Жан-Пьер. Лабович, вы сказали? А издатель кто?
М1. Кордье, если не ошибаюсь. Я могу потом сказать поточнее.
Все(радостно, восторженно).
— Он разговаривает…
— Вопросы задает…
— Это его заинтересовало…
М1. А почему бы ему не интересоваться византийским искусством?
Ж1. Да потому что некоторое время назад…
М1. А что было некоторое время назад?
Ж2. Да вы же сам…
М1. Что я сам?
Ж3. Ну, его молчание…
М1. Какое молчание?
Ж4(смущенно). Это было немного… Мне показалось… (Мнется, потом говорит.) А впрочем, нет… Сама не знаю…
М1. Ну и я не знаю. Я ничего не заметил.
Ложь
Действующие лица
Ивонна.
Люси.
Симона.
Жюльетта.
Жанна.
Жак.
Робер.
Пьер.
Венсан.
Ивонна. Я была готова провалиться сквозь землю.
Люси. Я тоже. Я не знала, куда деваться.
Симона. О! Мы чуть не умерли.
Жак. Я ушам своим не поверил. Стивер. Как в дурном сне. Назвать это имя… При Мадлен…
Робер. При Мадлен? Он заговорил о Стивере? Не может быть…
Симона. Как вы осмелились?
Люси. Что касается меня, то я не решалась взглянуть на нее.
Ивонна. На нее больно было смотреть. Она вся сжалась… стала просто серой…
Робер. Послушайте, мне кажется, она скрывает это, как нечто постыдное.
Жак. Я стараюсь избегать, пускай даже отдаленно… И принимаю все меры… А вы… Из какого теста вы сделаны? Откуда у вас берется смелость? Хоть убейте меня…
Пьер. Я не мог удержаться… Как хотите, но это уже слишком. В конце концов, всему есть предел… За кого она нас принимает? За кретинов? Если бы вы только слышали ее! (Он подражает женскому голосу.) «Вы видели новые тарифы? Пожалуй, скоро придется ходить пешком. В метро нельзя будет ездить… И вечно за все расплачиваются такие бедняги, как мы…» А они преспокойно выслушивали все это… Вы бы только посмотрели на них… Как они поддакивали… Вздыхали.
Ивонна. О! Вздыхали… Вы преувеличиваете…
Пьер. Нисколько. Вы готовы были пожалеть ее. Все молчали, никто и пикнуть не смел… Это было свыше моих сил, вот я и взорвался…
Люси. И правда. Слово вылетело, точно пушечное ядро: Стивер! Вы буквально выкрикнули это…
Пьер. Нет, не выкрикнул, мне кажется, я просвистел. Во мне все кипело. (Изображает самого себя.) «А я думал, вы внучка Стивера… единственная наследница… Злые языки утверждают… Ведь это он — тот самый знаменитый стальной король, я не ошибся?» И тогда — вы видели?
Симона. Нет, я не могла смотреть, это было слишком ужасно.
Жак. Не понимаю, по какому праву… В конце концов, это ее дело. Она ни от кого ничего не требует…
Робер. Еще бы. А мне она кажется забавной. Что поделаешь, таких, как она, много. Сколько людей стыдятся того, что у них есть деньги, — невероятно. Вы заметили? Теперь всем хотелось бы иметь отца-пролетария. Я считаю, это здоровая тенденция…
Симона. Да, жанр «пролетария» сейчас в большом почете… Особенно среди интеллигенции… Они даже перенимают кое-что у них… Например, манеру говорить… одежду…
Венсан. Они — возможно… В таких вещах… Вы правы… Но что касается Мадлен, тут дело совсем в другом, у нее это не мода… Скорее, предосторожность: она, мне кажется, скупа… Но, признаюсь, на сей раз она перестаралась, она и меня раздражает… Хотя это вовсе не значит, что надо, подобно Пьеру…
Ивонна. Ах, Пьер такой непримиримый, такой нетерпимый… Знаете, дорогой Пьер, кого вы мне напоминаете? Того самого героя, уж не помню из какого романа, о котором кто-то сказал: он никогда и никому не позволит солгать даже самую малость…
Люси. Это верно, Пьер, вы ужасны… Нельзя же ни с того ни с сего превращать себя в защитника попранных истин, непогрешимого судью… Уверяю вас, это вам не идет.
Пьер. Говорю же вам, это вылетело само собой… как будто кто-то подтолкнул меня… Ничего, ничего — и вдруг… колесо завертелось, костер запылал…
Жюльетта(с прямодушной важностью). Именно так прокладывает себе дорогу истина. Это следует сказать в оправдание Пьера: когда истина ищет выхода, рвется на волю…
Жанна. Да, да! Ее не удержишь… Она требует жизненного пространства, мы и понятия не имеем… Начинается своего рода экспансия…
Жак. Признаться, когда Мадлен затевает это, у меня тоже начинается зуд, и бывают моменты…
Жюльетта. Да, я считаю, что она ведет себя из ряда вон…
Симона. Так и есть, мне кажется, раньше она была скромнее и делала это мягче… А теперь эти бесконечные причитания…
Жанна. Должна сказать, что я бы на ее месте… Не знаю, но я бы ни за что не осмелилась… Я бы испугалась… Я никогда не могла, даже по пустякам… Прежде всего, мой отец с самого раннего детства… Что-что, а с этим у нас было строго… Да потом, мне бы и в голову не пришло…
Венсан. Однако такая кристальная честность… Должно быть, это утомительно…
Жанна. Нисколько, терпеть не могу лгать. Даже в мелочах я никогда бы не смогла…
Жак. Чему вы улыбаетесь, Пьер?
