263 …как кунак старинный… – Еврит обучил юного Геракла стрельбе из лука. Ср. Феокрит 24, 107 сл.
332 Войдем во двор… – Современный Софоклу греческий дом располагался по четырем сторонам внутреннего двора. Впрочем, в оригинале этой детали, введенной Зелинским, нет; там просто сказано: «Войдем в дом».
362 Он двинул рать… – Эти стихи по ряду грамматических и смысловых причин возбуждают сомнение у издателей. Зелинский с полным основанием оставил без перевода 363, а 364 постарался присоединить к 362, избегая затруднений, создаваемых в этом случае оригиналом.
443 И богами он Державно правит… – См. Ан. 781 и примеч.
510 …эниадский поток… – Город Эниады расположен недалеко от впадения Ахелоя в Ионическое море.
511 …от Вакховой Фивы… – См. Ан., примеч. к 1115 сл.
520 «Лестница», «плигма» – приемы из арсенала борцов. Некоторое представление о ходе этой борьбы может дать рассказ Ахелоя у Овидия (Метаморфозы IX, 50–54).
526 …как зритель равнодушный… – Перевод Зелинского по его конъектуре ϑατήρ (ср. 22 сл.), введенной вместо бессмысленного ркп. µάτηρ и принятой затем Пирсоном и Дэном.
554 …мысль спасения мою. – Перевод по конъектуре Кэмпбела νόηµα вместо неудовлетворительного по смыслу ркп. λύπηµα.
559 Евен – река, берущая начало на юго-западном склоне Эты и впадающая в Коринфский залив восточнее Плеврона.
614 …знаком… здесь запечатленным. – Отпечатком на воске, сделанным с кольца Деяниры.
633–639 О вы, у скал надбрежных… – Хор обращается к людям, населяющим область между Этой и малийским заливом. Кипучий исток… – Горячий источник в Фермопильском ущелье. …край… девы златолукой… – Артемиды, слывшей покровительницей заливов. …эллинов речи… Фермопилы внемлют! – К Фермопилам с запада примыкал городок Анфема, где собирались члены дельфийско-фермопильского союза, включавшего в себя племена, населявшие окрестные земли.
641 Не вестницей вражьей брани… – В сопровождении флейты часто исполнялись воинские песни и марши.
661 Подвластный чарам любви… – Стихи испорчены. Перевод сделан по общему смыслу.
694 …коим плащ Я натирала… – Многие исследователи считают стих вставкой, сделанной кем-нибудь из актеров при повторной постановке трагедии. Если согласиться с этой атетезой, перевод Зелинского придется перестроить следующим образом:
Тот клок овечьей шерсти я случайно
На солнцепеке бросила. Нагревшись…
715 Хирон – кентавр, отличавшийся от своих диких и разнузданных соплеменников благородством нрава. У него воспитывался Геракл, который позже случайно ранил его стрелой, пропитанной ядовитой кровью Гидры. Ср. 1095–1097.
721 Невыносимо жить в бесславье… – Ср. А. 479 сл.
752 Есть мыс Евбеи… – Нарушение синтаксического строя в переводе соответствует анаколуфу в оригинале; таким способом Софокл передает волнение Гилла, не способного следить за правильностью своей речи.
788 Локрийцев склоны горные… – Локрида расположена напротив Кенейского мыса.
834..змей искристокожий. – Лернейская гидра.
863 Ошиблась я? – В ркп. деление на полухория отсутствует, и в разных изданиях есть небольшие различия в делении реплик. Так, 865 (τί φηµί) иногда считают заключением предыдущей реплики (Джебб, Дэн); тогда надо перевести его: «Что это значит?»
887 С клинком, несущим гибель? – В ркп. этот стих отдают кормилице; так и в изданиях Джебба и Дэна. Доу, вслед за Маасом, оставляет стих в составе партии хора.
964 …чужая рать… – См. 259.
1015–1017 Отсеките ж главу мне… – Должны быть по объему симметричны 1041–1043, но в оригинале – лакуна в несколько стоп, оставленная в переводе без внимания
1095–1097 …надменный род… кентавров… – По пути за Эриманфским вепрем (Эриманф – горный хребет на границе между Ахеей и Аркадией, в сев. Пелопоннесе) Геракл подвергся нападению кентавров и перебил их.
1099 И стража-змея… – Дракона, сторожившего золотые яблоки Гесперид, росшие в волшебном саду далеко на Западе (у грани мира).
1168 …отцова дуба… – В Додоне. См. 172 и примеч. Селлы – племя, жившее в окрестностях Додоны.
