жениях», теперь уже роковых: спустя годы среди могильных холмов Смоленского православного кладбища будут похоронены дети Николая Павловича, умершие в 1919 году, а еще через десять лет – их мать, Татьяна Николаевна Анциферова…
В ту весну, вернувшись в Киев, Анциферов провалился на выпускных экзаменах из-за острого нервного расстройства. В ноябре 1908 года он вместе с матерью вновь приезжает в Петербург: «Мы поселились в двух комнатах на углу Большого проспекта Петроградской стороны и Введенской улицы (точнее, Гулярной). К нам в третью комнату переехал И. Б. Селиханович. С усердием я принялся за уроки».[281]
Этот четырехэтажный дом на углу Большого проспекта П. С. (№ 25) и улицы Лизы Чайкиной (так с 1952 г. называется Гулярная улица) сохранился. С тех пор вплоть до переезда в Детское Село в середине 1920-х годов Анциферовы жили исключительно на Петербургской (Петроградской) стороне. Старейший район Северной столицы в первые полтора десятилетия XX века стремительно преображался. Канули в прошлое патриархальные деревянные домики с палисадниками и огородами. На их месте поднимались каменные громады. На Петербургской стороне ежегодно сооружалось до 250 зданий. На Большом и Каменноостровском проспектах появились дома в стиле модерн и пришедшего ему на смену неоклассицизма. С изысканными особняками и фешенебельными доходными домами соседствовали многочисленные промышленные предприятия.[282]
«В Петербурге я с усердием засел опять за подготовку к экзаменам. Так как у меня начались бессонницы, я перед сном систематически подолгу гулял, обычно с Селихановичем. <…> Мы любили забираться на окраины Петербургской стороны, в места, излюбленные Блоком. В одной из улиц – фабрика с целым рядом труб. В поздние часы за ее стенами что-то гудело. Я любил это место. Здесь я задумался о тех формах культурной работы, которые свяжут меня с рабочими. <…>
Ночной город меня страшил. Конечно, не в том смысле, что я боялся нападения бандитов и хулиганов. Нет, меня пугал и отталкивал страшный мир большого города. Аптека. Улица. Фонарь».[283]
«По праздникам я ходил в Петровский парк и наблюдал праздничный день социальных низов».[284] Восточная часть Петровского острова была превращена в парк, предназначенный для «публичного гуляния», в конце 1830-х гг. Большая часть Петровского парка в 1899 году передается Обществу попечительства о народной трезвости, которое построило здесь открытые эстрады, а позже – театр, разместило всевозможные павильоны, столовые, чайные, квасные, соорудило «американские горы», паромные переправы. В начале XX века парк становится местом массовых народных гуляний. Они проводились каждый воскресный и праздничный день, а иногда и в будни.[285]
Весной 1909 года Анциферов успешно сдал выпускные экзамены. «Я подал заявление во Введенскую гимназию, которая находилась на том же Большом проспекте (где жили в то время Анциферовы. – А. М.). Эту гимназию кончал Блок. Напротив, на Лахтинской улице, он жил.[286]<…> Нас, экстернов, набралось несколько десятков. <…> Экзамен я выдержал!»[287] Трехэтажное здание Введенской гимназии (Большой пр., 37 / Шамшева ул., 3) в наши дни перестроено. С конца XVIII века на этом месте находилось Введенское училище, одно из старейших в Петербурге, основанное в 1781 году. Училищный дом надстроил в 1837 году арх. Е. И. Мартынов, а в 1883–1885 годах его перестроили и расширили по проекту арх. А. И. Аккермана. К этому времени здесь находилась гимназия, получившая в 1882 г. статус «полной» (с выпускным восьмым классом). В 1896 г. во дворе по проекту арх. В. М. Елгашева был возведен корпус домовой церкви Св. Кирилла и Мефодия и гимнастического зала (не сохранилось).[288]
«В университет я поступил на историческое отделение историко-филологического факультета.[289]<…> В эти годы Петербургский университет переживал новый подъем. Его кафедры были заняты выдающимися учеными, которыми гордилась русская наука. К кому пойти? Кого слушать? Мне хотелось посещать и историков, и философов, и литературоведов своего факультета. И этого казалось мало! Тянуло и на другие факультеты: и к юристам, и к естественникам».[290]
