ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
Любое зрелище вас не должно пугать.
А главное, мой грот нельзя вам покидать,
Иначе мертвым вас близ грота обнаружат.
Смотрите: вот ваш сын и тот, кому он служит.
Летит к нему душа, забыв про волшебство.
Велите ей молчать и слушайте его.
ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
О чем задумались вы, сударь? Разве можно,
Такие подвиги свершив, мечте тревожной
Дать овладеть собой? Не утомили вас
Победы, почести и славы, трубный глас?
Ты прав, задумчив я: все не могу решиться,
Кого еще должна сразить моя десница, —
Великий есть Могол,[8] и есть персидский шах...
О сударь, пусть живут. Повергнув их во прах,
Чего достигли б вы? Нет вашей славы выше!
И армии у вас нет тоже, как я слышал.
Нет армии? О трус! Зачем же мне она?
Иль недостаточно рука моя сильна?
Или при имени моем не рухнут стены?
Не побегут полки, как было неизменно?
Так знай же, негодяй: я храбростью своей,
Как только появлюсь, смирю любых царей;
Три Парки[9] прилетят по моему приказу,
И царство целое они разрушат сразу;
Гром — артиллерия моя, а взмах руки
Сметает крепости, редуты и полки;
А стоит дунуть мне — взлетит все остальное.
И ты об армии смел толковать со мною?
Нет! Недостоин ты с героем рядом быть!
Да мог бы взглядом я одним тебя убить!
Но думаю сейчас я об одной девице
И не убью тебя: я перестал сердиться.
Божок со стрелами, смирявший всех богов,
Смиряет и меня, он смерть изгнать готов
Из страшных глаз моих, что все вокруг сжигают,
Разносят, режут, бьют, крушат, уничтожают.
Но прилетел божок, что сводит всех с ума,
И я сама любовь и красота сама.
Переменились вмиг! О да, вам все подвластно:
Ужасны были вы и стали вдруг прекрасны,
И бьюсь я об заклад — нет женщины такой,
Что устояла бы пред вашей красотой.
Я говорил тебе и повторяю снова:
Все будет, как хочу, скажи я только слово;
Могу очаровать и устрашить могу,
Дать счастье женщине и страх внушить врагу.
В те дни, когда мой вид все время был прекрасен,
От женской пылкости я просто стал несчастен:
Едва мне стоило переступить порог,
Их сотни замертво валились тут же с ног.
Принцессы у меня под окнами бродили,
И жены королей любви моей молили,
А эфиопская царица при луне
Стенала горестно, мечтая обо мне.
Одна султанша вдруг рассудок потеряла,
Другая из дворца султана убежала,
Султан турецкий был ужасно раздражен.
Не жалко мне его, имел он много жен.
Вредило это все моим военным планам
И мир завоевать мешало постоянно,
К тому же под конец я от любви устал;
И я гонца судьбы к Юпитеру послал,
Велев ему сказать чтоб страсти, слезы, драмы
Он от меня отвел: мне надоели дамы;
В противном случае поднимется мой гнев,
Захватит небеса и, громом завладев,
Сместит Юпитера и Марсу[10] во владенье
Гром этот передаст. Великое смятенье
Объяло небеса, и я с минуты той,
Когда угодно мне, блистаю красотой.
Иначе сколько бы записок вам носил я!
Их в руки не бери: избавился насилу!
Но если... Понял ты? Что говорит она?
Что вы храбрее всех и что поражена
Тем, как прекрасны вы и как во гневе грозны,
И если впрямь у вас намеренья серьезны,
То участь ждет ее богини.
В те года,
О коих говорил я раньше, мне всегда
С богинями везло. Довольно странный случай
Припомнил я сейчас: весь мир был взбаламучен,
Сошла природа вдруг с извечного пути,
И все лишь потому, что не смогло взойти
Дарующее день небесное светило.
