Ох, сердце бьется! Что же: Филоктету?
Тот лук, что мне он передал, обратно —
Ужель вернуть? О Зевс! Опомнись, друг!
Ценой позора он достался мне.
О, ради бога! Шутишь ты, надеюсь!
Коль слово правды шуткой ты зовешь.
Что ты сказал, Ахиллов сын? Опомнись!
Одно и то же хочешь дважды слышать?
Нет; этого б ни разу не хотел.
1240 Ты все сполна услышал, будь уверен.
Не быть тому; исполнить не дадим.
Что? Кто не даст, раз я того желаю?
Весь стан ахейский, и в том стане – я!
Из умных уст неумной речи внемлю!
Где ж ум в словах, где ум в твоих деяньях?
Зато в них правда есть, и это лучше.
По правде ли заботы плод моей
Разрушишь ты?
Позорную вину
Хочу загладить я; вот весь мой долг.
1250 Ахейской рати не боишься ты?
Служу я правде; страх твой мне не страшен.
. . . . . . . . . . . .
Тебе подавно не сломить меня.
Что ж, не трояне нам враги, а ты?
Что будет, будет.
Берегись! Десница
Меча коснулась!
И моя немедля
Последует примеру твоему!
Прощай пока. Все расскажу я войску,
И кары не избегнешь ты его.
Так лучше. Будь и впредь благоразумен
1260 И слез межи не переступишь ты.
Одиссей отступает вглубь орхестры. Неоптолем поворачивается к пещере Филоктета.
Эй, сын Пеанта, Филоктет! Послушай,
Оставь свой каменный покой, явись!
Чей зов раздался у пещерной сени?
Чего вам нужно, гости, от меня?
Ужель так мало взыскан я несчастьем,
Что вы еще терзать меня пришли?
Нет; успокойся, выслушай меня.
Боюсь. Уж раз от слов красивых горе
Я принял в дар, доверившись тебе.
1270 Ужель мне и раскаяться нельзя?
Снаружи честность и в душе коварство —
Так и тогда ты лук похитил мой!
То было раз. Теперь узнать хочу я:
Решил ли ты упорствовать в отказе,
Иль с нами плыть?
Довольно, не трудись.
Что б ни сказал ты – все напрасно будет.
Ты так решил?
Решенье тверже слова.
Хотел бы тронуть лаской убежденья
Твой жесткий ум; но если тщетно все —
1280 Что уступлю.
Да, тщетно будет все.
Не снищешь вновь ты моего доверья.
Обманом жизнь похитив у меня,
Ты здесь опять со словом увещанья,
Сын – выродок честнейшего отца!
Проклятье вам – Атридам, Одиссею,
Да и тебе!
Довольно проклинать!
Из рук моих возьми обратно лук.
Что говоришь ты? Новое коварство?
Клянусь святой десницей Зевса – нет!
1290 И это правда? Радостное слово!
За словом дело: руку протяни
И вновь владей своим заветным луком.
Кладу запрет от имени Атридов
И рати всей – тому свидетель бог!
Чей это голос, сын мой? Одиссея
Я слышу вновь?
И видишь пред глазами!
И он неволей увезет тебя
Под стены Трои, не спросясь согласья
Безвольного Ахиллова птенца!
Увидим тотчас: ты лети, стрела!
1300 Нет, ради бога! Не пускай стрелы!
Родной мой, сын мой! Дай руке свободу!
Нет, ни за что!
Злодея-супостата
Убить я мог бы верною стрелой!
С собой меня б ты этим опозорил.
Ты видишь сам. Вот в воинстве ахейском
Вожди-витии! Лживым языком
Они сильны, но духом в битве слабы.
Одиссей уходит.
Пусть так. Лук – твой, и не за что тебе
Уж гневаться и упрекать меня.
1310 О да, дитя! Ты оправдал породу:
Отцом тебе был не Сисиф, а тот,
Что лучшим слыл среди живых при жизни,
А ныне средь теней слывет – Ахилл!
Я рад тому, что ты отца восславил,
А с ним меня. Теперь моей ты просьбе
Внемли. – Что боги нам пошлют, должны
Смиренно мы нести – на то мы люди.
Но кто, как ты, своею вольной волей
Себя в несчастья омут вверг, тому
1320 Ни сострадать не должно, ни прощать.
Ты одичал, совету недоступный;
Кто добрым словом вразумить тебя
Усердствует, того ты ненавидишь,
Как будто враг он и предатель твой.
Все ж мысль свою я выскажу тебе
Правдиво – Зевс порукой! Ты ж внемли
И в сердце запиши совет непраздный.
Твое несчастье – божье ниспосланье:
Вкусил ты Хрисы – недренного стража,
За то, что ты приблизился ко змию,
Который постоянно сторожит
Хрисейскую священную ограду,
И не надейся от болезни тяжкой
1330 Другое исцеление найти,
Покуда Солнца колесница эта
Оттуда всходит и туда опять
К закату мчится – кроме одного:
Ты должен сам, своей склоненный волей,
Прийти под Трою и принять спасенье
У нас, из рук Асклепия сынов.