Он. Они исподволь пытаются уничтожить в нас… О, это, конечно, безумие, совершенное безрассудство… уничтожить в нас жизненный импульс…
Она. Потихонечку, украдкой, незаметно.
Он. Они пытаются уязвить в нас… попрать… что-то другое…
Она. То, что они всеми силами своей души ненавидят… оба ненавидят…
Он. Определенный стиль жизни… образ мысли… (Приглушенно.) Самоё мысль… Они хотят свести на нет… изничтожить…
Она. И чтобы им это сошло с рук. Чтобы мы не могли и пальцем шевельнуть… чтобы не посмели… чтобы сами себя безумцами считали…
Он. И никто! Никто не может нам помочь.
М2(со смехом). Вы никогда не пытались поговорить с ними об этом?
Он. Поговорить об этом? С Дюбюи?
М2. На вашем месте я бы взял быка за рога, чтобы посмотреть, что из этого выйдет. Я бы сказал ему: «Произносите «изм», а не «иссм», дружище. Ваше «иссм» действует мне на нервы».
Она(со смехом). Я даже подумать об этом не могу, меня нервный смех разбирает. Да он после этого вызовет «скорую помощь» и отправит нас в больницу…
Он. Вот уж точно. В соответствующую больницу… (Смеется.) Нет, об этом нечего и думать…
М3. Они правы. При наших законах они заранее обречены на поражение. Что им нужно, так это…
М2. Я думал об этом. У них так развито чувство… у вас так развито чувство законности, что вам следовало бы…
Он(понизив голос). Надо, чтобы этот способ попирать, уязвлять… чтобы эта особенность речи… каралась законом.
Она. Да-да, именно, этот затаенный порыв, стремление уязвить, уничтожить… потребность сделать гадость… именно за это… при всеобщем одобрении… схватить их… держать…
Он. Заставить признаться…
Она. Ах, какое это было бы облегчение…
Он. Да, искоренить в них… Выставить на всеобщее обозрение… Вытравить… Сжечь…
Она. Это бы всех нас очистило. Излечило бы. И их. И нас. Мы могли бы даже простить…
Ж3. Простить? Нет, думаю, тут вы ошибаетесь. Это немедленно вылезет в другом месте. Вместо «иссмов» будет что-нибудь другое. Поверьте, появится что-нибудь новое…
Ж1. В самом деле. Подобные вещи — их вырывают с корнем в одном месте, так они пробиваются в другом.
Ж2. Вы думаете?
Ж1. Я совершенно убеждена. Это как метастазы… «Иссм» — это лишь признак. Симптом.
Она. Да-да. Иссм… иссм… Как маленький прыщик, возвещающий о начале чумы…
Ж3. Как ничтожное отступление от правил приличия, которое свидетельствует об отсутствии воспитания…
Ж1. Вот-вот. И позволяет мгновенно и безошибочно распознать человека…
Он. Именно, вы абсолютно правы. Распознать. Отнести к особой категории. К закрытой категории. Поместить в клетку. Мы останемся снаружи. А он будет в карцере.
Она. И мы… мы будем наблюдать за ним в окошко. Вон он, обвиняемый: бритая голова, одежда арестанта, бирка с номером… А что он такого сделал? Он говорил «иссм», упирая на «ссм». Он специально так делает, чтобы низвергнуть, уничтожить… Отныне это наказуемо — официально. «Иссм» — этого довольно. Других доказательств не требуется. Теперь вы никуда не денетесь. И не думайте сбежать. Вас крепко держат. Вас раскусили. Доподлинно известно: вы — враги. Вы осмелились… исподтишка, как всегда, полагая, что никто не заметит… Ведь именно так вы поступали прежде, а? Когда думали, что вам все дозволено? А теперь вас разоблачили, теперь всё как на ладони: вас определили, классифицировали, дали название. Это называется зло. Вы и есть зло.
Он тихонько смеется.
Она. Что ты смеешься?
Он. Ты смешная. Напоминаешь лягушку. Раздуваешься, раздуваешься… Достаточно, чтобы перед тобой были они… И вот ты уже готова их растерзать, испепелить… Забавно… Когда они здесь… Если б только кто-нибудь позволил себе с ними… хоть малейшее… Я уж не говорю о каком-нибудь несчастном «иссме»… Ты бы тут же вмешалась… как заботливая мамаша… Только не при мне, я этого никогда не допущу… стыдно… они такие добрые, такие милые… (Передразнивая ее.) «…Это наши друзья, не забывайте об этом… Помнишь, как мы гуляли по берегу и вдруг он наклонился… низко-низко… и так порывисто… В этом чувствовалось какое-то особое почитание… Но не сорвал… а только наклонился, чтобы рассмотреть… Помнишь?.. Уже только за это…»
Она(с грустью). Вы правы… Я любила его.
М2. Так любите и сейчас.
Она. Да-да, благодарю за совет… но вот тут-то… я вам уже говорила… когда мне кажется, будто мне это наконец удалось… тут вдруг… точно волна какая-то, что-то вроде запаха… от них… что-то неприятное…
Ж2. Вот видите, оттопыренные уши — это чудо что такое. Успех гарантирован. Уши — или зубы — первоклассное средство. И возразить-то нечего. Они говорят сами за себя. И никуда от них не денешься. Никакая жалость не поможет. Никакое умиление. Никакой весенний цветочек. Уши сами по себе вызывают у тех, кому с ними повезло, ощущение чего-то основательного, определенного, чистого. Уверяю вас, когда это чувствуешь, то и сам себя воспринимаешь иначе: будто сделан из вещества без примесей.
