Петербург — страница 102 из 201

Постараюсь не запороть «Лебединую песню» мастеров. Ведь она и моя песня. Лишь бы дали ее допеть. Или хотя бы начать.

Но с этими итальянцами мне и врагов не надо. Они пережигают мои нервные клетки быстрее, чем это даже у Петра получалось. Теперь мне становиться понятно назначение слова дуэнья. Хоть оно и испанское, но итальянцам нянька будет весьма не лишней — «туда руки не суй, сюда не ходи, снег башка попадет». А еще из меня повадились делать судью. Совсем озверели. Чтоб судить, надо разбираться в вопросе не хуже их. Впрочем, результаты моего судейства их не особо то и интересовали — просто в мою фигуру было удобно тыкать пальцем, забивая гвозди в гроб своих оппонентов.

Но некоторые бонусы из такого положения вещей вынес. Например, когда споры банкиров расслоились на несколько течений, из которых можно было выделить два основных — банкиры помоложе предлагали строить банковскую систему с нуля и на внутренних ресурсах, а те, что постарше предлагали завязывать ее с существующими системами, опираясь на свои связи — влез в споры со своим предложением. Игнорировал удивленные взгляды финансистов, живо напомнившие мне анекдот — «… оно еще и разговаривает!..». И рекомендовал реализовать оба варианта. А что тут удивительного? … Ну да, есть у меня и еще один зарождающийся банк — Ганзейский. Там у меня считай не то, что контрольный пакет, а мои деньги в основном и вложены. Вот на нем мы проведем политику развития по связям, а на Русском банке попробуем развитие с нуля. Более того, оба банка будут представлены на территории России, Ганзейский, правда, пока менее плотно, но это дело времени — ганзейские фактории расширяются довольно активно, судя по прошлогодним отчетам Федора. Вот и флаг в руки.

Думаете, решил спор? Как бы не так. Только масла в огонь подлил. Особенно после моего финансового стриптиза, когда довольно подробно изложил суммы из блокнотика, куда и сколько вложено и где, по моему мнению, меня надули. После чего тихо ушел с этой вакханалии. Надеюсь, в порыве энтузиазма они не поубивают друг друга.

Пожалуй, индикатором, что все идет как надо — стали письма. Большинство мастеров уже к концу ноября гонялись за мной и пытались убедить, что им срочно надо отправить письма на родину, и даже не на родину, а друзьям и единомышленникам в иные границы, с ключевой фразой — «свистать всех наверх». Живо вспомнился мультфильм моего детства — «… эй, птичка, летим со мной, там много вкусного …». Намекнул Боцману, что летом у него может быть наплыв специалистов. И не надо делать круглые глаза … да, итальянцев … а чтоб не разнесли — строй дома из камня … а деньги тряси вон с тех спорщиков, они финансами заведовать взялись, вот и поинтересуйся у них, где прибыли. Стой! Ну не прямо сейчас же, право. Хоть годик им надо дать на раскачку, имей совесть…

Кроме работы с приезжими специалистами Боцман подсунул мне еще и круг своих старейшин. Старейшины были не совсем его, а скорее казацкие — но в компании Боцмана прижились, или он в их компании — не суть важно. Главное, что завел себе Боцман Думу, и озадачил их думами меня. Вот делать мне было нечего, как Донским рупором при государе стать. Даже представляю, куда мне этот рупор засунут. Впрочем, поработать почтальоном на благое дело согласился. Вопросы действительно были сложные и политические. Не все гладко было в казачестве, и не всем нашим порубежным друзьям нравилась русская экспансия.

Взамен, озадачил старейшин своими задумками. Скоро большая часть корпуса морской пехоты оставит казармы под Воронежем, и не уверен, что корпус скоро в них вернется. Потребно отроков собирать на воинскую службу, благо, есть указ государя, по которому можно только на пять лет в солдаты идти. А служба в новом корпусе это не только постижение новоманерного строя и оружия, но еще и нововведенного государем письма гражданского, счета, да много чего. Казаков не переманиваю, не подумайте дурного, но думаю, много отроков найдется, восхотящих и эту службу государю испробовать. А если с ними еще и несколько опытных казаков придет, чтоб ухватки казацкие передать, да за молодью присмотреть — таким мой низкий поклон будет и жалование достойное. Словом, думайте старейшины, как это дело повернуть, чтоб лучше всего вышло. Да помните, что коль начнут шалить наши порубежные друзья, так самым надежным заступником именно этот корпус и станет. А коли много в нем сынов станиц казачьих будет, на этот корпус сможете положиться как на самих себя. Решайте. До лета время есть.

О многом еще говорили. Холода загнали людей в дома. Дома покрылись первыми снегами. Мужики по утру рубили полыньи для хозяйственных нужд, и с каждым днем лед становился все основательнее. Приходила пора продолжить путешествие к Москве.

Уже с первого дня подготовки к отъезду, после объявления даты отхода каравана, стало понятно — этот санный поезд меня доконает. Вот что мне мешало набирать специалистов в Дании? Спокойные и уравновешенные в своем большинстве люди. Нет! Дернул меня черт на экзотику… Словом — сборы итальянцев это номер не для слабонервных. Раньше смеялся над мультфильмом «Ограбление по-итальянски», теперь молча соболезную.