В Петербургском университете, в который поступил двадцатилетний Анциферов, было тогда около 10 тысяч студентов. Более половины из них учились на юридическом факультете. С 1906 года универсант мог «совершенно самостоятельно и добровольно выбирать научные дисциплины, по которым должен был слушать лекции и сдавать экзамены».[291] С. Н. Валк, учившийся на историко-филологическом факультете одновременно с Анциферовым, свидетельствует: «При этой системе посещение лекций было необязательно. Обязательными были лишь сдача экзаменов по установленным факультетом предметам, зачет просеминария и трех семинариев. Студент же был волен сам устанавливать порядок и время сдачи требуемых предметов, да и срок своего пребывания в университете».[292] Для этого периода характерны очень высокий процент отсева и сравнительно небольшие выпуски. Например, в 1906 году получили выпускные свидетельства по историко-филологическому факультету только 21 человек.[293]
По мнению современника, «студенческие беспорядки сделались как бы органической принадлежностью нашего учебного строя».[294] Хотя Анциферов не принадлежал ни к одной из политических партий, он принял активное участие в бурном студенческом движении конца 1900-х – начала 1910-х годов: деятельности киевского землячества,[295] протесте против казни испанского республиканца Фердинанда Ферреро осенью 1909 года, похоронах С. А. Муромцева, В. Ф. Комиссаржевской, Л. Н. Толстого, протестах против истязания политзаключенных в каторжных централах, всеобщей студенческой забастовке 1911 года.[296]
«Вспоминая студенческие годы до революции, я должен упомянуть о Jeu de paums[297] – так студенты прозвали старую физическую аудиторию в потемневшем здании из красного кирпича. <…> Здесь, в Jeu de paums, происходили и совещания студенческого актива по подготовке общестуденческих сходок. Здесь же происходили и выборы, и кипела партийная борьба. Здесь происходили и собрания землячеств».[298] Здание, о котором пишет Анциферов, находится за Ректорским флигелем университета (Университетская наб., 9, лит. О), сейчас его занимает кафедра физкультуры. Первоначально строение принадлежало Первому кадетскому корпусу, а в ведение университета перешло в 1867 году. Сначала здесь оборудовали два огромных гимнастических зала (1872–1873 гг., архитектор И. И. Горностаев), позднее в Jeu de paums располагались физические кабинеты и музей уголовного права и древностей.[299]
Члены киевского землячества, в которое входили наряду с универсантами (А. Я. Шульгин, Л. Е. Чикаленко, Б. Н. Толпыго, В. Н. Белокопытов, А. Л. Бем, Я. М. Вильчинский, Д. С. Лурье, Н. П. Анциферов) и слушательницы Бестужевских курсов (В. Ф. Белокренец, Л. В. Бублик, Т. В. Букреева, В. А. Корчак-Чепурковская, В. П. Красовская, Т. Н. Оберучева), зачастую встречались и «на четвергах у Тани Оберучевой и Вали Красовской».[300] Бестужевки-киевлянки были подругами и вместе снимали комнату на Васильевском острове. Вспоминая тревожные дни всеобщей студенческой забастовки 1911 года, Анциферов пишет: «Каждый день приносил вести о новых арестах. Таня [Оберучева] работала в центральном органе, который руководил забастовкой, и я, идя утром к ней по Малому проспекту Васильевского острова, ожидал в ее квартире услышать страшную для меня весть об ее аресте».[301] Скорее всего, речь идет о шестиэтажном здании с мансардами (в 1960-х гг. мансарды заменили полным этажом с художественными мастерскими), построенном в 1890-х гг. по проекту арх. М. Ф. Еремеева (Малый пр. В. О., 30/32 / 11-я линия, 62).[302] Это многоквартирный доходный дом был известен в Петербурге под названием «Пекин»: «На углу 11-й линии и Малого проспекта был знаменитый “Пекин” – громадный дом, весь заселенный курсистками и студентами. Он так назывался потому, что внизу был большой чайный магазин».[303] Добавим, что в специально спроектированных помещениях первого этажа «Пекина» кроме чайного магазина располагались мясная и зеленная лавка, молочная торговля, винный погреб, портерная, кухмистерская, магазин готовой обуви и аптека.[304]
Из развлечений Н. П. Анциферов вспоминает о поездке с друзьями в Гатчину, где состоялся показательный полет Ж. Леганье на биплане «Вуазен», посещение Коломяжского ипподрома, где демонстрировал свой летательный аппарат Губерт Латам, лодочные прогулки по «Маркизовой луже», катание на вейках на Елагином острове…
Многие страницы воспоминаний Анциферова посвящены «симфонии дружбы-любви» с Татьяной Оберучевой. Зимой 1909/10 года молодые люди вместе бродили по заснеженному Петербургу: «Мы шли