О к а т ь е в. Нет, не все! И я с ней поеду. Мне тоже вчера выдали оружие. (Вынимает из бокового кармана плаща смит-вессон.)
А л я. И ты умеешь, где и что в этом страшилище нажимать?
О к а т ь е в. Нажму как-нибудь, не бойся.
А л я. Да уж с таким боевым сопровождением чего бояться.
Окатьев пристыженно вертит нелепый в его руках револьвер, уходит.
Ш и ш л о в. Собирайся, Батюнина. (Уходит. За ним — Младенцев и Буль-Буль.)
Аля вынимает из кармана незаметно припрятанный в минуту фокуса платок, в который была завернута часть денег.
А л я (поднесла к лицу платок, нюхает). Французские духи… Везет же некоторым дамочкам! От кого попахивало такими духами?.. Ах… да, да! (Крутит ручку телефона.) Люся? Это ты, голубчик? Соедини меня с городом, номер три — сорок. (Ждет.) Не отвечает? (Опустила трубку.)
Возвращается М л а д е н ц е в.
М л а д е н ц е в. Я вернулся, Алевтина Федоровна, за платочком, был тут еще один…
А л я. Все ваши я отдала.
М л а д е н ц е в. Ты своими фокусами кому другому лапшу на уши вешай, а меня… (Схватил Алю за руки, грубо обыскивает ее, находит платок.) А еще корчит из себя благородную. (Уходит.)
А л я (опять крутит ручку телефона). Люся? Попробуй еще разочек, соедини меня с городом. Очень срочно нужно. Номер три — сорок… (Ждет.) Жаль… (Опускает трубку.)
Входит М а р ф а Б о р д о в а я.
М а р ф а. Умаялась? Отдохни… Да и мне пора деток укладывать. (Присела, как бы укачивает на руках ребенка, едва слышно поет.) А-аа, а-аа… Положу кольцо на камень… Сама выйду в монастырь… Пускай горе достается всем ребятам холостым… А-аа, а-аа…
Воскресное утро — на следующий день. Знакомый зал в бывшем помещичьем доме. Закопченное дымом жерло огромного камина. Здесь, кроме поселкового Совета, по-прежнему располагается и существующий уже две недели шишловский комитет.
Беспокойный, зеленоватый свет неба. Высоко, под капителями, на колоннаде дома, все тот же кумачовый лозунг: «Даешь рай на земле немедленно!»
В широкое окно видна площадь поселка и наваленная в ее центре гора гранитных глыб.
Ш и ш л о в стоит перед окном, видит горящие в поселке огромные костры, прислушивается к треску падающих заборов, к лаю собак, крикам.
Чертыхаясь и стеная, вваливается Б у л ь-Б у л ь.
Б у л ь-Б у л ь. Выручай, как знаешь, Шишлов! (Тяжело дышит.) Жители… о-ох!.. собак на меня спустили…
Ш и ш л о в. Приложи подорожник, Буль-Буль.
Б у л ь-Б у л ь. У меня, к твоему сведению, фамилия есть.
Ш и ш л о в. Я смотрю… сегодня что-то не то… Ни одна душа не вышла гранит на площадь вывозить.
Б у л ь-Б у л ь. Слушай, а зачем нам все это? Ну, заборы эти чертовы сносить, тут же их жечь… Жители отстаивают их, как крепостные стены… Вот-вот начнут лить на наши головы кипящую смолу. Какого черта разбойничать? Ох, связался я с тобой…
Ш и ш л о в. Измена?!
Б у л ь-Б у л ь. Разве я тебе присягал? Ты — кто?
Ш и ш л о в. Я — будущее. А ты?.. Рабочий человек! Откуда такая аполитичность? Пойми, за какие-то две недели наш комитет всю-всю жизнь тут перевернул. Люди плелись вразвалочку, а я пришпорил их маршем! Как остальные ребята?
