К счастью, ты скоро выходишь. У нас наступит наконец покой.
ЛЕФРАН. Не говори об этом, Морис.
МОРИС. Вот видишь? Сам видишь, Жюль, мне и слова нельзя сказать. Ты хотел бы прижать нас с Зеленоглазым к ногтю. Нет, не выйдет, Жюль Лефран.
ЛЕФРАН. Мое имя — Жорж.
МОРИС. Да тебя уже все привыкли звать Жюлем. Ты должен был нас заранее предупредить, вместо того чтоб раздражаться.
ЛЕФРАН. Я делаю то, что должен делать.
МОРИС. Кому должен? Мы-то здесь все заключенные, и к нам ты должен относиться с уважением. А ты плетешь заговоры. В полном одиночестве. Ведь ты совсем один, не забывай.
ЛЕФРАН. А ты? Чего ты добиваешься, принимая все эти позы? Все юлишь вокруг него, вокруг тюремщиков. Можешь сколько угодно пытаться их обмануть, со мной этот номер не пройдет. Если я и спустил тебе сейчас, то только из-за этих твоих гримас. Им ты обязан жизнью больше, чем Зеленоглазому. Я тебя пожалел, но ты все равно сдохнешь, сдохнешь еще до того, как я выйду отсюда.
МОРИС. Ну давай, изображай из себя крутого, Жюль. Пользуйся тем, что я сейчас на тебя смотрю. Только что ты пытался меня убить, а бывает, что ночи напролет ты надоедаешь мне своими разговорами. То ты боишься, что я замерзну, то тебе кажется, что у меня лихорадка. Я-то давно уже заметил. И Зеленоглазый меня предупредил. Лишний случай для нас посмеяться над твоей рожей.
ЛЕФРАН. Ты плохо меня знаешь, если думаешь, что я соглашусь пожертвовать собой ради твоего скелета.
МОРИС. А мне это нужно? Хочешь подлизаться ко мне? Думаешь, так ты мне будешь менее противен? Через три дня тебя освободят. И мы с Зеленоглазым будем наконец свободны.
ЛЕФРАН. Не слишком на это рассчитывай, Морис, сегодня вечером тебе придется уйти из этой камеры. Пока ты не появился, мы с Зеленоглазым прекрасно ладили, как двое мужчин. Я не разговаривал с ним как молоденькая невеста.
МОРИС. Ты мне отвратителен!
Он делает движение головой, как бы откидывая со лба непослушную прядь волос.
ЛЕФРАН(все больше распаляясь). Не могу тебя видеть! Не могу тебя слышать! Чувствовать твой запах! Даже твои повадки внушают мне отвращение. Не хочу уносить их с собой, когда выйду отсюда.
МОРИС. А если я откажусь? Ты злишься, что я совсем недавно в крепости. Ты был бы рад, если бы мои волосы остригли под ноль машинкой?
ЛЕФРАН. Заткнись, Морис!
МОРИС. Я сижу на табуретке, и мои срезанные кудри падают мне на плечи, на колени и на землю, — ты рад даже сейчас, когда я говорю об этом, рад моей ярости. Ты просто балдеешь от моей беды.
ЛЕФРАН. Я сказал уже, что мне надоело оставаться здесь между вами, чувствовать, как ваши жесты пронзают меня насквозь, когда вы говорите между собой. Мне надоело видеть ваши слишком доступные физиономии. Ваши опущенные веки, вздрагивающие ресницы, — как хорошо я их знаю! Мало того, что тут подыхаешь с голоду, бессильно пропадаешь за этими стенами, вам еще нужно, чтобы мы тут совсем передрались.
МОРИС. Ты что, хочешь меня разжалобить, все время напоминая, что отдавал мне половину своего хлеба? И половину супа к тому же. (Пауза.) Мне вообще трудно было глотать все это. Еда исходила от тебя, и этого было достаточно, чтобы внушать мне отвращение.
ЛЕФРАН. Но кое-что перепадало и Зеленоглазому.
