ПОСЛАННИК(с иронией). Нет, никто еще не приходил. Никто еще не испытал желания раствориться в вашем чарующем образе.
ШЕФ ПОЛИЦИИ. Значит, проекты, которые вы мне представили, малоэффективны. (Королеве.) Ничего? Никого?
КОРОЛЕВА(очень ласково, тоном, каким утешают ребенка). Никого. Хотя мы снова закрыли жалюзи. Мужчины должны прийти. Впрочем, аппарат на месте, и звонок нас оповестит.
ПОСЛАННИК(Шефу полиции). Мой утренний проект вам не понравился. Итак, ваш собственный образ преследует вас и должен преследовать мужчин.
ШЕФ ПОЛИЦИИ. Неэффективен.
ПОСЛАННИК(показывая снимок). Красный плащ палача и топор. Я предложил малиновый цвет для мантии и стальной топор.
КОРОЛЕВА(раздраженно). Салон, так называемый Салон экзекуций. Уже представлен.
СУДЬЯ(любезно, обращаясь к Шефу полиции). Вас все-таки боятся.
ШЕФ ПОЛИЦИИ. Я опасаюсь, что боятся, завидуют человеку, а не… (ищет слова) а не морщине, например, завитку волос или сигаре… плетке. Последний проект образа, который был мне представлен… я едва осмеливаюсь говорить вам о нем.
СУДЬЯ. Что… очень смелый?
ШЕФ ПОЛИЦИИ. Очень, слишком. Я никогда не решусь рассказать вам. (Вдруг все-таки решается.) Господа, я вполне доверяю вашему мнению и вашей преданности. В конце концов, я хочу бороться с помощью смелых идей. Вот что: мне посоветовали появиться в форме гигантского фаллоса, огромного члена.
Три Фигуры и Королева потрясены.
КОРОЛЕВА. Жорж! Ты?
ШЕФ ПОЛИЦИИ. Если мне предстоит символизировать нацию, твой бордель…
ПОСЛАННИК(Королеве). Оставьте, Мадам, это в духе времени.
СУДЬЯ. Фаллос? Большого размера? Вы хотите сказать, огромный?
ШЕФ ПОЛИЦИИ. Моего роста.
СУДЬЯ. Это очень трудно осуществить.
ПОСЛАННИК. Не так уж трудно. Новая техника, наша резиновая промышленность могли бы производить великолепные изделия. Но меня беспокоит не это, а скорей… (Оборачиваясь к Епископу.) Что скажет Церковь?
ЕПИСКОП(после раздумья, пожимая плечами). Сегодня вечером ничего определенного сказать нельзя. Идея, конечно, смелая. (Шефу полиции.) Но если ваш случай безнадежен, мы должны рассмотреть вопрос. Потому что… это было бы опасное изображение, и если вам предстоит быть увековеченным в таком виде…
ШЕФ ПОЛИЦИИ(тихо). Вы хотите посмотреть макет?
СУДЬЯ(Шефу полиции). Вы зря торопитесь. Мы же ждали две тысячи лет, чтобы наши образы сформировались… Надейтесь…
ГЕНЕРАЛ(прерывает). Слава обретается в боях. У вас еще недостаточно Аустерлицких сражений. Сражайтесь или садитесь и ждите положенные две тысячи лет.
Все смеются.
КОРОЛЕВА(гневно). Вы смеетесь над его бедой. А ведь это я назначила вас! Я вытащила вас из номеров моего борделя и наняла вас ради его славы. А вы согласились служить мне.
Молчание.
ЕПИСКОП(решительно). Здесь встает, и со всей серьезностью, один вопрос: будете ли вы пользоваться тем, что мы представляем, или… (показывает в сторону двух других Фигур) или мы сами заставим вас служить тому, что представляем мы?
КОРОЛЕВА(вдруг приходя в ярость). Вы, марионетки, которые без этих, как вы сами говорите, кроличьих шкур были бы ничем. Вы — человек, которого заставляли плясать голым, то есть с ободранной шкурой! На площадях Толедо и Севильи! И вы танцевали! Под звук кастаньет! И вы ставите условия, Монсеньор?
ЕПИСКОП. В тот день надо было танцевать. Что же касается кроличьей шкуры, если она представляет собой то, что призвана представлять, а именно священный образ горностая, она обладает неоспоримой силой.
ШЕФ ПОЛИЦИИ. В определенный момент.
ЕПИСКОП(раздражаясь). Именно. Пока мы оставались в номере борделя, мы были во власти нашей собственной фантазии: выставив ее напоказ, назвав по имени, обнародовав ее, мы оказались связанными с людьми, с вами, и вынуждены продолжать эту историю по законам реальности.
ШЕФ ПОЛИЦИИ. Вы не обладаете властью. Только я…
ЕПИСКОП. Тогда мы возвращаемся в номера, чтобы продолжать поиски абсолютного достоинства. Нам было хорошо там, а вы пришли и вытянули нас оттуда. А ведь это было прекрасное состояние. Полный покой: в мире, тишине, за занавешенными окнами, под опекой внимательных женщин, под опекой полиции, опекающей бордели. Мы могли быть судьей, генералом, епископом до полного совершенства, до наслаждения! И из этого чудесного, беспечного состояния вы грубо вытащили нас!
ГЕНЕРАЛ(перебивая Епископа). Мои лосины! Какое это было счастье, когда я натягивал свои лосины! А теперь я в них сплю, в генеральских лосинах, ем, вальсирую — ах, как я вальсирую! — в своих лосинах, я живу в них, я — генерал, как вы — епископ!
СУДЬЯ. А я только звание, представленное мантией.
