Из лона Правды самой взошли.
Их край родной – ясный свет эфира;
Олимп им отец; родил
Не смертного разум их;
870 Не он в забвения мгле их схоронить властен!
Велик в них зиждущий бог; они нетленны.
Слепая спесь – власти чадо;
Спесь же, снедью благ пресытившись вконец,
Сверх меры пышных, вред в себе несущих —
На счастья крайний уступ взойдя,
С него стремглав в глубь несется бездны.
Но ты, справедливый бог,
Молю, не оставь народ
880 В борьбе, которая нам в граде сулит счастье!
Мне будет зиждущий бог оплотом вечно.
Если ж кто рукам и речи
Путь надменности избрал,
Без страха пред ликом Правды,
Без почтения к богам —
Судьба да постигнет злая
Спесь несчастную его.
Кто в беззаконье к выгоде стремится,
890 И кто в нечестии своем,
Не признает ненарушимых граней —
Возможно ль нам стрелы гнева своего
От груди отвлечь злодея?
Если честь делам нечестья воздавать —
К чему мои песни?
Уж с молитвой не пойду я,
Где срединный храм Земли,
Ни в Фебов чертог Абейский,
900 Ни к Олимпии холмам, —
Пока с очевидной силой
Бог себя не оградит.
О Зевс-вершитель, выше всех царящий!
Коли права моя мольба —
Твой взор бессмертный обрати на дерзких!
Уж веры нет Феба гаснущим словам;
Меркнет в почестях народных
Бога-песнопевца лучезарный лик;
910 Конец благочестью!
Из дворца выходит Иокаста; за ней прислужница несет цветы и благовония.
Пришла мне мысль, фиванские вельможи,
Припасть смиренно к алтарям бессмертных
С венком и с горстью ладана в руках.
Волнуется в заботах выше меры
Душа Эдипа; не умеет он,
Как должно здравомыслящему мужу,
По прошлому о будущем судить, —
Он отдается первой встречной речи,
Когда о страхе шепчет эта речь.
Моим советам он не внемлет боле;
И вот к тебе, Ликейский Аполлон —
920 Ты ближе всех – с мольбой я обращаюсь:
Яви нам добрый выход из беды.
Поник ладьи отважный кормчий нашей;
Его уныньем все омрачены.
К дворцу Эдипа приближается коринфский вестник.
Дозвольте, граждане, у вас спросить:
Где здесь Эдипа царственный чертог?
Иль лучше – самого мне укажите!
Чертог ты видишь; сам он дома, гость мой;
А здесь супруга – мать его детей.
Будь счастлива среди счастливых вечно,
930 Царя Эдипа верная супруга!
Тебе, мой гость, того же я желаю,
За ласковый привет. Скажи, однако,
В чем – или воля, или весть твоя.
Супругу твоему и дому – счастье.
Какое счастье? Кто тебя прислал?
Народ коринфский. Шлет тебе он радость…
Конечно, радость… но и горе с ней.
В чем этой вести двойственная сила?
Его царем поставят уроженцы
940 Земли истмийской – так судили там.
Но разве власть уж не в руках Полиба?
О нет; он сам признал уж смерти власть.
Что ты сказал? Отец Эдипа умер?
Да. Если лгу – пускай умру я сам.
Скорей, раба, ступай за господином,
Скажи ему… – О, где вы ныне? Где вы,
Вещания богов? – Всю жизнь боялся
Его убить мой муж, и вот теперь
Его судьба сразила, а не он!
950 Друг-Иокаста, милая супруга,
Зачем сюда ты вызвала меня?
Его послушай – он тебя научит,
Как верить им – пророчествам богов!
Кто он такой? И что он мне приносит?
Гонец коринфский с вестью о Полибе,
Отце твоем: его уж нет, он умер.
Возможно ль, гость мой? Сам мне дай ответ!
Уж если с этого начать мне должно —
Да, будь уверен; нет его в живых.
960 Болезнь его сразила? Иль коварство?
Для старости и мелочи довольно.
Огнь гаснущий и ветерок задует.
Болезнь беднягу унесла, я вижу.
Еще вернее – поздние года.
Жена, жена! И стоит ли считаться
С пифийским Феба очагом, иль с криком
Невнятным птицы над главой людей?
Они судили мне отца убийство —
И вот он умер, схоронен в земле,
А я, беглец, к мечу не прикоснулся!..
Уж не тоска ль по мне его убила,
970 И в этом смысле «от меня он пал»?..
Но нет: все божеские прорицанья
С собой похитил в глубь земли Полиб,
Всю их тщету изобличив пред миром!
Не я ль давно тебе о ней твердила?
Твердила, да; но страх меня стегал.
Теперь навек ты от него свободен.
А все ж я ложа матери боюсь.
Чего ж бояться, если ты уверен,
Что случай правит жизнию твоею,
А провиденью места нет нигде?
Жить надо просто, как позволит доля.
980 Брак с матерью! Иной и в вещем сне
Его свершит; и чем скорей забудет,
Тем легче жизнь перенесет свою.
Меня б легко ты в этом убедила,
Когда б не то, что мать моя жива.
Теперь же страха не сразить словами.
Зарей во тьме отца могила светит!
Зарей, не спорю; но живой боюсь.
Да что за женщина вас так пугает?
990 Меропа, старче: та, с кем жил Полиб.
Что ж страшного находите вы в ней?
Вещаньем бог меня смутил тревожным.
О нем дозволено узнать чужому?
Таить не стану. Феб мне предсказал,
Что с матерью сойтись в любви преступной
Мне суждено и кровь отца пролить.
Вот почему уж с давних пор Коринфа
Я не видал. Был счастлив я; но все же —
Отраден блеск родительских очей!
1000 Так этот страх прогнал тебя из дома?
Отца убить я не желал, старик.
О государь! К тебе с добром пришел я;
Дозволь навеки страх рассеять твой!