Вышли, как и планировали по рассказам беглецов — к переправе на остров Кампергольм. По рассказам на острове была штаб-квартира Петра, и собственно, сам штаб.
Сказать, что мой приезд на остров кого-то заинтересовал — нельзя. Никого из руководителей на месте не оказалось, а бомбардиры охранной роты, расположенной тут, только пожимали плечами — баталия проиграна, если не фактически, то в умах аристократов уж точно, и теперь руководители воевали со свеями уже на поле торговли, под каким соусом подавать Петру это поражение. Самого Петра под Нарвой не оказалось — он еще за день до этого уехал в Новгород торопить припасы, так как осадная артиллерия сожгла все, до последней крупинки пороха. Может, и какая иная причина отъезда была — да кто же признается.
Посылать гонца к руководству, в лагерь свеев, никто не торопился — там таких гонцов отстреливали веселящиеся солдаты Карла. А мне предупреждать кого-либо, о своем появлении, надо было еще меньше.
Зародившийся было план ночного штурма — на корню убила разрушенная переправа. С нашего берега до острова переправа еще была ничего, а вот с острова до левого берега переправу чинили. Причем, чинили медленно и без огонька. Переправил на остров две сотни штурмовиков, и они добавили мужикам, ремонтирующим переправу, мотивации. Недостающие бревна взяли из разбираемых срубов построек около мельницы на острове. Вот ведь — могут, если надо.
Все одно, переправа оказалась способна выдержать переправу войск только к утру. До этого момента мандраж скорой битвы успокоился, полки закусили горячим из подоспевших полевых кухонь. Морить голодом солдат перед боем не стал, да, знаю что ранение в набитый живот весьма опасно — но набивать его особо и нечем было, да и ранения в живот мушкетной пулей все одно практически смертельно при том уровне медицины, который успел развить в полку.
Кроме приятных дел, в смысле спокойной ночной грызни ножки курицы, на мою долю выпали и дела неприятные. К утру зачастили начальники всех калибров, за исключением главных, твердящие в один голос, что с королем Карлом уже достигли соглашения и не мне, с … мордой лезть в этот калашный ряд. Выслушивал молча, благосклонно кивая — даже приглашал разделить со мной остатки курицы, в тайне надеясь, что калибры откажутся. Всегда любил курятину, а с запахом костерка вообще объедение.
В серых предрассветных сумерках, после доклада взмыленного гонца о готовности переправы, приказал поднимать полки. На поднявшийся визг накопившихся в тепле штаба аристократов внимания не обратил, просто проинформировав — что любой, кто попытается, чем-либо мне помешать или предупредить противника, станет предателем и подлежит немедленному расстрелу. Предложил, так сказать превентивно, расстрелять прямо сейчас всех присутствующих — чтоб потом не отвлекаться.
Серьезности моего предложения, может быть, и не поверили бы, больно спокойным и отстраненным голосом все это говорил — вот только плотоядные ухмылки моих абордажников желания спорить не вызывали.
Полки выходили из сумерек правого берега Наровы и исчезали в сумерках на левом берегу. Молча. Без песен и барабанного боя. Не на подвиг идем, на работу.
Стоял в окружении десятка морпехов как конная статуя непоколебимости, посередине этой переправы, на обочине дороги через остров. Мыслями скользил по планам и собранным схемам. Петр нагородил тут много всего, вот только мало у меня людей использовать все эти земляные укрепления. Да и бестолково их понастроили — это же надо додуматься, растянуть свою линию обороны. Зачем? Пристрелить этих стратегов. А за то, что всего одну переправу построили, а не три минимум — еще и повесить.
Теперь у меня особых вариантов действий не имелось. Все что могу — воспользоваться скученностью войск Карла в его лагере и отсечь их от нашего войска. Как рассветет, и Карл полюбуется на прикрытые щитами коробки капральств у своего порога — тогда и поговорим. Выигрывать эту битву намеренья у меня не было. Петру поражение будет диво как полезно — но вот все захваченное, Карлу придется вернуть.
Глава 16
Утро зарождалось промозглым, но ясным. Ночь сдергивала завесу с неприглядной картины прошедшей битвы. Скорее избиения.
По собранным мной за ночь сведеньям — руководство армии практически полностью дезертировало еще до битвы. Порох сожгли осадные пушки, и на солдат пришлось не более двух десятков выстрелов к фузеям, уж не говорю, что стрелять им вменяли в обязанность не более чем с 30 шагов и при этом мазали солдаты по черному.
Русская армия растянулась на полтора десятка километров, и шинковать ее по частям свеям ничего не мешало, только если их малочисленность и общая усталость от мясницкой работы. Что может сделать солдат, если их растянули в одну линию по два солдата на сотню метров? Ничего! Абсолютно ничего, особенно вспоминая скорострельность и меткость их фузей. Хотелось бы знать, кто у нас такой великий стратег. Не Петр случаем? Дилетанты.
