(Грустно.) Не будет Колониальных войск — за неимением колоний, ни Иностранного легиона — за неимением иностранцев. Все умрет. Вы хромаете?
Они должны продвигаться очень медленно, сильно сгорбившись, один за другим, на ощупь. Темнота должна ощущаться в каждом их движении.
ЛЕЙТЕНАНТ. Все тот же вывих.
ГЕНЕРАЛ. Когда спускались по лестнице столовки? Я советовал поставить там перила. Веревку, просто веревку. Что ж… Офицер, если хромает, — это не стыдно. Не так, как если бы он кашлял.
Пауза.
Да, не будет колоний. Мой сын, возможно, достигнет зрелости так и не узнав, что такое есть туземец. Либо ему надо поторопиться. Те, против нас, они ведь тоже сражаются. И в сраженьях становятся прекраснее. Вы замечали?
ЛЕЙТЕНАНТ. Вы тоже? Пригнитесь. Ваша спина видна за гребнем скал.
ГЕНЕРАЛ(голосом торговца, понимающего, что клиент «готов»). Вы теперь уже и смотрите по-другому… у вас теперь уже и лица другие… (Строго.) Остерегайся, Лейтенант, сией растущей красоты. (Лирично.) Красота-красота, цемент для армии — это ваши слова, цемент для нас, но ведь и для них тоже.
Пауза.
Я себя спрашиваю, после двадцативосьмилетней службы, а если б я не любовался своим образом перед зеркалом, разве сумел бы я его обезопасить?.. На случай если вдруг нашим супостатам в лапы зеркало свалится.
ЛЕЙТЕНАНТ. Я приказал, чтобы сначала стреляли по зеркалам. А в остальном в деревне ничего больше не осталось. Друзья наши либо убиты, либо в бегах. А прочие…
ГЕНЕРАЛ. Поскольку они выпустили свое дерьмо, то вот теперь оно льется и течет за ними. И мы на него наступим, и если не будет у нас новых технологий… (Вздох.) Красота, цемент для армии… Это ведь одно из ваших выражений, не так ли? А сержант Имярек?
ЛЕЙТЕНАНТ(как будто его осенило). Понимаю, почему они больше не воруют башмаки у наших мертвых!
ГЕНЕРАЛ. А Сержант? Вы про него и не заикнулись.
ЛЕЙТЕНАНТ. А сверх того этот чудовищный Саид, который по-прежнему неуловим, все больше деградирует. Предатель…
ГЕНЕРАЛ. Но ведь благодаря его предательству мы смогли — болтаю, словно баба! — захватить вот эту самую скалу.
ЛЕЙТЕНАНТ. И чем он поганей и отвратительнее, этот Саид…
ГЕНЕРАЛ(внезапно приходя в ярость). А Сержант? Вы остерегаетесь об этом говорить. Он-то все хорошеет, надеюсь?
ЛЕЙТЕНАНТ. В распоряжении отдельного подразделения.
Пауза.
Мне надо сделать массаж…
ГЕНЕРАЛ. У вас мандраж? (Напевает.) Красота, цемент… Он досконально знает, как себя вести, это чудо, наш Сержант. Признайтесь, что он задает вам жару?
ЛЕЙТЕНАНТ(смиренным голосом). Я не предполагал, что до такого может дойти… Мне никогда не представлялась возможность увидеть такое прекрасное чудовище вблизи. Признаюсь, я отступил, но я соберусь с силами…
ГЕНЕРАЛ. Отступил?.. Соберусь?.. Отступил куда, соберусь с чем? Ведь именно он стал для нас примером, хотим мы того или нет. Если бой принят, то надо вести его до исступления. А если это бой с Неверным, то вызывать в себе кристальную жестокость сарацинских хроник… Сержант…
ЛЕЙТЕНАНТ(сдавленным голосом). Он убивает даже детей… маленьких девочек…
ГЕНЕРАЛ(восхищенно). Сарацинских девочек! Отступать слишком поздно. Этот Сержант — как Дюрандаль[8], проникающий по самую рукоять.
ЛЕЙТЕНАНТ. Его шея… его зубы… его улыбка… и особенно его взгляд… Он убивает так хорошо, так хладнокровно потому, что власть в его руках. Его красота его хранит…
ГЕНЕРАЛ. И нас хранит…
ЛЕЙТЕНАНТ… многих из нас.
ГЕНЕРАЛ(раздраженно). О чем вы там?
ЛЕЙТЕНАНТ. Плевать она на нас хотела, его красота. А еще он сознает себя любимым, он ощущает себя нами любимым и уже прощенным. А что до нас — у нас нет никого. Не думал, что мы сможем дойти…
ГЕНЕРАЛ(неумолимо). Крыша поехала? Мы должны дойти. С оружием, в сапогах и в касках — да, но и напудрены, накрашены и нарумянены, ведь убивает именно тональный крем на черепе скелета с точными движениями, и когда смерть убьет нас…
Автоматная очередь, Генерал падает в тот самый момент, когда собирается выходить в правую кулису. Лейтенант присаживается на корточки. Именно в этом положении он и будет уходить, таща за ноги труп Генерала, но перед тем произносит несколько слов.
ЛЕЙТЕНАНТ(трупу). Вовремя.
Пауза.
Господин Генерал, при всем моем к вам уважении (почти шепотом) обязан вам сказать, что, даже чтобы угробить какого-то Неверного, надо выполнить такую театральную работу, что невозможно быть одновременно актером и постановщиком…
Еще одна очередь.
