. Знать не хочу, чем ты стал. Я хотела пообщаться с тем, кем ты был, когда жил. А не хочешь, чтобы я над тобой плакала, так и скажи, да побыстрей, я начинаю мерзнуть, я мерзлячка…
УСТА. Не пытайся меня разжалобить. Если твоя гордость отторгает тебя от живых, мертвые тебя за это не полюбят. Мы — официальный залог живых.
Пауза.
Полночь! Беспокоить меня в такое время! Вызвать меня снова к этой утомительной жизни! Иди к своим женщинам и мужчинам из деревни. Разбирайтесь сами.
Теперь они говорят все медленнее и медленнее, в конце совсем медленно:
МАТЬ. Я выдержу. (Уперевшись руками в бока.) Я отказываюсь отпустить Саида и Лейлу — только тебе могу сказать, здесь, в кладбищенской ночи, что они иногда очень действуют мне на нервы — никогда не откажусь от того, чтобы плакать над тобой.
УСТА(гневно). А если я не хочу?
МАТЬ(так же). А если я все-таки начну над тобой плакать, чтобы поиздеваться и над тобой, несмотря на этих дам и против твоей воли?
УСТА. А если я по-настоящему выйду из своей могилы, из своей ямы…
МАТЬ(испуганно). Ты осмелишься?.. (Берет себя в руки.) Ты осмелишься противостоять мне? Перед этими подслушивающими дамами? Не знаю и знать не хочу, кто тебя убил, но ты этого заслужил, ножа или кляпа, за то, что осмеливаешься угрожать старой женщине. Я пришла из ярости, Си Слиман. Это ярость или, если хочешь, гнев привели меня в твои объятья, сюда к тебе, гнев, и ничего больше.
УСТА. Ты меня утомляешь. Твой гнев сильнее.
МАТЬ. Чем твоя смерть?
УСТА. Нет. Уходи. Трудно говорить с живой, такой… такой живой, как ты. Ах, если бы ты была…
МАТЬ. На краю могилы? Твоей — да, моей — нет.
УСТА(вдруг устало). Нет, нет, даже не это. Но… немножко… хоть немножко больной. Но ты орешь, жестикулируешь… (пожимает плечами) можешь по собственному желанию воскресить покойника. (Зевая.) Даже по торжественным случаям это нелегко…
МАТЬ(становясь вдруг смиренной). Ты не хочешь, чтобы я поплакала над тобой потихоньку, под луной?
УСТА(зевая все сильнее). Даже на ушко не хочу. (После паузы, устало.) Хочешь, я немного расскажу тебе, что такое смерть? Что в ней переживаешь?..
МАТЬ. Меня это не интересует.
УСТА(все более утомленно). Что там нашептывают…
МАТЬ. Не сегодня. Когда-нибудь, когда время будет, я еще приду, посмотреть поближе. Живи своей смертью, а я буду жить своей жизнью. Как насчет поплакать… Правда не хочешь?
УСТА. Нет. (После паузы.) Я слишком устал.
Мадани вдруг падает, заснув.
МАТЬ(кричит, всплеснув руками). Си Слиман! (Подходит, смотрит на него, затем с отвращением толкает ногой.) Он еще и храпит! Сразу видно, что ты недолго среди мертвых. Его не заставишь говорить дольше трех минут. Ровно столько, чтобы поведать мне, что я ни там, ни здесь, ни с той стороны, ни с этой. (Смеется.) Хорошо, что я вчера не стала плакать над таким свежим, над таким слабым мертвецом. (Берет лейку и поливает воображаемый холм, утаптывает землю, напевая и приплясывая. Пожимает плечами.) Ну что, старик, побывал в Музее Инвалидов? (Она оборачивается и направляется к кулисам, но вдруг останавливается, словно задохнувшись.) Коровы! Сволочи! Стервы! Холмы подняли паруса и поплыли с этими самками, которые следили за нами. Они уплыли в запахах жасмина и базилика. Куда уплыли? За стенами, всей бандой, чтобы сделать тайну еще более жгучей? А ночь стала совершенно плоской. Под небом. Плоской. Я совсем одна, а ночь — плоская… (Становясь торжественной.) Да нет, ночь поднялась, она раздулась, как соски свиноматок… Со ста тысяч холмов… спускаются убийцы. А небо — не так оно глупо — небо их укрывает…
МАДАНИ(просыпаясь). У тебя есть для меня кофе?
МАТЬ. И правда… зачем я пришла? (Мадани.) Пей свой мокко, старик!
Комментарии к восьмой картине
В начале сцены актер, исполняющий роль Уст, выходит слева, из той части, что ближе к залу, он идет в глубину сцены, где останавливается и замирает.
Вся эта сцена играется в быстром темпе, легко и живо: именно в этой сцене реплики особенно наслаиваются друг на друга.
Само собой разумеется, что голоса (тембры) должны быть подобраны так, чтобы было понятно, что они говорят, особенно когда они накладываются один на другой.
Начиная с реплики «Ты действительно рот Си Слимана?» вплоть до реплики «Если тебе больше нечего мне сказать, спокойной ночи…» Мать кружится в танце вокруг Си Слимана, переступая с ноги на ногу, он при этом совершенно неподвижен, словно в оцепенении.