Б у л ь-Б у л ь (без энтузиазма). Слышишь? Воюют… Парни-то у нас все же как на подбор. Уж если навалятся… Кто с ломом, кто с топором… Гнилые заборы от единого удара падают. А есть и такие, что хоть из пушки бей.
Из поселка доносятся голоса:
— Марья, подпирай столбы, держи! Меня же придавит…
— Прочь отседа, паразиты!
— Я тебе покажу паразитов!
— Кара-у-ул! Рету-у-йте!
Ш и ш л о в. Ребят хвалишь, а сам… покинул поле боя?
Б у л ь-Б у л ь. Говорю, собак спустили! Искусанный… до сих-сих мест…
Ш и ш л о в. Никому не дано остановить революцию — вот в чем корень. А горло дерут против нас лишь отдельные несознательные. Все подавляющее население — за прогресс! Обеими руками.
Входит М ы с л и в е ц во главе музыкантов из духового оркестра.
М ы с л и в е ц. Мы вам не помешаем, Иван Лукьянович? Хотим с утра порепетировать.
Ш и ш л о в. Репетируйте.
Музыканты уходят во внутренние комнаты.
Б у л ь-Б у л ь. Смотри-ка, люди сюда идут! Скопом.
Ш и ш л о в. Кто им позволял собираться?!
Все громче становятся крики — и зал осаждает гудящая, негодующая толпа.
Здесь жители поселка — В е р х о р у б, Н а с т я, Х л ы н к о в и хозяева дач: П е р е в о з ч и к о в, Н а д е ж д а К л е м е н т ь е в н а, М ч и с л а в с к и й, Ф р я з и н, А г а ф ь я Ю р ь е в н а.
Голоса:
— Тут он, главный разоритель!
— Без забора как жить? Будто голые!
— Усмиряй своих лиходеев!
— С топорами, сущие разбойники…
— Мало, что ломают, еще и жгут!
Ш и ш л о в (Буль-Булю). Гони сюда оркестр! Мигом!
Б у л ь-Б у л ь выбежал.
Жители поселка Птюнька, товарищи! Вы хотите меня послушать?! Или слушаете только свой галдеж? Мы переживаем исторический момент! Исчезают с лица земли заборы — атрибут вечного разъединения людей… Тише! Ибо мы наносим удар кошмарному феодальному прошлому!
Возвращается Б у л ь-Б у л ь, за ним входят о р к е с т р а н т ы во главе с М ы с л и в ц е м.
Земляки!.. За безобидным частоколом рекой льется самогон, воют избитые женщины… Мы сломаем и сожжем треклятые заборы, и пусть горят костры, освещают наш путь в светлые дали… путь… к полной прозрачности человека!
Из толпы, слегка подволакивая ногу, выскакивает Х л ы н к о в.
Х л ы н к о в (заикаясь от волнения). Т-ты чего, парень?! С небес спустился? Куда народ толкаешь? Мен… эт… лесом под… подсобили… Хотел построиться у себя на деревне, в Вязниках. Да тут один мужик из поселка говорит: я в деревне мечтаю век доживать. Давай мне свой лес, я там построюсь. А ты — бери в поселке мой дом. Поменялись! Переехал я… Смотрю — это что ж творится?! Все перепуганные, злые! Боятся живностью обзавестись… Тайком свою скотину режут… Светопреставление!..
Ш и ш л о в. Не нравится — не живи. Кто тебя тянет?!
Х л ы н к о в. Меня-то уж затянуло, некуда мне теперь деваться! Да ведь другие из поселка налаживаются. Как тот, что меня обманул, обменялся. Коренные жители.
Ш и ш л о в. Пускай налаживаются! Никого не держу.
Х л ы н к о в. А если все разбегутся?! Ты ж, говорят, еще хочешь всех согнать в один дом? Да еще насквозь прозрачный! Не-е, не для того мы за Советы воевали!
