{5}
Перевод М. Кудинова
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Прусий, царь Вифинии.
Фламиний, римский посол.
Арсиноя, вторая жена Прусия.
Лаодика, царица Армении.
Никомед, старший сын Прусия от первого брака.
Аттал, сын Прусия и Арсинои.
Арасп, начальник телохранителей Прусия.
Клеона, наперсница Арсинои.
Телохранители.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
Отрадно видеть мне, что блеск великих дел
Царить у вас в душе мне помешать не смел;
Отрадно сознавать, что войска предводитель,
Увенчанный венком лавровым победитель,
Как прежде, побежден любовью и готов
Величьем озарить мой недостойный кров.
Но, сколько б всяких благ нам небо ни сулило,
Объята страхом я, теперь мне все немило:
В смущении на вас я устремляю взор,
Всем сердцем чувствуя, как вам опасен двор.
Здесь ваша мачеха главенствует над нами,
Царь, ваш отец, на все глядит ее глазами,
Ее желания законом высшим чтит,
И можете судить, чем это вам грозит.
Питать к вам ненависть, ревнуя к вашей славе,
Из-за меня вдвойне она считает вправе:
Ваш брат и сын ее недавно возвращен...
За вами, слышал я, ухаживает он.
Заложником он был у римлян, чье решенье
Теперь ему сулит достойней примененье;
Он возвращен домой — дар этот означал,
Что должен римлянам быть выдан Ганнибал.[85]
И царь исполнил бы желанье их, поверьте,
Когда бы Ганнибал не принял яд и в смерти
Приюта не обрел, Рим зрелища лишив,
Которым тешили бы римлян, будь он жив.
А я, победами и славой окрыленный,
Всю Каппадокию[86] уж видел покоренной,
Когда услышал весть, что мертв учитель мой
И тучи собрались над вашей головой.
На верных мне людей я армию оставил
И, гневом распален, сюда свой путь направил;
Серьезно отнестись прошу к моим словам:
Фламиний здесь не зря, грозит опасность вам.
Вначале Ганнибал причиной был визита,
Но мертв он, и теперь другое тут сокрыто:
Посол, скорей всего, остался потому,
Что хочет он отдать вас брату моему.
Не сомневаюсь я, что, обещанью верен,
На совесть помогать царице он намерен:
Коль ею принесен был в жертву Ганнибал,
Фламиний связан с ней и мне опасен стал.[87]
Но я не жалуюсь: Фламиний и царица
Не властны надо мной, вам нечего страшиться.
Моя любовь и честь неужто слабы так,
Что обойтись без вас я не смогу никак?
Или, сойдя с ума, я предпочту Аттала
Тому, кого венком победа увенчала,
В то время как Аттал, покинув отчий дом,
В руках у римлян стал их преданным рабом,
Чью душу робкую их слава приучила
Дрожать перед орлом и почитать эдила?[88]
Мне лучше умереть, чем, ревностью горя,
В столь низких чувствах вас подозревать, но я
Не вашей слабости страшусь, а принужденья:
Рим не отступится от своего решенья.
Царица я! Ни Рим, ни ваш отец о том
Не смеют забывать! Вошла я в этот дом,
Где юности моей царь Прусий покровитель
Лишь потому, что так мой повелел родитель.
Меня он отдал вам, и только мне одной
Дано, коль захочу, избрать удел иной.
С наследником царя могла лишь согласиться
Соединить судьбу Армении царица,
И знайте: не к лицу унизиться ей так,
Чтоб с подданным его согласье дать на брак.
Волнуетесь вы зря.
Волнуюсь не напрасно.
Как уберечь мне вас от женщины опасной?
Она здесь может все и, веря в произвол,
Захочет возвести Аттала на престол.
Для мачехи моей нет ничего святого:
Был предан Ганнибал — предать и вас готова,
Забыла, что закон гостеприимства свят,[89] —
Начнет и вас терзать, не ведая преград.
Но, раз подобное она свершить посмела,
Что ей закон родства? Коварству нет предела.
Удара ваш приезд, увы, не отвратит:
Сперва падет на вас, потом меня сразит;
Преступным будет он, и станете вы скоро
Здесь первой жертвою, ведь вы — моя опора!
Коль скоро не смогли меня поколебать,
Сын с матерью решат вас у меня отнять;
Но чтоб их происков могла я не страшиться,
Пусть вас боится царь и вместе с ним царица;
Вернитесь в армию, чтоб знали все вокруг:
Готовы защитить меня сто тысяч рук;
Держитесь вдалеке и обладайте силой!
