешь?
ДАВИД. Вставай.
МАРТИН. Элин…
ЭЛИН отводит его руки.
ДАВИД. Вставай, говорю.
МАРТИН. Я повешусь…
ДАВИД. О господи.
МАРТИН. Скажи, что ты не уйдешь.
ДАВИД. Да, да, да, да.
МАРТИН. Все будет хорошо… правда… я знаю, я тебе обещаю…
ДАВИД. Что обещаешь?
МАРТИН. Я больше не буду пить, я знаю, что это плохо…
ЭЛИН. Я больше не верю ни одному твоему слову.
МАРТИН. В понедельник я пойду к Линдгрену и попрошу его выписать мне антабус. Ты знаешь, тогда я не смогу пить.
ЭЛИН. Ты не будешь его принимать.
МАРТИН. Буду, я хочу, я сам этого хочу, правда… Ты ведь знаешь, я могу умереть, если буду пить после антабуса. Если ты уйдешь, у меня ничего не останется, понимаешь? Что я буду делать?
ЭЛИН. Успокойся.
МАРТИН. Нет, не могу, только после того, как ты скажешь, что передумала… Не уходи!
ЭЛИН. Нет.
МАРТИН. Что?
ЭЛИН. Только при том условии, что в понедельник мы пойдем к Линдгрену, он выпишет тебе антабус, и ты будешь принимать его каждое утро. Как только ты перестанешь его принимать, я уйду навсегда.