Кюрман. Почему она не отъезжает? (Пауза.) Так и не отъехала.
Регистратор. Наверное, из-за аккумулятора. Понимаете, подфарники у нее все время горели, и при этом она удивлена, почему не включается зажигание. А может, она заметила, что вы стоите у окна.
Кюрман отходит от окна.
О чем вы думаете?
Кюрман (наливает себе чашку чаю). Я ее недооценил.
Регистратор. Без сомнения.
Кюрман (стоя пьет чай). Что она теперь будет делать?
Регистратор. Не даст себя недооценивать.
Кюрман пьет чай.
Мы в полном восхищении от вашей жены, поверьте, в полном восхищении. Если говорить прямо, она заткнет вас за пояс. Не волнуйтесь, она не пропадет. Женщина с ее интеллектом найдет дорогу и без вашей помощи, господин Кюрман. Будьте спокойны. Антуанета знает, чего хочет. Она истая женщина, но и нечто большее — она личность. И в то же время нечто большее женщина.
Кюрман. Да-да.
Регистратор. Она откроет выставочный зал «Антуанета» или маленькое издательство «Антуанета». А если ничего не получится, вернется в Париж. В любой момент.
Кюрман. К своему танцовщику.
Регистратор. Сейчас она встретится с молодым архитектором, узнает, сколько стоит верхний свет. Возможно, свет окажется ей не по карману. Все равно молодой архитектор оценит Антуанету: независимая женщина, масса планов. Конечно, в один прекрасный день у нее может родиться ребенок, и тогда все ее планы пойдут насмарку. Но вас, господин Кюрман, это не должно беспокоить. Антуанеты уже нет…
Кюрман. Да.
Регистратор. Побеспокойтесь лучше о вашем университете.
Кюрман садится к письменному столу.
В данную минуту вы держите в руках документ, который следует обнародовать на сегодняшнем совещании. Документ, касающийся Хорста Дитера Хорнакера, который баллотируется сегодня в ректоры, — фотокопию его подписи в тысяча девятьсот сорок первом году.
Кюрман просматривает документ.
Пора одеться, не то опять пропустите совещание. (Смотрит на часы, потом снова на Кюрмана.) Десять часов двадцать минут…
Кюрман. Можно переиграть?
Регистратор. Зачем?
Кюрман. Эту женщину я недооценил.
Регистратор. И опять недооцените.
Кюрман. Почему вы думаете?
Регистратор. Впрочем, как хотите.
Лампа дневного света гаснет. Антуанета возвращается.
Господин Кюрман желает переиграть эту сцену.
Кюрман снимает с Антуанеты очки.
Антуанета. В чем дело?
Кюрман. Не пущу.
Антуанета. Ведь у вас совещание.
Кюрман. Серьезно?
Антуанeта. Серьезно.
Кюрман. Мы так и остались чужими.
Антуанета. В этом вся прелесть.
Кюрман. Почему вы смеетесь?
Антуанета. Хотите, чтобы я объяснилась вам в любви на следующее утро?
Пауза.
Отдайте очки.
Кюрман. У меня к вам предложение: я не пойду на совещание, кстати, очень важное, а вы пошлете к черту этого архитектора с его верхним светом, и мы отправимся за город, куда глаза глядят.
Антуанета. На лоно природы?
Кюрман. Сегодня чудесный день.
Антуанeта. Будем бродить по полям и лесам.
Кюрман. Бродить не обязательно. Насчет полей и лесов я тоже не настаиваю. Лучше всего посидеть где-нибудь в деревенском кабачке, заказать рыбу и легкое вино. Не вижу здесь никакой пошлости.
Антуанета улыбается.
Антуанета, прошу вас.
Антуанета. Мне казалось, мы уже на «ты».
Кюрман. Извини. (Возвращает ей очки.)
Антуанета. Куда делись мои часы?
Кюрман. По-моему, они в ванной…
Антуанета уходит в ванную.
Регистратор. Стало быть, вы все же предпочли первую редакцию.
Зажигается лампа дневного света.
Помните, что было потом? (Читает досье.) «Обед в гостинице „У лебедя“, спор о генерале де Голле. Вечером сидел один; известие о том, что Хорнакер избран ректором. Суббота утром — конец недели фрейлейн Штейн проводит у своих родителей. Понедельник — университет. Встреча в городе, аперитив, вечером оба были заняты. После полуночи телефонный звонок — верхний свет оказался слишком дорог…».
Кюрман. И так далее.
Регистратор. «Среда — Антуанета возвращается в Париж; в баре аэропорта мы даем друг другу слово не переписываться. Пятница — доклад в философском обществе „Наука о поведении и антропология“. Суббота и воскресенье — в Париже с Антуанетой, отель „Пале-Рояль“».
Кюрман. И так далее, и так далее!
Регистратор. «Она секретарша в издательстве Галлимара».
Кюрман. Кому вы, собственно, это читаете?
Регистратор. И так далее. (Листает страницы, но уже не читает.) Счастье, путешествие в Грецию, счастье, аборт, счастье… (Вынимает из досье карточку.) «Мы вступаем в брак: Антуанета Штейн, Ганнес Кюрман, июнь тысяча девятьсот шестьдесят первого года».
Кюрман набивает трубку.
Стало быть, все остается по-старому. Но право выбора у вас сохраняется. Итак, завтрак совместный.
Кюрман. Да.
Регистратор (записывает в досье). «Завтрак совместный».
Внезапный шум на улице.
Кюрман. Что случилось?
