В редакцию „Правительственного вестника“ Григорий Петрович являлся обыкновенно в третьем часу дня. Здесь он обычно доставал из ящика письменного стола сложенную четвертушками бумагу с отогнутыми полями и начинал пестрить ее своим мелким почерком, продолжая какой-либо свой роман или повесть… А контора с многочисленным штатом исполняла свои обязанности и, кроме того, давала сановитому романисту великолепных переписчиков. Пишущих машинок тогда еще не было, и все произведения Григория Петровича с малоразборчивых его оригиналов переписывались вручную в двух, трех экземплярах каждое. И два маленьких чиновника, занимавшихся этой работой, посвящали ей все служебное время да еще работали и на дому», – вспоминал литератор, подчиненный Данилевского, Евгений Опочинин. Так были написаны «Девятый вал», «Мирович», «Княжна Тараканова», «Сожженная Москва», «Черный год» и другие сочинения плодовитого беллетриста. Мемориальные доски – вообще штука любопытная: не отмечены, скажем, Даниил Хармс, Михаил Кузмин, Георгий Иванов, зато есть доски Алексею Чапыгину, Александру Прокофьеву, Леониду Соболеву, Николаю Тихонову, Григорию Данилевскому.
«Большой меблированный (sic!) дом „Пале-Рояль“. СПб, Пушкинская ул., д. 20. Близь Николаевского вокзала и Невского пр., 175 меблированных комнат от 1 р. до 10 р. в сутки (включая постельное белье). Месячно – уступка. Электрическое освещение бесплатно. Ванны. Телефон. Комиссионеры. Просят извозчикам не верить», – так гласила реклама.
«Пале-Рояль» изначально строился в 1875–1876 годах как дом для приезжих. Центральная лестница выходила на Пушкинскую, от нее на всех этажах расходились в обе стороны длинные коридоры с дверьми в номера – комнаты с альковами. Построил меблированный дом Александр Иванов, тогда молодой тридцатилетний выпускник Академии художеств. Позже архитектор «развернулся»: к 1917 году он спроектировал 45 зданий только в Петербурге (из них 3 – на Пушкинской улице), а кроме того, множество домов в Москве (в том числе гостиницы «Националь» и «Балчуг») и провинции.
Первоначально гостиница (тогда в ней было 99 номеров) так же, как и соседний дом (Пушкинская, 18) принадлежали Анне Петровне Рот, даме из почтенного ост-зейского рода, и называлась «Дом меблированных комнат А. П. Рот». Затем дом по Пушкинской, 18, не меняя своего назначения, отошел к баронессе Таубе (баронский герб до сих пор на фасаде). В 1880-1890-е годы гостиницей управляли совладельцы – баронесса, какой-то заезжий итальянский маркиз Сакрипанте (он же граф Витутти), его жена и некий А. А. Неклюдов.
Тогда-то гостиница и получила название «Пале-Рояль». Так называется знаменитый дворец, построенный рядом с Лувром для кардинала Ришелье архитектором Жаком Лемерсье. Известен он был каждому российскому гимназисту по «Трем мушкетерам», именно здесь собирались злейшие враги Д’Артаньяна и его друзей – гвардейцы кардинала. В 1642 году кардинал умер, а дворец отошел Бурбонам. Людовик-Солнце подарил его Орлеанам.
Перед революцией в 1770-х герцог Шартрский, будущий Филипп Эгалите, заказал архитектору Виктору Луи застроить дворцовый сад с трех сторон домами с аркадами, где на первых этажах расположились лавочки (кстати, в одной из них Шарлотта Корде купила нож, которым зарезала Марата) и кафе. Там же разместился театр – будущий Комеди Франсэз. У торгово-развлекательного центра в сердце Парижа прогуливались женщины легкого поведения. Таким образом, в общественном сознании петербуржца 1890-х годов «Пале-Рояль» отзывался примерно так же, как в сознании нынешнего петербуржца «Куршавель» или «Уимблдон» – нечто европейское, дорогое, легкомысленное, аристократическое.
Постояльцы «Пале-Рояля» отличались от обычных гостиничных клиентов. Сюда не пускали случайные парочки на ночь или пару часов (а в этой зоне Невского такие персонажи составляли органическую часть ландшафта). Цена за номер – от рубля и выше в сутки – была щадящей для среднего класса, но служила барьером для студентов или мелких чиновников: дешевая комната стоила в Петербурге 15 рублей в месяц, минимальная пристойность требовала семейного дохода от 100 рублей.
Семейные люди снимали квартиры, небогатые одиночки (вроде князя Льва Мышкина или Родиона Раскольникова) довольствовались «комнатами от хозяйки». В «Пале-Рояле» селились работающие холостяки и «зимогоры», постоянно обитавшие в окрестностях, но наезжавшие в Петербург по делам на несколько суток. Как-то получилось, что постепенно среди них стали преобладать люди «свободных профессий» – прежде всего литераторы и актеры.
