Пишут мне: семь лет ему снова дали!
Б а б у ц а. Опять? О господи!
Г а г у ц а. Как же? Недавно сто рублей прислал!
Д а р д а н е л (в слезах). «Прислал!» Я сам себе их отправил. Занял у Бабуцы. Поехал в город. И отправил, чтобы перед людьми стыдно не было. Пусть думают, что у меня сын есть. Где-то трудится. И отца не забывает… Был у меня сын, которого война забрала… Ну, где же справедливость, отец вернулся, а сын… Даже не знаю, где его могила. За что бог меня покарал?! Почему второй — убийца, пьяница, вор?! Зачем мне такая жизнь?! Солнце греет и пса, и камень, и навозную кучу, и меня.
Б а б у ц а (почти кричит). Перестань, сейчас же! Такова наша доля! Не было у тебя двух сыновей. Один был, тот, который не вернулся с войны. Живи его именем, его памятью! У тебя есть чем гордиться! А другого, считай, не было! И жены не было! Я тоже памятью живу! И очаг этот сохраняю во имя памяти! Налейте бокалы!
Д а р д а н е л (смеется, сквозь слезы). Бабуца, а здорово я Данела обкорнал! Посмотри, как его постриг! Как козла!
Г а г у ц а. Почему так? Человек поднял против человека камень. Потом палку… Со временем нож, кинжал, отлил пулю… Научился стрелять… Боже мой, что только не придумал человек для убийства! Почему, отчего так?
Д а н е л. От ума это, жестокого, беспощадного ума.
Д а р д а н е л. Нет, от жадности! Все ему мало! Все хочет себе, себе! (Поднял бокал.) Господи, лиши умного жестокости, богатого корысти!
Б а б у ц а. Знала бы мать, кого рожает… Жаждущего войны лишила бы жизни в колыбели!
Д а н е л. Рождаемся все чистыми, портимся мы потом. В жизни. Воюем, толкаемся, завидуем, сваливаем, топчем! Раним не только ножом, самым страшным оружием — словом!
Г а г у ц а. Жесток человек! По-звериному жесток!
Б а б у ц а. Прекратите! Не хочу в этот день слышать такие слова! Доброта и красота тоже от человека! Хочу тост сказать! За всех матерей на земле, чьи дети не вернулись с войны! За всех, кто сложил головы! За их память! За их славу! Гагуца, ты подарил мне небо чистое. Я дарю его всем матерям земли. Выпьем до дна. (Пьет.) Эх, где Инал? Хотел он нашу песню послушать!.. Подпевайте мне. (Запевает.)
Тает вечный снег, бывает,
Тает вечный снег, бывает,
Речкой с гор бежит.
Боль в груди моей не тает,
Боль в душе моей не тает,
А душа горит, а душа горит!
Мужа кровь на поле чести,
Кровь сынов на поле чести
Мать-земля вберет.
Мать-земля со мною вместе,
Мать-земля со мною вместе
Боль мою возьмет, боль мою возьмет!
Встань, Данел, войди в круг, пригласи меня на танец, как тогда… Потом ты, Гагуца, смени его. Вспомни свою молодость! Дарданел, хватит тебе пить! Сломать дом Соломона я вам не позволила, а вот танцевать в его доме — приказываю!
Зазвучала музыка, и танцуют плавным танец старики и Бабуца, во время танца она останавливается, обращаясь к Соломону, к детям, потом опять включается в танец.
(Остановилась.) Прости мне, единственный, что нарушила свою клятву — танцую сегодня и пью. Ноги идут мои в танце, а душа моя плачет. Господи, чтобы с такой душой всегда танцевали те, кто отнял вас у меня, а меня у вас! (Снова включается в танец.) Дети мои, мать ваша в пляс пошла! Столько лет плачу сухими глазами! Иссякли слезы! (Опять танцует.) Не судите меня! Судите тех, кто принес горе в наш дом, кто одел меня в траур! Чтобы им самим не снять траур вовеки! (Танцует. Потом медленно опускается на стул. Замерла.)
Старики подходят к ней.
Д а н е л. Не придется разбирать нам этот дом, он сам рухнул.
С т а р и к и (громко запевают).
Тает вечный снег, бывает,
Тает вечный снег, бывает,
Речкой с гор бежит.
Боль в груди моей не тает,
Боль в душе моей не тает,
А душа горит, а душа горит!
Трудно понять, песня это или плач.
З а н а в е с.