«…Перед царской ложей выстраивался на серых конях хор трубачей кавалергардов, игравших полковой марш. Серебристые линии кавалергардов на гнедых конях сменялись золотистыми линиями конной гвардии на могучих вороных, серебристыми линиями кирасир на караковых конях и вновь золотистыми линиями кирасир – на рыжих.
Вслед за ними появлялись красные линии донских чубатых лейб-казаков и голубые мундиры атаманцев, пролетавших обыкновенно наметом.
Во главе второй дивизии проходили мрачные конногренадеры в касках с гардами из черного конского волоса, а за ними на светло-рыжих конях – легкие синеватые и красноватые линии улан. Над ними реяли цветные флюгера на длинных бамбуковых пиках, отобранных ими в турецкую кампанию. Красно-серебряное пятно гвардейских драгун на гнедых конях было предвестником самого эффектного момента парада – прохождения царскосельских гусар.
Литавщики лейб-гвардии Кавалергардского полка. Рис. Н. Самокиша
По сигналу „галоп“ на зрителя летела линия красных доломанов; едва успевала, однако, эта линия пронестись, как превращалась в белую от накинутых на плечи белых ментиков.
Постепенно кавалерийские полки выстраивались в резервные колонны, занимая всю длину Марсова поля, противоположную Летнему саду.
Перед этой конной массой выезжал на середину поля сам генерал – инспектор кавалерии. Он высоко поднимал шашку. Все на мгновение стихало… шашка опускалась, и по этому знаку земля начинала дрожать под копытами пятитысячной конной массы, мчавшейся к Летнему саду…».[81]
Предшественниками русской регулярной армии были служившие царям Московским полки иноземного строя. В кавалерии – рейтары (от нем. Reiter – всадник), наемные конные полки. В конце XVII столетия они составляли лучшую и наиболее многочисленную часть кавалерии.
Первый копейно-рейтарский полк сформирован в 1632 г.; 2/3 личного состава – русские, 1/3 – иностранные инструкторы. К концу столетия число таких полков дошло до 25. Со времени Петра Великого рейтар сменили другие полки тяжелой кавалерии – кирасиры.[82]
Они имели каски и кирасы (от чего произошло название «кирасир») – защитное вооружение из двух металических пластин, выгнутых по форме спины и груди и соединенных пряжками на плечах и боках. В буквальном переводе – латники, от слова «cuirasse» – латы. Металлический прибор у кавалергардов и кирасир Его Величества был серебряным, у конногвардейцев и кирасир Ее Величества – золотым. Полковой цвет у кавалергардов и конногвардейцев – алый, у кирасир Его Величества – желтый, Ее Величества – светло-синий.
Кирасирские полки были задуманы как тяжелая кавалерия, для того чтобы противостоять европейским кирасирам и разбивать строй более легкой кавалерии восточных армий. Дорогостоящих кирасир выпускали на поле боя в самый ответственный момент преимущественно для нанесения прямого «шокового» удара по противнику.
В России появились впервые в 1731 г., когда по предложению фельдмаршала Миниха Выборгский драгунский полк переформирован в кирасирский. С тех пор число кирасирских полков то увеличивалось, то уменьшалось, а в 1860 г. все они, за исключением четырех гвардейских, переформированы в драгунские. Вот и начнем рассказ о родах кавалерии прямо по порядку: с 1-й лейб-гвардейской дивизии, с тяжелой кавалерии.
1-я кавалерийская дивизия (тяжелая кавалерия)
1-я бригада
Кавалергарды
Кавалергарды (от фр. cavalier – всадник, garde – охрана) – особые воинские формирования, первоначально создаваемые для выполнения функции почетной охраны императора.
В России кавалергарды впервые появились 30 марта 1724 г. в виде почетной охраны Екатерины I, сформированной ко дню ее коронования. Сам государь принял на себя звание их капитана; офицерами числились генералы и полковники, капралами – подполковники, а рядовые (60 чел.) выбрали из самых рослых и представительных обер-офицеров. Этой конной роте кавалергардов дана была особая нарядная форма, серебряные трубы и литавры. По окончании коронационных торжеств она была расформирована.
30 апреля 1726 г. Екатерина I восстановила «кавалергардию», приняв на себя звание ее капитана, но в 1731 г. кавалергардия вновь была расформирована.
При императрице Елизавете кавалергардии вовсе не было, но при коронации и других придворных торжествах чины лейб-кампании[83] надевали петровскую кавалергардскую форму.
Кавалергарды восстановлены в 1762 г. исключительно из бывших лейб-кампанцев. Звание их шефов носили высшие сановники: рядовые (числом 60–64) полагались в чинах секунд-майоров, капитанов и поручиков, а с 1764 г., когда из них был образован Кавалергардский корпус – в чинах поручиков, подпоручиков и прапорщиков.
Император Павел I расформировал этот корпус и учредил новый, в 1797 г. упразднил его, а в 1799 г. снова восстановил, причем ему было дано значение гвардии Павла I, как великого магистра ордена св. Иоанна Иерусалимского. В него входили 189 человек разных чинов из дворян, имевших знак Мальтийского креста.
11 января 1800 г. Кавалергардский корпус переформирован в Трехэскадронный кавалергардский полк, который и вошел в состав войск гвардии на одинаковых правах с прочими гвардейскими полками и без комплектования только дворянами.
После реорганизации армии Александром I полк переформирован в пять эскадронов.[84]
Кавалергарды. Формы. Бальная и караульный с ружьем под курок
Мундир кавалергарда. 1793 г.
Офицер кавалергард. XVIII в.
Лейб-гвардии Кавалергардский полк
Со 2 ноября 1894 г. стал именоваться Кавалергардским Ее Величества Государыни Императрицы (т. е. вдовствовавшей императрицы Марии Феодоровны) полком. Перед Первой мировой войной полк квартировал в Санкт-Петербурге.
Старшинство полка – с 11 января 1799 г.
Полковой праздник – 5 сентября, в день Свв. Захария и Елизаветы.
Полковой храм – Церковь Захарии и Елизаветы (Захарьевская ул., 25). Снесена в 1948 г.
Личный состав – рядовые и унтер-офицеры самые высокие (не ниже 187 см) голубоглазые и сероглазые безбородые блондины.
Масть лошадей – гнедая.
Флюгер на пике – кирасирского образца, ало-бело-алый.
«Полк своим видом воскрешал в памяти давно отжившие времена эпохи Александра I и Николая I, выступая в белых мундирах – колетах, а в зимнее время – в шинелях, поверх которых надевались медные блестящие кирасы, при палашах и гремящих стальных ножнах и в медных касках, на которые навинчивались острые шишаки или, в особых случаях, посеребренные двуглавые орлы. Орлы эти у солдат назывались почему-то „голубками“. Седла покрывались большими красными вальтрапами, обшитыми серебряным галуном. Первая шеренга – с пиками и флюгерами. Обыкновенной же походной формой были у нас черные однобортные вицмундиры и фуражки, а вооружение – общее для всей кавалерии: шашки и винтовки. Но этим, впрочем, дело не ограничивалось, так как для почетных караулов во дворце кавалергардам и конной гвардии была присвоена так называемая дворцовая парадная форма. Поверх мундира надевалась кираса из красного сукна, а на ноги – белые замшевые лосины, которые можно было натягивать только в мокром виде, и средневековые ботфорты. Наконец, для офицеров этих первых двух кавалерийских полков существовала еще так называемая бальная форма, надевавшаяся два-три раза в год на дворцовые балы. Если к этому прибавить николаевскую шинель с пелериной и бобровым воротником, то можно понять, как дорог был гардероб гвардейского кавалерийского офицера. Большинство старалось перед выпуском дать заказы разным портным: так называемые первые номера мундиров – дорогим портным, а вторые и третьи – портным подешевле. Непосильные для офицеров затраты на обмундирование вызвали создание кооперативного гвардейского экономического общества с собственными мастерскими. Подобные же экономические общества появились впоследствии при всех крупных гарнизонах.
Рядовой Кавалергардского полка в кирасе и каске
Церковь правв. Захария и Елизаветы при лейб-гвардии Кавалергардском полку
К расходам по обмундированию присоединялись затраты на приобретение верховых лошадей. В гвардейской кавалерии каждый офицер, выходя в полк, должен был представить двух собственных коней, соответствующих требованиям строевой службы: в армейской кавалерии офицер имел одну собственную лошадь, а другую – казенную».[85]
Офицерский белый колет имел галунную обшивку и петлицы по прибору. Эполеты пехотного образца на подкладе полкового цвета. Шаровары синие с цветной полковой выпушкой. Каска из желтой меди с окантовкой из белого металла. Спереди серебряная Андреевская звезда. Фигура орла и подбородочная чешуя – серебряные или позолоченные – по прибору. Под правой розеткой чешуи – круглая серебряно-черно-золотая кокарда. Кираса из желтой меди с обкладкой цветным полковым шнурком и с красным поясным ремнем и подбоем чешуй. Лядунка из черной кожи с серебряной звездой. Перевязь лядунки и ремни палаша покрыты галуном по цвету прибора. Палаш с медной гардой и стальными ножнами. Темляк из черной ленты с серебряной строчкой и серебряной кистью с вплетениями оранжевого шелка. Револьвер в кобуре из черной глянцевой кожи. Револьверный шнур из белого шелка с оранжевыми и черными вплетениями. Перчатки белые с крагами.
Самым эффективным боевым построением, восходящим еще ко временам рыцарской конницы, в XVIII – начале XIX в. было каре, выставив штыки на все четыре стороны.
Первые ряды пехотинцев становились на колени и упирали ружья прикладами в землю, как когда-то поступали с пиками пикинеры.
Легкая кавалерия ничего с каре поделать не могла. Вот тогда и возродилась тяжелая кавалерия. Да она, собственно, и не умирала со времен Средневековья, а только видоизменялась. Тяжелая конница выполняла роль тарана. Она наступала в правильном строю. Раздавался хриплый голос полковой трубы, и кавалеристы на огромных конях, поблескивая латами, сохраняя строгое ровнение, мчались, стремясь проломить оборону.
20 ноября 1805 г. под Аустерлицем в критический момент сражения, когда русская гвардия была прижата превосходящими силами французов к Раустицкому ручью, кавалергарды переправились через ручей по плотине, после чего первые три эскадрона развернулись вправо, сдерживая натиск противника, а четвертый и пятый эскадроны атаковали легкую французскую кавалерию, осаждавшую Семеновский полк. Всего в бою полк потерял треть офицеров и 226 нижних чинов.
Четвертый эскадрон под командованием полковника князя Н. Г. Репнина-Волконского и первый взвод 1-го шефского эскадрона под командованием корнета Александра Альбрехта оказались в окружении. Вырваться сумели лишь 18 человек – остальные были убиты или попали в плен ранеными.
Офицеры героического эскадрона, попавшего в окружение, все были ранены, а затем пленены. Некоторые держались на ногах, и их подвели к Наполеону.
– Кто старший? – осведомился император.
Ему назвали князя Репнина.
– Вы командир Кавалергардского полка императора Александра? – спросил Наполеон.
– Я командовал эскадроном, – ответил Репнин.
– Ваш полк честно выполнил свой долг!
– Похвала великого полководца есть лучшая награда солдату.
– С удовольствием отдаю ее вам. Кто этот молодой человек рядом с вами?
– Это сын генерала Сухтелена, он служит корнетом в моем эскадроне.
