АС 98) и Еврипида (при трагедии «Финикиянки»). Как видно, здесь Лаию предсказывалась смерть от руки сына в наказание за совращение им юного Хрисиппа, сына Пелопа. У Софокла на этот мотив нет ни малейшего намека, хотя он и был использован Еврипидом в трагедии «Хрисипп» (ок. 411–409), до нас не дошедшей.
Не сохранились также две первые части фиванской трилогии Эсхила – «Лаий» и «Эдип», и только по третьей части – трагедии «Семеро против Фив» – мы можем установить, что в версии Эсхила Аполлон предостерегал Лаия от рождения сына, так как это поведет к гибели фиванского царства (742–749). Вероятно, Эсхил был первым автором, который, отступив от эпической версии, развил мотив инцестуозного брака, сделав Этеокла и Полиника, Антигону и Исмену детьми Эдипа от собственной матери.
В этой связи важно отметить, что в пророчествах совершенно отсутствует предостережение, которое могло бы быть адресовано супруге Лаия, – опасаться соединения с могущим родиться сыном, да и у Софокла предсказание о женитьбе на матери получает только Эдип; Иокаста о предстоящем ей позорном союзе ничего не знает. Отсюда следует сделать вывод, что первоначальным содержанием мифа об Эдипе была встреча незнающих друг друга отца с сыном, обычно кончающаяся гибелью отца, – в греческой мифологии известны и другие примеры этого мотива (смерть Одиссея от не узнанного им собственного сына Телегона; гибель критского царя Катрея от руки сына, пытавшегося спастись от ужасного пророчества бегством на о-в Родос; смерть аргосского царя Акрисия от нечаянного удара его внука Персея). Столь же увлекающий современных психоаналитиков инцестуозный брак сына с матерью появляется как драматический мотив не раньше, чем у афинских трагиков.
Что касается женитьбы Эдипа на Иокасте, то этот брак становится естественным следствием спасения Фив: освободив город от Сфинкс, Эдип вполне закономерно получает в награду трон и руку овдовевшей царицы. Именно такого рода версия и существовала на этот счет в древности и сохранилась в схолиях к ст. 53 и 1760 «Финикиянок» Еврипида. Звучала она следующим образом.
Когда Фивы попали под гнет хищной Сфинкс, а их царь Лаий погиб, пришедший к власти его шурин Креонт объявил по всей Греции, что фиванский трон и рука царицы будут наградой тому, кто освободит город от опасности. На этот призыв откликнулся Эдип, считавший себя сыном коринфского царя и успевший до этого в богатырском испытании встретиться с Лаием и убить его. Изгнав Сфинкс и став мужем Иокасты, Эдип однажды проезжал с ней на колеснице мимо того места, где он столкнулся с Лаием, и показал ей снятый с убитого царя меч и пояс. Тут Иокаста узнала в своем новом муже убийцу прежнего, но промолчала, не подозревая, что это ее сын. (Эта версия получила отражение, скорее всего, в «Эдипе» Еврипида, поставленном ок. 420–410 г. и до нас не дошедшем). Вероятно, если бы Иокаста знала, что ее сыну суждено не только убить отца, но и жениться на матери, она постаралась бы сопоставить свой брак с гибелью Лаия и вполне могла бы установить личность своего нового супруга.
Наконец, остается вопрос об избавлении от рожденного Иокастой младенца и его последующем опознании. По традиционной версии, прислужники Лаия бросили ребенка с проколотыми сухожилиями ног в диком ущелье, и только случайно его нашли пастухи Полиба или какой-то путник[5]. Никто из них, естественно, не мог знать, откуда родом бессловесное дитя. Есть также вариант, по которому младенец был брошен в ковчежке в море и прибит к берегу в чужой земле[6], – здесь вообще исключаются всякие посредники между подбросившим ребенка и принявшим его. Таким образом, совмещение в трагедии Софокла в одном персонаже – старом пастухе – свидетеля убийства Лаия и домочадца, передавшего ребенка из рук в руки коринфскому пастуху, который в свою очередь приходит вестником в Фивы, – нововведение поэта, позволившее ему построить трагическое узнавание Эдипа.
Структура трагедии достаточно традиционна: пролог (1–150), парод (151–215), четыре эписодия (216–462, 513–862, 911–1085, 1110–1185) и примыкающие к ним четыре стасима (463–512, 863–910, 1086–1109, 1186–1222), из которых третий выполняет функцию гипорхемы; завершает трагедию эксод (1223–1530) со включенным в него коммосом Эдипа с хором (1313–1368) и заключительным диалогом Эдипа с Креонтом в анапестах (1515–1523). О ст. 1524–1530 см. ниже в примечаниях.
Для исполнения трагедии требовались три актера, между которыми роли распределялись следующим образом: протагонист – Эдип; девтерагонист – жрец Зевса, Иокаста, Пастух, Домочадец; тритагонист – Креонт, Тиресий, Коринфский вестник.
Не считая упомянутых выше драм Эсхила и Еврипида, название трагедии «Эдип» засвидетельствовано еще более, чем для десятка афинских трагиков, от произведений которых на эту тему ничего не дошло. В Риме к образу Эдипа обращались Юлий Цезарь (его трагедия не сохранилась) и Сенека – единственный автор, кроме Софокла, чья трагедия уцелела до наших дней.
