Муж и жена как будто вернулись к себе домой. Выкатывают манекен на середину комнаты.
ОЧЕНЬ ФРАНЦУЗСКАЯ ФРАНЦУЖЕНКА(оценивающе). Не слишком много света?.. Прикрой немного занавески… так…
ОЧЕНЬ ФРАНЦУЗСКИЙ ФРАНЦУЗ. Он у них очень красив.
ОЧЕНЬ ФРАНЦУЗСКАЯ ФРАНЦУЖЕНКА(ядовито). Если бы все зависело только от меня, наш был бы красивее.
ОЧЕНЬ ФРАНЦУЗСКИЙ ФРАНЦУЗ. Тихо-тихо. Мои предки — мои — тоже кое-что добавили к этому. (Показывает на манекен.) И если бы не я, у тебя получилось бы не больше половины. Я внес половину от своей семьи.
ОЧЕНЬ ФРАНЦУЗСКАЯ ФРАНЦУЖЕНКА. Ты внес половину от половины своей семьи. А твой брат забрал остальное.
ОЧЕНЬ ФРАНЦУЗСКИЙ ФРАНЦУЗ. Верно. А ты — только половину от твоей половины. И твоя сестра с зятем забрали остальное.
Входят Г-н и Г-жа Бонёй.
Г-Н И Г-ЖА БОНЁЙ(вместе). О! Это великолепно! (То приближаются, то удаляются, медленно.) Это замечательно!
Г-Н БОНЁЙ(один). Придется далеко идти, чтобы увидеть нечто подобное! На моря? Вскрыть чрево океанов, вырвать оттуда рыбу и кораллы? А после!
Г-ЖА БОНЁЙ. А после тереть себе глаза, покуда под веками не появится песок, а после!
ОЧЕНЬ ФРАНЦУЗСКАЯ ФРАНЦУЖЕНКА. Но ваш!
Г-ЖА БОНЁЙ. О! Наш… он наш и есть! (Уязвленно.) А вы видели у Триулей?
ОЧЕНЬ ФРАНЦУЗСКАЯ ФРАНЦУЖЕНКА. Он у меня здесь. Он в поле зрения. (Показывает на подзорную трубу.)
Г-Н БОНЁЙ. Ну и как это выглядит, отсюда?
ОЧЕНЬ ФРАНЦУЗСКАЯ ФРАНЦУЖЕНКА(устраиваясь у трубы, нацеленной в левую кулису). Она все вешает… вешает… вешает… а мы следим… следим… (Мужу, не отрываясь от цели.) Жорж, налей немного кофе Господину и Госпоже Бонёй. Кюльжаки тоже в поле зрения. И я видела там подделки. Даже галстуки-бабочки. А от вас многих видно?
Г-ЖА БОНЁЙ. Многих. Но мы предпочитаем наводить ближе к вечеру, из-за солнца.
Г-Н БОНЁЙ. Галстуки-бабочки! Несчастная родина!
Слышна очень тихая музыка. Возможно, «Тангейзер» или «Жизнь в розовом цвете», очень хочется понять, что это. Ширма в золоте, манекены и персонажи, находившиеся на второй платформе, остаются на месте. Внизу, перед укреплениями, арабы возвращаются на свои места. Вождь, одетый в золото и шелка, ссутулился. Кадиджа тоже здесь. Входит Сэр Гарольд. Он опирается на плечо своего сына, которому примерно лет шестнадцать — семнадцать. Он печален, но полон решимости. Нотабль склоняется перед ним.
СЭР ГАРОЛЬД. Как гласят знаменитые и вечные слова, вы все — вонючие шакалы.
Взрыв смеха — и на стене появляются все вышеописанные персонажи, за исключением Причащающейся. Кадиджа завладевает кулаком стоящего рядом с ней араба и властно запихивает его себе снова в рот. Араб вынимает его обратно.
КАДИДЖА(дрожа). Оставь свой кулак, где он есть, а то как заору.