Определенную репутацию этому месту создал Глеб Успенский. Человек прелестный: совестливый, скромный, работящий, – он, как и многие из его «разночинного» поколения, пил горькую. Более того, утверждал, что русский писатель вынужден наблюдать и описывать такие мерзости жизни, что для разрядки ему и остается только водка; в крайнем случае – бром. Александра Васильевна, жена-страдалица, долго терпела возлияния Глеба Ивановича, пока не увезла его на постоянное место жительство в Чудово: и под присмотром, и «Власть земли» из крестьянской жизни писать сподручнее: объект наблюдения рядом. С другой стороны, от столицы недалеко – два часа и писатель в редакции «Отечественных записок» или «Русского богатства». В «Пале-Рояле» он бывал наездами, почти каждый из которых приводил к загулу. Писатель был, что называется, душой компании, символом поколения, в «Пале-Рояль» к нему приходили приятели, литературные дамы, поклонники таланта, начинающие писатели. Выбраться из этого круговорота удавалось с трудом. Кстати, напротив, на Пушкинской, 17, жил лечащий врач Успенского – психиатр Борис Синани, который и выводил писателя из запоя. В конце концов, ему пришлось отправить окончательно впавшего в белую горячку Успенского в сумасшедший дом, где он, после десятилетнего безумия, и закончил свое страдальческое существование.
Маленький, прелестный памятник Пушкину совсем не монументален. Это не московский Пушкин-Каменный гость, а скорее Пушкин-митек. Деньги собрали по подписке: на такой бюджет не развернешься. Автор – ярославский самородок, скульптор Александр Опекушин. Архитекторы – Николай Бенуа и Антонин Лыткин (частый соавтор Опекушина). Памятник открыли 7 августа 1884 года. Домашний, маленький Александр Сергеевич во все времена привлекал детей и пьяниц. С ним связана прелестная легенда, которую любила рассказывать Анна Ахматова.
В 1937 году, к столетию со дня смерти Пушкина, было решено убрать памятник, который Смольный счел недостойным памяти поэта, снова введенного в ареопаг государственных идолов. Приехали такелажники с автокраном. И тогда окрестные дети, привыкшие к Александру Сергеевичу, с криками «Это наш Пушкин!» окружили пьедестал и стали всячески препятствовать рабочим. Бунт, неповиновение – а время жестокое. Прораб позвонил начальству. На другом конце провода долго думали и, в конце концов, приняли наиболее безопасное решение: «Ах, оставьте им их Пушкина!» Такой вот Питер Пэн эпохи «Большого террора».
Маршрут 5Память о Достоевском
В доме на углу Кузнечного переулка и Ямской улицы (сейчас – улица Достоевского) Достоевский жил дважды с перерывом в 33 года. Каменный дом появился здесь в начале XIX века. В 1849 году его перестроил архитектор С. Пономарев, а вскоре после смерти Достоевского, в 1882 году, дом подвергся еще одной перестройке.
В первый раз Федор Михайлович поселился здесь в январе 1846 года. «Я переехал с квартиры и нанимаю теперь две прекрасные комнаты от жильцов. Мне очень хорошо жить. Адрес мой: у Владимирской церкви, на углу Гребецкой (так некоторое время называлась улица Ямская (Достоевского). – Л. Л.) и Кузнечного переулка, дом купца Кучина». Здесь был дописан «Двойник». Съехал Достоевский весной следующего года.
Когда осенью 1878 года Достоевский снова снял тут квартиру, здание сменило владельца. К этому времени оно принадлежало прусской подданной Розалии-Анне Клинкострем. В четырехэтажном каменном доме находилось 29 квартир, булочная, винный погреб и мелочная лавка. Во дворе помещались две конюшни и три сарая. Достоевские жили в квартире № 10, на втором этаже.
В 1971 году, к 150-летию Достоевского в доме открыли лите ра турно-мемориальный музей. Большая часть личных вещей писателя к этому времени или пропала, или оказалась в Москве, в столичном музее. Поэтому квартира на Кузнечном представляет собой некую обобщенную модель жилища Федора Михайловича, созданную на основании описи вещей Достоевского, по воспоминаниям и типологическим образцам. Подлинных предметов в музее не так уж много.
Музей открыли не случайно. С середины 1960-х годов произошел важный поворот в отношении официального советского литературоведения к писателю. Непримиримый враг революционного движения и социализма, монархист, ортодоксальный православный, русский националист, Достоевский, охарактеризованный Лениным как писатель «архискверный», долгое время считался маргинальной фигурой в русской литературе.
По мере перехода от интернационализма к национализму в официальной советской идеологии отношение к писателю постепенно «теплело». В школьный курс включили «Преступление и наказание», начало выходить академическое собрание сочинений Достоевского. В то же время изучение его произведений, интерес к писателю продолжал оставаться, парадоксальным образом, своеобразным признаком либерализма и «антисоветскости».
Поэтому организация и создание музея, происходившие вокруг него события были яркой страницей интеллектуальной жизни Ленинграда периода застоя.
В доме в это время проводился капитальный ремонт, и он был расселен. Квартиру, в которой жил Достоевский, отдали музейщикам. Кроме того, под экспозицию, фонды, выставочные помещения и лекционный зал отдали еще три квартиры на первом и втором этажах. Со стен аккуратно сняли слой за слоем обои; в результате удалось определить, как они выглядели во времена Федора Михайловича.