Или пуговки застегнуть в каком-нибудь задумчивом порядке. А здесь вот (крутит вокруг ладонью с растопыренными пальцами) я бы прошелся ножницами... или паяльной лампой... Никакого хобби, в моем деле я профессионал.
НИКОЛАЙ. В моем деле, и я считался бы профессионалом, будь у меня аппаратура за сто тысяч баксов.
ПЕТРОВ. За сто тысяч?
НИКОЛАЙ. За сто тысяч, и это еще не предел возможного.
ВАЛЕНТИН. Профессионал — это тот, кому деньги платят. А птичек записывать на катушку — так это лет двадцать назад было в моде.
ПЕТРОВ. И вам платят?
НИКОЛАЙ. А я и не говорил о птичках.
ВАЛЕНТИН. Платят, и очень серьезные деньги.
НИКОЛАЙ. Хотя птички могут быть тоже среди всего прочего. А почему бы и нет?
ВАЛЕНТИН. Мне удалось найти свою тему, свой жанр, свою, так сказать, экологическую нишу в искусстве. Ту область (кладет руку на плечо пугала), которая до сих пор принадлежала неосознанному народному творчеству. Именно творчеству, хотя крестьянин, поставив... установив на своем поле некоторую композицию в таком роде, не догадывался о ее эстетической функции. Но именно эстетика была, я думаю, изначально значима более всего. Обратите внимание: огород или поле представлены исключительно горизонтальными формами рельефа: грядки, борозды, плоские засеянные поверхности... И привнесение некоторого динамического акцента в виде вертикально ориентированной доминанты эстетически оказывается здесь вполне уместным. А утилитарную функцию здесь я бы не преувеличивал. Не думаю, что птичка, (бросает взгляд в сторону Николая) так уж испугается, увидев это. Потому что за человека не примет.
НИКОЛАЙ. Хватит о птичках
ПЕТРОВ. А я думаю, примет. Я знаю. То прежнее пугало, которое здесь стояло, я сам принял за наркомана в шляпе.
ВАЛЕНТИН. У птицы инстинкт, а у вас фантазия. Инстинкт не обманешь.
НИКОЛАЙ. А это, в камуфляже, за кого примете? Тут ведь можно и вздрогнуть.
ВАЛЕНТИН. Наверное, за милиционера в засаде… Но мы сейчас это поправим. (Обращаясь к Петрову.) Кажется у вас есть целый чемодан ненужных предметов гардероба?
Идут к столу. Валентин роется в куче, берет какой-то пиджак. Вертит в руках.
ВАЛЕНТИН. И совсем целый.
ПЕТРОВ. Удивительно, мне казалось, что они все прострелены.
Возвращаются к пугалу. Валентин надевает на пугало пиджак поверх камуфляжа.
ВАЛЕНТИН. Мой особый подход. В традиционной конструкции мы продеваем в рукава поперечную жердь, она длинная. Я же укорачиваю ее по ширине плеча, плюсую с каждой стороны сантиметров по 10 — совсем другой силуэт. Впрочем, можно варьировать эту жердь по длине, располагать асимметрично или с наклоном. Полный простор для самовыражения.
Поправляет пиджак, застегивает на пуговицу. Поднимает с земли одну из шляп и пристраивает сверху. Отступив на два шага смотрит, что получилось. Снимает с пугала шляпу и меняет на свою, зеленую.
ВАЛЕНТИН. Между прочим, мои работы хорошо покупают на Западе. Лучшие города Европы: Амстердам, Копенгаген, Гамбург... В саду или парке иногда просто обязано стоять художественно исполненное багабу — для полноты, так сказать, ансамбля.
ПЕТРОВ. Багабу?
ВАЛЕНТИН. Это с английского. По буквам Би, Ю, Джи и так далее…
ПЕТРОВ. Понимаю. А может быть, Бугабу?
НИКОЛАЙ. Бугаби?
ПЕТРОВ. Багэбай?
НИКОЛАЙ. Байбайбай?
