Д а р ь я. Сейчас время у людей отбирать не станем. А попозже я тебе досконально изложу. Только слово дай, я тебе всегда верила. Видишь, сердце-то у меня не врет. Обе мы с тобой блокадницы.
Н и к о д и м о в а. Да-да! Мы ведь там тоже держались. И это было похоже… По вечерам девочки наши русские, ротармейками их называли, развозили по баракам каву.
О л е с ь. Жидкое пойло. Считалось, что это — кофе!
Н и к о д и м о в а. Идут по лагерю, стучат деревянными башмаками и поют тихо: «Любимый город может спать спокойно»…
О л е с ь. Потом по вечерам на нарах шепчут: «Москва стоит, Ленинград держится»…
М а р и а н н а. По-русски, по-немецки, по-французски, по-польски, по-чешски…
Д а р ь я. Вот-вот! Голодом он нас морил, морозил насмерть, вшами травил, языки перемешал, а свинства не добился. Мы раньше, бывало, больше покойников своих поминали — нынче пришло время живым поклониться, которые сдюжили, за руки взявшись, кровью побратались. Верно говорю, профессор? То-то!.. Сестры мы с тобой, Тонечка. Это уж как пить дать!
Входит Е л и з а в е т а.
Е л и з а в е т а. Привет честной компании! С праздником всех! Своих отправила салют смотреть, а сама — сюда. (Подходит к Дарье.) Я было в больницу к тебе собралась!..
Д а р ь я. Теперь уж что. На воле покудахчем.
Е л и з а в е т а (заметив Манежникова). А это вы, Николай Гаврилович?!
М а н е ж н и к о в. Разве не заметно?
Е л и з а в е т а. Нашелся, значит.
М а н е ж н и к о в. Нашелся.
Е л и з а в е т а. Ваше здоровье!
Все пьют.
М а н е ж н и к о в. Жаль, что та пластинка не дожила.
К а т я. Дожила. (Идет к радиоле, находит и ставит пластинку.)
О л е с ь. Старый, запиленный вальс!
М а н е ж н и к о в (ставит пластинку на проигрыватель). Выручай, старая колымага.
Звучит старый вальс. Манежников приглашает Катю. Танцуют.
Е л и з а в е т а (приглашая Манежникова). А белый вальс мой! (Обращаясь к Кате.) Не забудь позвать, если что. (Манежникову.) Пошли?
М а н е ж н и к о в. Я готов.
Танцуют.
И г о р ь (Марианне). Ты меня все-таки приглашаешь?
Игорь танцует с Марианной.
О л е с ь. Тетя Даша, а вы чего сбоку?
Д а р ь я. Смотрю на всех. Интересно.
О л е с ь. Зато за стол рядочком сядем.
Д а р ь я. Запомнил, оголец. Спасибо. Мать вон пригласи.
Олесь приглашает Никодимову, но его отстраняет Катя.
К а т я. Ну, я за кавалера!
О л е с ь. Пожалуйста — уступаю.
Танцуют Елизавета с Манежниковым.
Е л и з а в е т а. Я все помню. Жили вы на Лиговке. Пришли однажды, а там уже ничего и нет… Теперь квартиру хорошую дадут…
М а н е ж н и к о в. Дали!
Е л и з а в е т а. Женитесь?
М а н е ж н и к о в. А это придется заслужить.
Е л и з а в е т а. С вами женщине интересно будет.
М а н е ж н и к о в. Почему?
Е л и з а в е т а. А вас не скоро разгадаешь. Значит, долго любить.
М а н е ж н и к о в. Есть такой закон?
Е л и з а в е т а. Закон ли, нет ли, а так уж повелось. Нам бездну подавай. Я смолоду дурой была, болонкой у него на диване сидела, вот и промахнулась…
М а н е ж н и к о в. Болонкой, говорите… Спасибо, Лиза!
Е л и з а в е т а. За что?
М а н е ж н и к о в. Вы — умная женщина и хорошо придумали этот белый вальс.
Е л и з а в е т а. Один вальс, да мой. Потом всю жизнь Катьке завидовать.
Танцуют Катя и Никодимова.
Н и к о д и м о в а. Удивительный день. Вы счастливы, Катюша?
К а т я. Не знаю… Кем я к нему приду? В тридцать лет трудно быть украшением дома. А жизнь он построил и без меня.
Н и к о д и м о в а. Вы — типичная русская женщина. Жертвенности ищете. Надо жить по сердцу, Катюша. А жертвы сами позовут — поверьте мне!
К а т я. Тонечка, вы своей жизнью распорядились иначе.
Н и к о д и м о в а. Ничем я не распоряжалась. Я с трудом соответствовала тому, что выпадало на мою долю. Теперь тоже. Как видите, судьба снова распорядилась мной.
Танцуют Марианна и Игорь.
М а р и а н н а. Ты просто старомодный питерский интеллигент — вот что! Придется мне… (Целует Игоря.) Ты еще вспомнишь нашу сказку для своих детей, потом для внуков.
И г о р ь. Ты уверена, что мы сумеем рассказать ее вдвоем?
М а р и а н н а. Я просто не знаю, как жить без тебя, Щелкунчик! (Убегает в коридор.)
Дарья пытается встать и падает в кресло.
К а т я. Вам плохо, тетя Даша?
Д а р ь я. Ничего, ничего. Молчи!
К а т я. Я Антонину Васильевну позову.
Д а р ь я. Не надо. Здесь врач не нужен. Маета на сердце.
К а т я. Спасибо вам, тетя Даша, за все.