Араб срочно запихивает свой кулак в рот Кадидже.
СЭР ГАРОЛЬД(продолжает)…Я трудился всю жизнь, чтобы оставить вам, мой сын, в наследство это владение. Ныне же все пошло прахом…
Знамена, а также и персонажи исчезают с верхней части ширмы.
…запустение, беззвучие. Сестра ваша в тот самый день, когда она принимала Бога, погибла, была убита. Но вы поможете мне все восстановить. (Повернувшись к арабам.) Не надейтесь, что я дам себя убить. Плохо же надо было понимать, кто мы такие есть, чтобы полагать, что мы спасуем перед трусами, укрывающими труса. (Арабскому вождю.) Что можешь ты ответить? Ты дрожишь?
ВОЖДЬ. Йес, Сэр Гарольд, я дрожу, дрожу от всех нас.
СЭР ГАРОЛЬД(своему Сыну). Спроси его, кто научил его дрожанию.
Сын совершенно явно колеблется.
Ты не решаешься, ты, мой сын?
СЫН. Кто, кто научил тебя дрожанию?
ВОЖДЬ. Прямота вашего взгляда и наша рабская сущность.
СЭР ГАРОЛЬД. Хорошо. (К арабам.) Но ничего не бойтесь, я не причиню вам зла… (Оглядывается вокруг себя.) Но… я вижу здесь совсем немного ваших женщин и детей… Вы боитесь за кого, за первых или за вторых? Не боитесь? Тогда где же… (И в самом деле, все арабы — мужчины, женщины, аксакалы — выходят, пятясь за дом. Сэр Гарольд остается наедине со своим Сыном, при том что ночь уже настала, или почти настала.) Сын мой, если потребуется защитить розовый куст или апельсиновое дерево, напитать корни их всем потом, слюнями и слезами тысяч человек, ты не колеблись. Доброе дерево значит больше, чем славный человек, и даже больше, чем добрый человек. Ты вооружен?
Сын Сэра Гарольда демонстрирует револьвер, который он только что извлек.
Хорошо. Там вечно будет Франция.
КАДИДЖА(появляясь из правой кулисы и вопя)…а я говорю, что ваша сила ничего не может против нашей ненависти…
Араб торопливо выходит из кулисы и помещает свой кулак обратно в рот Кадиджи.
СЭР ГАРОЛЬД(Кадидже). Что ты хочешь сказать? Сейчас ночь…
КАДИДЖА …Прах, запустение, беззвучие, сам ты такой…
Выстрел. Она падает, араб подхватывает ее. Стрелял Сын Сэра Гарольда. Он спокоен, вкладывает револьвер обратно в кобуру. Оба они, пятясь, уходят со сцены. Тишина.АРАБ(к публике). Она мертва.
На несколько секунд наступает темнота. Потом свет возвращается, но еле-еле. Кадиджа стоит на сцене одна, у правой ширмы, держа в руке зажженную свечу.
КАДИДЖА(строгим голосом). Я мертва? Это так. Так нет же, нет! Я не закончила свой труд, так померяемся силами, Смерть! Саид, Лейла, любимые мои! Вы тоже по вечерам рассказывали друг другу о зле, которое происходило днем. Вы тоже понимали, что надеяться можно уже лишь только на него. О зло, прекрасное зло, ты, что остаешься с нами, когда все остальное провалилось к черту, чудесное зло, ты поможешь нам. Умоляю тебя, умоляю тебя стоя, зло, приди и оплодотвори мой народ. Да чтобы он не бездельничал!
Зовет властным голосом.
Каддур!
Три секунды спустя появляется один из арабов. Он приближается из правой кулисы. Подходит к Кадидже.
Что сделал ты, чтобы зло торжествовало?
Вся последующая сцена происходит очень быстро — и слова, и жесты, — почти что как организованная потасовка.
