АФАНАСИЙ. Разумеется. Простая мораль: кого их отцы сильнее били, те и взяли верх. Такое вот правило, мера истины. А я — не могу. Умом понимаю, а рука не поднимается. Не передал батя науки. Потому что педагогику развели, гуманизм. Слезинка ребенка им, видите ли, мешает...
ВАСИЛИЙ (вздыхает). Жизнь — это жизнь.
АФАНАСИЙ. Пороть надо. Пороли, и в космос вышли. И атомную бомбу взорвали. И в области балета опять же... А не прекратили бы пороть (это исторический факт, хоть и замалчивается, — отчего, думаешь, развал начался?), так и на Луну высадились бы первыми. Не говоря уж о прочем...
ВАСИЛИЙ. А как же американцы высадились?
АФАНАСИЙ. За деньги. Они там за доллар удавятся, а нашего человека не купишь. Кстати, насчет денег… (Задумывается.) На сыне экономить — не дело. Думаю, что правильный воспитатель должен стоить не меньше, чем какой-нибудь репетитор по английскому языку, ведь так?
Затемнение.
5.Василий один.
ВАСИЛИЙ. С тех пор понемногу я стал приобретать популярность. Чаще матери обращаются, но бывает, что и отцы тоже. У меня даже рук порой не хватает. И это, с одной стороны, радует, потому что видишь ответственность в людях за судьбы младшего поколения. А с другой стороны — мало еще этой ответственности. Почему мне приходится делать то, что обязана вроде бы делать школа или родитель своей твердой рукой?
Нет, попортил людей гуманизм. Во мне и самом сидит что-то такое внутри: “Дети — это дети, детей надо любить”. А забываю, что настоящая любовь требовательна, а не та, что терпит и всё покрывает. Любовь в наше время должна быть с кулаками… или хотя бы с ремнем в руке. Отсюда и разлад душевный. Умом понимаю пользу, а в душе как бы думаю, что лучше без жестких мер обходиться. То есть, реально вроде бы — за, а в принципе — против. И как бы оправдываюсь все время неизвестно перед кем. Жизнь — это жизнь, говорю, а человек — всего лишь человек, и каждый зарабатывает, как может. Хотя ведь не деньги для меня главное, а чувство, что называется, долга. Понимание своей ответственности. Что с меня, может быть, начался процесс возвращения к норме жизни. Я начал, другие подхватят. Потом подрастут воспитанники. И закрутится колесо.
А на днях мой старый знакомец Афанасий Петрович подкинул идею — что не только дети нуждаются в воспитании, но и взрослые в наше сложное время. И идея запала в душу. Я шел по улице и думал: почему не вразумить иногда того, кого следует, тогда и процесс быстрее пойдет. Одному, конечно, не справиться. Нужны помощники. Я подумал о казаках — правильных мужиках с нагайками. Так шел, задумавшись, и у самого своего подъезда наткнулся на мальчишку лет девяти. Куртка на нем была расстегнута и рукав испачкан. Мой подопечный не ходил бы в таком расхристанном виде. Он смотрел на меня и протягивал руку — там были деньги в горсти, несколько мятых бумажек разного цвета — и он мне это протягивал. Я прошел мимо, весь в своих мыслях, не останавливаясь. Глупость, нелепость какая-то. Я и думать забыл об этом почти сразу. А потом вспомнил, как он стоял и глядел, и эти деньги в руке, — откуда? Что-то неправильное было в этом, неверное, какой-то непредвиденный поворот событий, вселяющий тревогу.
Что ему от меня было нужно, хотел бы я знать.
КОНЕЦ
2013г.
БАГАБУ
Действующие лица:
Петров
Степанов
Двое с чемоданом
Елена
Валентин
Николай
Мальчик
Милиционеры (1-й, 2-й и 3-й)
С правой стороны сцены угол дачного домика, изображенный весьма условно.
Наверху — балкон, лестница туда скрыта за углом.
Стол и несколько стульев. Возможно, они стоят внутри дома, возможно — снаружи. К столу прислонена лопата.
На заднем плане кусты, слева — высокие, справа — ниже. За кустами угадывается дорога.
На видном месте стоит пугало. Черное пальто с оторванными рукавами. Широкополая шляпа, под ней — другая. Под пальто — куртка или кофта, еще какая-то одежда.
Картина 1
На сцене Петров, Елена, Николай и Валентин. Все в разных местах, достаточно далеко друг от друга.
Темно. Высвечиваются только лица говорящих и пугало (в те моменты времени, когда речь идет о нем).
ВАЛЕНТИН. Я хотел рассказать историю про то, как у графа была жена…
ПЕТРОВ. Молчи. (Далее после паузы, во время которой лицо Валентина гаснет и освещается лицо Елены.) А по утрам мне иногда кажется, что это не пугало там стоит, а наркоман в черном пальто.
ЕЛЕНА. И в шляпе.
ПЕТРОВ. В шляпе.
ЕЛЕНА. И наркоман.
ПЕТРОВ. Наркоман… А потом гляжу — пугало.
ЕЛЕНА. Багабу.
ПЕТРОВ. Это его имя?
ВАЛЕНТИН. Имя существительное. Пишется с маленькой буквы. А у графа была жена, и однажды — это случилось на охоте — она упала с лошади, и граф, чтобы оказать ей помощь, разорвал у нее на плече платье и увидел там клеймо в виде лилии, которое говорило об ее преступном прошлом.
ПЕТРОВ. Наркомана я тоже видел. Утром. Он не был в черном пальто, и я решил, что мне померещилось, и это вовсе не наркоман… А потом оказалось, что это действительно наркоман.
