То, что утрясу утром вопросы с начальником школы — ничуть не сомневался. Вот только вопроса это не решало. А младенцы? А как в остальных местах?
Надо дом малютки и интернаты, с военным, само собой, уклоном — иначе к Петру можно вообще не подходить.
Дом малютки повесить на социальную функцию факторий. Хотя, это более важно для городов. В селах редко когда младенца без опеки родни оставят. А в городах — запросто. Вот тут и нужны эти дома. И прием младенцев анонимным сделать, иначе их просто душить будут, как и было в истории. Помниться, даже монастыри практиковали анонимный прием младенцев — висела веревка с корзинкой у глухой стены. В корзину, инкогнито, клали младенца, дергали за веревку — наверху звякал колокольчик — инкогниты уходили. Монашки поднимали корзинку и выращивали младенца при монастыре.
Сложно будет? Видимо да. В мое время ежегодно в роддомах матери отказывались примерно от 10 тысяч младенцев. Если верить газетам. И это при наличии средств предохранения. Увеличить цифру вдвое? В десять раз? Буду считать, один отказник в год на каждые 3 тысячи жителей. Значит, для Москвы надо закладывать дом минимум на сотню жителей в год. А пока им лет 10 набежит, чтоб могли в кадеты пойти — уже тысяча проживающих наберется. Жуть. А Москва еще и подрастет… Словом, тысячи на три надо закладываться в каждом крупном городе. И сотен на пять в среднем. С селами и мелкими городками фактории справятся.
Парней пристрою на военную службу и на школы при заводах. А с девчонками как? Школа благородных девиц у нас для аристократии. Как же этот девичий питомник обозвать то? Да еще так, чтоб Петр купился. Юнги есть, кадеты есть…
Девчонки будут валькириями. Это, кстати, вовсе не значит, что они должны быть воительницами. Изначально валькирий позиционировали как дочерей славных воинов, впрочем, в скандинавской мифологии иных и не было, которые подбирают на полях сражений павших и сопровождают их в Валгаллу. Вполне себе сестры милосердия.
В чертогах бога Одина на них еще накладывали дополнительные функции по обносу пирующих хмельными медами. Функции воительниц на валькирий навесили позднее, если верить литературе. Да и то, они не сами рубились, а давали благословение Одина одной из сторон.
Что выходит? Сестры милосердия, вспомогательный обслуживающий персонал и священнослужительницы в одном лице. Меня все устраивает. Интересно, а как посмотрит Ермолай на священников женщин? Что-то, не помню такого. В женских монастырях вроде были игуменьи, а вот так, чтоб в поселковом храме и женщина службы отправляла — не помню такого. Одни попы по храмам. Толстенькие в основном.
Но это все духовное …. Где же мне столько денег то взять?
Посмотрел на часы — первый час ночи. Где там мой духовник?
Вломился в соседнюю дверь, держа лампу на отставленной руке, со словами — «Благослови, отче». Ермолай продрал глаза как бывалый солдат — еще дверь не успела полностью распахнуться. Завидую. Например, меня из пушки не разбудишь. Следующим, вполне понятным движением, в меня полетел валенок. Хороший, между прочим, кожей подшитый. Не скупятся святые отцы на благословения.
Поставил светильник на стол, отвернув отражатель, чтоб Ермолаю в глаза не било, уселся у него в ногах на кровать.
— Дело важное у меня, Ермолай. Давай расскажу кратко, а потом поговорим.
Ну и рассказал, про тетку, детей, младенцев, подкидышей, девчонок, валькирий и священнослужительниц. К концу рассказа Ермолай окончательно проснулся, и слушал внимательно, морщась исключительно к месту, то есть на деньгах и женщинах-священниках.
Далее была моя очередь слушать. Скажу сразу — моя недоработка. Вот сколько раз хохмил по поводу — «… если ничего не помогает — прочти, наконец, инструкцию» — а сам Библию так и не удосужился изучить и законспектировать. Оплошал. Поставил жирную зарубку в памяти.
Смысл был в том, что женщины считались вторым сортом. Это не брак, конечно, но для священниц не годились. Оказывается, одно время серьезно дискутировали — есть ли у них вообще душа. Мол, делали их из ребра, так что это просто довесок к мужчине, так сказать, кухонный, прачечный и родильный комбайн.
Слегка ошалел. Еще соглашусь, что в связи с ребром может наблюдаться недостаток мозга — но вот душа, точно фору мужской дать может.
Кроме сомнений в наличии души, на женщин повесили еще и кучу собак в связи с их детородной функцией. И нечистые они, и муками их наградили специально, и яблоко им припомнили, как причину разрыва с небом.
Ермолай давно закончил краткую проповедь — «почему бабой быть нельзя» — а мой ступор никак не мог найти выхода. Вот ведь … копни глазурь, а под ней такое …
— Ермолай… ты сам то во все это веруешь?
Ну да, нашел что спросить. Нарвался на очередное — «не богохульствуй» — и лекцию о вере вдогонку. Тупик.
— Подумай, Ермолай, может, и не по канону скажу — но ты душой подумай. Может господь создать негодное творение? … А коли так, значит женщина люба ему не меньше чем иные его чада… Не перебивай!.. Сказал Он, плодиться и размножаться, коли верно помню и Сам определил как именно. Женщины ни шагу в сторону от воли Его не сделали. Так за что их так? Какие грехи у матери, что в любви и венчании детей растит?