А здесь вы пленник их и пасынок постылый,
Для вашей доблести здесь примененья нет,
Вам не поможет блеск одержанных побед
И то, что славою покрыто ваше имя:
У вас лишь две руки, здесь вы равны с другими.
Пусть раньше целый мир испытывал к вам страх, —
Вступая во дворец, вы у царя в руках.
Я повторяю вновь: к войскам своим вернитесь,
И сразу вспомнит двор, какой вы грозный витязь;
Пусть он боится вас! Поверьте, что тогда
Я буду твердо знать: мне не грозит беда.
Вернуться в армию? Так знайте: мать Аттала,
Чтоб устранить меня, туда убийц заслала;
Двух, в том признавшихся, велел я взять с собой,
Мне уличить ее назначено судьбой.
А царь, хоть ей он муж, отцом мне остается,
И если от меня он все же отвернется,
Три скипетра, что я сложил к его ногам,[90]
Ему напомнят то, о чем забыл он сам.
Коль скоро стережет меня погибель всюду,
Коль скоро в армии и при дворе я буду
Равно опасности подвержен, то к чему
Мне уезжать от вас? Я смерть и здесь приму.
Нет! Больше докучать не буду вам словами!
Коль надо погибать, погибну вместе с вами.
Но доблестью своей вооружимся мы,
И будет страх томить их души и умы.
Народ здесь любит вас, к ним ненависть питает,
А кто царит в сердцах, тот силой обладает...
Сюда ваш брат идет.
Со мной он не знаком,
И, кто я, пусть Аттал не ведает о том.
ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
Зачем у вас всегда вид этот непреклонный?
Смогу ль перехватить я взгляд ваш благосклонный,
Тот взгляд, что строгости лишен и без конца
Способен волновать и покорять сердца?
Коль вид неподходящ, чтоб ваше покорилось,
Другому сердцу мне явить придется милость.
Не покоряйте то, что вам принадлежит.
Тогда вам ни к чему приветливый мой вид.
Приняв его хоть раз, ему не измените.
К чему приветливость? Ее себе возьмите.
Не уважают то, что не хотят хранить.
Я уважаю вас и не хочу хитрить:
Нельзя пускаться нам на хитрость и измену.
Мне ваше сердце взять? Куда его я дену!
Ведь место занято, и я уж столько раз
Об этом речь вела, что снова слушать вас
Мне не хотелось бы: все это утомляет.
Как повезло тому, кто место занимает!
И счастлив тот, кто в спор посмеет с ним вступить,
Чтоб вытеснить его и место захватить.
Но это стоило бы крови и страданья:
Умеет он хранить свои завоеванья;
Среди его врагов такого не сыскать,
Кто, крепость сдав ему, ее бы взял опять.
Возможно, это так. Одну из них, однако,
Ему придется сдать, хоть храбрый он вояка.
Вы заблуждаетесь.
Желает царь того.
Должны быть здравыми желания его.
А кто посмеет здесь с царем не согласиться?
Ну что ж, отвечу вам: он царь, а я царица,
И, на каком бы мы ни встретились пути,
Ко мне лишь с просьбою он может подойти.
Особам царственным, живущим в царстве этом,
Ни просьбою его, ни дружеским советом
Нельзя пренебрегать... Но коль вы глухи к ним,
О том же скажет вам меня вскормивший Рим.
Рим, говорите?
Да! Вас это удивляет?
Мне боязно за вас: а если Рим узнает,
Каким желаньем вы объяты, что тогда?
Не помощь от него придет к вам, а беда.
Он оскорбится тем, что рук его творенье
Пятнает честь его без всякого смущенья,
И званья громкого лишит вас в миг один,
Вам объявив, что вы не римский гражданин;
Он не позволит вам бесчестить званье это,
Царицу полюбив, хотя и без ответа.
Или забыли вы, что римлянин любой
Превыше всех царей? Иль, возвратясь домой,
Вы все заветы их забвению предали,
О коих столько лет вам в Риме толковали?
Нет, к прежней гордости вернуться надо вам!
Достойны будьте тех, кто страх внушает нам;
Вы, право, не могли так низко опуститься,
Чтоб вам внушила страсть армянская царица,
Когда могли бы вы, гоня сомненья прочь,
Дочь претора любить[91] или трибуна дочь.
