Второй. Борьба идей… И наша… исключительно силой истины… должна…
Третий. Да, восторжествовать… везде. Даже там. Верните ее.
Второй. Кого?
Третий. Носительницу, кого же еще. Идеи, знаете ли, нуждаются в носителях, чтобы иметь хождение.
Второй. Разумеется. Извините, сам не понимаю, что у меня в голове… Но носительница… Боюсь, теперь… Как только она поймет, что это не работа… в общем, не то, что принято называть работой… Пойдемте лучше к ней, войдем как ни в чем не бывало…
Третий. Да, с невинным видом… и будь что будет…
Выходят, потом возвращаются.
Ну, вы довольны? Нам все-таки удалось…
Второй. Да…
Третий. У вас разочарованный вид… Хотя поработали мы неплохо. Я главным образом… Потому что вы… Поначалу мне казалось, что вы уже готовы дать задний ход…
Второй. Что вы хотите… стоило мне на нее посмотреть… У нее бывает иногда такой взгляд, улыбка, которые меня совершенно обезоруживают… Там и доброта, и…
Третий. Да, мы оба знаем, что она славная женщина… Но мы ведь решили, что она ни при чем. Дело в идее…
Второй. Что ж, можем порадоваться, она от нее отреклась, от своей идеи, выбросила ее из головы… а взамен приняла…
Третий. Да, бесспорную истину. Непреложную. Она ее признала… И не как-то там скрепя сердце…
Второй. Нет… не скрепя сердце… А…
Третий. А скрепя что?
Второй. Ну, в общем… Когда мы вошли… Вы видели?
Третий. Я видел ее затылок и шею, освещенные лампой… Это напомнило мне о наших планах…
Второй. А мне нет, меня это тронуло. В них была какая-то невинность… беззащитность…
Третий. Вы положили руку ей на плечо, ласково… нежно…
Второй. И тут… Вы заметили?
Третий. Я заметил, что она вздрогнула — от неожиданности, ничего удивительного, — потом оглянулась, прижала руку к сердцу и сказала: «Как вы меня напугали…»
Второй. И все? Больше вы ничего не заметили?
Третий. Ничего.
Второй. Ну а я-то ее хорошо знаю. Она вдруг все поняла. Да, да, у нее молнией пронеслось в голове, что мы собирались… что ее ожидало… И тогда…
Третий. Что тогда?
Второй. Легко догадаться: она мгновенно, в ту же секунду, приняла решение. Решение сдаться.
Третий. Вы думаете?
Второй. Уверен.
Третий. Это как-то неубедительно. Будь оно так, она бы уступила гораздо быстрее.
Второй. По-вашему, она долго не уступала? Но ведь надо было потянуть немножко, как же иначе? Это элементарно… Изобразить, что она против воли, сраженная силой наших неопровержимых доводов, оказалась вынуждена… Это был единственный способ помешать нам снова перейти в наступление…
Третий. Нет, постойте… Давайте разберемся… Когда вы начали подбираться… издалека, исподволь… признаюсь, я даже восхитился… Она подпустила вас…
Второй. Да, а потом, когда я двинулся напрямик… Вы еще говорите, что это главным образом вы… Ладно, не важно… В общем, когда я пошел в атаку, она…
Третий. Она вроде бы не отступала.
Второй. Ну да. Я ж сказал, она не хотела сдаваться сразу. Заранее подготовилась… Схватила свою идею, заслонила, быстренько затолкала подальше… в подвал… в подполье… и наглухо закрыла там свое ненаглядное дитя, чтобы мы не добрались до нее… И только потом подпустила нас, делая вид, будто защищается…
Третий. Один раз тем не менее она встала… Я собрался было преградить ей путь…
Второй. Это не понадобилось. Она тут же села опять.
Третий. Да, верно.
Второй. Минутный порыв.
Третий. Да, что-то вроде вспышки негодования… Она, видимо, сочла, что мы слишком далеко зашли. Не обижайтесь, но это случилось а тот миг, когда могло показаться… в общем, ей могло показаться, что, если она не уступит… Ведь все-таки она отчасти зависит от вас…
Второй. Вы с ума сошли, ей бы и в голову такое не пришло… Чтоб я воспользовался подобными методами… Она так давно меня знает…
Третий. Понимаю, я только сказал, что, возможно, она вообразила…
Второй. Ничего подобного. У нее был момент — что вы хотите, это в природе человека, — когда ей захотелось сбежать, прихватив свою драгоценную идею. Малышка, вероятно, вела себя беспокойно, стучала, чтоб ее выпустили… Но она ее утихомирила и послушно села, готовясь выдержать все до конца. Пока ее идея в надежном месте и ничто ей не угрожает…
Третий. Похоже, вы правы. Она как будто усмехалась, глядя на вас, когда вы обрушили на нее шквал аргументов… Самое смешное было, когда вы запросили у меня факты… срочно…
Второй. И какие факты, а? Тяжелая артиллерия.