Оно не двигалось, оно не находило
Аврору... Что же с ней? В лесах Цефала — нет,
Искали во дворце Мемнона,[11] но одет
Во мрак его дворец, и продолжалось это
До середины дня... Весь мир сидел без света.
И где ж она была, владычица зари?
Где? В комнате моей! Но что ни говори,
Зря время провела и плакала напрасно:
Я был неумолим к речам и клятвам страстным.
Она любви моей просила, но в ответ
Я отдал ей приказ вернуть природе свет.
Мне, сударь, помнится, что дело было летом.
Я в Мексике служил, когда узнал об этом.
И также слышал я, что Персия на вас
За божество свое сердилась.
Я в тот раз
Не наказал ее за дерзость: вел сраженья
Я в Трансильвании,[12] куда просить прощенья
Послы персидские пришли, мой зная нрав.
И что же? Я простил, дары у них приняв.
Как снисходительность пленительна в герое!
Ты мне в лицо взгляни — оно прекрасней втрое
От добродетелей, что в нем отражены.
Да! Полчища врагов мной были сражены,
И земли их пусты, и в доме ветер бродит.
Но что виной тому? Что их в могилу сводит?
Их гордость! Кто со мной почтителен, и мил,
Того не трону я, пускай живет, как жил.
В Европе короли воспитаны, как надо,
И я им говорю: пасите мирно стадо,
Не ждите от меня ущерба и беды.
Но в Африке цари тщеславны и горды,
И я их покарал за дерзость и гордыню,
Разрушил царства их, все превратил в пустыню;
Раскинулись пески, конца и края нет,
Все вымерло: мой гнев там свой оставил след.
Смотрите, кто идет. Вперед, к иным победам!
О черт! Соперник мой идет за нею следом.
Куда же вы?
Уйду. Он к битвам не привык,
К тому ж изрядный фат и дерзок на язык,
И в ослеплении своем он, может статься,
Забудет, кто пред ним, и будет задираться.
Тем самым путь найдет он к гибели своей.
Когда красивый я, то становлюсь слабей.
Оставьте красоту и будьте вновь ужасны.
Не представляешь ты, как это все опасно:
Наполовину стать я страшным не могу,
Обоим смерть грозит — и даме и врагу.
Дождусь, когда они окажутся не вместе.
Благоразумны вы, скажу без всякой лести.
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
Увы, с моей бедой не справлюсь я никак:
Вздыхаю, мучаюсь, а с места — ни на шаг;
И клятвы пылкие произношу напрасно —
Вы мне не верите, что я люблю вас страстно.
Упрек несправедлив, хоть речь полна огня:
Я, сударь, верю вам, что любите меня.
Взгляд нежный, томный вздох — да разве это мало
Но если б, видя их, я вам не доверяла,
То положилась бы на вашу честь вполне
И верила б тому, что вы сказали мне.
Так отплатите мне доверьем за доверье.
Глазам не верите — словам, по крайней мере,
Поверьте: от души об этом вас молю.
Ну сколько повторять, что вас я не люблю!
А справедливость где? За верность и усердье
Так может отплатить одно жестокосердье!
Но что плохого я сказал вам, чтобы вновь
Презреньем отвечать мне на мою любовь?
Мы с вами пользуемся разными словами:
Что розой звали вы, я назову шипами.
По-вашему — любовь и верность, а по мне —
Навязчивость и казнь на медленном огне.
Вы полагаете, что знаками вниманья
Мне оказали честь, а я как наказанье
Воспринимаю их. От вас я не таю
Мое презрение и ненависть мою.
Платить презрением за чувство столь святое!
Но пламя зажжено не вашей красотою,
А волею небес; и это их приказ,
Чтоб с первых дней моих я видел только вас:
Я с вашим образом на белый свет родился,
Еще не зная вас, к вам всей душой стремился,
И, встретив наконец, покорно отдаю
То, что принадлежит одной вам, — жизнь мою.