ГЕНЕРАЛ(Епископу). Я никогда не могу подготовиться — раньше я готовился за месяц! — готовился натянуть свои лосины и генеральские сапоги. А сейчас они навечно обтянули мои ноги. Я больше не мечтаю, честное слово.
ЕПИСКОП(Шефу полиции). Видите, он больше не мечтает; наша декоративная чистота, наша изысканная, бесплодная и возвышенная видимость подточена — ее не обрести вновь, пусть будет так. Но остался горький привкус сладкой ответственности, и мы находим его приятным. С наших салонов сброшена вся таинственность. Вы говорили о плясках? Вы упомянули о том пресловутом вечере, когда мы, раздевшись донага, или — употребим забавляющее вас слово — ободранные, без наших священных облачений, вынуждены были плясать голыми на испанских площадях. Я действительно танцевал, под взрывы хохота, но по крайней мере я танцевал. Зато сейчас, если мне однажды этого захочется, мне придется тайком прийти в «Балкон», где должна быть подготовлена комната для прелатов, желающих несколько часов в неделю побыть балеринами. Нет, нет… Мы будем жить при свете, но обладая всем, что при этом полагается. Судейский, солдат, прелат, мы постараемся свести декорации до минимума! Мы заставим их служить! Но чтобы они служили и служили нам — поскольку довелось защищать ваши интересы, — нужно, чтобы вы первый признали их и воздавали им должные почести.
ШЕФ ПОЛИЦИИ(спокойно). Я буду не стотысячным отражением зеркала, я стану Единственным, в которого захотят воплотиться сто тысяч. Без меня вы пропали бы. А выражение «разбиты наголову» получило бы реальное содержание. (Его голос звучит все более властно.)
КОРОЛЕВА(Епископу, с намеком). В тот вечер эта мантия была на вас потому, что вы не сумели вовремя убраться из моих салонов. Вы не могли оторваться от одного из ста тысяч своих отражений, но клиентура прибывает… (Шефу полиции.) Не давай себя запугивать. До мятежа их было много… (Епископу.) Если бы вам в голову не пришла отвратительная мысль расстрелять Шанталь…
ЕПИСКОП(в притворном испуге). Зря потраченная пуля!
КОРОЛЕВА. Зря или не зря, Шанталь была расстреляна на Балконе — на МОЕМ Балконе! — тогда, когда она пришла повидаться со мной, со своей хозяйкой…
ЕПИСКОП. Я благоразумно решил сделать из нее одну из наших святых.
ШЕФ ПОЛИЦИИ. Традиционное мышление. Рефлекс церковника. Вам нечем гордиться — ее образ, на нашем знамени, не имеет никакого могущества. Вернее… Мне отовсюду сообщают, что Шанталь, которая могла дать повод к кривотолкам, сейчас осуждают те, кого она призвана была спасти…
КОРОЛЕВА(обеспокоенно). Опять все сначала!
С этого момента Королева и Шеф полиции будут проявлять беспокойство. Королева задергивает шторы, сначала попытавшись выглянуть на улицу.
ПОСЛАННИК. Все.
ГЕНЕРАЛ. Нужно будет снова… сесть в карету? Как медленно едет карета!
ЕПИСКОП. Если я приказал убить Шанталь, то затем, чтобы потом канонизировать ее. Если я и велел распять ее образ на знамени…
КОРОЛЕВА. Там должен быть мой образ…
ЕПИСКОП. Вы уже на марках, на банковских билетах, на печатях комиссариатов.
ГЕНЕРАЛ. Как медленно едет карета…
КОРОЛЕВА. Значит, я никогда не буду тем, кто я есть?
ПОСЛАННИК. Никогда.
КОРОЛЕВА. Каждое событие моей жизни: если я на что-то накалываюсь, появляются капли крови…
ПОСЛАННИК. Все, что касается вас, будет писаться с большой буквы.
КОРОЛЕВА. Но ведь это Смерть?
ПОСЛАННИК. Да, это она.
ШЕФ ПОЛИЦИИ(становясь властным). Смерть для вас для всех. Вот почему я в вас уверен. По крайней мере до тех пор, пока меня не станут представлять в этом доме. Потом мне останется лишь покой. (Вдохновенно.) Впрочем, по малейшему ослаблению моих мускулов я узнаю, что мой образ отделяется от меня и начинает преследовать людей. Тогда моя видимая кончина станет близкой. А сейчас, если надо действовать… (Епископу.) Кто возьмет на себя ответственность? Вы? (Пожимает плечами.) Рассуждайте логично: если вы те, кто вы есть, то есть судья, генерал, епископ, то лишь потому, что вы захотели ими стать и захотели, чтобы все знали, что вы ими стали. То есть вы сделали все, чтобы этого добиться и чтобы это было всем очевидно. Так ведь?
ГЕНЕРАЛ. Похоже.
ШЕФ ПОЛИЦИИ. Хорошо. Значит, вы никогда не совершали действия ради него самого, а всегда ради того, чтобы оно вместе с другими действиями создавало епископа, судью, генерала…
ЕПИСКОП. Это верно и неверно. Ведь в каждом действии содержался фермент нового.
СУДЬЯ. От этого возрастало наше достоинство.
ШЕФ ПОЛИЦИИ. Безусловно, господин Судья, но это достоинство, ставшее таким же бесплотным, как кристалл, делает вас неспособными управлять людьми. Над вами, выше вас, стоит Королева. Сейчас именно от нее зависит ваша власть, ваше право. Еще выше — наше знамя, на котором, по моему приказу, начертан образ Шанталь-победительницы, нашей святой.