– Он еще слишком молод, чтобы драться с нами, – заметил Бонапарт.
Офицеры Кавалергардского полка в парадной форме на Садовой ул. в Санкт-Петербурге.
И юный Сухтелен (ему было 17 лет), раненный в голову и ногу, воскликнул:
– Не нужно быть старым для того, чтобы быть храбрым!
Когда Толстой пишет о «богачах красавцах на тысячных конях», он пишет правду. Кавалергардский полк – самый привилегированный в России. Одно перечисление фамилий офицеров чего стоит. Здесь служили:
декабристы Анненков и Волконский;
Гедеонов Александр Михайлович – директор Императорских Петербургских театров;
Давыдов Денис Васильевич – герой Отечественной войны 1812 г., генерал-лейтенант, поэт;
Давыдов Евдоким Васильевич – генерал-майор, брат Д. В. Давыдова;
Дантес Жорж Шарль, барон де Геккерен – убийца А. С. Пушкина;
Ивашев Василий Петрович – декабрист;
Игнатьев Алексей Алексеевич – граф, генерал-лейтенант, автор мемуаров «50 лет в строю»;
Ипсиланти Александр Константинович – князь, генерал-майор, руководитель Греческой революции;
Лунин Михаил Сергеевич – декабрист;
Маннергейм Карл-Густав-Эмиль – генерал-лейтенант русской армии, маршал Финляндии, главнокомандующий Вооруженными силами Финляндии, президент Финляндии;
Мартынов Николай Соломонович – убийца М. Ю. Лермонтова;
Муравьев Александр Михайлович – декабрист, младший брат Н. Муравьева;
Родзянко Михаил Владимирович – председатель III и IV Государственной думы;
Скобелев Михаил Дмитриевич – генерал от инфантерии;
Скоропадский Павел Петрович – генерал-лейтенант, гетман Украины.
И еще десятки дворян из самых старых родов…
В 1812 г. полк отличился под Бородино. Конный и Кавалергардский полки вступили в сражение в критический момент, во время третьей атаки французов на батарею Раевского. Кавалергарды атаковали кавалерию Груши и смяли ее. В бою полк потерял 14 офицеров и 93 нижних чина.[86]
Кавалергард. Рис. Н. Самокиша
Во время Крымской войны в 1853–1855 гг. полк располагался в Бяла-Подляска в связи со сосредоточением на западной границе Российской империи прусских и австрийских войск.
В начале Первой мировой войны полк принял бой на пятый день войны, 6 августа 1914 г., у д. Каушен в ходе Восточно-Прусской операции. Только в бою у Каушена и Краупишкена Кавалергардский и лейб-гвардии Конный полк потеряли убитыми и ранеными более половины наличных офицеров. Общие потери составили около 380 человек. Немцы потеряли 1200 человек.
До 1916 г. полк участвовал в боевых действиях на различных фронтах. Белые мундиры и золотые кирасы были заменены формой защитного цвета, а вместо обучения действиям в конном строю кавалергардов обучали окапыванию, перебежкам, ползанию. В июле 1916 г. полк принял участие в Брусиловском прорыве. Это его последнее боевое задание, затем он был отведен в тыл. Кавалергардский полк расформировали в ноябре 1917 г. Офицеры полка осенью 1918 г. в основном служили в Черкесской конной дивизии. С конца октября 1918 г. кавалергарды составили взвод (с января 1919 г. – эскадрон) команды конных разведчиков Сводно-гвардейского полка. С 24 марта 1919 г. эскадрон полка (18 офицеров), а затем дивизион входил в состав Сводного полка Гвардейской кирасирской дивизии (с 19 июня – 1-го Гвардейского Сводно-кирасирского полка), где в июле кавалергарды были представлены двумя эскадронами. Третий эскадрон, сформированный в Лубнах, присоединился к полку в декабре 1919 г. С 15 декабря 1919 г. эскадрон полка входил в Сводно-гвардейский кавалерийский полк 1-й Кавалерийской дивизии и в Сводную кавалерийскую бригаду, а по прибытии в Крым с 1 мая 1920 г. стал 1-м эскадроном Гвардейского кавалерийского полка. Полк потерял в Белом движении 16 офицеров (расстреляны – 7, убиты – 5 и умерло от болезней – 4).
Полковое объединение в эмиграции – «Кавалергардская семья», на 1951 г. насчитывало 59 человек. В 1938–1968 гг. издавало на ротаторе ежегодный журнал «Вестник кавалергардской семьи».
Комплекс казарм Кавалергардского полка занимал целый квартал. Расположился с 1803 г. на месте нескольких участков частных лиц и «Запасного придворного двора». Строительство началось в 1800 г. (арх. Л. Руска; главный корпус – Шпалерная ул., 41; манеж Кавалергардского полка – Потемкинская ул., 1; конюшни, кузница – Захарьевская, 22, примыкали к зданию Кавалергардского манежа). За ними – здание церкви Кавалергардского полка (снесена в 1948 г.). Служебное здание Кавалергардского полка (Захарьевская ул., 37).
Каменные здания хозяйственных служб Кавалергардского полка строились одновременно с казармами полка. В 2001 г. дом включен КГИОП в «Список вновь выявленных объектов, представляющих историческую, научную, художественную или иную культурную ценность».
В 1851 г. император Николай I повелел передать дом Придворного ведомства (Шпалерная ул., 38, Чернышевского пр., 2) лейб-гвардии Кавалергардскому полку. Офицерским корпусом казарм Кавалергардского полка это здание оставалось до 1917 г. В 1896 г. здание перестроили по проекту военного инженера Б. И. Сегена. Ныне это трехэтажный жилой дом.
Казармы Кавалергардского полка (Шпалерная ул., 40; 1852, 1806 гг., арх. Б. И. Сеген).
Административное здание (Шпалерная ул., 53).
Евдоким Васильевич Давыдов – младший брат партизана-поэта, был втором сыном в семье.
В 1801 г., поступив в Кавалергардский полк эстандарт-юнкером, в следующем году произведен подпоручиком в лейб-гвардии Егерский батальон.
Переведенный в Кавалергардский полк корнетом 26 марта 1803 г., в 1804 г. произведен в поручики. Давыдов принял участие в кампании 1805 г. При Аустерлице, получив пять ран саблею, одну штыком и одну пулею, Давыдов оставлен замертво на поле сражения. Пролежав до ночи, он пришел в себя и кое-как добрел до ближайшей деревни, занятой нашими ранеными. Спустя трое суток двое раненых кавалергардов уговорили Давыдова пойти вслед за отступавшей русской армией; на пути они были настигнуты эскадроном французских конно-гренадер, отряженных для собирания раненых, и попали в плен. К счастью для Давыдова, эскадронный командир отдал его в распоряжение одного из своих офицеров, поручика Серюга, племянника министра иностранных дел Маре (герцога Бассано). Серюг принял в изнемогшем от ран и голода пленнике живейшее участие. Посадив его на лошадь, Сегюр доставил Давыдова до ближайшей деревни и оттуда отправил в Брюн, где находилась главная квартира Наполеона. В лазарете Наполеон, обходя больных, спросил Давыдова: «Combien de blessures, monsieur?» – «Sept, Sire», – ответил Давыдов. – «Autant de marques d’honneur». («Сколько у Вас ран? – «Семь», – ответил Давыдов – «Так много наград»).
Е. В. Давыдов
По возвращении из плена Давыдов награжден золотой шпагой «За храбрость» и 1 ноября 1806 г. произведен в штабс-ротмистры. Едва оправившись от ран, он снова принял участие в борьбе с Наполеоном, участвуя с полком в кампании 1807 г. По возвращении в Россию Давыдов 11 февраля 1808 г. назначается адъютантом к генерал-лейтенанту князю Горчакову и во время Финляндской кампании состоял при главной квартире графа Буксгевдена. В списке чинов, отличившихся при осаде Свеаборга, молодой штабс-ротмистр аттестован Буксгевденом как офицер, который «исправлял возложенныя на него поручения с расторопностью и оказывал неустрашимость». Посланный затем в корпус Н. Н. Раевского, действовавший на севере Финляндии, Давыдов и здесь «отличною храбростию и примерным исполнением своих обязанностей обратил на себя непосредственное внимание начальства». Находясь всегда в авангарде, он принимал участие в делах при Кушлейно, при Наухамисбо, при Куортане и получил орден Св. Владимира IV степени с бантом при занятии города Аленберга, «оказывая всюду примерную храбрость и примером своим воодушевляя стрелков».
В 1809 г. Давыдов произведен в ротмистры и, взяв отпуск, занялся приведением в порядок своих денежных дел. На родовом имении, которым он владел сообща с братом своим Денисом, лежал долг, сделанный их отцом и простиравшийся до 100 000 руб. Как раз в это время выступили со своими требованиями кредиторы; один из них, надворный советник Федор Беклешов, особенно настойчиво требовал немедленной уплаты 3300 руб. по векселю, выданному отцом Давыдовых. Братья ссылались на то, что имение их заложено в Государственном банке; тогда проситель указал как на источник для удовлетворения его претензий на принадлежавшие Давыдовым села Андрейково и Кеначево в Псковском уезде и село Степановское – в Островском, чистого дохода с которых, за уплатою банку 2400 руб., остается 850 руб. После долгой переписки между братьями, служившими тогда уже в разных полках, кредитор был удовлетворен, окончательно же распутаться с долгами Давыдовым удалось лишь после Отечественной войны, когда за их заслуги были сложены, по распоряжению Александра I, все их казенные долги.
В Отечественную войну и в кампанию 1813–1814 гг. Е. В. Давыдов находился в рядах Кавалергардского полка и участвовал в Бородинском сражении, где командовал эскадроном, был ранен и получил орден Св. Анны II степени. За сражение при Кульме 17 и 18 августа 1813 г. произведен в полковники; под Фершампенуазом Давыдов командовал 2-м дивизионом и при атаке французской кавалерии участвовал во взятии 4 орудий, за что награжден орденом Св. Георгия IV степени, получил прусский орден «Pour le Mérite» и баварский Максимилиана.
В 1818 г. Давыдов назначен флигель-адъютантом, а в следующем 6 марта – начальником штаба 6-го пехотного корпуса и в том же году переведен в Свиту Его Величества по квартирмейстерской части. В 1820 г. Давыдов произведен в генерал-майоры и назначен состоять при дивизионном начальнике сначала 3-й, а потом 2-й Кирасирской дивизии. Брат Денис, Ермолов и Закревский принимали большое участие в его служебной карьере и находились по этому поводу в постоянной переписке между собою. 15 октября 1821 г. Ермолов писал Закревскому: «Евдоким прекрасно проводит время и малый любезный. С ним большое делают свинство, что не дают бригаду, тогда как есть многие командиры в поношение человечества». Наконец, 6 февраля 1823 г. состоялось назначение его командиром 2-й бригады 3-й Кирасирской дивизии. В 1825 г. он перемещен в 1-ю бригаду 2-й Кирасирской дивизии, в 1828 г. зачислен по кавалерии и, наконец, в 1834 г. занял должность председателя комиссии военного суда при Московском ордонансгаузе.[87] Эту должность он занимал до самой смерти, последовавшей в 1843 г. от рака на языке. В последние годы жизни Давыдов неоднократно получал награды орденами и деньгами. Так, в 1836 г. ему пожалован орден Св. Станислава II степени, а в следующем тот же орден I степени; в 1841 г. он дважды получил пособие по 1500 руб., в 1843 г. ему назначено пособие в 600 червонцев и, кроме того, еще 838 руб. 50 коп.