Нет! Повеления небес я не нарушу.
Не тот вам идеал они вложили в душу.
Но никому нельзя нарушить их приказ:
Вы любите меня — я ненавижу вас.
Да! Ненависти вам отмерено немало.
Или за тайный грех вас небо покарало?
Ведь хуже муки нет, чем страстно полюбить
Того, кто ненавистью будет вам платить.
И, о страданиях моих великих зная,
Вы не сочувствуете им?
Нет, я не злая,
И мне вас, право, жаль, хотя и не пойму,
Зачем страдать вам так жестоко? Ни к чему
Не может привести такое постоянство.
Сомнительная честь тут проявлять упрямство.
Отец ваш за меня, и он применит власть,
Чтоб защитить мою отвергнутую страсть.
Вступив на этот путь, вы убедитесь скоро,
Что вам не избежать презренья и позора.
Надеюсь, день еще не подойдет к концу,
Как покоритесь вы безропотно отцу.
Могу надеяться я более, чем прежде,
Что удалитесь вы, сказав "прощай" надежде.
Для снисхождения наступит ли черед?
Чего вы медлите? Ведь вас отец мой ждет.
В душе вы каетесь, что так со мной суровы,
И эту холодность вы были бы готовы
Оставить наконец, но ждете, чтобы вас
К тому принудили. Ну что же! Пробил час.
Я все испробую.
Негодны ваши средства.
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Как увидал меня, так обратился в бегство.
Моим присутствием он явно был смущен.
Бежали короли от вас, не только он.
Об этом слышать мне нередко приходилось,
И вашим подвигам я, как и все, дивилась.
Вы правду слышали, и, чтобы доказать,
Насколько я могуч, прошу вас указать
Любое царство мне, империю любую:
Я их для вас, мадам, немедля завоюю.
Вы можете легко мне царство подарить,
Но я у вас в душе хотела бы царить,
Чтоб ваши помыслы, желания и страсти
Моими подданными стали.
Это, к счастью,
Уже произошло, и вы царите там.
А в доказательство секрет открою вам:
Я не пойду в поход, мне надоели войны,
И могут короли отныне спать спокойно.
Я только двум иль трем приказ мой передам, —
Служить мне и носить мои записки к вам.
Но блеск подобных слуг привлек бы к нам вниманье
И зависть вызвал бы, разбив очарованье
Взаимных наших чувств, привыкших к тишине.
Поэтому Клиндор подходит нам вполне.
Характер ваш с моим во многом совпадает:
Вас так же, как меня, величье утомляет.
Со скипетром любым, захваченным в бою,
Я тут же расстаюсь: обратно отдаю.
А если бы к моим ногам принцессы пали,
То тверже камня я и холоднее стали.
Вот в этом не могу не усомниться я:
Отвергнуть всех принцесс и предпочесть меня?
Как ни приятно мне, поверить я не смею.
Пожалуй, Ла Монтань все объяснит скорее.
Когда, прибыв в Китай, сошел я с корабля,
Ты помнишь, Ла Монтань, две дочки короля
Меня увидели и страстью воспылали?
Об этом при дворе немало толковали.
Но вы отвергли их, и умерли они.
Об этом я узнал в Египте, где в те дни
Стоял великий стон, и залит был слезами
Каир, что трепетал от страха перед вами.
Семь великанов злых убили вы тогда,
Сожгли пятьсот домов, врываясь в города,
Все крепости смогли вдруг превратить в руины
И, на Дамаск напав, сумели в миг единый
Разбить там армию в сто тысяч человек.
Ты помнишь все места и каждый мой набег.
А я их позабыл.
Я просто в изумленье:
Какие подвиги вы предали забвенью!
Но стольких королей разбил я в пух и прах,
Что помнить не могу о всяких пустяках.
ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
К вам, сударь, прибыл...
Кто?
Гонец со свитой целой.
А кем он послан к нам?