1275–1278 Разойдемся же, девы… – Эти стихи в разных ркп. отдают то Гиллу (так и Джебб), то хору (так Пирсон, Дэн, Доу и мн. др.). Эта атрибуция, подтверждаемая теперь папирусным отрывком V–VI в. н. э. (Р. Оху. 52, 1984, 3688), принята и в переводе, с той лишь разницей, что Зелинский адресовал последние слова корифея Иоле, которая якобы молча присутствовала на орхестре во время всей последней сцены. Однако на ее появление нет ни малейшего намека в тексте, включая сюда 1219–1221, которые звучали бы иначе, если бы Иола находилась на виду у зрителей. Единственное возможное толкование последних стихов – обращение корифея к девушкам, составляющим хор, и побуждающее их покинуть орхестру. В соответствии с этим заменен перевод Зелинского.
До начала нашего века из пьесы Софокла «Следопыты» были известны лишь две цитаты по полтора стиха и одно слово, сохранившиеся у позднеантичных авторов. При одной из этих цитат имелось указание, что «Следопыты» были сатировской драмой. Разумеется, строить какие-нибудь предположения о содержании этой драмы было совершенно бессмысленно. Однако именно эти две цитаты оказали неоценимую помощь при идентификации отрывков из папирусного свитка II в. н. э., изданных в 1912 г. в девятом томе Оксиринхских папирусов под № 1174. От древней рукописи дошло в различной сохранности 16 колонок (с 1-й по 15-ю и 17-я: колонка 16-я не обнаружена) и множество мельчайших фрагментов, к которым полтора десятка лет спустя добавилось еще несколько обрывков, обнаруженных позже (Р. Оху. 17. 1927. № 2081 а).
За время, прошедшее с момента первой публикации папирусных фрагментов «Следопытов», они были 14 раз переизданы, а число отдельных исследований, им посвященных, перевалило к началу 80-х годов за девять десятков, не считая отведенных им разделов в общих трудах по истории античной литературы, древнегреческого театра и сатировской драмы как жанра. Последнее по времени издание «Следопытов» с обширным аппаратом принадлежит итальянскому ученому Энрико Мальтезе[14], – в нем использованы результаты предшествующей работы над текстом и толкованием пьесы и приводится исчерпывающая библиография трудов по «Следопытам» на западноевропейских языках[15].
Папирусные отрывки «Следопытов» представляют особый интерес именно потому, что до их открытия об аттической сатировской драме приходилось судить по одному «Киклопу» Еврипида, который из трех великих греческих драматургов проявлял к этому жанру наименьший интерес, а его «Киклопу», насыщенному актуальными для времени Еврипида рассуждениями на общественно-политические темы, не хватает, по-видимому, легкости, отличавшей этот вид афинской драмы. Очень славился в древности своими сатировскими драмами Эсхил, но первое представление о них ученый мир получил только в 40-х годах нашего столетия, когда в тех же папирусах из Оксиринха были обнаружены довольно крупные отрывки из нескольких его сатировских драм. Появившиеся за 30 лет до того «Следопыты» уже в значительной мере подготовили почву для оценки новых документов этого жанра.
Сатировская драма V в. является очень специфическим отростком древнегреческого театра. Из драмы сатиров, по свидетельству Аристотеля (Поэтика 4, 1449а), развилась трагедия, после того как забавные сюжеты и озорные сатиры были заменены серьезными темами и возвышенной речью, вложенной в уста легендарных героев прошлого. Как происходил этот процесс, остается во многом неясным, и мнения исследователей на этот счет далеки от единодушия, – несомненно, во всяком случае, что пьеса с участием сатиров, замыкавшая на театральных представлениях драматическую тетралогию, призвана была вернуть зрителей от напряженных переживаний, вызванных тремя трагедиями, в атмосферу весеннего обновления природы, которое и отмечалось празднествами в честь бога Диониса. В те времена, когда трагедии, составлявшие трилогию, были связаны единством содержания (как, например, в большинстве случаев у Эсхила), оно распространялось и на драму сатиров. Так, к «Орестее» Эсхила примыкала сатировская драма «Протей», изображавшая приключения Менелая и его спутников, занесенных бурей при возвращении из-под Трои в Египет. Его же фиванская трилогия завершалась сатировской драмой «Сфинкс», в которой не хищное чудовище загадывало загадку Эдипу, а, наоборот, явившийся в Фивы странник заставлял Сфинкс разгадать его загадку и одерживал в этом соревновании победу.
Какова была в этих случаях роль сатиров, можно догадываться по аналогии с «Киклопом», отрывками из других сатировских драм и памятникам вазовой живописи. Сатиры, по происхождению своему – низшие божества плодородия, сродные нашим лешим, представляли собой на орхестре афинского театра ораву озорных и необузданных детей природы, возглавляемых их предводителем – папашей Силеном. Наибольший интерес они проявляли к вину и женщинам, причем нередко были готовы напасть не только на заблудившуюся в лесу красавицу, но и на самих богинь. Часто они оказывались в плену у какого-нибудь чудовища (так в «Киклопе») или бога (так в «Следопытах») и жаждали освобождения, готовые на словах на любые подвиги, но немедленно находившие предлог, чтобы избавиться от мало-мальски опасного поручения. Такими они выведены и в «Следопытах», содержание которых заимствовано в основном из так называемого гомеровского гимна к Гермесу.