Давыдов был женат на дочери генерал-майора Николая Алексеевича Ермолова, Екатерине Николаевне, и имел двух сыновей – Николая (кавалергарда) и Василия. Отличаясь живым и общительным характером, Е. В. Давыдов, вместе со своим братом Денисом, считался одним из остряков своего времени. Он находился в постоянной дружеской переписке с князем П. А. Вяземским, А. И. Тургеневым, Закревским и другими выдающимися деятелями эпохи; в их воспоминаниях и письмах вместе с именем Дениса Давыдова часто встречается и имя его менее известного брата. Могила Е. В. Давыдова находилась в Московском Покровском монастыре. Ныне на территории кладбища Покровского монастыря разбит Таганский парк.
«Сто семьдесят четыре года тому назад произошла роковая дуэль. Кавалергард Дантес вызвал юнкера Пушкина…» (Новости. 5-й канал. 8 февраля 2011 г. 20.25).
Я чуть в обморок не упал! Это не оговорка! Это махровая дичайшая безграмотность, которая наползает на Россию, как дерьмо из деревенского сортира, куда местная шпана насыпала пивных дрожжей. Надо же такое сказать! Мадам диктор не ужаснулась, редактор не подавился сигаретой! Все «на голубом глазу», без тени сомнения в голосе.
Не знаю, как сегодня, когда похоже, что реформа образования, начатая экзаменом на три буквы «ЕГЭ», скоро доведет школьную программу до одного профилирующего предмета – физкультуры, а все остальное факультативно и за деньги, но в мои школьные годы любой пятиклассник знал историю дуэли Дантеса и Пушкина как собственную биографию. Для нынешнего читателя, оказывается, нужно ее повторить. Цитирую Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона.
«В петербургском большом свете, куда Пушкин вступил после женитьбы, он и жена его были „в моде“: жена – за красоту и изящество манер, он – за ум и талант». Но их не любили и охотно распространяли о них самые ядовитые сплетни. Даже кроткая Наталья Николаевна возбуждала злую зависть и клеветы (см. письмо П. к П. А. Осиповой, № 435); еще сильнее ненавидели самого Пушкина, прошлое которого иные находили сомнительным, а другие – прямо ужасным, и характер которого, и прежде не отличавшийся сдержанностью, теперь, под влиянием тяжелого и часто ложного положения (он должен был представляться богаче, чем был в действительности), бывал резок до крайности. Его агрессивное самолюбие, его злые характеристики, некоторые его стихотворения («Моя родословная», «На выздоровление Лукулла» и пр.) возбуждали к нему скрытую, но непримиримую злобу очень влиятельных и ловких людей, искусно раздувавших общее к нему недоброжелательство. Пушкин чувствовал его на каждом шагу, раздражался им и часто сам искал случая сорвать на ком-нибудь свое негодование, чтобы навести страх на остальных.
4 ноября 1836 г. Пушкин получил три экземпляра анонимного послания, заносившего его в орден рогоносцев и, как он был убежден, намекавшего на настойчивые ухаживания за его женой кавалергардского поручика барона Дантеса, красивого и ловкого иностранца, принятого в русскую службу и усыновленного голландским посланником, бароном Геккереном. Пушкин давно уже замечал эти ухаживания (письмо № 477) и воспользовался получением пасквиля, чтобы вмешаться в дело. Он отказал Дантесу от дому, причем Дантес играл роль такую жалкую, что некоторое сочувствие, которое, может быть, питала Наталья Николаевна к столь «возвышенной страсти» – сочувствие, старательно подогревавшееся бароном Геккереном, – потухло в «заслуженном презрении».
Так как сплетни не прекращались, то Пушкин вызвал Дантеса на дуэль; тот принял вызов, но через барона Геккерена (см. письмо № 477; ср. «Воспоминания» графа В. Д. Сологуба, М., 1866. С. 49) просил отсрочки на 15 дней. В продолжение этого времени Пушкин узнал, что Дантес сделал предложение его свояченице[88] Е. Н. Гончаровой – и взял свой вызов назад.
Свадьба произошла 10 января 1837 г.; друзья Пушкина успокоились, считая дело поконченным. Но излишние и со стороны иных злостные старания сблизить новых родственников снова все испортили: Пушкин очень резко выражал свое презрение Дантесу, который продолжал встречаться с Натальей Николаевной и говорить ей любезности, и Геккерену, который усиленно интриговал против него. Сплетни не прекращались. Выведенный окончательно из терпения, Пушкин послал Геккерену крайне оскорбительное письмо, на которое тот отвечал вызовом от имени Дантеса. Дуэль произошла 27 января, в 5-м часу вечера, на Черной речке, при секундантах: секретаре французского посольства д’Аршиаке (со стороны Дантеса) и лицейском товарище Пушкина, Данзасе.
Дантес выстрелил первым и смертельно ранил Пушкина в правую сторону живота; Пушкин упал, но потом приподнялся на руку, подозвал Дантеса к барьеру, прицелился, выстрелил и закричал: «Браво!» – когда увидал, что противник его упал.
Но, почувствовав опасность своего положения, Пушкин опять стал добрым и сердечным человеком: прежде всего старался не испугать жены, потом постарался узнать правду от докторов, послал к государю просить прощения для своего секунданта, исповедовался, приобщился, благословил детей, просил не мстить за него, простился с друзьями и книгами, перемогал ужаснейшие физические страдания и утешал, сколько мог, жену. Он скончался в 3-м часу пополудни 28 января 1837 г. Его отпевали в придворной конюшенной церкви, после чего А. И. Тургенев отвез его тело для погребения в Святогорский монастырь, близ Михайловского».[89]
Я понимаю, что требую от нынешних тружеников голубого экрана невозможного, но все-таки хочется пояснить, что кавалергард – не воинское звание, а род тяжелой кавалерии. Француз на русской службе Георг-Карл Д’Антес носил военный чин поручика, т. е. был младшим офицером. Несмотря на то что его освободили от экзаменов по русской словесности, военному уставу и военному судопроизводству, офицерский экзамен он сдал только на «удовлетворительно», но в 1834 г. определен в Кавалергардский полк корнетом[90] и через два года произведен в поручики. «При определении Дантеса в полк ему из собственной шкатулки государя назначено было 6000 руб. асс. в год содержания, дана казенная квартира, из придворной конюшни подарены два коня и проч.». За что ж такие милости?
«Жорж-Карл Дантес родился в Комор-Эльзасе в небогатой дворянской семье в 1812 году. Получив первоначальное образование в Эльзасе, Дантес учился затем в Бурбонском лицее в Париже. Школяр он был посредственный, науки изучал плохо, а литературой совершенно не интересовался. Следующая ступень образования Дантеса – Королевское военное училище Сент-Сир. Училища, правда, он не кончил, проучившись лишь 9 месяцев. После июльской революции 1830 г. Дантес, не желая служить новому королю Людовику-Филиппу, примкнул к легитимистам (сторонники законного короля, свергнутого Карла X), группировавшимся в Вандее вокруг герцогини Беррийской.[91] Но легитимисты проиграли, и Дантес вернулся в имение отца в Эльзасе, а потом поехал искать счастья в чужой стороне. Поначалу он намеревался поступить на военную службу в Пруссии, но там ему пришлось бы начинать с незначительной должности унтер-офицера, что амбициозного юношу не устраивало. Тогда Дантес взял рекомендательное письмо у принца Вильгельма Прусского, с которым был знаком лично, и отправился в Россию».[92]
«Графиня Фикельмон, пользовавшаяся особенным благоволением императрицы Александры Федоровны, и бо́льшая часть знати приняли юного искателя фортуны под особое свое покровительство. Дантес, по отзывам лиц, близко его знавших, был красивый блондин, скорее остроумен, нежели умен, образования поверхностного; отличительною чертою его характера была чисто гасконская хвастливость успехами у прекрасного пола. В судьбе Дантеса живейшее участие приняла также французская колония в Петербурге, в особенности баталический живописец Ладюрнер, мастерская которого находилась в Эрмитаже и нередко посещалась императором Николаем I. Вскоре по определении в полк этот баловень счастья до того полюбился барону Геккерен де Беверваард, состоявшему тогда в Петербурге голландским послом, человеку холостому и богатому, что тот усыновил его с единственным условием, чтобы Дантес принял его фамилию».
Александр Сергеевич Пушкин никогда в военном училище не учился, никогда не был прикомандирован к какому-либо полку, а потому, стало быть, и юнкером, даже в самые юные свои годы, быть не мог.
По личному повелению государя поэт носил придворное звание камер-юнкера, и хотя Александр Сергеевич своей службой тяготился, считал ее для себя унизительной, поскольку это был младший придворный чин, но по Табели о рангах этот чин был несравнимо выше чина поручика, даже гвардии. Заметим, что в гвардии чины считались на класс выше, чем в армии, не говоря уже о статской службе.
Поручик армейской кавалерии – Х класс, равный казачьему сотнику, гвардейскому корнету, мичману флота и коллежскому секретарю в статской службе.
Поручик Гвардейской кавалерии – IX класс – подъесаул, лейтенант флота, титулярный советник – это чин Дантеса.
Теперь приведу цитату из книги Г. А. Мурашова «Титулы, чины, награды» (СПб., 2003. С. 103–104), где подробно и точно сказано о чине Александра Сергеевича Пушкина.
«…Несколько слов о нашей национальной гордости – об А. С. Пушкине. 31 декабря 1833 г. ему был присвоен чин камер-юнкера. Это соответствовало чину V класса. Общество, и сам поэт в первую очередь, был оскорблен таким низким чином. И здесь мне хочется порассуждать.
До того Александр Сергеевич имел чин титулярного советника, что соответствовало IX классу. Это действительно низкий чин, который не позволял ему являться во дворец. Чин камер-юнкера разрешал бывать во дворце. Больше того, он всего на одну ступень был ниже генеральской должности. И мне думается, оснований для обиды у него не должно было быть. В конце концов, он же не служил в армии, не занимал высокий пост в иерархии гражданской службы. Он был поэт. Великий поэт. Но… не служака.
Другое дело, что камер-юнкеры обязаны были дежурить при императрице, допускать и представлять на прием лиц, которым разрешалась аудиенция. Дежурить во время придворных церемоний, балов, в театрах. Вот это для Пушкина – ни к чему. Он уже при жизни знал себе цену.
Так что, говоря об обиде Александра Сергеевича, не надо напирать на то, что чин ему дали маленький, как это представляют себе наши учителя, разъясняющие школьникам тогдашнюю ситуацию. Надо говорить об унизительных (хотя и тут смотря для кого) обязанностях камер-юнкера. Если другой считал за честь дежурить в присутствии императора, то Пушкин это воспринимал как наказание.
И еще, среди пожалованных в камер-юнкеры были чиновники моложе Пушкина. Но это уже дело времени. Не попадался Пушкин на глаза императору до того. А его и это задело.
Скажу откровенно, в школе после разъяснения нам ситуации вокруг Пушкина в связи с присвоением ему чина камер-юнкера у нас, школьников, сложилось мнение, что камер-юнкер – это что-то вроде пажа, юноши, даже мальчика, которому поручалось носить за императрицей шлейфы. Вот что значит преподнести ситуацию не так, как она есть.
Что уж говорить о тексте, прозвучавшем по телевидению на всю страну, где А. С. Пушкин стал просто «юнкером». Замечу, что кроме учащихся военных училищ юнкерами с 1806 г. именовались кавалерийские унтер-офицеры и унтер-офицеры из дворян.