Исландской королевой.
Нигде покоя нет. О небо, видишь ты,
К чему меня привел избыток красоты?
Избавь от королев, и буду я спокоен.
Все это из-за вас: влюблен великий воин.
Он убедил меня.
О, это перст судьбы!
Напрасно вздумалось ей расточать мольбы:
Пусть не надеется и пусть себя не мучит,
Свой смертный приговор в письме она получит.
Пойду ей напишу. Вернусь к вам через час.
С моим наперсником я оставляю вас;
Поговорите с ним и убедитесь сами,
Над кем одержана была победа вами.
Но чем скорее вы вернетесь, тем верней
Докажете любовь возлюбленной своей.
ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ.
Судите же теперь, каков наш храбрый воин:
Весь разговор с пажом нарочно был подстроен,
Паж должен объявлять чуть ли не каждый час,
Что прибыл к нам гонец, что ждет посланник нас.
Безумец наш в игре не соблюдает правил,
Но он ушел и нас наедине оставил.
Подобные слова внушают смелость мне:
О многом вам сказать хочу наедине.
И что вы скажете?
Скажу, что Изабелла
Моими мыслями и сердцем завладела,
Что жизнь мою отдать...
Все это знаю я
И верю вам. К чему вам повторяться зря?
Не я ли только что от царства отказалась,
Гоню поклонников и вам в любви призналась?
Когда любовь слаба и страсть не родилась,
То завереньями хотят упрочить связь;
У нас совсем не то, нам пылких клятв не надо,
И потому слова мы ценим меньше взгляда!
О, кто поверил бы, что мой несчастный рок,
Преследуя меня, любви моей помог!
Я изгнан из дому, с отцом суровым в ссоре,
Без денег, без друзей, один в нужде и горе,
Обязан потакать капризам чудака,
И, несмотря на то, что жизнь моя горька,
Ничто в моей судьбе, с которой нет мне сладу,
Не отвратило вас, не вызвало досаду;
И хоть соперник мой и знатен и богат,[13]
С презреньем на него бросаете вы взгляд.
Так выбор нам велит. Когда любовь не ложна,
Того, кто ей не мил, любить нам невозможно,
Все домогательства тогда обречены.
А те, кому нужны богатство и чины,
Не любят никого и потому не вправе
Любовью называть корысть или тщеславье.
Я знаю, думает иначе мой отец,
И будет он мешать союзу двух сердец.
Но велика любовь, что мною овладела,
И принуждению иметь с ней трудно дело.
Есть у отца права, есть чувства у меня,
Свой выбор сделал он, но сделала и я.
Как мало заслужил я слушать эти речи!
Сюда идет Адраст, я не хочу с ним встречи.
ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ
Везет вам! А во мне от горя все дрожит:
Моя возлюбленная от меня бежит;
Как ни приятно ей общенье с вами было,
Увидела меня и скрыться поспешила.
Не видела она, как приближались вы.
Покорный ваш слуга наскучил ей, увы!
Вы ей наскучили? О, это очень мило!
При вашем-то уме чтоб скуку наводила
Беседа с вами? Чушь! О чем же рассказать
Вы ей изволили?
Не трудно угадать:
О том, как войны вел, выигрывал сраженья
И покорял сердца в своем воображенье
Хозяин мой.
Смешно тут было б ревновать.
Но если прихоти безумца выполнять
Придется вам еще, то я прошу по чести:
О выходках его в другом толкуйте месте.
Чем может повредить такой соперник вам?
Убийством и войной пленить пытаясь дам,
Он душит, режет, бьет недрогнувшей рукою.
Не так уж вы просты, чтоб быть его слугою,
И не без умысла пошли служить к нему,
А почему пошли, никак я не пойму.
Но с той поры, как здесь вы стали появляться,
Меня день ото дня все больше сторонятся
И видеть не хотят. Мне кажется подчас,
Что планы дерзкие таите вы от нас:
Какой-то ловкий ход задуман, видно, вами.