Д а р ь я. Будьте счастливы, Катюша. Погоняй их тут без меня… Не то застоятся… Печально что-то. А ну, что-нибудь повеселей поставь! Где ты там, ученый? Профессор!
М а н е ж н и к о в (пытается найти музыку по приемнику). Здесь сплошные буги-вуги да рок-н-роллы…
Д а р ь я. А у нас на все свой лад найдется!
Звучит рок-н-ролл. Дарья Власьевна танцует в его ритме плясовую и поет частушки.
Меня милый провожал —
всю дорогу вображал.
Коль пошел ты провожать,
так чего ж воображать?!
Если б не было муки,
не было бы пышек.
Если б не было мужчин,
не было б детишек…
Звонят в прихожую. Елизавета идет открывать.
Е л и з а в е т а. Я открою.
Входит И н с п е к т о р. Все переглядываются и смеются.
И н с п е к т о р. Прошу прощения, я только — поздравить…
Раздается грохот салюта. Все бросаются к окну. Игорь подхватывает Марианну на руки.
Д а р ь я. Гасите свет! Я этот салют без помех хочу смотреть.
Грохот и свет салюта.
Господи, если ты там найдешься, сохрани жизнь отроку Шурику!
З а н а в е с.
Олег ПерекалинЗЕМНОЙ ПОКЛОНЛирическая драма в 2-х действиях
Д е д С к о б а р ь, Василий Михайлович Скобарев, 70 лет.
С к о б а р е в А л е к с е й, его сын, 45 лет.
А н н а, его дочь, 38 лет.
О л я, внучка деда Скобаря, дочь Алексея, 20 лет.
Р о д и о н, ее муж, 23 лет.
Н и к и т а, преподаватель истории в ГПТУ, 25 лет.
Г о н о к И г н а т П о л и к а р п о в и ч, 68 лет.
З а х а р о в а В а р в а р а С т е п а н о в н а, 65 лет.
А р т е м о в, 45 лет.
М о т я, вечный солдат.
В эпизодах:
С п и р и д о н, прораб.
Л е й т е н а н т.
С о л д а т ы.
Время действия — наши дни.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Ближе к вечеру. Во дворе перед домом деда Скобаря в тени старых берез прочно установлен стол с ножками-крестовинами, несколько стульев, скамья. В стороне, у плетня, — столярный верстак, засыпанный стружкой, рядом стоит грубо сколоченный ящик внушительных размеров. В глубине двора, утопая в вишневом саду, расположился и сам дом: деревянные резные кружева фасада, узорчатые ставни на окошках, крыльцо с замысловатыми переплетами балясин — все это выкрашено в яркие, веселые цвета.
Во дворе О л я и Р о д и о н. Издали слышен надсадный рокот моторов бульдозера и то и дело подъезжающих, очевидно, к окраине деревни большегрузных самосвалов. В редкие минуты «затишья» со стороны вишневого сада слабо доносятся перекликающиеся голоса и перестук плотницких топоров.
Оля стоит на крыльце; перед ней прямо на земле, на коленях, стоит Родион.
Р о д и о н (тихо). Оля, прости… Ну хочешь, землю перед твоими ногами целовать буду?.. Оля, прости…
Во двор входит А р т е м о в. Он в рубашке защитного цвета с модными кармашками и погончиками, в джинсах. В руках у него снятый пиджак. Оля уходит в дом.
Р о д и о н (поднялся). Турист?
А р т е м о в. Путешественник.
Р о д и о н. Понятно. Любопытствующий. (Кивнул в сторону дома.) Нравится игрушка деда Скобаря?
А р т е м о в. Симпатичный теремок.
Р о д и о н. Ну-ну, изучай, покуда стоит. Завтра снесем к чер-р-товой бабушке! (Взбежал на крыльцо, стучит.) Ольга свет Алексеевна, разрешите? (Вошел.)
Дверь еще не успела как следует закрыться — послышались громкие, возбужденные голоса. Из дома стремительно выходит разъяренный Р о д и о н.
Р о д и о н (зло хлопнул дверью). Экстремистка! Пиратка! (Осторожно ощупывает голову, болезненно морщится.) Слышь, любознательный, сам-то куда топаешь?
А р т е м о в (усмехнулся). Собственно, я уже приехал. Дальше некуда.
Р о д и о н (внимательно посмотрел на него). Из газеты, что ли? Или повыше?
А р т е м о в. Из газеты, из газеты… Где хозяин?
Р о д и о н. Церковь строит. По письму, значит, по жалобе прикатил? (Хмыкнул.) Игнат Поликарпович шустрый на это дело — хлебом не корми.
Со стороны сада выходит А н н а.
А н н а (остановилась, разочарованно). Ах, это вы, Родион…
Р о д и о н. Случайно, мимоходом завернул! Разрешите познакомить… э-э… корреспондент из области. Большой начальник, между прочим.
А р т е м о в. Чуть повыше этой кочки. Максим Аверьянович Артемов.
А н н а (сухо). Очень приятно.
Р о д и о н. Будем публично, на корню разоблачать вашего папашу.
А н н а (устало). Фу, Родион, вы опять пьяны… Погубите вы себя.
Р о д и о н. Ошибаетесь — кружка пива! По случаю первой годовщины моей свадьбы с вашей малахольной племянницей. Имею законное право! А хоть бы и стаканчик пропустил — ваша-то какая печаль, Анна Васильевна? Вы как приехали, так и уедете, зачем же соваться, куда вас не просят? Зачем…