По началу думал ограничить караван двумя десятками саней. На второй день подготовки их стало три десятка, и позывы были к увеличению еще больше, но сделал вид, что саней больше нет — а то у меня создалось впечатление, что приглянувшуюся итальянцам избу они собрались раскатать по бревнышку и забрать с собой.

Выехали в снежную круговерть, как водиться — с больной головой. На Потемкинскую артель уже насмотрелся, по дороге только остановлюсь пару раз, сравнить образец с дубликатами, и двинусь к Воронежу — путь длинный, а зима короткая. Вот, никогда бы раньше так не сказал про нашу зиму! А теперь, когда сани в день делают от силы по 30–40 километров, да и то по гладкому зимнику и при условии отсутствия заносов, выходит — 20 дней до Воронежа, скорее даже 25 дней с форс-мажором и дневками, потом еще 20 дней до Москвы, и по дороге заехать на заводы — еще пару недель. Вот вся зима и прошла.

На самом деле, сидя в санях по брови укутанным тулупом, внутри снежной карусели, когда даже спина очередного нашего водителя кобылы просматривается смутно — самое время думать о скором конце зимы. Вот и думал. Точнее, думал, что будет дальше.

Новый Год отметили немного не доехав до Воронежа. Жаль, конечно, а с другой стороны — получился прекрасный пикник в лесу, с настоящей елкой, ее даже обтрясли от снега и нарядили всяческими лоскутками, лентами и платочками. Выглядело, правда, будто капральство развесило портянки на просушку, но это не помешало всем вдоволь повеселиться, сбрасывая напряжение довольно тяжелого и холодного перехода.

Через два дня отъедались в Воронеже. Места каравану в школе было вдоволь — осенний набор вышел не таким обильным, как предыдущие. Похоже, со всей ближайшей округи юношей мы выскребли, пора присылать абитуриентов от дальних весей.

Кроме обычной школьной рутины, утверждений и согласований, меня в Воронеже ждал еще один сюрприз.

Курил спокойно после ужина на валу, медитируя на рассыхающиеся на берегу учебные пособия школы, обратил внимание на мнущегося поодаль капрала охранного полка. Вот ведь, умеют же люди делать вид, что им неудобно подойти, да так, что хочешь, не хочешь — обратишь внимание. Наверняка этому учат на курсах капралов — уже не первый раз ко мне так подкатывают.

— Что стряслось, служивый?

— Просительница к тебе, княже, с осени дожидается

— Так прямо с осени и ждет?

Улыбаюсь, представив эту картину бессменного зимнего ожидания.

— Точно так! Ваше сиятельство.

Не понимает тут народ сарказма.

— Тогда веди свою просительницу.

Собственно говоря, вести ее особо и не надо было, дородная тетка явно не просто так поблизости мялась. Непонятно только, чего сама не подошла.

А вот дело у тетки было интересное. Не принимают ее кровинушку в школу, говорят, мал еще. А у нее мужик утоп, да на руках трое «кровинушек» осталось — хоть в петлю лезь. Ну и дальше, как обычно, пособи батюшка и век благодарна.

Задумался. А ведь это целый пласт. Сколько таких баб по Руси? А сколько младенцев мрут от голода, так как на все рты не хватает? И никакая медицина тут не поможет.

Начал в уме перебирать сметы содержания школы и корпуса. Вот почему, спрашивается, так впритирку сметы составляю? Некуда всунуться. Хотя … Прикинул по финансам коммерческое использование. Можно при школе готовить команды для купцов, будет небольшая денюжка, на нее делаю корпус юнг. А в корпусе морской пехоты делаем школу кадетов. А вообще, надо Петру протолкнуть идею при каждом полку иметь школу кадетов или юнг. Лет с девяти, чтоб царевича в пример приводить. Сколько там затрат? Пусть будет 10 % от состава полка, это около 400 рублей в год удорожания содержания каждой тысячи солдат полка. Ммммм… Предложу государю штуцера изготавливать на 40 копеек дешевле. И по орудиям надо прикинуть скидку. Сложно, конечно, будет, но попробовать можно.

Мою задумчивость тетка восприняла неправильно, ударившись в заверения, что век молить будет и тому подобное.

Прервал ее жестом.

— Приводи завтра в школу свою кровинушку, да бабам, которые как ты, без кормильца детей поднимают, скажи, что будет в школе новый стол, для юнг, которым девять годков исполнилось. Примем всех, да морскому делу научим, но после того им послужить государю на флоте должно. Срок государь сам определит. Коли согласна с этим — приводи. И благодарить меня не надо, государя благодари — все по воле его делается. Ступай.

Последнюю фразу добавил, заметив, как тетка набирает воздуха в легкие. Тихий морозный вечер не хотелось портить потоком восхвалений. Зима тишину любит.

Вечером писал приказ по школе и приказ по полку морской пехоты. Будет у нас пару рот юнг в школе и полк кадетов в корпусе. Если Петр не поведется на финансирование этих бойскаутов — разорюсь окончательно.

Потом долго сидел над готовыми приказами. Постукивал ручкой по столешнице, перекатывая ручку между пальцев. По столу плясала длинная тень, прихотливо извивающаяся под колеблющимся огнем масляной лампы. Лампа, кстати, была дрянная, точнее, масло в ней было отвратительным, и пахло соответственно.