Ж1. И вправду — ты как бриллиант… А вот у кого уши оттопырены…
Ж2. Уже сам по себе этот факт — без всяких там «иссмов», без всего остального… Они даже сами могут не замечать… И не нужно их ни в чем обвинять, незачем заставлять их признаваться…
М4. Всё, решительно всё, что вы чувствуете, имеет под собой основание. Все «иссмы», все особенности произношения…
Она. Да, я понимаю. Но у Дюбюи, у обоих, нет оттопыренных ушей. И потом, нам-то что с того?
Он. Действительно, ничего. Мне от этого ни холодно ни жарко.
Ж2. Заметьте, это не единственное. Я взяла как пример оттопыренные уши, потому что имела в виду кого-то определенного… Но и слишком длинная верхняя губа, положим… для кого-нибудь и она…
Ж1. Для меня. Терпеть не могу.
Ж3. Или выдвинутая вперед нижняя челюсть… Вот так, видите… Признаться, я… бр-р-р… А вы нет? У вас не так?
Она. Честно говоря, нет… Почти нет… Не могу сказать, чтобы мне это очень нравилось… Но, в сущности… А ты?
Он. Да в общем тоже нет. В этом есть что-то аморфное, пассивное… никакого яда… ничего, что даже отдаленно имело бы отношение…
М3. К вашим «иссмам». Знаете, тут есть одна тонкость…
М2. Я же вам говорил… А вы смеялись надо мной, когда я пытался им помочь…
Ж1. Ах да, с Истмом, Коринфским перешейком…
Она. О нет, только не это!
М2. Вы слышите? Сколько страсти! Какое упрямство! Поверьте, вот она, первопричина. Что до меня, то… чем больше я наблюдаю, тем больше убеждаюсь. Сомнений быть не может: зло именно здесь.
Она. Вслушайтесь: романтиссм. Капиталиссм. Синдикалиссм… иссм… иссм… прямо шипение.
Он. Они задерживаются на этом иссм… смакуют его.
Она. Оно скользит, это иссм… точно край режущей травы.
Он. Иссм… иссм…
Она. Оно взрезает кожу… проникает в плоть…
Он. И там… Разве вы сами этого не чувствуете?..
Она. Попробуйте, прошу вас… скажите, растягивая… иссм… иссм… Вы слышите?
Ж3. Ну, может быть, если очень постараться…
М2. Да, надо очень постараться. Для меня, откровенно говоря… синдикалиссм, структуралиссм… Сколько ни повторяю… иссм… иссм… Хм, может быть… ну разве, при желании… может быть, действительно…
М3. Пожалуй, да. Я чувствую…
Она. Как! Не может быть! Вы почувствовали!..
М3. М-м… М-м… м-да… В общем, как бы это сказать…
Она. Как бы сказать?
М3(колеблясь). Н-нет… не то чтобы… Вообще-то… да нет… Собственно, это то, что не имеет названия.
Ни с того ни с сего
Действующие лица
Первый мужчина.
Второй мужчина.
Третий мужчина.
Женщина.
Первый мужчина. Слушай, хочу тебя спросить… Я отчасти потому и зашел… Никак не могу понять… Что случилось? Что ты против меня имеешь?
Второй мужчина. Да ничего… А что такое?
Первый. Ну, не знаю… У меня ощущение, что ты как-то избегаешь… cовсем не появляешься… Мне постоянно приходится самому…
Второй. Ты же знаешь, я редко проявляю инициативу, боюсь помешать, попасть не вовремя.
Первый. Но не со мной же! Я всегда тебе прямо скажу, и тебе это отлично известно… Все-таки до такого мы еще не дошли… Нет, я чувствую, тут что-то…
Второй. Да что тут может быть?
Первый. Вот и я не понимаю. Ломаю голову… Никогда… за столько лет… ничего между нами не было… ничего, что я бы помнил…
Второй. А я-то, наоборот, многое помню. И ты всякий раз оказывался на высоте… Бывали ситуации…
Первый. О чем ты? Ты тоже всегда вел себя безукоризненно… Надежный, верный товарищ… Помнишь, как умилялась, глядя на нас, твоя мать?
Второй. Да, покойная мама… Она тебя очень любила… говорила мне: «Вот это настоящий друг, на него ты всегда можешь положиться». Я, собственно, и полагался.
Первый. Так в чем же дело теперь?
Второй(пожимает плечами). В чем дело… Нечего мне сказать!
Первый. Нет, есть… Я слишком хорошо тебя знаю: что-то изменилось. Ты всегда держал дистанцию… со всеми… а сейчас и со мной тоже… Вот третьего дня по телефону… ты как будто был от меня за тысячу километров… Мне это больно, знаешь…
Второй(порывисто). Представь, мне тоже…
Первый. Ага, видишь, я прав…
Второй. Что ты хочешь… Я люблю тебя по-прежнему… не сомневайся… но это сильней меня…
Первый. Что сильней тебя? Почему ты не можешь ответить? Значит, что-то все-таки произошло…
Второй