Рим разрешает вам такое увлеченье,
Не помешает вам теперь происхожденье
Из рода царского: усыновил вас Рим,
И можно волю дать желаниям своим.
Разбейте же в куски, порвите эти цепи!
Царицу полюбить? Что может быть нелепей!
Царицы для царей, а вас другое ждет:
Куда достойнее вам уготован плод!
Коль ваш он человек, молчать ему велите:
Столь дерзким на язык не место в вашей свите!
Я сдерживал свой гнев, чтоб увидать предел
Той дерзости, с какой здесь говорить он смел.
Но если продолжать он в том же духе станет,
Гнев пышно расцветет, а сдержанность увянет.
Коль правду говорю, неважно, — кто я сам,
Одна лишь истина вес придает словам;
Я призываю вас быть этому судьею.
Вы римский гражданин. Столь дорогой ценою
Оплачен титул сей царицей и царем,
Что было бы грешно вам забывать о нем.
Они, сочтя его достойней всех и краше,
Лишились радости лелеять детство ваше:
Четырехлетним вас они послали в Рим.
Так рассудите же, приятно ль будет им
Узнать, что сам теперь готов их сын лишиться
Почета высшего; что некая царица
Величья римского ему куда милей...
Прошу, ответьте мне: из ваших он людей?
И если это так, отдайте приказанье,
Чтоб удалился он или хранил молчанье!
Как с римлянином вел он с вами речь, а я
Хочу поговорить как с отпрыском царя.
Сын государя вы, и потому над вами
Главенствует ваш брат он старше вас годами,
Питайте же к нему почтение и страх:
Единокровны вы, но не равны в правах.
В его отсутствие, хоть это вам по нраву,
Не похищайте то, что лишь ему по праву
Должно принадлежать.
Коль речь идет о вас,
Скажите слово — все изменится тотчас.
Хоть из-за возраста я в худшем положенье,
Вы вмиг исправите слепой судьбы решенье.
Ему, как сын царя, я должен уступить?
Как римлянину мне позвольте говорить.
Да! Я один из них, и призван небесами
Без господина жить, повелевать царями,
И цель моей любви — над братом торжество,
Затем, что это стыд — быть подданным его.
Я поняла: влечет вас царская корона,
С такой же силою, как и моя персона.
Но и короною моей и мной самой
Дано владеть тому, кто избран был судьбой
Царем над вами стать... Будь здесь он, вы, возможно,
Не говорили б так о нем неосторожно.
Увидеть бы его! Ведь мой любовный пыл...
В его присутствии наверняка б остыл.
Обуревает вас опасное желанье:
Будь здесь он — может вас постигнуть наказанье.
Какая дерзость! В нем почтительности нет.
Для вас она нужней.
Неслыханный ответ!
Или не знаешь ты, кто я?
Скажу вам честно:
В том преимущество мое, что мне известно,
С кем говорю, а вам меня откуда знать?
И если кто кого обязан почитать...
Как в ярость не прийти? Да кто же он, скажите!
У вашей матери об этом вы спросите.
Она сюда идет.
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
Осмелюсь вас просить
Сказать, кто я такой, чтоб сына просветить.
Из-за неведенья он сердится и злится,
А это ни к чему: злость искажает лица
И портит кровь.
Выздесь? Вернулись вы домой?
Да; не ошиблись вы. И Метробат со мной.
Предатель Метробат?
Но ничего худого
Он не сказал о вас, не проронил ни слова.
Но что заставило вас возвратиться вдруг?
А ваша армия?
Помощник мой и друг
С делами справится. А путь сюда направил
Я потому, что здесь учителя оставил
И ту, кого люблю. Учитель мой угас,
Спасу хотя б ее от Рима... и от вас,
Вот почему вы здесь?
Да! И, по всем приметам,
Вы не откажетесь мне услужить при этом.
Я постараюсь вам услугу оказать.
И волю добрую проявите опять.
Лишь пожелал бы царь, мы все дела устроим.
Вы милость оказать хотите нам обоим?
Могу заверить вас: я помню обо всем.
Ваш ум известен мне, не сомневаюсь в нем.
Так, значит, пред собой я вижу Никомеда?
Да, это надо мной вам грезилась победа.
Простите! Видя вас впервые, я не знал...
Принц! Я достойного соперника искал.