Наверное, хорошо, что ко мне духовника приставили — этот меня знает как облупленного, и то пятнами пошел. Или это свет так пляшет? Отвратительное в лампе масло, все же. Завтра будет «большая стирка».
За этими мыслями пропустил большую часть отповеди. И мысли у меня вовсе не еретические, а вполне обычные, атеистические. Впрочем, ввязываться в теологический спор со священником, сидящем на догматах отточенных тысячелетиями — дохлый номер.
Ладно. План «Б».
— Вот скажи мне, Ермолай, одобряет ли церковь лекарок в войсках? … Тогда ответь мне дальше — коли воин, на поле дух испускает, а лекарка уже сделать ничего не может, как быть? … Дааа?! Ты под Нарвой поле тел видел? И как ко всем один полковой священник успеет? Что ж мы слова последнего умирающего лишаем-то! Подумай о том. Лекарка хорошая, ведь не только тело, но и душу поддержать должна. Сам ведаешь, коли душа в теле жить не захочет — никакими травами ее не удержать будет. Значит, лекарки должны и о душе заботиться, пока раненного выхаживают.
Дальше было уже не интересно. Торговались. В процессе торгов всплыли и интересные моменты — были диаконнессы в древние времена при церкви. Даже рукоположенные были. Не все так однозначно оказывается.
После этого намека торг разгорелся с новой силой. Хитрый все же этот святой отец. Разбрасывает приманки, когда жертва начинает терять интерес, а потом ловит. Надо будет поинтересоваться о его детстве. У него папа рыбаком не был?
Утром, не выспался опять от радостных криков молодежи. Поймал себя на том, что себя уже молодежью не считаю. Быстро тут состарился.
Так с тяжелой головой и пошел мылить головы и раздавать приказы. Встретил бодрого и румяного с мороза Ермолая — вот ведь … ничто его не берет. Надо будет почаще с ним полуночничать.
С инспекцией школы управились за три дня, плюс день на раскачку. Обсудили перевод школы на газогенераторы. Попробуем. Может и невелик прибыток получиться, столовая на газу да обогрев казарм — но по зернышку, по зернышку, глядишь, и на юнг хватит. Электрическое освещение будет вторым этапом. Заодно машинный цех в школе создадим, и появиться четвертый факультет — механики. А они мне уже скоро нужны будут.
От школы до казарм корпуса — рукой подать. Более того, уже на второй день пребывания в Воронеже из корпуса потоком пошли гонцы. Ну, ничего сами сделать не могут!
Казармы корпуса впечатляли. Казармы — это слабо сказано, вокруг бывших эллингов разбился огромный военный лагерь. Когда его видел по частям — не создавалось впечатления демонстрации, а вот теперь — типичный Первомай на Красной площади моего времени. Многочисленные дымы, постоянный гул, смешанный с позвякиваниями, стуком молотов походных кузниц, ржанием коней и дудками. Опять дудки! Что у военных за пристрастия к духовым инструментам?
Штаб корпуса расположился в бывшем рабочем поселке, занимая несоразмерно большое здание. Это мне так казалось, пока не начали собираться офицеры. Все же плохо у меня с представлениями о численности. Вроде, 30 тысяч это немного. Если построить всех строем, то будет прямоугольник 100 на 300 человек, с размерами, грубо, 60 на 180 метров. Это если их плотно поставить. А когда они разбредаются по лагерю … выходит, будь здоров. Кстати, и со здоровьем было не очень. Полевых кухонь на всех еще не хватало, кухни верфи на такую толпу рассчитаны небыли, медиков мало, даже с учетом братской помощи школы. Обмундирование пошили еще не всем, мясо по округе подъедали, а от Московского штаба поступало только кормовое содержание деньгами.
Пригласил на совещание одного из молодых финансистов-итальянцев. Он на совещаниях раньше кричал, что все знает — флаг ему в руки. А то еще в школе эти итальянцы меня достали. Теперь пусть разбирается — и посажу его в штабе флота на финансовые потоки — все одно он, как мне кажется, из обоймы банкиров выпал. Вообще, итальянский мирок постепенно приобретал очертания — народ объединялся в группки по поставленным задачам, оставляя за бортом некоторые хвостики, которые по тем или иным причинам в группах не прижились. Теперь мне еще одна головная боль — пристраивать особо самостоятельных. Вот за что мне все это?
Тая пропадала со своими медичками, которых приписали к корпусу еще на марше. Чувствую, завтра уйдет в рекрутский рейд, соответственно, растряся казну. Вообще, после покушения она стала тихая и печальная, зря она все так близко к сердцу принимает. Так и хочется вспомнить Карлсона — «… пустяки, дело житейское». В конце концов — мы, вроде как, военные люди, и мы на войне. То, что воевать приходиться на несколько фронтов, в том числе и со своими — так кто сказал, что будет легко?
Вейде порадовал. Устроил парад и маневры силами одного полка. Интересно. Больше всего интересовала работа полковой артиллерии и телеги капральств. Переждал, пока мне пускали пыль, скорее снег, в глаза, и занялся делом.