МОРИС. А ты хотел бы, чтобы он подох с голоду.
ЛЕФРАН. Как вы там делились, меня не касается. Я могу накормить хоть всю камеру.
МОРИС. Оставь себе свой суп, великомученик, мне хватит храбрости, чтобы отдавать половину моего обеда Зеленоглазому.
ЛЕФРАН. Да-да, поддерживай его силы, они ему еще пригодятся. Но не пытайся провести меня. Я вообще во многом зашел куда дальше вас.
МОРИС(с иронией). На каторгу, что ли?
ЛЕФРАН. Повтори, что ты сказал!
МОРИС. Я и говорю: на каторгу.
ЛЕФРАН. Ты меня достаешь? Ты хочешь довести меня до края? Морис, ты хочешь, чтобы я снова завелся?
МОРИС. И отправился прямиком на каторгу? Но ты ведь первый стал рассказывать нам о следах цепей на твоих запястьях…
ЛЕФРАН. И на щиколотках! На запястьях и на щиколотках. У меня есть право говорить об этом! А у тебя есть право заткнуться. (Кричит.) У меня есть полное право говорить об этом. Уже триста лет, как на мне — метки каторжного раба, и все это закончится грандиозной катастрофой. Вы слышите меня? Я могу стать настоящим ураганом и смести вас всех! Приберите хоть немного в камере. Ваша мягкотелость меня убивает. Один из нас должен срочно убраться отсюда. Вы совсем утомили меня, — ты вместе со своим красавцем убийцей.
МОРИС. Ты до сих пор его обвиняешь. Чтобы попытаться скрыть свои повадки предателя, ты обвиняешь его. Он знает, что ты хотел украсть у него жену. Совсем так же, как ночью ты встаешь, чтобы красть его табак. А стоит предложить тебе тот же табак днем, и ты откажешься. Легче, конечно, таскать при свете луны. Его жену! Ты ее уже давно хотел.
ЛЕФРАН. Тебе ведь хочется, чтобы я сказал: да. Ты был бы рад? Ты был бы счастлив, если бы сумел разлучить меня с Зеленоглазым? Ну что ж — да! Да, малыш Морис, ты верно угадал: уже очень давно я делаю все возможное, чтобы она послала его к черту. Начиная с первого любовного письма.
МОРИС. Сволочь!
ЛЕФРАН. Уже давно я пытаюсь их рассорить. Мне наплевать на его жену. На нее — наплевать. Я хотел, чтобы Зеленоглазый остался совсем один. Как говорится, «соло». Но это так трудно. Парень неплохо держится. Он с таким апломбом стоит на своих чуть расставленных ногах. И я, по всей вероятности, уже провалил это дело.
МОРИС. Что ты хотел с ним сделать? Куда увести? (Обращаясь к Зеленоглазому.) Зеленоглазый, ты слышишь?
ЛЕФРАН. Это тебя не касается. Это останется между ним и мною, и даже если мне придется сменить камеру, я буду продолжать делать то же самое. И даже если я выйду из крепости.
МОРИС. Зеленоглазый!
ЛЕФРАН. Я скажу, что останется у тебя: твоя ревность. Ты не можешь вынести, что это я пишу его жене. У меня слишком теплое местечко. Настоящая должность: я — его почта. Вот ты и злишься!
МОРИС(сжав зубы). Неправда! Просто я делаю ошибки в правописании.
ЛЕФРАН(передразнивая Мориса). Неправда? Ты сам не понимаешь, что говоришь! Да у тебя слезы на глазах. Стоило мне сесть за стол, взять листок бумаги, опробовать интендантское перышко, откупорить чернильницу — и ты места себе не мог найти. Ты был просто весь заряжен электричеством. С тобой нельзя было больше иметь дела. Ты сам на себя посмотри, — что с тобой творилось, когда я начинал писать. А когда я перечитывал письма? Что-то я не слышал тогда твоих насмешек, не видел, чтоб ты подмигивал!