Регистратор. Это не в счет.
Кюрман. Автомобильная катастрофа?
Регистратор. Да, так могло быть. (Берет листок бумаги.) «Двадцать седьмого мая, десять часов семнадцать минут. При выезде со стоянки легковая машина марки „Остин Купер“ за номером девятьсот семь сто тридцать девять была сбита прицепом грузовика…».
Кюрман. Антуанета!
Регистратор. Видимо, она не смотрела в заднее стекло.
Кюрман. Погибла?
Регистратор. Возьмите себя в руки.
Кюрман. Погибла?
Регистратор. Резаные раны на лице. (Скомкал бумажку.) Но это не в счет, господин Кюрман; к счастью, мы уже отметили — «завтрак совместный».
Сирена кареты «скорой помощи».
Стоп!
Видна вся сцена. Тишина. На заднем плане — санитары с носилками.
Остается первая редакция.
Санитары уходят.
Освещается вся комната.
Регистратор. Дальше!
Антуанета возвращается из ванной.
Дальше! Чай уже на столе.
Кюрман и Антуанета по-прежнему стоят.
Почему вы не садитесь?
Кюрман. Неужели обязательно все повторять?.. Даже то, что не хочешь переигрывать?.. И отель «Пале-Рояль», и наше счастье, и все другое… Невозможно.
Антуанета. Невозможно.
Кюрман. И радость, и ожидание, и то, как она стояла на Восточном вокзале в Париже, и все вообще… Наши разговоры, наши разговоры в дни счастья… Разве мыслимо повторить их сейчас, когда тайна потеряла свою таинственность, когда исчезли неуверенность и то сосущее чувство ожидания… Вы думаете, это удастся? И то утро в Салониках и маленькое суденышко, на котором нас везли вместе с вонючим стадом овец… Ее шутки, мои шутки! Кого из нас они теперь рассмешат?…
Антуанета. Давайте пропустим!
Кюрман. Давайте пропустим!
Регистратор. Пропустить как раз то, что приносило радость?
Кюрман. Да.
Антуанета. Да.
Кюрман. Разве можно повторить радость, если знаешь, как она потом обернется?
Зажигается лампа дневного света.
Регистратор. Что же вы хотите переиграть? (Перелистывает страницы.) Аборт?
Кюрман и Антуанета переглядываются, секунду они в нерешительности, потом отрицательно качают головами.
Так что же? (Продолжает перелистывать досье.)
Кюрман. Теперь знаю, что мне хочется переиграть.
Регистратор. Ну?
Кюрман. Второе июня тысяча девятьсот шестьдесят третьего года.
Антуанета. А что тогда случилось?
Регистратор. Тысяча девятьсот шестьдесят третий год, июнь…
Кюрман. Утро.
Регистратор (просматривает досье, находит). Сцена с пощечиной?..
Кюрман кивает.
Пожалуйста.
Зажигается лампа дневного света.
Девять часов утра. Вас, госпожа Кюрман, все еще нет дома, и неизвестно, где вы.
Антуанета уходит.
Начали.
Кюрман раскуривает только что набитую трубку.
Тысяча девятьсот шестьдесят третий год. (Читает досье.) «Президент Кеннеди прибыл в Западный Берлин. Землетрясение в Ливии. Фиделю Кастро первому из иностранцев — присвоено звание Героя Советского Союза».
Кюрман. Не мой табак.
Регистратор. Не понимаю.
Кюрман. Скверный табак.
Регистратор. Зато дешевый.
Кюрман выбивает из трубки табак.
Регистратор. На это есть своя причина, господин Кюрман, ведь у вас теперь нет постоянного заработка….
Кюрман. Почему?
В комнате стоит господин в добротном пальто, держит в руке черную жесткую шляпу, рядом с ним — Кюрман. Кюрман засунул руки в карманы халата. Видимо, между ними только что произошел длинный разговор.
Понятно, господин ректор, понятно.
Хорнакер. Прошу извинить за то, что прервал ваш завтрак. Но я счел своим долгом, долгом порядочности, прежде чем выступить перед ученым советом, еще раз объясниться. (Пауза.) Жду ясного ответа.
Кюрман. Да, господин ректор, я коммунист. Верю в цели компартии, в марксизм-ленинизм и прошу ученый совет сделать из этого факта те выводы, о которых только что шла речь.
Хорнакер надевает шляпу.
Регистратор. Подождите!
Хорнакер. Все ясно.
Регистратор. Но, может быть, теперь, прослушав прежний ответ, профессор Кюрман захочет ответить иначе. (Кюрману.) Может быть, этот ответ покажется вам сейчас слишком лобовым. Или слишком героическим.
Хорнакер снимает шляпу.
Кюрман. Господин ректор…
Хорнакер. Ну?
Кюрман. Нельзя утверждать, что, вступив в компартию в декабре тысяча девятьсот пятьдесят девятого года, я совершил необдуманный шаг. Однако причины моего вступления были — как бы это сказать? — скорее, личного порядка. Конечно, я считался с последствиями моего поступка, они меня не удивляют. Наоборот, я ждал, что они возникнут раньше. (Смеется, потом опять переходит на официальный тон.) Благодарю за беседу, господин ректор, и прошу ученый совет сделать соответствующие выводы.
Хорнакер надевает шляпу.
Регистратор. Подождите!
Кюрман. Первый ответ был лучше?
Регистратор. Короче.
Кюрман. Остановимся на первом.
Хорнакер. Вполне ясный ответ.