Решили крепость, взять — так честно и умело
Вам надобно вести задуманное дело;
Коль скоро не ищу поддержки я ни в ком,
Не угрожайте мне ни Римом, ни царем;
Вести со мной борьбу должны вы по закону;
Смотря с почтением на царскую корону,
Должны вы действовать! А я готов забыть,
Что старше вас, что мне царем над вами быть,
И мы тогда сравним, как уж не раз бывало,
Науку римскую с наукой Ганнибала.
Прощайте! О словах подумайте моих.
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Как? Извинился ты? Чтоб гнев его утих?
Он с толку сбил меня! Приездом столь нежданным
Наносит он удар моим и вашим планам.
Нет, он в моих руках: не причинит нам зла.
Скорее приведи мне римского посла.
Без свиты пусть придет. А я твоей судьбою
Сама распоряжусь, коль я чего-то стою.
Но если должен я...
Иди, не возражай.
Кто сеет вовремя, тому и урожай.
ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
Что вы затеяли, не знает он, царица!
А если будет знать, то может устрашиться:
Судя о чести так, как судит гордый Рим,[92]
Он может помешать усилиям моим
И не поймет, что зло оправдано законом,
Когда, его свершив, овладевают троном.
Я думала, что Рим не так уж справедлив,
Иначе Ганнибал, пожалуй, был бы жив.
В несправедливости винишь ты Рим напрасно:
Один лишь римлянин замешан здесь; причастна
Была и я к тому, что умер Ганнибал;
А Рим ему дожить свой век спокойно б дал.
Когда б у их врага от римлян он укрылся,
Рим с этим никогда легко б не примирился;
Но если, прошлого страшась, он настоял,
Чтоб Антиох ему от крова отказал,
То у союзного царя на попеченье
Был связан Ганнибал, и Рим забыл о мщенье.
Но не забыл о том Фламиний:[93] смерть отца
Он оскорблением считал и без конца
О мести помышлял: в бою при Тразимене,
Где Рим ужасное постигло пораженье,
Отца Фламиния, что полководцем был,
В пылу сражения сам Ганнибал убил.
Так оскорбленный сын, пылая жаждой мести,
Решил, что действовать со мною надо вместе,
И, чтобы выдали ему врага его,
Из Рима он вернул мне сына моего.
Тогда со слов моих известно стало в Риме:
Опасен Никомед победами своими;
Захваты в Азии, что велики и так,
Он приумножит вновь, вступив с царицей в брак.
Сенат, почувствовав опасность появленья
И царства, мощного, и сильного правленья,
Фламиния послал, чтоб этот брак сорвать
И дерзким замыслам тем самым помешать.
У Рима нет иных намерений и цели.
И вот влюбленным стать Атталу повелели.
Но у него, увы, теперь надежды нет:
К своей возлюбленной вернулся Никомед.
Злить победителя, что войско возглавляет,
Опасно было бы: куда ни пожелает,
Он поведет солдат; решила я тогда,
От войска оторвав, завлечь его сюда.
Мне Метробат помог: являя страх притворный,
Притворно выдал вдруг он замысел мой черный,
Что, мол, убить его он получил приказ.
И что же? Никомед не с войском, а у нас.
Он с жалобой к царю является, взывая
О справедливости, но жалоба такая
Лишь повредит ему, на пользу мне идя,
Хоть и не думаю оправдываться я.
Когда мы встретились, губу я закусила,
Я, изменясь в лице, испуг изобразила.
Решил он, что меня изобличить он смог,
Не зная, кто и как сюда его завлек.
Все сделает Аттал, что хочет Рим великий.
Но сможет покорить он сердце Лаодики?
И пусть не покорит! Он действует не зря:
Все это ослепит и римлян и царя.
Но трон Армении не нужен мне, Клеона,
Лишь здесь, в Вифинии, я домогаюсь трона.
Когда он будет наш, пусть Лаодика в брак
С тем, кто ей по душе, вступает, я никак
Не стану ей мешать, зато теперь упорно
Мешаю ей во всем: пусть будет непокорной!
Царь, от которого Фламиний дела ждет,
Из страха Рим задеть ей угрожать начнет,
А старший сын его, всем этим возмущенный,
С отцом затеет спор, как истинный влюбленный.
Горяч и резок он, таков же и отец,
Чью злобу распалив, смогу я наконец
Увидеть, как удар падет на Никомеда:
Ему спасенья нет, близка моя победа.
Но мне пора идти, Фламиний ждет меня.
Не говори ни с кем, в душе своей храня
То, что доверила тебе твоя царица.
На преданность мою вам можно положиться.