Пьер. Я улыбаюсь?
Жак. Да, и с таким видом… С вами никогда не знаешь… Вы вроде детектора лжи…
Пьер. Почему? Разве кто-нибудь солгал?
Жак. Нет. Но Жанна сказала, что она никогда не лжет… Так вот это ее «никогда»… Я подумал… ведь это такая редкость. Мне показалось, что у вас тут же… как бы это сказать… Словом, у меня сложилось впечатление, будто на вас опять нашло… И вы улыбнулись…
Робер. О, послушайте, хватит наконец. Похоже, это заразно, вот и вы начали…
Жюльетта. В нем тоже прорастает истина. Я же говорила вам: когда она ищет выхода…
Жанна. Очень любезно с вашей стороны…
Жак. Нет, Жанна, вас это нисколько не касается… Но мне показалось… Дело в том, что малейшее преувеличение…
Пьер. Нет, нет, не слушайте его, ничего подобного… С Мадлен дело другое, там речь идет не просто о преувеличении, а о вещах невероятных, о фактах… В каждом из нас есть нечто, и когда это нечто стараются подавить, оно сопротивляется… Ему надо прорваться… Это все равно что пытаться подавить… Ну, не знаю…
Люси. О! Послушайте, до чего мы дойдем, если каждый из нас по всякому поводу… Надо сделать усилие, превозмочь себя.
Симона. Это всего-навсего вопрос тренировки, самообладания.
Робер. Что касается меня, то должен вам признаться — и не ради похвальбы, нет, нет — эта истина может рваться на волю, сколько ей угодно… Я держу ее крепко, уверяю вас… В узде… Ничего не поделаешь, иначе не проживешь.
Симона. А знаете, это великолепно. Это признак настоящего здоровья. Я читала в одной книге по психиатрии, что тот, кто не умеет хранить тайну…
Ивонна. Вот именно. Лучше и не придумаешь. Это-то я и хотела спросить: что происходит с вашей истиной, Пьер, когда надо хранить какую-нибудь тайну? Рвется она на волю или нет?
Пьер. Конечно, рвется. И порой очень болезненно. Так и кажется, что вот-вот разразишься… Но бывают, само собой, случаи… приходится сопротивляться… данное слово… чувство приличия… Да что говорить, сами знаете…
Ивонна. А! Вот видите…
Пьер. Ну что я должен видеть? Что мне надо сдерживаться в отношении Мадлен? Из чувства приличия? Это уже слишком… Кому из нас, спрашивается, не хватает этого чувства приличия: ей или мне?
Жюльетта. А ведь верно, она издевается над нами.
Венсан. Пожалуй, что так… Когда она начинает хныкать по поводу своей нищеты… В один прекрасный день со мной случится то же, что с Пьером, я взорвусь…
Пьер. Вот видите. Он говорит вам то же, что и я. Нет ничего ужаснее, когда это начинает рваться на волю… Тут, кажется, можно убить и отца и мать…
Жанна. Но можно убить и себя. Такие случаи тоже бывали.
Пьер. Например, Сократ…
Жак. О! Прошу вас, не сравнивайте себя с Сократом.
Симона. Так, чего доброго, умрете не вы, а мы! Вы подвергаете нас самой настоящей пытке, и все ради того, чтобы восторжествовала ваша трехгрошовая истина.
Ивонна. К слову сказать, в данном случае речь идет о крупных грошах. И сколько бы ни издевались над тем, что дед Мадлен…
Люси. Да все этим грешат: одни больше, другие меньше. Мелкая ложь… Что поделаешь, люди испытывают необходимость привлечь к себе внимание… Каждый старается как может.
Ивонна. Что касается меня, то мне таких людей просто жаль.
Робер. А меня они забавляют. Признаюсь, мне они даже нравятся. Обожаю наблюдать за ними.
Жюльетта. Вам это нравится? Нравится, чтобы вам лгали? Тут есть что-то порочное…
Робер. Возможно… Но я уже говорил: что касается меня, то я эту истину держу в руках. В узде. Пусть себе рвется на волю сколько угодно, меня не проведешь. Впрочем, я не делаю никаких особых усилий. Вы же видели, когда Пьер взорвался, я, напротив, смотрел Мадлен прямо в лицо…
Венсан. О! Это отвратительно…
Жанна. Лицемер.
Робер. А вы что думали? Когда взрываешься, тут-то и попадаешься на удочку. Взять хотя бы Пьера. Все на него набросились: «Гадкий, противный. Зачем во всем видеть только плохое? Зачем быть таким жестоким?» Его считают чуть ли не убийцей. Не он, а другой, оказывается, невинно пострадал. И защищают не его, а другого. «Чувство приличия… Они имеют полное право… Пусть себе лгут…» Ну а я, я оставляю их в покое. Пускай делают что хотят. Мне это ничего не стоит. И уверяю вас, я нисколько не страдаю. Меня это ничуть не трогает. Еще чего.
Жюльетта. Но почему? Как вам это удается?
Робер. Не знаю… Это довольно трудно объяснить. Пожалуй, тут есть что-то инстинктивное… Поступаешь так или иначе без долгих размышлений…