Для настоящего издания заново переведены следующие стихи: 10, 17, 19, 40–44, 81, 95, 111, 126–128, 130 сл., 136, 142–146, 216–219, 244–248, 252, 266, 273–275, 293, 301, 305, 324, 328 сл., 336, 339, 341, 422–427, 441 сл., 445 сл., 484, 486, 501–503, 520–522, 533, 539, 570 сл., 592, 624 сл., 639–641, 644–649, 673–675, 677–679, 685 сл., 688, 695–698, 701 сл., 706, 726–728, 736, 746, 753, 756, 783, 802–806, 879 сл., 890, 903, 921, 930, 934, 961, 971, 976, 990, 1000, 1030 сл., 1034, 1048, 1054 сл., 1060 сл., 1066, 1068, 1078, 1086 сл., 1094 сл., 1107–1109, 1120, 1129 сл., 1168–1172,1175, 1180–1182, 1197 сл., 1204 сл., 1215, 1219–1222, 1231 сл., 1244 сл., 1273 сл., 1280 сл., 1327, 1376, 1397, 1401 сл., 1405, 1408, 1410, 1420, 1430–1433, 1436 сл., 1445 сл., 1510, 1526 сл.
Место действия Ф. Зелинский в своем издании переводов Софокла изображал следующим образом: «Сцена представляет фасад дворца; по обе стороны главных дверей стоят изображения и жертвенники богов-покровителей царя и общины: Зевса [ср. 904], Аполлона [ср. 80, 149, 919], Паллады [ср. 159–197], Гермеса. Направо – спуск в Фивы [ср. 297, 512, 1110], откуда доносятся жалобные звуки молебственных гимнов, прерываемые рыданьями и стонами [ср. 19, 182–186]. Налево – спуск к дороге, ведущей в Фокиду [ср. 82, 924]».
2 Птенцы младые… – В оригинале: «О дети». Ср. 6 (в переводе не передано), 58, 142. Эдип сразу же представлен как царь, по-отечески заботящийся о своих подданных… Кадмова гнезда! – Кадм – сын финикийского царя Агенора, посланный им на поиски Европы, похищенной Зевсом. Не найдя нигде следов сестры, Кадм получил от дельфийского оракула Аполлона указание прекратить бесполезные розыски и основать город Фивы (часто называемые также Кадмеей). Ср. ниже, 267 сл.
16 Средь них и я… – Зелинский переводил: «Здесь – под обузой старости жрецы», принимая рукописное чтение в 18 ίερείς и видя в противопоставлении οί µέν … οί δέ … (16 сл.) указание на две группы просителей – юношей и жрецов. Однако на присутствие других жрецов, кроме обращающегося к Эдипу, в дальнейшем тексте нет ни малейшего намека, и их место скорее там, где у алтарей в городе совершаются жертвоприношения и возносятся мольбы к богам (ср. 4 сл., 19–21). Поэтому Дэн и Доу с полным основанием принимают конъектуру Бентли ιερεύς, к которой примыкают следующие слова εγω µεν … – «а я – жрец»… Тогда множественное число в οί δέ следует рассматривать как так наз. pluralis maiestatis – «что же касается нас, то я»… В соответствии с этим внесено изменение в перевод Зелинского.
20 У двух святилищ… – Имеются в виду два храма Афины Паллады, известные в историческое время в Фивах – Афины Онки (ср. Эсх. Сем. 487, 501) и Афины Кадмейской или Исменийской.
21 …над Исмена вещею золой. – У алтаря Аполлона Исмения, чей храм находился вблизи реки Исмена. Здесь жрецы бога давали предсказания в ответ на жертвоприношения, состоявшие из заколотых и сожженных у алтаря животных. Отсюда – «вещая» зола.
22 Зачем мы здесь? – Добавление Зелинского.
36 …певице ужасов… – Сфинкс с ее загадкой. Ср. 391, 508, 1199.
44 Твой опыт… – После этого стиха Доу постулирует лакуну, исходя из трудности при синтаксическом анализе оригинала. Предложение Доу не встретило сочувствия у рецензентов, и Зелинский, если и видел эту трудность, не придал ей значения при переводе.
70 Послал я в Дельфы… – Без обращения за советом к жрецам пифийского Аполлона в Дельфах древние греки не принимали ни одного серьезного решения в вопросах как общественной, так и частной жизни.
82 Густого лавра… – Обращавшиеся в Дельфы надевали на голову венок из ветви лавра и не снимали его до возвращения домой.
97 …вскормленную соком Земли фиванской… – Причина бедствия, постигшего Фивы, состояла именно в том, что убийца Лаия, происходивший из его царства, продолжал находиться на фиванской земле, тем самым оскверняя ее пролитой кровью здешнего царя. Ср. 101. Если бы Эдип продолжал жить в любой другой земле, совершенное им убийство незнакомца в дорожной ссоре могло вообще не считаться преступлением.
114 Как говорили… – Зелинский перевел: «Так сам он нам говорил», исходя из рукописного έφάσκεv. Здесь, однако, представляется уместной конъектура Доу έφασκον (3 л. мн. ч.): «Так говорили». В то время, когда происходит действие трагедии, не важно, чем мотивировал свой отъезд 20 лет тому назад Лаий; важно, что об этом думали и продолжают думать в народе.
144 Сюда же… созовите… – Мотивировка выхода хора, далеко не всегда обязательная в древнегреческой трагедии.
151 Зевса отрадная весть… – В изображении Софокла, хор уже осведомлен о возвращении Креонта, но не знает содержания полученного им оракула.