ВАЛЕНТИН. Багабу — имел право назвать, в смысле того, что как захотелось.
ПЕТРОВ. Багабу так багабу, кто бы спорил. Все равно если это слово вернется в свой английский, никто его не узнает.
ВАЛЕНТИН. Но там, в копенгагенах, я уже работаю с более долговечным материалом: нержавеющая сталь, бронза…. Скоро, может быть, мои багабу появятся и в нашем Летнем Саду. Мэрия уже проявила заинтересованность.
НИКОЛАЙ. Летний Сад, Копенгаген... Цену, что ли, набиваете?
ВАЛЕНТИН. Что вы! Какие тут могут быть деньги? Но оставляю за собой право использовать идею этой композиции в каком-либо будущем коммерческом проекте.(Одергивает пиджак на пугале, смотрит.) Пусть отвисится. Покажет себя, так сказать. А завтра продолжим.
Затемнение.
Картина 5
Петров и Елена. Утро. Поют птицы. Сперва — тихо, потом их голоса постепенно становятся громче.
ПЕТРОВ. Ты знаешь, я видел тебя несколько раз там, на каких-то соседних участках, но мне каждый раз казалось, что это не ты.
ЕЛЕНА. А это была я?
ПЕТРОВ. До сих пор не уверен. Так ведь и раньше бывало… иду, а навстречу — ты… в красном таком платье.
ЕЛЕНА. У меня не было никогда красного платья.
ПЕТРОВ. Так я и хочу сказать, что не ты оказалась на самом деле… Хотя не проверял, перешел на другую сторону улицы. В то время видеть тебя не хотел… свежа была история.
ЕЛЕНА. Думаю, что и я не хотела.
ПЕТРОВ. Так это была все-таки ты?
ЕЛЕНА. Говорю же, у меня никогда не было красного платья.
ПЕТРОВ. А синее — нет, не синее, скорей бледно-голубое, с поясом и широкими карманами?
ЕЛЕНА. Нет, не мое.
ПЕТРОВ. А костюм… серый, материя как бы с ворсом, юбка прямая, с разрезом сбоку, над разрезом две пуговицы, блузка голубая с какими-то штучками у ворота…
ЕЛЕНА. Ты так хорошо все помнишь?
ПЕТРОВ. Какие туфли могу сказать, и какая сумочка.
ЕЛЕНА. Это была не я.
ПЕТРОВ. Я так и подумал... А джинсовая юбка и кофта… такая, вроде бы не то серая, не то зеленая. С широкими рукавами… а манжеты узкие.
ЕЛЕНА (смеется). А есть кто-нибудь, у кого не было джинсовой юбки?
ПЕТРОВ. Значит, опять не ты?
ЕЛЕНА. Значит, не я.
ПЕТРОВ. Обманываешь…Ничего не значит. Логически одно из другого никак не следует. А сейчас, передо мной? Сейчас это ты?
ЕЛЕНА. Не скажу.
ПЕТРОВ. Иногда… иногда хочется пристрелить кого-нибудь… Прямо сразу. Особенно этого — в шляпе. Я, между прочим, тем утром видел тебя не одну, а с ним, и он-то мне уж не померещился.
ЕЛЕНА. Иди, пристрели. Ружье уже повисело.
ПЕТРОВ. Вот и пойду.
Бежит наверх. Птичьи голоса достигают полной громкости.
Звук выстрела, птицы смолкают. Через одну целую и пятьдесят семь сотых секунды еще один выстрел.
Быстро возвращается. Через короткое время птицы начинают петь снова.
ЕЛЕНА. Полегчало?
ПЕТРОВ. Расскажу про джинсовую юбку. Мы ехали в метро. В метро это было. Ты стояла у двери… не рядом, а чуть в стороне. Твое лицо — я видел его в профиль. Не знал, ты ли это… У тебя тогда пушинка пристала к щеке — маленькая такая пушинка, почти незаметная. Словно ты только сейчас подняла голову от подушки.