Единственным светлым пятном стала оборона преображенцев и полка Вейде. Преображенцы сохранили свое руководство, и оно еще оказалось вполне компетентным, грамотно организовав оборону полка в круге телег, хотя, потери у полка, судя по лежащим кругом телам, были весьма значительные — надеюсь, мои щиты оправдают возложенные на них надежды.
Тем не менее, только благодаря стойкости преображенцев избиение нашей армии не превратилось в мясорубку, в которой потери исчислялись бы уже десятками тысяч.
А теперь наш черед.
Рассветные лучи обострили контрасты света и тени. Высветив шестисотметровую цепочку капральств, стоящих в первом оборонном строю перед лагерем Карла. За цепочкой капральств стояла еще более редкая цепочка штурмовиков, а ближе к нашим насыпям встали еще четыре десятка смешанных капральств резерва. Свободным лосям задача была поставлена одна — собирать разбегающихся солдат в построения около переправы, благо, за щиты встать захотят многие — чисто психологически. Организация порядка на переправе целиком будет на них. Предупредил, что это единственный наш путь отступления — и если его разломают, велю организовывать переправу по их телам.
Как и следовало ожидать, черные флаги с серебряными черепами, над необычными строями пехоты привлекли внимание. Уже через два десятка минут, после того, как рассвело — прискакал вестовой и передал приказ, что меня вызывают для объяснений князь Яков Федорович Долгорукий. Причем, в ставку Карла. Вот ведь бардак, а!
На имя Яков и меня с некоторых пор аллергия, и довольно красочно передал вестовому, кто и где мне может приказывать. А Петра тут нет. И уж тем более меня не интересуют приказы из ставки противника. Гораздо больше меня интересовало наметившееся в лагере Карла шевеление. Точнее, лагерей было два — один на взгорке, где стояла раньше одна из наших батарей осадной артиллерии, а второй, с Карлом во главе, ближе к укреплениям Нарвы. Вот в первом лагере и наметилось шевеление. Зачем солдатам свеев выходить и строиться? Проводить отступающих по соглашению русских до переправы? А мы что, сами дороги не найдем?
С нашей стороны также наметилось шевеление — полки строились и начинали стягиваться к переправе. Вот только пока они соберутся со всей многокилометровой линии бездарной обороны — свеи что угодно сделать успеют.
Приказал передать вестовому из моих драгун готовность по капральствам. Вестовой от Долгорукова, еще так и не унесший ответа, аж позеленел и принялся кричать про нарушение соглашения. Пришлось одергивать это очередное детище дворянства и велеть убираться поскорее с линии огня. Убрался. Даже скорее чем прискакал. Теперь стоит ожидать тяжелую дворянскую артиллерию.
Вот чего не ожидал, так это прибытие от первого лагеря генерала Мейделя, как он представился, со свитой. Не предусмотрел в полку толмача, недоработка, однако. Сделал зарубку в памяти, и посылал вестового по капральствам. Толмача нашли, впрочем, ничуть не сомневался — среди поморов и не такое найти можно.
Первыми фразами, что мне растолковали — стали претензии генерала в том, что мои войска не блюдут соглашения. Старался упрощать ответ, так как толмач был далеко не профессиональным и на сложных фразах терялся. Вкратце получилось примерно так — Соглашение блюду, пока свеи не шагнули в нашу сторону … Коли еще шагнут, буду стрелять и раскатаю всю армию по косточкам … Нет не много о себе думаю, ровно столько, сколько могу сделать…Генерал, вы не угрожайте, а просто попробуйте — сделайте мне такой подарок, ведь начинать первым мне невместно.
Неплохо так пообщались. Покричали и разошлись. Причем, генерал ускакал не к себе, а во второй лагерь. Ну-ну.
Между тем, за нашими спинами строились преображенцы, разворачивали знамена и торжественным маршем направлялись к переправе, косясь на наши застывшие коробочки капральств. За ними начали выстраиваться остальные полки, подтягиваясь от далеких рубежей.
В рядах свеев наметилось нездоровое движение, похоже, приближающийся к нашим позициям основной обоз, в сопровождении не столько строя солдат, сколько толпы мужиков — вызвал у противника алчный ажиотаж. Вот этого и опасался.
Передал в капральства новую директиву — готовность к стрельбе. А штурмовикам подготовиться к накрытию первого лагеря минами, пусть целятся тщательно, мин мало.
После приказов в рядах наших капральств наметилось ответное движение — медведи присели у щитов, а лоси положили на верхний обрез шита стволы штуцеров, тщательно выцеливая противника.
Как жаль, что нельзя открывать огонь первыми — мы бы этот строй в капусту нашинковали, а теперь вынуждены подпускать их практически в упор.
Штурмовики разошлись позади строя капральств, используя промежутки для прицеливания по лагерю неприятеля. Наметили дальность, ориентиры и сдвинулись обратно, под защиту капральств, встав на колено и заняв позу готовности к стрельбе минами через голову пехоты.
Наши приготовления несколько сбили настрой свеев. Их строй замер, но через некоторое время командиры решили, что они все же победители и не им бояться горстки русских после разгрома целой армии московитов.