Невольно видится «дистанция огромного размера» между школьным образованием даже времени социализма и нынешним, и она стремительно увеличивается в сторону полного, и кому-то так желанного, одичания наших соотечественников.
Потому, наверное, стоит сказать и о последствиях дуэли, которые по указу государя во времена Пушкина были категорически запрещены.
Военный суд первой инстанции (полковой) приговорил, в предварительном порядке, Геккерена и Данзаса к смертной казни – по законам времен Петра I; по смыслу 139-го воинского артикула (1715 г.), ссылка на который присутствует в материалах уголовного дела, погибший на дуэли также подлежал посмертной казни: «Все вызовы, драки и поединки чрез сие наижесточайше запрещаются <…> Кто против сего учинит, оный всеконечно, как вызыватель, так и кто выйдет, имеет быть казнен, а именно повешен, хотя из них кто будет ранен или умерщвлен, или хотя оба не ранены, от того отойдут. И ежели случитца, что оба или один из них в таком поединке останетца, то их и по смерти за ноги повесить».
Приговор докладывался вверх по начальству; в итоге определение генерал-аудиториата А. И. Ноинского от 17 марта 1837 г. предлагало: Геккерена, «лишив чинов и приобретенного им Российского дворянского достоинства, написать в рядовые, с определением на службу по назначению Инспекторского Департамента», в отношении секунданта Пушкина подполковника Данзаса[93] предлагалось, принимая во внимание его боевые заслуги и иные смягчающие вину обстоятельства, ограничиться арестом еще на 2 месяца (он уже находился под арестом), после чего «обратить по-прежнему на службу»; «преступный же поступок самого Камер-юнкера Пушкина <…> по случаю его смерти предать забвению». На докладе Ноинского от 18 марта того же года начертана Высочайшая конфирмация: «Быть по сему, но рядового Геккерена, как не русского подданного, выслать с жандармом за границу, отобрав офицерские патенты».
Смерть Пушкина мало что изменила в репутации Дантеса. На его стороне был бомонд,[94] но многие офицеры посчитали, что «французишка» осрамил собой всю гвардию в целом и полк, к которому был приписан.
Гвардейский офицер Афанасий Синицын вспоминал: «…Я насмотрелся на этого Дантесишку во время военного суда. Страшная французская бульварная сволочь с смазливой только рожицей и с бойким говором. На первый раз он не знал, какой результат будет иметь суд над ним, думал, что его, без церемонии, расстреляют или в тайном каземате засекут казацкими нагайками. Дрянь! Растерялся, бледнел, дрожал. А как проведал через своих друзей, в чем вся суть-то. О! Тогда поднялся на дыбы, захорохорился, черт был ему не брат, и осмелился даже сказать, что таких версификаторов, каким был Пушкин, в его Париже десятки».
«По весьма авторитетному свидетельству, Дантес спустя почти сорок лет после дуэли самодовольно представлялся русским во Франции: „Барон Геккерн (Дантес), который убил вашего поэта Пушкина“».
В 1887 г. посетивший барона парижский коллекционер-пушкинист А. Ф. Онегин не смог удержаться и спросил Дантеса о дуэли с гением:
– Но как же вы решились? Неужели вы не знали?
Ничуть не смутившись, Дантес вызывающе ответил:
– А я-то? Он мог меня убить. Ведь я потом был сенатором!
Судя по всему, Дантес и впрямь до конца не понимал, кого он убил. Мало того, он даже был удовлетворен последствиями поединка.
Внук Дантеса Леон Метман вспоминал: «Дед был вполне доволен своей судьбой и впоследствии не раз говорил, что только вынужденному из-за дуэли отъезду из России он обязан своей блестящей политической карьерой, что не будь этого несчастного поединка, его ждало бы незавидное будущее командира полка где-нибудь в русской провинции с большой семьей и недостаточными средствами».
А карьеру Дантес-Геккерен сделал неплохую. Поначалу, в 1845 г., он стал членом Генерального совета Департамента Верхнего Рейна, а через три года – депутатом Учредительного собрания Франции по округу Верхний Рейн – Кольмар. Депутатство потребовало переезда в Париж, где барон приобрел особнячок на улице Сен-Жорж.
В столице Дантес быстро нарабатывает связи среди влиятельных политиков. В частности, он был секундантом лидера монархистов Тьера на его дуэли с депутатом Биксио. Особняк Дантеса превратился в политический и даже отчасти литературный салон. Политические взгляды барона постепенно стали корректироваться в прагматическую сторону. С угасанием надежды на восстановление монархии Бурбонов Дантес-Геккерен примкнул к сторонникам Луи Бонапарта, внучатого племянника Наполеона I, который 10 декабря 1848 г. избран президентом Франции.
2 декабря 1851 г. в стране произошел очередной государственный переворот. Принц-президент Луи Бонапарт (будущий Наполеон III), распустив Законодательное собрание, практически отменил республику. В мае 1852 г., готовя провозглашение Империи, президент вспомнил о бароне Дантесе-Геккерене и дал ему деликатное поручение – ознакомить со своими намерениями прусского короля, австрийского императора и… императора России Николая I, дабы прозондировать их реакцию. Видимо, будущий император Франции принимал во внимание личное знакомство Дантеса с русским самодержцем.
Николай I согласился принять Дантеса, но только в качестве частного лица, а не официального представителя Луи Бонапарта (поскольку барона выслали из России как person non grata). Эта встреча состоялась в Потсдаме 10 мая 1852 г.
Русский монарх благосклонно поддержал намерения Луи Бонапарта тоже стать монархом. Вряд ли эта поддержка – следствие красноречия Дантеса, но поскольку результат достигнут, принц-президент в награду назначил барона сенатором. Звание сенатора было пожизненным и давало право на весьма приличное содержание из казны – 30 000 франков в год (сумму позднее увеличили до 60 000). Новоиспеченному сенатору исполнилось в тот год всего лишь 40 лет.
На этом Дантес-Геккерен в целом и успокоился. В большую политику больше не лез, видных должностей не получал. Но в общественной жизни все же участвовал, любил выступать в Сенате с речами по внешнеполитическим вопросам. Сохранилось свидетельство Проспера Мериме об одном из таких выступлений:
«На трибуну взошел г. Геккерн, тот самый, который убил Пушкина. Это человек атлетического сложения с германским произношением, с видом суровым, но тонким, а в общем, субъект чрезвычайно хитрый. Я не знаю, приготовил ли он свою речь, но он ее превосходно произнес с тем сдержанным возмущением, которое производит впечатление». В 1860–1880-х годах барон, устав от политики, занялся предпринимательством и достиг неплохих финансовых успехов».[95]
Венчанная жена его Екатерина Николаевна, урожденная Гончарова, вполне в русских традициях, последовала «в изгнание» за мужем. Правда, в Париж, а не в Сибирь!
Она умерла в 1848 г., оставив трех дочерей и сына, и барон еще много лет судился с Гончаровыми из-за небольшого ее наследства (вот она, крысиная мелочность «французишки»).
Дантес скончался 2 ноября 1895 г., окруженный многочисленными детьми, внуками и правнуками. Среди них не было только одной из дочерей барона – Леонии-Шарлотты, она умерла раньше отца – в 1888 г.
На ее судьбу наложила трагический отпечаток дуэль отца с Пушкиным. Изучив в совершенстве русский язык, Леония-Шарлотта влюбилась в творчество Пушкина, после чего возненавидела отца и, мучимая этой ненавистью, сошла с ума. Что это суд Божий, Дантес, вероятно, не понял или не поверил, во всяком случае, он не устрашился и не раскаялся…
Какая поистине сатанинская ирония в том, что величайшего поэта России убил именно Дантес – двуполое ничтожество, международная мразь.
Иное дело – дуэль Мартынова и Лермонтова. И драма убийцы поэта совсем иного содержания.
Николай Мартынов – сын статского советника Соломона Михайловича Мартынова (ум. 1839) и его жены Елизаветы Михайловны, урожденной Тарновской. Семья их была большой, четыре сына и четыре дочери. Двоюродный брат Мартынова – автор исторических романов М. Н. Загоскин.
Николай Мартынов получил прекрасное образование, человек весьма начитанный и с ранней молодости писал стихи. Он почти одновременно с Лермонтовым поступил в юнкерскую школу, где был постоянным партнером поэта по фехтованию на эспадронах. Прослужив некоторое время в Кавалергардском полку, Мартынов в 1837 г. отправился доб ровольцем на Кавказ и участвовал в экспедиции кавказского отряда за Кубань. Награжден орденом Св. Анны III степени с бантом. К моменту ссоры с Лермонтовым имел чин майора в отставке.
Стихотворные и прозаические художественные произведения Мартынова немногочисленны: поэма «Герзель-аул», в которой усматривается подражание «Валерику» Лермонтова и вместе с тем полемика с ним, повесть «Гуаша», опять-таки с чертами полемики в адрес Лермонтова и его «Героя нашего времени», ряд стихотворений – оригинальных и переводных. В определенной степени сочинения Мартынова небезынтересны, во всяком случае не дают основания считать его графоманом. «…Его стихи нашли бы место среди массы посредственных стихов, печатавшихся в то время… Писал он, по-видимому, легко, язык свободный, ритм и рифмы почти всегда безошибочны… Иногда Мартынов склонен и к серьезным размышлениям», – писал исследователь О. П. Попов. Вместе с тем Мартынову присущи (и проявляются в его текстах) повышенное самолюбие, нетерпимость к иному мнению, определенная жестокость характера.
По воспоминаниям современников, Лермонтов в Пятигорске иронизировал над романтической «прозой» Мартынова и его стихами. Мартынов же с обидой считал себя (неизвестно, насколько обоснованно) прототипом Грушницкого в «Герое нашего времени». Лермонтову приписываются два экспромта 1841 г., высмеивающих Мартынова: «Наш друг Мартыш не Соломон» и «Скинь бешмет, мой друг Мартыш», а Мартынову – подобная же эпиграмма «Mon cher Michel». После этого, по мнению Мартынова, – скорее всего, необоснованному – Лермонтов не раз выставлял Мартынова шутом и совершенно извел насмешками.
Подобные, но более резкие взаимные колкости и случайная остановка музыки, из-за чего окончание реплики Лермонтова стало слышно всему залу, стали причиной вызова Мартыновым Лермонтова на дуэль (13 июля 1841 г. в доме Верзилиных); в 6 часов вечера 15 (27) июля дуэль состоялась, и М. Ю. Лермонтов был смертельно ранен.
Подробности столкновения и дуэли в значительной степени скрыты и мистифицированы Мартыновым и секундантами обоих дуэлянтов перед военным судом, и не все ее детали реконструируются теперь надежно. Есть серьезные основания доверять рассказу о том, что Лермонтов отказался стрелять в Мартынова (или даже успел выстрелить в воздух) перед тем, как получил смертельную пулю. Версии о том, что Мартынов был орудием некоего петербургского «заговора против поэта», (популярные в 1930–1940-е гг.), являются явно фантастическими.
Версия о том, что поэт был сражен не им, а якобы скрывшимся в кустах снайпером (1950–1970-е гг.), основанная на не вполне обычном угле между входным и выходным отверстиями сквозной раны, не подтверждена.
