О ты, копье, что пламенем зловещим
Перед Эхалией неслось!
Не ты ль привело тогда
Невесту с далеких гор
На брак торопливый к нам?
860 Но все вершила, властвуя воочью,
Ты, Афродита!
Из дома слышен плач.
Ошиблась я? Иль подлинно в чертоге
Раздался плач – вы слышали, подруги?
Да, точно.
Глубокой скорби голос к нам несется:
Недоброй тайны терем этот полн.
Ты видишь?
С лицом печальным, с сумрачною бровью
870 Идет старушка вестницею к нам.
О девы, скольких бед нам стал почином
Дар злополучный, посланный Гераклу!
Что нового случилось? Говори!
В последний путь царица Деянира
Отправилась недвижною стопою.
Неужто – к смерти?
Ты узнала все.
Она скончалась?
Ты вторично слышишь.
Несчастная! Но как она погибла?
Самой горестной смертью.
880 Как же встретила она эту смерть?
Сама себя убила.
Что за мысль, что за боль
На смертельное лезвие
Ее, бедную, бросила,
Смерть за смерть: казнь за казнь
Беспощадной свершая рукой
С клинком, несущим гибель?
Ты видела ее в ее гордыне?
Да, видела, как видят, стоя рядом.
890 Как же, как? Молви, расскажи!
Сама в себя вонзила смертный меч.
Что ты говоришь?
Правду одну.
Накликала, накликала
Всесильную Эринию
Невеста новоявленная на нас!
Да, это так. И если бы ты рядом
Стояла, был бы плач еще больней.
И женская не дрогнула рука?
Увы! послушай и суди сама.
900 Она одна вошла под сень чертога;
Когда же сына во дворе она
Увидела – он мягкими коврами
Носилки настилал, чтоб их отцу
Навстречу вынести – в свои покои
Она ушла, от глаз людских спасаясь.
Там припадала к алтарям она
И плакала, что уж никто не будет
У них молиться; плакала, касаясь
Той утвари, что ей дотоль служила.
Вперед, назад блуждая по покоям,
То с тем встречалась, то с другим она
910 Из милых слуг – и из очей ее
Струились слезы; и о доле горькой
Она своей скорбела, и о доме,
Чужой отныне прихоти подвластном.
Затем умолкла. Вдруг в порыве быстром
В Гераклов терем мчится. Я в тени
Слежу незримо. Вижу, одеяла
Она бросает на Геракла ложе.
Устлав его, сама поверх садится
И, волю дав потокам слез горючих,
920 «Прости, – сказала, – брачный терем мой,
Прости навеки; уж не примешь боле
Ты ввечеру под сень свою меня!»
Сказавши так, руки движеньем страстным
Расстегивает плащ она в том месте,
Где на груди застежка золотая
Красуется, и разом обнажает
Бок левый и плечо. В испуге я
Бежать пустилась, сколько сил хватало,
Чтоб о недобрых замыслах ее
Поведать Гиллу; но пока туда
И вместе с ним обратно я бежала —
Беда свершилась: застаем ее
930 Мечом двуострым в сердце пораженной.
Сын завопил: ведь это сам ее
Он в гневе натолкнул на злое дело.
Узнал к тому ж, хоть поздно, от домашних,
Что нет вины на матери, – она
Доверилась внушению Кентавра.
Тут юноша несчастный уж не мог
Утешиться: без устали он с плачем
Мать призывал, в уста лобзал немые,
На труп упал со стоном, проклиная
940 Свои упреки прежние. Кричал,
Что сиротой он полным стал, отца
И матери в единый день лишившись.
Вот весть моя. Безумен, кто вперед
На пару дней загадывать берется;
Не существует завтра для тебя,
Пока безбольно не прошло сегодня.
Дань слезы кому воздам?
Чаша горя где полней?
Тяжко, тяжко мне судить!
950 Скорбь пришла под этот кров,
Новой скорби с моря ждем.
Здесь иль там – не все ль одно?
Ах, пусть бы внезапный вихрь
На нас с утесов фессалийских грянул,
На бурных крыльях вдаль отсюда нас унес!
О Зевса многославный сын!
Боюсь умереть от страха,
Тебя завидя лишь средь нас!
А уже говорят, что несут тебя к нам,
960 Томимого злою болью —
Чудо выше чуда.
Ах, близкого горя песнь,
Как соловей тоскующий, я пела!
Печальным шагом к нам чужая рать идет.
Куда несут его? С какой
Заботой влекут бесшумно
Тяжелых поступь ног они!
Ах, безмолвно лежит он у них на руках!
Что с ним? Неужто он умер!
970 Иль во сне забылся?
Воины вносят находящегося в забытье Геракла. Его сопровождает старый слуга. Навстречу им из дома бросается Гилл.
О отец мой, о горе, не стало тебя!
Как мне быть? Что мне делать? О горе!
Ах, умолкни, мой сын! Не тревожь, не буди
Беспощадную боль в разъяренном отце.
Он не умер еще: закуси же уста
И молчи.
Что сказал ты? Не умер?
Не буди ж ты его! Он лежит в забытье.
980 Пусть оставит его хоть на время, дитя,
Ненавистный недуг.
Ах, не в силах нести
Это горе я: сердце заныло.
О Зевс!
Где, в какой я стране? Что за люди меня,
Истощенного вечною болью, несут?
О несчастная доля страдальца!
А! грызет ведь, проклятая, снова!
Не полезней ли было молчанье хранить?
990 Ты развеял завесу целебного сна
Ему с вежд и главы!
Захлестнуло меня
Несказанного зрелища горе.
О ступень роковая, кенейский алтарь!
Как почтил я тебя – и какою за честь
Отплатил ты мне лаской! О горе!
О, в какое посмешище, Зевс, мой отец,
Обратил ты меня! О, погибнуть бы раз
И не видеть себя
В исступления дикого цвете!
1000 Где тот знахарь лихой, где тот опытный врач
Столь искусной руки, что болезнь бы мою
Против Зевсовой воли сумел усыпить?
Это в сказках лишь бают старинных!
А! а! боль грызет!
О, дайте же мне,
О, дайте почить,
Почить смерти сном!
Ах, куда ты так больно меня наклонил