НИКОЛАЙ. Это точно был наркоман. У меня под окном росло несколько кустиков конопли, и он их все повыдергивал.
ПЕТРОВ. Это действительно был наркоман. Потому что у меня на грядке росло несколько кустиков мака, и утром я увидел, что он их все повыдергивал.
ВАЛЕНТИН. У меня тоже что-то росло, и это действительно был наркоман… но про графа и даму я не закончил историю… Дама каталась на лошади и упала, и граф, чтобы оказать ей помощь, порвал на ней платье, и увидел на обнажившемся плече телесный знак в виде лилии…
НИКОЛАЙ. И, увидев знак, он понял, что это его жена.
ПЕТРОВ. Замолчите вы оба. Про телесные знаки это мои должны быть слова… Я скажу их позже, когда придет время. Вы услышите…(Далее Елене.) А утром я на каких-то соседних участках увидел тебя, и тогда уже точно решил, что мне померещилось.
ЕЛЕНА. Утром?
ПЕТРОВ. Но это уже как бы другое утро. Тут на рассвете начинают громко петь птицы, и я просыпаюсь. Выхожу на балкон. Смотрю. А потом засыпаю снова. А когда просыпаюсь, это уже как бы второе утро.
ЕЛЕНА. Сложная у тебя жизнь.
ПЕТРОВ. Какая есть.
Темная пауза.
Картина 2
Зажигается свет.
Петров один.
Издалека доносится шум мотора.
Петров поворачивает голову, смотрит.
Над кустами появляется нереальный предмет (например, баллон в виде полосатого конуса).
Предмет толчками передвигается слева направо, Шум мотора становится громче.
Из-за кустов показывается мальчик, он размахивает тонкой палочкой, к концу которой привязан баллон.
Мальчик проходит по дороге, скрывается за правой кулисой.
Шум мотора затихает.
Шум мотора раздается снова, это шум приближающейся машины.
Она останавливается за кустами.
Из нее выходят Степанов и с ним двое. Несут большой чемодан.
СТЕПАНОВ. Петг`ов?
ПЕТРОВ. Петров.
СТЕПАНОВ. Пг`ивет, Петг`ов.
Двое не спешат. Стоят с чемоданом.
СТЕПАНОВ. От Ег`ора Гг`игог`ьевича на добрую память.
ПЕТРОВ. От какого Егора Григорьевича?
СТЕПАНОВ Стыдно не знать имени человека, котог`ый не забыл тебя в своем завещании.
ПЕТРОВ. А вы не ошиблись случайно?
СТЕПАНОВ. Фиг`ма не ошибается.
ПЕТРОВ. Я здесь всего две недели. (Обводит взглядом дом и окрестности.) После дяди осталось.
ДВОЕ. Понимаем.
СТЕПАНОВ. Наследничек, значит. Везет тебе на это дело.
ПЕТРОВ. Он в Штаты уехал.
СТЕПАНОВ. Этот дядя — он тоже Петг`ов?
ПЕТРОВ. Нет, не Петров.
СТЕПАНОВ. Тогда о чем базаг`? Несите, г`ебята.
Двое несут чемодан, ставят у стола.
ПЕТРОВ. Мне где-нибудь расписаться?
СТЕПАНОВ. Ты ведь Петг`ов?
ПЕТРОВ. Петров.
СТЕПАНОВ. А я Степанов.
ПЕТРОВ. У меня тут есть бутылка водки — может, помянем покойного?
ДВОЕ. Нет, мы за рулем.
СТЕПАНОВ. За г`улем.
ПЕТРОВ. Понимаю.
СТЕПАНОВ (показывая на пугало). А что у тебя там делает эта шляпа?
ПЕТРОВ. Это пугало. От наркоманов стоит... то есть от птичек.
Степанов достает из кармана пистолет, целится в пугало. Указательный палец держит не на спусковом крючке, а вытянув вдоль ствола.
Пистолет маленький и целиком помещается в руке, почти не виден.
СТЕПАНОВ (имитируя выстрел). Кхе! (Опускает пистолет в карман.) Вот так. А шляпу надень на голову, тебе пойдет.
Уходят. Садятся в машину.
Шум мотора удаляется и затихает вдали.
Затемнение
Картина 3
Петров и Елена около раскрытого чемодана
Петров вынимает из чемодана вещи, раскладывает на столе и стульях.
Среди них шляпа, похожая на ту, что на пугале, кепка, какие-то предметы одежды, головные уборы.
Петров надевает шляпу.
ЕЛЕНА. Тут дырочка (показывает пальцем).
ПЕТРОВ(снимая шляпу). Прямо как от пули. Надевает снова.
ЕЛЕНА. Сними… Вдруг это действительно от пули.
ПЕТРОВ. И что? Между прочим, не в этой ли шляпе был Егор Григорьевич перед тем, как написал свое завещание.
ЕЛЕНА. Сними, говорю.
ПЕТРОВ (Смеется над суеверием, но шляпу снимает.) Или после того как написал… после, перед — какая разница… (бормочет, перебирая вещи) А здесь — тоже. (Поднимает джинсовую куртку.) Такая аккуратная дырочка. (Берет куртку за плечи, расправляет, прикладывает к груди Елены.) Кажется, в самое сердце.
ЕЛЕНА (сердито отстраняясь). Не надо.
ПЕТРОВ. И кепочка тоже… Знаешь, здесь, кажется, ни одной целой вещи… и все либо в голову, либо в сердце… Эти пули оставляют такие мелкие дырочки, не сразу заметишь. А вот, кажется, и дырокол.