За дуэль Мартынов приговорен военно-полевым судом к разжалованию и лишению всех прав состояния, однако по окончательному приговору, конфирмованному Николаем I, приговорен к трехмесячному аресту на гауптвахте и церковному покаянию и в течение нескольких лет отбывал епитимию в Киеве. Впоследствии написал воспоминания о дуэли.
Н. С. Мартынов умер в возрасте 60 лет и похоронен в фамильном склепе рядом со Знаменской церковью в селе Иевлево. Его могила не сохранилась, так как в 1924 г. в усадьбу переселилась Алексеевская школьная колония МОНО, ученики которой, бывшие беспризорники, разорили склеп, а останки Мартынова утопили в ближайшем пруду.
Карл-Густав-Эмиль Маннергейм[96] родился 4 июня 1867 г. (третий сын шведского барона Карла-Роберта Маннергейма и финской графини Елены-Жулии). Когда Карлу исполнилось 13 лет, отец обанкротился и убежал от семьи и кредиторов. Мать умерла. Детей разобрали родственники. Поначалу Карла определили в Финский кадетский корпус. Однако накануне выпуска он уходит в самоволку, и его исключают из кадетского корпуса. За два месяца Карл заканчивает Шведский лицей и получает аттестат зрелости.
С сентября 1887 г. Карл живет в России. Он по большому конкурсу поступает в Николаевское кавалерийское училище, заканчивает 1-й курс – четвертым по успеваемости из 84, на втором курсе он уже унтер-офицер. У него во взводе рядовым – будущий генерал Мамонтов. Это училище, кстати, окончили большинство белых генералов, а также Мусоргский и Лермонтов. Поэтому и улица, где было расположено это здание, именуется Лермонтовским проспектом. В 1889 г. состоялся выпуск. Последний выпускной экзамен – кавалерийская джигитовка. На незнакомой лошади надо преодолеть 13 барьеров. Лошадь оказалась норовистой. Перепрыгнув 13-й барьер, она сбросила наездника наземь. Однако все препятствия были преодолены, и Маннергейм получил «отлично», но на другой день выпускник ввязался в скандал в поезде и нагрубил дежурному офицеру. Ему этого не простили, офицерского звания не дали и определили в солдаты. Однако сиятельные родственники добились прощения, и прапорщик Маннергейм отправился в Польшу для службы в Пятой саперной бригаде. Эта служба сделала из него отличного фортификатора.
К. Г. Маннергейм
Мечта Маннергейма – служба в Гвардейском кавалерийском полку, куда зачисляли лишь с разрешения императора и императрицы. Отличная служба, дворянское происхождение и ходатайства высокопоставленных родственников помогли осуществить эту мечту. Конечно, сыграли свою роль и его великолепные физические данные: рост – 186 см. Родственники даже подарили ему 4000 руб., ибо зачисляемый в кавалергарды должен был за свой счет приобрести шесть воинских форм (в том числе шинель с бобровым воротником) и две лошади определенных статей.
Служба в кавалергардах проходила отлично. В 1896 г. состоялась коронация императора Николая II. Из 50 кавалергардов отобрали четверых ассистентов императора. Среди них – Маннергейм. При коронации ассистенты шли рядом с императором. Позже Николай II полчаса разговаривал с Маннергеймом. О чем они говорили, нам неизвестно, но, видимо, разговор был интересным, если император опоздал на обед.
В 1892 г. Маннергейм женился на Анастасии, дочери генерал-лейтенанта Арапова. Состояние Анастасии составляло 800 тыс. руб., три имения (в Горках, под Курском и в Латвии).
Грянула Русско-японская война 1904–1905 гг. Гвардию не трогали. Маннергейм – доброволец, 32 дня добирался до Мукдена, куда ему надо было прибыть. В полку для него не оказалось свободной офицерской должности.
Но он получает задание на разведку и блестяще выполняет его. В результате – первый боевой орден, орден Св. Анны II степени. Вторая боевая операция – конный рейд в глубь позиций японцев. Прошел он не слишком удачно, однако скачки через стены китайских деревень на противника произвели впечатление. Затем Маннергейму дают два дивизиона для обороны штаба 2-й Маньчжурской армии. Он становится полковником.
В один день убиты его ординарец и любимая лошадь Талисман. Кстати, этой лошадью у Маннергейма очень интересовался унтер-офицер Буденный. Он полтора часа расспрашивал о лошади. Маннергейм понял, что Буденный – из зажиточной семьи и его отец разводит высокопородных лошадей.
В 1906 г. Маннергейм познакомился с генералом Корниловым, который ведал отделом по Китаю в Генеральном штабе и знал китайский язык. Итогом этих связей стала военно-научная экспедиция во главе с Маннергеймом в Китай. Экспедиция прошла 14 000 км, продолжалась два года, пользовалась услугами 17 проводников. Итог экспедиции – новые карты для Генерального штаба и масса материалов для Русского географического общества, Финского национального музея и Финно-угорского общества, и – второй орден Маннергейму.
В 1908 г. Генеральный штаб направляет Маннергейма «лечиться» в Японию. На самом деле это разведывательная командировка. Необходимо получить данные о портовых сооружениях в двух японских городах. Маннергейм в этой поездке – гражданское лицо, швед. Отчет об этом задании заслушал царь. Потом состоялась двухчасовая беседа, из-за которой Николай II опоздал на ужин, в итоге у Маннергейма – третий орден.
К. Г. Маннергейм
1909 г. – по окончании отпуска, 10 января, Маннергейм вернулся в Петербург, где получил приказ о назначении его командиром 13-го уланского Владимирского Его Императорского Высочества Великого князя Михаила Николаевича полка. 11 февраля, после короткой поездки в Финляндию, Карл отправился в город Новоминск (ныне – Миньск-Мазовецки), что в 40 км от Варшавы.
Подготовка полка (он принял его от полковника Давида Дитерихса) оказалась слабой, и Маннергейм принялся ее выправлять, как он и делал раньше с другими своими подразделениями. Служба, занятия на плацу и «в поле» по 12 часов через год сделали полк одним из лучших в округе, а умение работать с людьми и личный пример позволили К. Г. Маннергейму заполучить в союзники большинство офицеров полка.
Неоднократно Маннергейм встречался со своим другом и соратником А. Брусиловым, который командовал 14-м армейским корпусом, полк же Маннергейма входил в этот корпус в составе 13-й кавдивизии корпуса, штаб Брусилова дислоцировался в Люблине. Супруга Алексея Алексеевича умерла, отношения с сыном не очень складывались. В один из приездов Брусилова во Владимирский полк генерал-майор торжественно вручил полковнику орден Св. Владимира – награду за азиатский поход.
1910 г. – в конце года Густав присутствовал на свадьбе друга, весьма скромной. Брусилов вторично женился.
При встречах с великим князем Николаем Николаевичем Брусилов постоянно рассказывал ему о Густаве и его достижениях в полку. После разговора великого князя с императором Маннергейм был назначен командиром лейб-гвардии Уланского Его Величества полка с присвоением звания «генерал-майора свиты Его Величества».
17 февраля 1911 г. барон принял полк у Павла Стаховича (своего бывшего командира). Казармы полка располагались в Варшаве, за старинным парком Лазенки. Это был гвардейский полк, в котором сохранялись порядки, заложенные еще в начале 1880-х гг. командующим войсками округа генерал-фельдмаршалом И. В. Гурко.
1913 г. – осенью Маннергейм более месяца пробыл во Франции, на русско-французских учениях. 24 декабря Густав Карлович Маннергейм – генерал-майор свиты Его Величества, назначен на долгожданную должность командира Отдельной 3-й гвардейской кавалерийской бригады со штаб-квартирой в Варшаве.
В 1914 г. в первый день Первой мировой войны 4-я армия, в которую входила бригада, не была развернута в сторону фронта. Маннергейм получает задание задержать изготовившуюся к броску австрийскую армию, превосходившую бригаду по численности в пять раз. И остроумно выполняет это задание. К хвостам лошадей были привязаны ветки и метлы, и лошади несколько раз прошли вблизи и вдоль фронта по пыльной дороге. У австрийцев создалось впечатление, что это – огромное войско, и их наступление отложено на пару дней. Итог – 4-я армия развернулась за эти два дня. Командир бригады получил золотое Георгиевское оружие.
В другом случае бригада отбила город Яров и захватила 40 обозов. Маннергейм получил Георгиевский крест.
К концу войны – командир 6-го Кавалерийского корпуса и генерал-лейтенант. В сентябре 1917 г. упал с лошади, сильно ушиб колено левой ноги, отправлен в госпиталь, а затем – в резерв.
14 декабря 1917 г. Маннергейм в финляндском посольстве получил «контрамарку», которая давала ему право жить в Финляндии до 14 марта 1918 г. Более 30 лет он служил в русской армии и теперь порвал с Россией.
В Финляндии Маннергейм возглавил Белую армию. В июле 1919 г. подписал Конституцию Финляндии. В 1920 г. создал Лигу помощи детям. В 1931 г. назначен председателем Совета обороны. В 1933 г. ему присвоили звание фельдмаршала, а в 1942 г. – маршала Финляндии.
В России он известен главным образом по термину «линия Маннергейма». Это линия оборонительных укреплений на Карельском перешейке, построенная по его инициативе и под его руководством. Тогда граница Финляндии проходила в 32 км от Ленинграда. Представляется, что обе стороны не проявили понимания интересов друг друга и не пошли на уступки. Обе стороны виноваты в том, что началась война. Маннергейм выступал против сближения с Германией и считал, что Советскому Союзу надо уступить без войны. Но он назначен Главнокомандующим финской армией в Советско-финляндской войне (1939–1940 гг.) и свою роль выполнил блестяще.
В 1941 г., когда началась Великая Отечественная, ему исполнилось 74 года. В этом возрасте он руководил армией, которая за два с половиной месяца прошла на Карельском перешейке до бывшей границы СССР – Финляндия остановилась в 32 км от Ленинграда: взяла Петрозаводск, южную Карелию, вышла на Свирь к Лодейному Полю, перешла на левый берег Свири от Свирьстроя до Вознесенья и заняла там территорию до города Ошта Вологодской области. Гитлер прилетал в Финляндию на 75-летие маршала в 1942 г. и наградил его Железным крестом, а Геринг подарил 15 истребителей «Мессершмит-109». Маннергейм в сентябре 1941 г. дал приказ не обстреливать и не бомбить Ленинград. Однако финские войска вместе с немецкими блокировали город.
Маннергейм имел 123 ордена и другие государственные награды, в том числе Георгиевский крест и все боевые награды Императорской России. Он знал восемь языков, говорил на шведском, русском, финском, английском, немецком, польском, французском, китайском. Был ранен и имел 14 переломов (причем 13 – от лошадей, которых он очень любил).
Зафиксировано шесть случаев, когда Маннергейм выходил из землянки, а в нее попадал снаряд. Один его адъютант погиб в Русско-японскую войну, трое – в Первую мировую. А Маннергейм остался жив. Был случай: лошадь, на которой ехал Маннергейм в горах, упала в пропасть. Но всадник успел ухватиться за дерево, свисавшее над пропастью, и остался жив.
Генерал всегда держал при себе портрет русского царя, и даже в годы войны с СССР у него служил денщик – Иван Карпатьев.
Коммунистка Херте Куусинен составила «расстрельный» список финских военных преступников. В этом списке был и Маннергейм. Сталин Маннергейма вычеркнул красным карандашом и написал: «Не трогать». В 1944 г. Маннергейм избран Президентом Финляндии. Умер в феврале 1951 г. в Швейцарии от неудачно сделанной операции.