В этой сцене надо следить за темпом. После очень быстрого движения — медлительность, торжественность. Короче говоря, я хочу, чтобы публика понимала, что это игра Вызывание духа. Но мне хотелось бы, чтобы эта Игра взволновала зрителя настолько, чтобы он задался вопросом, а не кроется ли за этой Игрой реальность: иначе говоря, нужно, чтобы взаимоотношения актеров и Духа были настолько фамильярны, что у зрителей возникало бы ощущение, что явление Духа так же естественно, как готовка супа или как тайное голосование.
Но читающий эти комментарии не должен забывать, что действие происходит на кладбище, что сейчас ночь и что где-то именно в этот момент выкапывают покойника, дабы похоронить его в другом месте.
Картина девятая
Четырехстворчатая ширма выдвигается слева, она изображает крепость.
Лейла одна. Возле нее — цинковый таз. Она достает из-под юбки несколько предметов, которые раскладывает на столике, прикрепленном к стене. Она разговаривает с предметами. На Жандарме — треуголка, белые перчатки, у него густые черные усы. Как и все европейцы, он выше ростом, чем арабы (около двух метров.)
ЛЕЙЛА(вынимая терку). Привет!.. Я не злопамятна. Хоть ты и стерла мне кожу живота, я тебя приветствую… Ты встречаешь новый день. Здесь дом Матери. И Саида. Тебе особо нечего здесь делать, в чечевицу обычно не трут сыр… чтобы развлечь тебя, я буду тереть себе пятки. (Вешает ее на стену. Лезет под юбку, шарит там и достает лампу с абажуром, ставит на стол.) Что мне делать с лампой, ведь у подножия крепости, в этих руинах нет электричества… Ладно, будешь у нас тут отдыхать, дорогая лампа… Если тобой постоянно пользуются, становишься злобной… (Она достает из-под юбки стакан, который едва не роняет.) Не придуривайся, или я разобью тебя!.. Разобью, слышишь… разобью.
Пауза.
И чем ты тогда будешь? Осколками стекла… разбитым стеклом… черепками… (Торжественно.) Или, если я буду такой доброй, обломками… стеклянными брызгами!
Мать уже вошла и уже какое-то время смотрит на нее и слушает.
МАТЬ. Ты хорошо работаешь.
ЛЕЙЛА. В своем жанре я неподражаема.
МАТЬ. А это что?
ЛЕЙЛА(со смехом). Последний трофей.
МАТЬ(тоже смеется). Где взяла?
ЛЕЙЛА. В доме Сиди Бен Шейка. Я влезла в окно. (С улыбкой.) Да, теперь я и через окно могу лазать.
МАТЬ. Тебя никто не видел? Тогда положи здесь. (Указывает на табуретку, объемно нарисованную на ширме. Лейла, с помощью уголька, рисует над сто лом часы.) Тебя опять накроют. А главное, теперь и спрятать негде, ведь из-за тебя у нас теперь нет нашей хижины. У нас теперь только свалка, общественная помойка, и нас легко будет обвинить.
ЛЕЙЛА(непринужденно). Тогда в кутузку. С Саидом вместе. Ведь теперь мы должны ходить из деревни в деревню, так же, как из тюрьмы в тюрьму… С Саидом.
МАТЬ. С Саидом?.. (Угрожающе.) Я надеюсь, ты не будешь воровать для того, чтобы соединиться с Саидом?
ЛЕЙЛА(несмотря на чадру, отчетливо видна ее мимика). Почему бы и нет?
МАТЬ(грубо). Нет. Ты не осмелишься. А он, он тебя не хочет.
ЛЕЙЛА(непринужденно). О, успокойтесь, я ничуть не влюблена в вашего девственника!
Пауза.
Мне другое нужно.
МАТЬ(с интересом). А!.. У тебя есть что-то другое? Ты ведь не можешь никого иметь…
ЛЕЙЛА(со смехом). Да нет! Никого и ничего, ни Саида. (Важно.) Меня занимает одно большое дело.
МАТЬ. Чтобы вонять еще больше?
Лейла смеется и заканчивает рисовать часы.
МАТЬ(поднося свечку к часам). Очень красивые. Мрамор или галатит?
ЛЕЙЛА(с гордостью). Галатит.
В этот момент Лейла поворачивается к Матери спиной, а Мать в свою очередь поворачивается спиной к левой кулисе. Вдруг из левой кулисы выходит Жандарм. Он медленно приближается широкими осторожными шагами, озирается, но без удивления.
ЛЕЙЛА(делает реверанс, глядя вправо, то есть в сторону, противоположную от Жандарма). Это я — жена Саида, входите, Господин Жандарм.
Жандарм все еще осматривается. Видит часы, нарисованные на ширме.
ЖАНДАРМ. Так это вы. Вас видели, когда вы выходили из дома Сиди Бен Шейка. Вы отодвинули занавес из стекляруса, висящий над входом. Бусинки зазвенели… Ваше отражение видели в зеркале, когда вы убегали… Часов уже не было…
Пауза.
Это они!
МАТЬ. Часы всегда здесь были, муж привез мне их из Мобёжа.
ЖАНДАРМ(с подозрением). Когда?
МАТЬ(поднимаясь). Давно. Они уже давно здесь, эти часы. Представьте себе, когда Саид был совсем маленьким, он их полностью разобрал. Полностью. Все детальки, чтобы посмотреть, что там внутри, и все пружинки сложил на тарелку, он тогда был еще совсем маленький, и как раз я вернулась, давно это было, вы понимаете. Вернулась я от бакалейщика, и что я вижу на полу…