МОРИС. Жена Зеленоглазого могла бы стать твоей первой женщиной. Ты весь выкладывался, когда писал эти письма!
ЛЕФРАН. Ты до сих пор страдаешь: из твоих хорошеньких глазок текут слезы. Я заставил тебя плакать от ярости и стыда! И я еще не закончил! Пусть только Зеленоглазый вернется из комнаты для свиданий! Он вернется счастливым, потому что увидел жену, и счастливым, потому что наконец бросил ее.
МОРИС. Неправда!
ЛЕФРАН. Ты так думаешь! Конечно, жена не сможет так легко его позабыть. Разве можно забыть Зеленоглазого! И он слишком труслив, чтобы бросить ее. Как только он приклеится к переговорной решетке, его жизнь начнется сначала… Нет, только когда он вернется сюда, жизнь его действительно начнется сначала.
МОРИС. Сволочь!
ЛЕФРАН. Ты еще не понял, что ты вообще не в счет? Что это он — мужчина! И сейчас, погляди только, вот он прижался к решетке. А вот отступает назад, чтобы жена могла его получше рассмотреть! Ну же, погляди!
МОРИС. Кто ревнует! Ты просто хотел бы, чтобы вся Франция говорила о тебе, как говорит о Зеленоглазом. Как же это было прекрасно. Только вспомни, как это было прекрасно, когда даже трупа не могли отыскать. Все эти крестьяне искали. И фараоны, и собаки! Осушали колодцы, вычерпывали пруды. Настоящая революция, под звон колоколов. Священники — и бродяги, ведуны, экстрасенсы — все эти бродяги! А уж когда нашли труп! Вся, вся земля была пропитана этим ароматом. А руки Зеленоглазого? Его окровавленные руки, — ими он срывал занавески с окон. И встряхивал волосы с венком из гроздьев сирени. Как он нам и рассказывал.
ЗЕЛЕНОГЛАЗЫЙ(в изумлении). Какая кровь, Морис? Черт побери!
МОРИС. Что ты сказал?
ЗЕЛЕНОГЛАЗЫЙ. Крови не было. Только сирень.
Он приближается с угрожающими жестами.
МОРИС. Какая сирень?
ЗЕЛЕНОГЛАЗЫЙ. У него в зубах! У него в волосах! А только теперь ты меня предупреждаешь! (Дает Морису пощечину.) Ни один легавый мне этого не рассказывал. Я должен был сам об этом подумать, и, к несчастью, подумал слишком поздно. (Обращаясь к Морису.) И все ты виноват, червяк. Тебя там не было. Ты должен был присутствовать там, чтобы меня предупредить, я бы замолчал, заткнулся перед лицом своей скорби, я был бы точен… Но ты был, наверное, так занят с моей женой…
МОРИС. Зеленоглазый…
ЗЕЛЕНОГЛАЗЫЙ. Вы все мне надоели. Через месяц я пойду под нож. По одну сторону машины будет моя голова, а по другую — тело. Потому я так ужасен. Ужасен! И я могу тебя уничтожить. Если моя жена тебе нравится, пойди возьми ее. Ты все крутишься вокруг меня, все крутишься, все ищешь уголок, где бы устроиться, и не боишься, что я тебя прибью.
МОРИС(слушая под дверью). Зеленоглазый… все устроится: ты появишься перед ней, и она снова будет твоя. Послушай! Послушай! Теперь черед 34-й камеры.
ЗЕЛЕНОГЛАЗЫЙ. Нет. Пусть посмеется: она тут права. Я бы сделал то же самое. Для начала здесь, а потом и там, по ту сторону. Если, конечно, доберусь. Вот только как подумаю, что она мне это сейчас сообщит, так прямо и скажет… Она хладнокровно пошлет меня к черту, даже не сообразив, что, стоит ей подождать еще пару месяцев, и она все равно станет вдовой. Она могла бы приходить молиться на мою могилу и приносить…