Конный лейб-гвардии полк
Старшинство полка – с 7 марта 1721 г.
Полковой праздник – 25 марта (Благовещенье).
Полковой храм – Благовещенская церковь (Церковь во имя Благовещения Пресвятой Богородицы лейб-гвардии Конного полка; 1845–1849 гг., арх. К. А. Тон; пл. Труда, 5). Снесена.
Личный состав рядовые и унтер-офицеры – высокие жгучие брюнеты с усиками (в 4-м эскадроне – с бородами).
Масть лошадей – вороная.
Флюгер на пике – желто-бело-темно-синий.
Сформирован 7 марта 1721 г. из драгунского лейб-шквадрона (эскадрона) князя Меншикова, Домовой (т. е. личной) драгунской роты генерал-фельдмаршала графа Шереметева и Драгунской роты Санкт-Петербургской губернии под названием Кроншлотского драгунского.
21 декабря 1725 г. переформирован в лейб-регимент по шведскому образцу и укомплектован исключительно дворянами. В отличие от прочих драгун, полк получил красный приборный цвет и камзолы с золотыми шнурами; снаряжение и вооружение было одинаковое с гвардией; вместо одного пистолета – два. Лейб-регименту пожаловали литавры Шведской конной гвардии, взятые у них в сражении при Полтаве 8 июля 1709 г.
31 декабря 1730 г. полк назван Конной гвардией и наделен всеми правами гвардии, тем самым было положено начало регулярной гвардейской коннице. Штат полка: 5 эскадронов по 2 роты в каждом (всего 1423 человека, из них 1111 строевых чинов). Императрица Анна приняла на себя звание полковника, или шефа, полка; затем это звание носили Петр III и Екатерина II.
Повседневная форма конногвардейцев оставалась аналогична драгунской, отличаясь только красным цветом камзола и штанов. Парадная форма состояла из колета, подколета и штанов из оленьей кожи, железной полукирасы с медными элементами, палаша на поясной портупее, карабина без штыка с перевязью и двух пистолетов.
А. И. Шарлемань. Юнкер лейб-гвардии Конного полка А. А. Вонлярлярский. 1852 г
Со времен императрицы Анны, опасавшейся Русской гвардии, полк комплектовался преимущественно остзейскими (прибалтийскими) немцами.
В 1737 г. полк принял первое участие в боевых действиях – три из десяти рот полка сражались при взятии Очакова и в битве при Ставучанах в ходе Русско-турецкой войны.
Павел I включил в состав полка часть конных гатчинских войск и в 1800 г. назначил его шефом цесаревича Константина Павловича.
В 1801 г. император Александр I назвал полк лейб-гвардии Конным. Шефами полка после смерти цесаревича Константина считались царствующие государи.
В 1805 г. полк принял участие в Австрийском походе, а 20 ноября участвовал в битве при Аустерлице.
В 1807 г. конногвардейцы участвовали в сражениях у Гейльсберга и Фридланда. 2 июля под Фридландом полк под огнем 30 французских орудий атаковал и опрокинул французскую кавалерию, ворвавшись затем в порядки пехоты. Четвертый эскадрон полка под командованием ротмистра князя И. М. Вадбольского ценой тяжелых потерь спас полк от контратаки французской кавалерии. В кавалерийской атаке погибло 16 офицеров и 116 нижних чинов полка.
Полк отличился в Бородинском сражении, вместе с Кавалергардским полком атаковав Кирасирскую дивизию из корпуса Латур-Мобура у батареи Раевского.
В 1813 г. полк участвовал в Заграничном походе Русской армии и сражался 16–18 августа 1813 г. при Кульме, 4–6 октября 1813 г. – при Лейпциге и 13 марта 1814 г. – при Фер-Шампенуаз.
19 марта 1814 г. полк вместе со всей Русской армией вошел в Париж. За эту кампанию полку были пожалованы Георгиевские штандарты.
14 декабря 1825 г. полк участвовал в разгоне восставших на Сенатской площади. В стычке погиб рядовой 3-го эскадрона Павел Панюта.
В 1831 г. два дивизиона полка участвовали в подавлении Польского мятежа и штурме Варшавы (25–26 августа).
С 1835 по 1846 г. многие офицеры полка добровольцами участвовали в Кавказской войне.
В 1849 г. полк участвовал в подавлении мятежа в Венгрии. Во время Крымской войны полк нес службу по охране побережья Финского залива от Петергофа до Петербурга на случай высадки англо-французского десанта.
В 1877–1878 гг. многие офицеры полка добровольцами отправились на Русско-турецкую войну. В Русско-японскую войну полк не участвовал в боях, но несколько офицеров и 28 нижних чинов полка выступили на фронт добровольцами.
Египетский мост рухнул, когда про нему проходил лейб-гвардии Конный полк. Утверждение, что возник резонанс и мост раскачался, не верно, так как при прохождении кавалерии резонанс не возникает. Скорее всего, мост не выдержал веса тяжелой кавалерии.
В 1914 г. полк выступил на Германский фронт в составе 1-й армии генерала Ренненкампфа. 6 августа участвовал в сражении при Каушене, где гвардейцы в пешем строю, не ложась, атаковали немецкую батарею, прикрытую пулеметами. Полк понес тяжелейшие потери. Исход атаки решила конная атака Лейб-эскадрона под командованием ротмистра П. Н. Врангеля, в ходе которой погибли почти все офицеры эскадрона.
Египетский мост
28 июля 1917 г. полк переименован в Конную гвардию. В декабре началось расформирование полка. Из вернувшихся в Петроград нижних чинов и унтер-офицеров гвардии в январе 1918 г. Петроградский совет сформировал 1-й Конный полк РККА, разоруженный весной 1919 г. за желание перейти к белым.
С января 1919 г. конногвардейцы вместе с другими гвардейскими кирасирами вошли в состав команды конных разведчиков Сводно-гвардейского пехотного полка Добровольческой армии. В марте 1919 г. сформирован Сводный полк гвардейской кирасирской дивизии, в котором конногвардейцы составили 2-й эскадрон. В июне 1919 г. на базе Сводного полка сформирован 1-й Гвардейский Сводно-кирасирский полк, в котором конногвардейцы представлены двумя эскадронами. С 15 декабря 1919 г. эскадрон Конного полка вошел в Сводно-гвардейский кавалерийский полк 1-й кавалерийской дивизии, а по прибытии в Крым с 1 мая 1920 г. стал 2-м эскадроном Гвардейского кавалерийского полка Русской армии генерала Врангеля. В ходе боев лета – осени 1920 г. эскадрон потерял значительную часть своего состава и в сентябре 1920 г. расформирован, а оставшиеся в живых сведены во взвод, который генерал Врангель превратил в свой конвой. Полк потерял в Белом движении 18 офицеров (расстреляны – 5, убиты – 12, умер от болезней – 1), по другим данным – 23.
Конногвардейцы (лейб-гвардии Конный полк). Рис. Н. Самокиша
Полковое объединение в эмиграции («Союз Конногвардейцев») к 1931 г. насчитывало 105 человек, к 1951 г. – 50. В 1953–1967 гг. издавало на ротаторе ежегодный журнал «Вестник конногвардейского объединения».
Манеж и казармы Конногвардейского полка (ныне – Центральный выставочный зал «Манеж»; СПб., Исаакиевская пл., 1, Конногвардейский бульв., 2, 4, Почтамтский пер., 1, Якубовича ул., 1, 3, Конногвардейский пер., 2). Конногвардейский манеж построен в 1804–1807 гг. под руководством архитектора Джакомо Кваренги в строгом классическом стиле. В первой половине XX в. под руководством архитектора Н. Е. Лансере Манеж переоборудовали в гараж, надстроили второй этаж с ведущими на него пандусами. С 1967 г. помещение Конногвардейского манежа используется как выставочный зал.
Происходил из дома Тольсбург-Эллистфер рода Врангель – старинной дворянской семьи, которая ведет свою родословную с начала XIII в. Девиз рода Врангелей: «Frangas, non fectes» («Сломишь, но не согнешь»).[97]
Имя одного из предков Петра Николаевича значится в числе раненых на пятнадцатой стене Храма Христа Спасителя в Москве, где начертаны имена русских офицеров, погибших и раненых во время Отечественной войны 1812 г. Отдаленный родственник Петра Врангеля – барон А. Е. Врангель – пленил Шамиля. Имя еще более отдаленного родственника Петра Николаевича – известного русского мореплавателя и полярного исследователя адмирала барона Ф. П. Врангеля – носит остров Врангеля в Северном Ледовитом океане, а также другие географические объекты в Северном Ледовитом и Тихом океанах.
Отец – барон Николай Егорович Врангель (1847–1923) – ученый-искусствовед, писатель и известный собиратель антиквариата. Мать – Мария Дмитриевна Дементьева-Майкова (1856–1944) – всю Гражданскую войну прожила в Петрограде под своей фамилией. После того как Петр Николаевич стал главнокомандующим Вооруженных сил Юга России, друзья помогли ей переехать в беженское общежитие, где она прописалась как «вдова Веронелли», однако на работу в советский музей продолжала ходить под своей настоящей фамилией. В конце октября 1920 г. при помощи савинковцев друзья устроили ей побег в Финляндию.
П. Н. Врангель
Троюродными братьями деду Петра Врангеля – Егору Ермолаевичу (1803–1868) – приходились профессор Егор Васильевич и адмирал Василий Васильевич.
В 1896 г. окончил Ростовское реальное училище, в 1901 г. – Горный институт в Санкт-Петербурге, по образованию – инженер.
Поступил вольноопределяющимся в лейб-гвардии Конный полк в 1901 г., а в 1902 г., сдав экзамен при Николаевском кавалерийском училище, произведен в корнеты гвардии с зачислением в запас. После этого покинул ряды армии и отправился в Иркутск чиновником особых поручений при генерал-губернаторе. После начала Русско-японской войны Врангель вступил добровольцем в действующую армию и определен во 2-й Верхнеудинский полк Забайкальского казачьего войска. В декабре 1904 г. произведен в чин сотника с формулировкой в приказе «За отличие в делах против японцев» и награжден орденами Св. Анны IV степени с надписью на холодном оружии «За храбрость» и Св. Станислава III степени с мечами и бантом. 6 января 1906 г. получил назначение в 55-й драгунский Финляндский полк и произведен в чин штабс-ротмистра. 26 марта 1907 г. вновь получил назначение в лейб-гвардии Конный полк в чине поручика.
В августе 1907 г. Петр Николаевич Врангель женился на фрейлине, дочери камергера Высочайшего Двора, Ольге Михайловне Иваненко, впоследствии родившей ему четверых детей: Елену (1909–1999), Петра (1911–1999), Наталью (1913–2013) и Алексея (1922–2005).
В 1910 г. окончил Николаевскую военную академию, в 1911 г. – курс Офицерской кавалерийской школы. Первую мировую войну встретил командиром эскадрона в чине ротмистра. 13 октября 1914 г. одним из первых русских офицеров (в период с начала Великой войны) награжден орденом Св. Георгия IV степени – за конную атаку под Каушеном, в ходе которой была захвачена неприятельская батарея (23 августа 1914 г.). В декабре 1914 г. получает чин полковника. 10 июня 1915 г. награжден Георгиевским оружием.