В е р х о р у б (тоже вышел из толпы). Очень ты легко гонишь! Куда нам деваться? Тут наши могилы отцовские… Ишь ты какой, друг народа! Никого он не держит… А мы тебя, думаешь, держим?..
П е р в а я б а б а. Все исплачемся, если ты нас покинешь!
Ш и ш л о в (грозно). Вас — первых! — вышвырну из поселка!.. Живность им, заборы, амбары подавай… А на этой гнилой почве что вырастает? Взятки и даже прямая контрреволюция! Вы — враги новой жизни!.. Товарищи члены комитета! Вперед, и пусть не дрогнет ваша рука! Оркестр, марш! И — за мной!
Ш и ш л о в и Б у л ь-Б у л ь, под медные звуки марша, спускаются по ступеням. Толпа, было затихшая, вдруг коротко вскрикнула — и унесла их, как волна от берега.
Растерянные, остались на своих местах оркестранты, Настя, две-три бабы и дачники.
П е р е в о з ч и к о в (Фрязину). Ограду вокруг моей дачи еще на рассвете повалили…
Н а с т я (первой бабе). Гляди, миллионерша-то опять со своим артистом!
П е р в а я б а б а. И тот, и другой к ней льнут. Вот мужики, до чего безмозговые.
Вновь послышался шум. Из толпы вырвались Ш и ш л о в и Б у л ь-Б у л ь. Оба изрядно помяты. Жители, дачники и музыканты расходятся.
Б у л ь-Б у л ь. Самое обидное — все, до единого, накинулись…
Ш и ш л о в (утирает разбитое в кровь лицо). Какому стоющему человеку морду не били?
Появляется О к а т ь е в. М ы с л и в е ц, видевший его приход, задержался, подслушивает.
Б у л ь-Б у л ь. Окатьев…
Ш и ш л о в. Проводил?
О к а т ь е в. Проводил…
Молчание.
Аля не виновата. Совершенно точно тебе говорю: не виновата.
Ш и ш л о в. Если точно… и доказано…
О к а т ь е в. Да, Шишлов, это абсолютно точно, доказано.
Ш и ш л о в. Не виновата Аля?.. Так это же… (Ликует.) Окатьев… Буль-Буль! Я перед ней на колени брошусь! Буду молить прощенье… Во лесу-леске зеленом птица-пташечка поет, она милого зовет!.. Когда она вернется?
О к а т ь е в. Она не вернется. На ее место скоро приедет другой человек.
Ш и ш л о в. Как это не вернется?
О к а т ь е в. Ее убили.
Шишлов потрясен этой вестью.
Бандиты… на дороге, когда мы ехали через лес… Мы отстреливались, одного, прыткого, ранили и даже в свою бричку захватили. Оказался наш общий знакомый, Младенцев.
Б у л ь-Б у л ь. Назар?!
О к а т ь е в. Он ей и деньги в сундучок подложил. Еще рассуждал, сволочь, что шлепнуть его не должны, потому что он не политический, а простой уголовник, лесобазу хотел уберечь от сноса: имел с нее «навар».
М ы с л и в е ц скрывается.
Б у л ь-Б у л ь (после паузы). Во лесу-леске зеленом… Эх, Ваня! (Плюнул, уходит.)
О к а т ь е в. Дымом пахнет. Жители костры заливают…
Ш и ш л о в. Окатьев!.. Весь наш поселок — сразу весь! — ухнул в землю. Прежде земля вдруг вспучилась… вот так!.. встала круглым холмом, потом опустилась. Да так глубоко, что целые экспедиции приезжали, а ни-че-го от поселка не нашли… Мешало дно и, знаешь, прямо-таки странное обстоятельство, необъяснимое. Земля аккуратненько сошлась, без единого шрамчика! Сбежались леса, раскинулись поля, зазвенели речки. В небе — дирижабли. А навстречу идут добрые-добрые люди…