…Зараза, дождь. (Тащит труп за ноги.)…Надо будет мне взять ваш револьвер, а также подтолкнуть вас… и чтобы Генерал скатился в пучину Времени.
Комментарии к тринадцатой картине
Именно начиная с этого момента должно происходить действие, которое наилучшим образом обусловило бы его стирание: сцена, ныне уничтоженная, где Саиду было откровение о предательстве. Дабы лучше осознать это, Саид должен был бы посещать вечернюю школу.
В силу каких причин слова «преданность» и «предательство», если они имеют общее происхождение, стали обозначать понятия столь различные либо столь неколебимо — я хочу сказать, столь радикально — схожие?
Само собой разумеется, что Саид не должен предавать, если он по-прежнему хочет ощущать соблазн предательства. Полнокровное действие — предательство — ускользает от него, как и все остальное: он ходит, он пьет, он ест, он спит все время на самой грани предательства, в постоянном соблазне предать, но никогда соблазну этому — нет, не поддается, в нем не преуспевает.
Именно над этим должен думать постановщик, если он хочет понять последующие сцены.
Но я должен также добавить следующее: если интересует тайная и глубинная жизнь Саида, не возбраняется переписать ныне уничтоженные картины, которые могли бы, к примеру, называться:
Саид в вечерней школе.
Саид предает — но допуская оплошность настолько серьезную, что предательство не может быть осуществлено: предательство предает Саида.
Саид остается в живых.
Дети Саида (создания еще более инфантильные, чем он сам).
Возрождение матери Саида и т. д.
Следовало бы, чтобы эти картины хорошо вписывались в ряд уже имеющихся и чтобы получилось нечто вроде «Рокамболь в пустыне».
Как интерпретировать эту картину? Но сначала несколько слов о костюмах. И солдаты, и Лейтенант, и Генерал появляются в этой сцене не для того, чтобы еще раз пережить некий эпизод капитуляции Франции в Алжире. Солдаты, Лейтенант и Генерал, как и вся картина в целом, служат для того, чтобы донести до зрителя идею некой Силы, противостоящей другой Силе. Необходимо, следовательно, чтобы костюмы, особенно костюмы солдат, Лейтенанта и Генерала, выражали силу одновременно воинственную и утонченную, грубую и скрытную. Исторические реалии должны проявляться лишь весьма отдаленно, почти незаметно. Мне бы понравилось, если бы художник по костюмам придумал бы форму очень воинственную, которая своими цветами, знаками и символикой выражала бы идею Силы — не уходя тем не менее излишне далеко от исторической правды. Возьмем пример из другой области.
Прусский орел. Эмблема эта должна внушать — что она и делает — идею силы необоримой, а также идею насилия и жестокости. Эмблематика стремилась в нем не воплотить настоящего орла, а выразить при помощи орла вышеназванные идеи, что и удалось благодаря стилизации перьев, гипертрофированию размаха крыльев, сомкнутым на земном шаре когтям, благодаря оголенной шее, повернутому в профиль клюву и т. д. Реалистическое изображение орла не смогло бы создать столь мощное впечатление небывалой силы.
Кстати, вполне можно посмотреть, к чему бы привело здесь следование реализму. Лучшим воплощением орла является по идее сам орел. Где отыскать его? Где-нибудь в клетке? Или на свободе, но прирученного? Орел как таковой, будучи полностью или частично в неволе, не воплотит искомого образа. Эмблема сильнее его, но только если удалось увидеть, что следует в реальном орле видоизменить, подчеркнуть, опустить и т. д.
Картина четырнадцатая
Все четыре эстрады остаются, но ширмы изменяют свои направления и обозначения.
Первая ширма: находится непосредственно на полу сцены и слева.
Представляет бордель.
Вторая ширма: на эстраде, связанной с полом, видимо, лестницей с правой стороны. Представляет деревенский водопой. В начале сцены, когда действие происходит у первой ширмы, здесь никого нет. Ко второй ширме, к верхней, прислонен велосипед. А из-за нее виднеются ширмы, на которых рисовали в двенадцатой картине. Персонажи: входящие в бордель солдаты — это арабские повстанцы. Мужчины, которые будут находиться перед второй ширмой, все изувечены или изуродованы.
Салем: нет одной руки. Женщина скатывает ему сигарету.
Шрир: кажется изуродованным, потому что в маске.
Ахмед: опирается на костыль. Нет одной ноги.
Башир: огромная повязка на левой руке.
Костюмы разноцветные, соответствующие уже указанному стилю. Джемиля будет в сиреневом платье, в белых чулках и туфлях, в желтой шляпке. Арабские бойцы: лица худые и загорелые, форма американская, шляпы фетровые, с широкими полями, как в Техасе, по-моему.
ВАРДА(одна. Торчит перед зеркалом). У меня из-за этого живот разболелся аж до центра земли. Последний, кто придет — если придет, — брякнется на берегу у озера. Бедненькие золотые юбчонки! Пыталась я сделать так, чтобы однажды вы перестали быть просто одеждой, а стали бы сами по себе преславной шлюхой. Конец мечтам. А ковырять в зубах шляпной булавкой — это мой стиль! Когда меня швыряют на кровать, именно вас, мои юбчонки, именно вас мнут и терзают. Господам клиентам не хватает сил даже на то, чтобы поднять ваш подол с грузиками, и, чтобы они не тратили так много времени, пришлось мне сделать спереди разрез.