В октябре 1915 г. переведен на Юго-Западный фронт и 8 октября 1915 г. получил назначение командиром 1-го Нерчинского полка Забайкальского казачьего войска. При переводе ему была дана следующая характеристика его бывшим командиром: «Выдающейся храбрости. Разбирается в обстановке прекрасно и быстро, очень находчив в тяжелой обстановке».
«Если офицер отдал приказание, – говорил Врангель, – и оно не выполнено, он уже не офицер, на нем офицерских погон нет».
В августе 1918 г. вступил в Добровольческую армию, имея к этому времени чин генерал-майора и будучи Георгиевским кавалером. 28 ноября 1918 г. за успешные боевые действия в районе села Петровского произведен в чин генерал-лейтенанта.
Петр Николаевич был противником ведения конными частями боев по всему фронту. Врангель стремился собирать конницу в кулак и бросать ее в прорыв. Именно блистательные атаки врангелевской конницы определили окончательный результат боев на Кубани и Северном Кавказе.
В январе 1919 г. некоторое время командовал Добровольческой армией, с января 1919 г. – Кавказской Добровольческой армией. Находился в натянутых отношениях с главнокомандующим ВСЮР генералом А. И. Деникиным, так как требовал скорейшего наступления в царицынском направлении для соединения с армией адмирала А. В. Колчака (Деникин настаивал на скорейшем наступлении на Москву).
Крупной военной победой барона стало взятие Царицына 30 июня 1919 г., до этого трижды безуспешно штурмовавшегося войсками атамана П. Н. Краснова в течение 1918 г. Именно в Царицыне прибывший туда вскоре Деникин подписал свою знаменитую «Московскую директиву», которая, по мнению Врангеля, «являлась смертным приговором войскам Юга России». В ноябре 1919 г. назначен командующим Добровольческой армией, действовавшей на московском направлении. 20 декабря 1919 г. из-за разногласий и конфликта с главнокомандующим ВСЮР отстранен от командования войсками, а 8 февраля 1920 г. уволен в отставку и отбыл в Константинополь.
2 апреля 1920 г. главнокомандующий ВСЮР генерал Деникин принял решение уйти в отставку со своего поста. На следующий день в Севастополе созвали военный совет под председательством генерала Драгомирова, на котором главнокомандующим выбрали Врангеля.
В течение шести месяцев 1920 г. П. Н. Врангель, правитель Юга России и главнокомандующий Русской армией, старался учесть ошибки своих предшественников, смело шел на немыслимые ранее компромиссы, но борьба была уже проиграна.
При поддержке главы Правительства Юга России, видного экономиста и реформатора А. В. Кривошеина, разработал ряд законодательных актов по аграрной реформе, среди которых главным является «Закон о земле», принятый правительством 25 мая 1920 г.
В основе его земельной политики лежало положение о принадлежности большей части земель крестьянам. Покровительствовал рабочим, приняв ряд положений по рабочему законодательству. Но, несмотря на все предпринимаемые меры, материальные и людские ресурсы Крыма были истощены. Кроме того, Великобритания фактически отказалась от дальнейшей поддержки белых. Эти действия Британии, расцененные как шантаж, не повлияли на принятое решение продолжать борьбу до конца.
Через несколько дней после вступления барона Врангеля в должность им были получены сведения о подготовке красными нового штурма Крыма, для чего большевистское командование стягивало сюда значительное количество артиллерии, авиации, 4 стрелковые и кавалерийскую дивизии. В числе этих сил находились также отборные войска большевиков – Латышская дивизия, 3-я стрелковая дивизия, состоявшая из интернационалистов – латышей, венгров и др.
13 апреля 1920 г. латыши атаковали и опрокинули на Перекопе передовые части генерала Я. А. Слащева и уже начали продвигаться в южном направлении от Перекопа в Крым. Слащев контратаковал и погнал противника назад, однако латышам, получавшим с тыла подкрепления за подкреплениями, удалось зацепиться за Перекопский вал. 14 апреля генерал барон Врангель нанес красным контрудар, и их наступление было остановлено на подступах к Перекопу.
Приняв Добровольческую армию в обстановке, когда все Белое движение было проиграно его предшественниками, Врангель сделал все возможное для спасения ситуации, но, в конце концов, вынужден был вывезти остатки армии и гражданского населения, которые не хотели оставаться под властью большевиков. Остатки белых частей (приблизительно 100 тыс. чел.) в организованном порядке эвакуировали в Константинополь при поддержке транспортных и военно-морских кораблей Антанты.
Эвакуация Русской армии из Крыма прошла успешно – во всех портах царил порядок, и основная масса желающих смогла попасть на пароходы. Перед тем как самому покинуть Россию, Врангель лично обошел все русские порты на миноносце, чтобы убедиться, что пароходы, везущие беженцев, готовы выйти в открытое море.
После захвата Крыма большевиками начались расстрелы военного населения полуострова. По оценкам историков, с ноября 1920 по март 1921 г. было убито от 60 до 120 тысяч человек, по официальным советским данным – 56 тысяч.
С ноября 1920 г. – в эмиграции. После прибытия в оккупированный Антантой Константинополь жил на яхте «Лукулл». 15 октября 1921 г. около набережной Галаты яхту протаранил итальянский пароход «Адрия», шедший из советского Батума, и она мгновенно затонула. Врангель и члены его семьи на борту в этот момент отсутствовали. В таране «Лукулла» участвовала агент разведупра РККА Ольга Голубовская, известная в 1920-х гг. как поэтесса Елена Феррари.
В 1922 г. со своим штабом переехал из Константинополя в Королевство сербов, хорватов и словенцев, в Сремски-Карловци.
В 1924 г. Врангель создал Русский общевоинский союз (РОВС), объединивший большинство участников Белого движения в эмиграции. В ноябре 1924 г. Врангель признал верховное руководство РОВСа за великим князем Николаем Николаевичем (в прошлом – Верховным Главнокомандующим Императорской армией в Первую мировую войну).
В сентябре 1927 г. Врангель переехал с семьей в Брюссель. Работал инженером в одной из брюссельских фирм. 25 апреля 1928 г. скоропостижно скончался после внезапного заражения туберкулезом. По предположениям его родных, его отравил брат слуги, являвшийся большевистским агентом. Похороны оплатило Французское правительство. Через руки барона Врангеля прошли миллионы, но к ним «не прилипла» ни одна копейка. Семье было не на что купить ему гроб.
Петр Николаевич Врангель похоронен в Брюсселе. Впоследствии его прах перенесен в Белград, где был погребен 6 октября 1929 г. в русском храме Святой Троицы.
2-я бригада
Лейб-гвардии Кирасирский Его Величества полк (желтые или Царскосельские кирасиры)
Старшинство – с 21 июня 1702 г., по Молодой гвардии – с 1813 г., по Старой гвардии – с 1831 г.
Полковой праздник – 21 июня, в день Святого Иулиана.
Полковой храм – Иулиановская церковь (Церковь святого мученика Иулиана Тарсийского лейб-гвардии Кирасирского Его Величества полка; 1894–1899 гг., арх. В. Н. Курицын, С. А. Данини; г. Пушкин, Кадетский бульвар, 7).
Дислокация – Царское Село.
Личный состав рядовые и унтер-офицеры – высокие, рыжие, длинноносые.
Масть лошадей – караковая (трубачи) и темно-гнедая: в 1-м эскадроне – чисто караковая, во 2-м – вороная, в 3-м – караковая лысая и белоногая, в 4-м – караковая, гнедая и бурая.
Флюгер – белый с синим и желтым.
Приборный цвет (воротники, обшлага, погоны, выпушки, околыши фуражек и конские чепраки) – желтый.
Холодным оружием кирасирам служил прямой палаш с клинком длиной 82 см, медной гардой с тремя дужками и яблоком в виде головы орла. Обтягивавшая рукоятку кожа обматывалась медной проволокой. Кожаные ножны имели стальные накладки. Эти накладки были так велики, что ножны выглядели как стальные с кожаными вставками.
До 1816 г. русские ножны делались из некрашеной кожи, и со временем их цвет изменялся от коричневого до почти черного. Нижним чинам полагался темляк из красной кожи с кистью цветом по эскадронам: в 1-м – белой, во 2-м – голубой, в 3-м – желтой, 4-м – черной, и в 5-м эскадроне – зеленой.
Полк сформирован 11 декабря 1700 г.
Весной 1702 г. переименован в Драгунский князя Григория Волконского полк.
С 10 марта 1708 г. – Ярославский драгунский полк.
С 16 февраля 1727 г. – Новгородский драгунский полк.
С 6 ноября 1727 г. – вновь Ярославский драгунский полк.
С 1 ноября 1732 г. – 3-й Кирасирский полк.
С 21 июня 1733 г. – Бевернский кирасирский полк (в честь назначенного шефа Принца Антона-Ульриха Брауншвейг-Бевернского).
С 15 июня 1738 г. – Брауншвейгский кирасирский полк.
С 31 января 1742 г. – Кирасирский Его Королевского Высочества герцога Гольштейн-Готторпского полк.
С 4 декабря 1742 г. – Кирасирский Е. И. В. Государя Великого Князя Петра Федоровича полк.
С 27 декабря 1761 г. – Лейб-кирасирский Его Величества полк.
С 4 июля 1762 г. – Лейб-кирасирский Его Высочества Наследника Цесаревича и Великого Князя Павла Петровича полк.
С 24 октября 1775 г. – добавлен шестой эскадрон расформированного Киевского кирасирского полка.
С 17 ноября 1796 г. – Лейб-кирасирский Его Величества полк.
С 4 марта 1917–1-й Гвардейский кирасирский полк.
С 8 июня 1917 г. – Гвардии Подольский кирасирский полк. Полк был распущен украинскими властями 10 декабря 1917 г. в селе Святошине под Киевом по причине нежелания украинизироваться.
Ярославский драгунский полк
30 декабря 1918 г. – кирасиры Его Величества были сведены в 3-й эскадрон Сводного полка Кирасирской дивизии Добровольческой армии. 2 ноября 1920 г. в составе этого полка эскадрон был эвакуирован из Ялты на транспорте «Крым».
Он нам знаком с детства благодаря замечательно пересказанной Корнеем Чуковским книги Р. Распе «Приключения барона Мюнхаузена».[98]
Впервые 16 коротких рассказов барона появились в 1781 г. на страницах журнала «Путеводитель для веселых людей», издаваемого в Берлине. Фамилия рассказчика скрывалась под аббревиатурой «М-Х-Г-Н». В 1785 г. Рудольф Распе анонимно издал в Лондоне на английском языке «Рассказы барона Мюнхгаузена о его изумительных путешествиях и кампаниях в России».
Мюнхгаузен
Книга имела громадный успех в Европе. А после того как Гюстав Доре нарисовал к ней иллюстрации, Мюнхаузен вымышленный совершенно затмил барона Мюнхгаузена подлинного, который действительно существовал, причем страшно возмущался тем, что в книге выведен под собственным своим именем. Худенький шустрый старичок в треуголке, с косичкой и бородкой пошел гулять по книгам, мультфильмам и даже памятникам. В Бендерах, как доказывают его поклонники, Мюнхгаузен летал на ядре. Кованый сапог барона Мюнхгаузена и его шпага украсили набережную этнографического комплекса «Рыбная деревня» в Калининграде. Памятник установлен в августе 2011 г., неподалеку от этого места «Внучата Мюнхгаузена» (калининградский клуб почитателей барона) вытащили со дна реки Преголи старинный сапог и утверждали, что он принадлежал барону. Отныне этот ботфорт увековечен в металле, и с его помощью вступить в клуб почитателей Мюнхгаузена может каждый желающий – для этого достаточно обуть легендарную обувь и, взявшись за эфес баронской шпаги, поклясться никогда не врать, как и поступал ее славный хозяин.