ЕЛЕНА. Это была не я.
ПЕТРОВ. Мы вышли вместе. Как бы по взаимному сговору притворяясь, что не знаем друг друга. Будто только сейчас познакомились. Шли по незнакомой улице. По другой, тоже незнакомой. Ты взяла меня под руку. У высокого серого дома сказала: «Здесь я живу».
ЕЛЕНА. Это была не я.
ПЕТРОВ. Тяжелая дверь, застекленная, солидная, а ручка чужая — скоба с деревянной накладкой. За дверью двенадцать ступенек к лифту. На девятой я споткнулся и старик в черной шапочке, который спускался нам навстречу, посмотрел на меня сочувственно и сказал: «Осторожно, здесь скользкие ступеньки». Лифтом поднялись на четвертый этаж. Там тоже дверь… естественно… А утром я ушел, ты еще спала.
ЕЛЕНА. Ты тогда убежал — зачем?
ПЕТРОВ. Наверное, это был не я.
Затемнение.
Картина 6
Петров один.
ПЕТРОВ. Историю вспомнил, как у графа была жена, и он на охоте — что там было, какой-то несчастный случай, — порвалось платье …
Появляется Николай. Подходит к пугалу, которое стоит в пиджаке, но без зеленой шляпы, которая была в предыдущей сцене.
НИКОЛАЙ. Стреляли?
ПЕТРОВ. Или сам граф его разорвал… В общем, оголилось плечо, и на плече своей жены граф увидел клеймо в виде лилии. Которое говорило о преступном прошлом его супруги.
НИКОЛАЙ. Калибр известный. Две дырочки, но в таком месте и одной достаточно. Стреляли сверху и немного справа. (Прогоняет муху, видимо усевшуюся на лацкан пиджака.)
Раздается шум мотора. Николай прислушивается. Шум затихает.
НИКОЛАЙ. А выходное отверстие только одно. (Снова прогоняет муху.)
ПЕТРОВ. Это странно. Выходит, что живя со своей женой сколько-то лет, граф ни разу не видел ее голого плеча… Такие высокоморальные были люди.
НИКОЛАЙ. Ничего странного, одна пуля из двух могла попасть в ребро и там застрять. Или изменить направление.
ПЕТРОВ. В жердь.
НИКОЛАЙ. Или в ребро.(Прогоняет муху.) В зависимости от того с какой стороны посмотреть.
ПЕТРОВ. А что здесь есть какие-то две стороны?
Шум мотора внезапно раздается совсем близко.
НИКОЛАЙ. Это к вам. А наш интересный разговор мы, я думаю, продолжим в другое время. (Уходит.)
Машина останавливается. Из нее выходит Степанов и двое его спутников.
СТЕПАНОВ. Привет Петг`ову! (Достает из кармана пачку денег, протягивает.)
ПЕТРОВ. Это мне?
СТЕПАНОВ. Нет, не тебе, а тому, кто там в шляпе стоит. Сделал дело, получи по счету и положи в карман.
ПЕТРОВ. По какому счету?
СТЕПАНОВ. Не спг`ашивай, когда дают, спг`ашивай, когда отбиг`ать будут. (Смеется.) Есть и еще дело. (Заводит руку за спину. Один из спутников вкладывает ему в руку фуражку цвета морской волны. Степанов протягивает ее Петрову.)
ПЕТРОВ. Какое дело?
СТЕПАНОВ. Дело пг`остое. Наденешь тому вместо шляпы и... (Нацеливает в сторону пугала палец.) Кхе!
ПЕТРОВ. Не знаю, зачем это?
СТЕПАНОВ. А потом деньги в каг`ман.
ПЕТРОВ. По фуражке целиться как-то неловко, может быть, лучше кепочку?
СТЕПАНОВ. Голова, котог`ой положена фуг`ажка, кепку не носит.
ПЕТРОВ. Я вроде бы не согласен.
НИКОЛАЙ. А постг`елять г`азве не хочется? Мужик ведь.