Третий. Я смотрел, как вы их выдвигаете. Наносите удар за ударом… И, кстати, именно тогда мне и показалось, что она дрогнула, прекратила сопротивление. Сняла заслоны… и впустила истину, чтобы она проникла повсюду…
Второй. Повсюду? Но только не в глухое подполье, куда забилась ее идейка. Мы, можно сказать, били из пушки по воробьям. Да не было даже и воробьев. Мы изо всех сил лупили в пустоту. Ее-то идея все это время была там, целая и невредимая. Готов поспорить, она уже выбралась из укрытия… и разделывается с большими красивыми истинами, которые мы стянули туда и там оставили… Она оплевывает их ядовитой слюной, обвивается вокруг них, душит… (Стонет.) О, смотрите, вот и она.
Третий. Кто?
Второй. Да носительница…
Женщинавходит, что-то делает у стола, складывает бумаги.
(Шепотом.) Вы знаете, а она ведь по-прежнему в ней сидит.
Третий(шепотом). Так и есть, она там, в ней… ее идея… ничего ей не сделалось… какая была, такая и осталась… Сразу понятно… по одному ее виду…
Второй. Да, упрямому, неприступному, недалекому, самоуверенному, о-о… (Стонет.)
Третий. И замкнутому. Именно это, пожалуй, и называется «себе на уме».
Второй(встает со стоном). Ох, только удержите меня от…
Третий. Ну-ну, крепитесь, спокойно…
Второй мужчина снова садится. Женщина выходит.
Пауза.
Второй. Сам не знаю, что со мной… Странно… (Удивленно.) Я смирился. Да. (С яростью.) Я смирился. (Подавленно.) Я смирился. (Твердо, решительно.) Я смирился. Пусть она таскает в себе свою идею. Пусть нянчится с ней. Пусть холит, лелеет. Откармливает… Мне безразлично…
Третий. Быть такого не может… Только не говорите, что стали таким же равнодушным… пассивным, как эти, для кого идеи…
Второй. Что вы! Как вы могли подумать… Конечно нет.
Третий. Может, измучились и хотите выбить клин клином? Подобрали хороший большой клин?
Второй. Нет. Куда уж там! Такое никаким клином не выбьешь… Моя идея тут, на месте, она, как говорится, живет во мне… И тем не менее я согласен, чтобы другая идея — ее идея, там, в ней, — тоже жила…
Третий. Плетью обуха не перешибешь, так?
Второй. Не в этом дело.
Третий. Склоняете голову перед судьбой?
Второй. Опять же нет.
Третий. Решили мужественно нести свой крест?
Второй. Нет, не угадали. Сдаетесь?
Третий. Сдаюсь.
Второй. Так вот знайте, я доволен. Меня все устраивает. Ее идея у нее, моя — у меня, вот и все, что мне нужно. Каждый за себя, Господь за всех. Не желаю больше ни в ком ничего не искоренять. Хватит атак и набегов.
Третий. Но, скажите на милость, это же и есть то, что называется терпимостью? О, я знаю таких (указывает на зал), которые порадуются. Незачем больше бросать нам записки, чтобы вернуть нас на путь истинный. Теперь вы сами подаете пример…
Второй. Что? Опять «терпимость»? Вечно эти слова, которыми нас опутывают, которые все искажают… Оттого что я сказал: пусть ее идея живет, жиреет, — сразу пожалуйста: люди уже считают, что все в порядке: это терпимость… Так вот нет, терпимость тут ни при чем. Я думаю о своей идее, и только о ней… Не хочу ее опошлять… Все, никаких больше стычек, отвратительных рукопашных… Оставьте нас в покое, меня и ее. Наедине.
Пауза.
Извините, я не хочу вас обидеть, мне неловко это говорить… Вы были столь добры, терпеливы… Я так злоупотребил… Но сейчас, понимаете, мне больше не нужна помощь… Не нужна ничья поддержка. Нам нужно только одно, мне и моей идее: остаться в одиночестве, в полном одиночестве. И нам даже забавно… Видите, как люди меняются… Нам даже помогло бы, если бы вы оказались против нас… Да-да. Пусть все будут против нас. Вы, друг, который еще недавно был рядом… Впрочем, как знать, когда он соглашался со мной… не из вежливости ли он это делал… или от лени… Да и вы сами, быть может… просто по доброте душевной… разве узнаешь… Но этому конец. Довольно испытывать сердца и утробы.[2]
Да, пусть все будут против. И они там тоже… Стоит только вообразить это, странно, мне сразу становится лучше… Но мне и воображать не надо: я чувствую, что они вняли моей просьбе… Неудивительно. Такие желания обычно исполняются легче всего. Посмотрите на них на всех. Посмотрите, где они, как далеко, на каком держатся расстоянии… такой дистанции не преодолеть ни сочувствию, ни пониманию. И эти взгляды, пристальные, враждебные…
Пауза.
Смешно, кажется, я только теперь начинаю понимать… Такая малость, совсем неприметная, пустячная, может порой привести вас туда, куда вы и не предполагали… в самую глубь одиночества… в подземелья, казематы, застенки, пыточные камеры, когда вскинуты ружья, когда к виску прижат револьвер, когда наброшена петля, готов обрушиться топор… В этот час, который именуют последним… как мощно она поднимается… вырывается из своей лопнувшей оболочки, вырастает… Она, сама истина… истина… Она одна… Самим фактом своего существования она повелевает… и все вокруг покоряется… ничто не в силах ей противостоять… все выстраивается… она озаряет…