Но пусть ваш фанфарон другой расскажет даме
О подвигах своих. Или, еще верней,
Пусть посылает он слугу другого к ней:
Нет! С волею отца она должна считаться!
А он избрал меня, и тут уж колебаться
Мне не приходится — все средства хороши.
Коль не хотите вы сгубить своей души,
Уехать надобно вам поскорей отсюда.
Послушайтесь меня, иначе будет худо.
Вы думаете, я могу вам повредить?
Все! Кончен разговор. О чем нам говорить?
Должны убраться вы!
Но в вашем положенье
Вас не роняет ли такое раздраженье?
Хотя не знатен я, но в этом сердце есть,
По милости небес и мужество и честь:
Коль должен я кому, поверьте, рассчитаюсь...
Вы угрожаете?
Нет-нет! Я удаляюсь.
Не много чести вам вступать со мною в спор.
Да и не место здесь вести нам разговор.
ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ
О, этот дерзкий хлыщ еще и недоволен.
Вы просто вне себя, у вас рассудок болен.
Что?
Ревность — как болезнь, которой нет конца.
Чем виноват слуга, что служит у глупца?
Кто я — известно мне, я знаю Изабеллу;
Слуга не повредит задуманному делу;
То прихоть и каприз — вести беседы с ним,
Но в данном случае каприз недопустим.
Вот и признались в том, что отрицать хотели.
Пусть подозрения мои и в самом деле
Нелепы и смешны, но, свой покой храня,
Его прогнал я прочь: так лучше для меня.
Кому он нужен здесь?
Когда бы я посмела,
То так сказала б вам: вздыхает Изабелла
О нем и день и ночь.
О чем толкуешь ты?
О том, что лишь к нему летят ее мечты,
О том, что влюблены они друг в друга страстно.
Но можно ли взирать на это безучастно?
Неблагодарная! Посмела предпочесть
Меня бездомному бродяге! Где же честь?
Бродяга говорит, что знатного он рода
И будто бы богат...
Свою он душу продал.
Отцовской строгости не выдержав, свой дом
Покинул тайно он, скитался, а потом,
Как видно, будучи в тяжелом положенье,
Пошел к безумному вояке в услуженье;
Он стал поверенным его сердечных дел
И так приемами соблазна овладел,
Так очарована была им Изабелла,
Что, вашу страсть презрев, она к вам охладела.
К ее отцу пойти вам надо поскорей,
Чтоб, власть употребив, вернул он разум ей.
Иду к нему сейчас. Я жду вознагражденья!
За долгое мое и верное служенье,
Которому пора уже плоды нам дать.
Ты не могла бы мне услугу оказать?
Любую. Для меня нет, сударь, выше чести...
Устрой тогда, чтоб я сумел застать их вместе.
Сегодня вечером удобно вам?
Вполне.
Но только не забудь, что обещала мне.
А вот тебе аванс за верность и усердье.
Когда с ним встретитесь, отбросьте милосердье.
Спокойна можешь быть: получит он сполна
Не менее того, что выдержит спина.
ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ
Гордец мной пренебрег и должен быть наказан.
Он думал, цель близка, но путь ему заказан.
Девицей знатною он хочет быть любим.
Я для него плоха, мне, дескать, рядом с ним
И делать нечего: я недостойна ласки.
Но только пусть другим рассказывает сказки.
Служанка я. А он? Слуга. Хорош собой?
Хорош, но разве я обижена судьбой?
Богат и знатен он? Как тут не рассмеяться:
Здесь неизвестен он и может называться,
Кем только вздумает. Но интересно знать,
Как будет этот принц под палками плясать.
ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ
Разволновались вы.
Она его погубит.
Нет, Лиза все-таки Клиндора очень любит.
Но он отверг ее, и к мести повод есть.
Все сделает любовь, чтоб отступила месть.[14]