Очень быстро:
КАДДУР(голосом глухим, но с гордостью). Их мясо еще не остыло — приложи свою руку — видишь: я забрал оба револьвера.
КАДИДЖА(сухо). Положи их сюда!.. Ствол дымится… яростный и глумливый взгляд…
Каддур очень быстро рисует своим угольным карандашом револьверы на ширме.
После чего встает с левой стороны сцены. Рисунки должны представлять предметы чудовищно увеличенными.
КАДИДЖА(говорит все тем же строгим голосом). М’Барек!
Входит М’Барек.
Ты сделал это?
М’БАРЕК. Ровно в полдень вспорол брюхо трем их коровам. Туго набиты. Вот рога.
КАДИДЖА. И делайте все тихо, нас подслушивают. Лаусин!
Входит Лаусин, как и все предыдущие, справа. Начиная со следующей реплики разговаривать будут голосами резкими, но приглушенными.
ЛАУСИН. Изнасиловали под апельсиновыми деревьями одну из их девушек, я принес тебе кровавое пятно. (Рисует красным пятно на ширме и уходит.)
Теперь арабы появляются быстрее, чем раньше. Ожидают выхода справа, в нетерпении.
КАДИДЖА(строго). Это — удовольствие, тебе и ей. Но само преступление нам полезно.
ЛАУСИН(громко). Тот, кто будет насиловать ее после меня, уже не увидит ее глаз, видевших поверх меня цвет апельсинов на фоне неба.
КАДИДЖА(смеясь). Застегни свою ширинку, мальчишка. (Зовет.) Несер!
НЕСЕР. Я вопил: «Смерть гадам», — и голос мой сотряс холсты, натянутые от горизонта к горизонту. Вот… он мой голос. (Рисует вопящий рот, из которого вылетает молния, и уходит налево.)
КАДИДЖА. М’Хамед!
Еще быстрее:
М’XАМЕД. Я вырвал сердце…
КАДИДЖА. Положи! (Он рисует сердце и уходит.) М’Хамед!
Возвращается М’Хамед.
Похоже, сердце несвежее?
М’ХАМЕД(подходя к ширме и рисуя не сколько завитков над сердцем). Оно еще дымится, Кадиджа!
КАДИДЖА. Спасибо, сын мой. (Зовет.) Ларби!
ЛАРБИ. Отворил брюхо, чтобы добраться до потрохов… Они горячие. (Рисует потроха, тоже дымящиеся.)
КАДИДЖА(изображает гримасу). Не очень приятно пахнут.
ЛАРБИ(обиженно). Или я оставляю их здесь, или я зашью их обратно внутрь живота.
КАДИДЖА. Оставь. (Зовет повелительно.) Мустафа!
Ларби уходит со сцены.
МУСТАФА(приближаясь). Голубенькие глазки дамочек… (Рисует четки из шести голубых глаз.)
КАДИДЖА. Али!
Али входит молча и рисует отвратительное, очень французское, нормандское лицо, срезанное капитанской армейской фуражкой.
Выходит.
Куидер!
Входит Куидер.
КУИДЕР. Я испугался. Я удрал.
КАДИДЖА(с силой). Спасибо, сын мой. Нарисуй свой страх!
Тот рисует две ноги, похоже на бег.
И если по ногам твоим текло дерьмо, чуть-чуть, то не забудь о нем. (Зовет.) Амер!
Входит Амер.
АМЕР. Ограбил банк.
КАДИДЖА. Давай деньгу.
Амер рисует пачку банковских билетов и помещается слева, вместе с остальными.
Атраш!
Входит Атраш.
Ты?
АТРАШ. Взорвал лимонные деревья.
КАДИДЖА. Оставь.
Тот рисует ветку лимонного дерева и отходит влево.
Азуз!
Входит Азуз.
Ты?
АЗУЗ. Солнце — солнце или каска пожарного, чье сияние следует убрать? — солнце, которое уже садилось, сияло слишком сильно, тень его меня слепила, и я был грустен…