28 августа 2004 г. в Москве возле станции метро «Молодежная» была установлена скульптура, посвященная эпизоду, в котором барон вытягивает себя за волосы из болота вместе с лошадью. В открытии монумента принимал участие Олег Янковский, сыгравший роль барона в фильме «Тот самый Мюнхгаузен».
Автор сценария Григорий Горин, возможно, впервые за двести с лишним лет задал сам себе и зрителям вопрос: а что, если барон не был вруном? А что, если мы просто не умеем его понять и не пытаемся расшифровать, что он спрятал за ширмой вранья? А каков он был, подлинный исторический Карл Фридрих Иероним барон фон Мюнхгаузен (нем. Karl Friedrich Hieronymus Freiherr von Münchhausen)? Немецкий фрайхерр[99] (барон), потомок древнего нижнесаксонского рода Мюнхгаузенов, ротмистр тяжелой кавалерии, кирасир на русской службе в полку, который с 1813 г. станет лейб-гвардейским, а сам барон побывает в таком болоте заговоров и дворцовых переворотов, что выскочить из всех фантастических передряг удалось не иначе, как вытянув себя за волосы!
Карл Фридрих Иероним был пятым из восьми детей в семье полковника Отто фон Мюнхгаузена. Отец умер, когда мальчику было 4 года, и воспитывала его мать. В 1735 г. (по другим данным – в 1733 г.) 15-летний Мюнхгаузен поступил пажом на службу к владетельному герцогу Брауншвейг-Вольфенбюттельскому Фердинанду Альбрехту II.
И вот с этого места начнем поподробнее. Когда императрица Анна Иоанновна искала жениха для племянницы своей, принцессы Анны Леопольдовны Мекленбург-Шверинской, то под влиянием австрийского двора она остановила свой выбор на Антоне. Он прибыл в Россию в начале июня 1733 г. Бездетной императрице Анне Иоанновне мечталось, что между молодыми людьми установится прочная привязанность. Надежды эти не оправдались. Анна Леопольдовна с первого же взгляда невзлюбила своего суженого, невысокого роста, женоподобного, заику, ограниченного, но скромного, с характером мягким и податливым.
В 1737 г. в качестве пажа к молодому герцогу Антону-Ульриху приезжает Мюнхгаузен. Он поступает корнетом в Бевернский кирасирский полк. Шеф полка – принц Антон-Ульрих Брауншвейг-Бевернский. Вместе они участвуют в Турецкой кампании, где Мюнхгаузен воюет достойно.
Рослый молодой барон Карл Фридрих Иероним Мюнхгаузен и отдаленно не имел сходства со своим литературным образом. Единственный портрет работы Г. Брукнера (1752 г.), изображающий его в форме кирасира, дает представление о подлинном Карле Мюнхгаузене. Все Мюнхгаузены славились физическая силой: племянник Мюнхгаузена Филипп мог засунуть три пальца в дула трех ружей и поднять их. Мать Екатерины II герцогиня Ангальт-Цербстская-Иоганна-Елисавета особо отмечает в своем дневнике красоту командира почетного караула на свадьбе Антона-Ульриха и Анны Леопольдовны.
Мать Екатерины II добросовестно служила интересам прусского короля Фридриха. И во времена тогдашних дворцовых переворотов, заговоров и временщиков – фаворитов иметь надежного офицера в привилегированном полку было весьма кстати. Неизвестно, на какую роль прочили Мюнхгаузена, но ясно, что в Россию он приехал не случайно.
Брак принца Антона-Ульриха и Анны Леопольдовны состоялся 14 июля 1739 г.; 23 августа 1740 г. родился у них первенец Иоанн.
Вскоре царствующая императрица Анна Иоанновна смертельно заболела и в завещании объявила Ивана Антоновича наследником престола, а Бирона – регентом. Принц Антон-Ульрих по этому завещанию остался не у дел. Императрица умерла 7 октября 1740 г., и ее фаворит Бирон фактически стал властителем России.
В это время, без всякого участия принца, шло брожение в гвардии, направленное против Бирона. Этот заговор был открыт, главари движения наказаны кнутобитием, а принцу Антону-Ульриху строго внушено, что при малейшей попытке его к ниспровержению установленного строя с ним поступят, как со всяким другим подданным императора (т. е. его собственного годовалого сына).
В 1741 г. Анна Леопольдовна отважилась на отчаянный шаг. Она обратилась за помощью к фельдмаршалу Миниху, и 8 ноября гвардия штыками сбросила временщика Бирона. Все это, по-видимому, происходило помимо всякого участия и даже без ведома принца. Регентство перешло к Анне Леопольдовне.
11 ноября Антон-Ульрих провозглашен генералиссимусом Российских войск, а Мюнхгаузен получил чин поручика и командование Лейб-кампанией (первой элитной ротой полка). Казалось, будущее прекрасно! Но правление Анны Леопольдовны продолжалось меньше месяца. Дворцовый переворот в ночь с 5 на 6 декабря 1741 г. возвел на престол Елизавету Петровну. Всю семью принца Антона-Ульриха арестовали, выслали из столицы и, наконец, 9 ноября 1744 г. заточили в Холмогорах Архангельской губернии.
Кроме первенца Ивана, убитого в 1764 г. в Шлиссельбургской крепости, у Анны было еще четверо детей: две дочери – Екатерина и Елизавета, и два сына – Петр и Алексей, которые родились уже в Холмогорах. Рождение последнего из них стоило Анне жизни в 1746 г.
Ну а что же Мюнхгаузен? Какую роль играл он во всех дворцовых перипетиях? Наверняка не мог оказаться в стороне от происходившего. Как на турецком ядре пронесло барона над дворцовыми переворотами. Его открыто не притесняли, но чины придерживали, стало быть, не особенно доверяли, памятуя близость к опальному Антону-Ульриху. Несмотря на репутацию образцового офицера, Мюнхгаузен получил очередной чин (ротмистра) только в 1750 г., после многочисленных прошений.
Получив чин ротмистра, Мюнхгаузен взял годовой отпуск «для исправления крайних и необходимых нужд» (конкретно – для раздела с братьями семейных владений) и уехал в Боденвердер, который достался ему при разделе (1752 г.). Он дважды продлевал отпуск и, наконец, подал в Военную коллегию прошение об отставке с присвоением за беспорочную службу чина подполковника; получил ответ, что прошение следует подать на месте, но в Россию так и не поехал, в результате чего в 1754 г. отчислен как самовольно оставивший службу.
Я думаю, Мюнхгаузен опасался ехать в Россию! Он знал о печальной судьбе Антона-Ульриха. Жизнь герцога и всей семьи в Холмогорах была полна лишений; нередко они нуждались в самом необходимом. Всякое сообщение с посторонними им строго запрещалось; лишь один архангельский губернатор имел повеление навещать их по временам, чтобы осведомляться об их состоянии. Дети принца не знали другого языка, кроме русского.
Взойдя на престол, Екатерина II предложила Антону-Ульриху удалиться из России, оставив детей в Холмогорах; но он неволю с детьми предпочел одинокой свободе. Потеряв зрение, он умер 4 мая 1774 г. Место погребения его неизвестно.
Наконец, в 1780 г., по ходатайству датской королевы, Екатерина II решилась облегчить участь детей Антона-Ульриха, выслав их в датские владения в городок Горсенз в Ютландии. Екатерина II назначила каждому из них пожизненную пенсию. Эта сумма выдавалась от Русского двора полностью по 1807 г., т. е. до кончины принцессы Екатерины – последней из этого злосчастного семейства. Она дожила до 55 лет и даже тосковала о Холмогорах.
Мюнхгаузен некоторое время не оставлял надежды добиться выгодной отставки (дававшей кроме престижного чина право на пенсию), чему свидетельством ходатайство в Военную коллегию его двоюродного брата – канцлера Ганноверского княжества барона Герлаха Адольфа Мюнхгаузена; однако результатов это не имело, и до конца жизни он подписывался как ротмистр русской службы. Это звание оказалось ему полезным во время Семилетней войны, когда Боденвердер был занят французами: положение офицера союзной Франции армии избавило Мюнхгаузена от постоя и прочих тягот, сопряженных с оккупацией.
С 1752 г. до самой смерти Мюнхгаузен жил в Боденвердере, общаясь по преимуществу с соседями, которым рассказывал поразительные истории о своих охотничьих похождениях и приключениях в России. Один из слушателей Мюнхгаузена так описывал его рассказы.
Обычно он начинал рассказывать после ужина, закурив свою огромную пенковую трубку с коротким мундштуком и поставив перед собой дымящийся стакан пунша… Он жестикулировал все выразительнее, крутил на голове свой маленький щегольской паричок, лицо его все более оживлялось и краснело, и он, обычно очень правдивый человек, в эти минуты замечательно разыгрывал свои фантазии.
Что их породило, что они таили и таят? Олень с деревом во лбу – не герб ли города? Кто скрывается в образе взбесившейся шубы, которую бьют палками слуги? Кто этот волк, на котором Мюнхгаузен приехал в Россию? Можно предположить, что его рассказы – сатира, понятная современникам барона.[100] Не зря он взъярился из-за того, что герой книги Р. Распе носил его имя. Барон подал в суд, но получил отказ, мол, книга – перевод английского анонимного издания. Вдобавок она сразу приобрела такую популярность, что в Боденвердер стали стекаться зеваки – поглядеть на «барона-лжеца», и Мюнхгаузену пришлось ставить вокруг дома слуг, чтобы отгонять любопытных.
Последние годы Мюнхгаузена были омрачены семейными неурядицами. В 1790 г. умерла его жена Якобина, на которой он женился в 1744 г. Спустя 4 года Мюнхгаузен женился вторично на 17-летней Бернардине фон Брун. Она вела расточительный и легкомысленный образ жизни и вскоре родила дочь, которую 75-летний Мюнхгаузен не признал. Мюнхгаузен затеял скандальный и дорогостоящий бракоразводный процесс, в результате которого он разорился, а жена сбежала за границу. Это подорвало силы Мюнхгаузена, и вскоре после этого он умер. Перед смертью на вопрос ухаживавшей за ним единственной служанки, как он лишился двух пальцев на ноге (отмороженных в России), Мюнхгаузен ответил: «Их откусил на охоте белый медведь».
А по векам и странам путешествует литературный Мюнхгаузен. Художник Г. Доре понял сатирический характер своего героя, потому и подарил ему бородку Наполеона III, какую во времена Карла Иеронима не носили, и трех пчел в гербе – аналог французских королевских лилий.
Лейб-гвардии Кирасирский полк Ее Величества (Синие, или Гатчинские, кирасиры)
Старшинство полка – с 26 июля 1704 г.
Полковой праздник – 9 мая, в день Святителя Николая Чудотворца.
Личный состав рядовые и унтер-офицеры – высокие красивые брюнеты.
Масть лошадей (определена при Николае I): караковые (трубачи) и темно-гнедые. 1-й эскадрон – чисто караковые, 2-й эскадрон – вороные, 3-й эскадрон – караковые, лысые и белоногие, 4-й эскадрон – караковые, гнедые и бурые, трубачи имели серых лошадей, 1-й эскадрон – золотисто-рыжих, 2-й – рыжих белоногих с проточиной, 3-й – рыжих со звездочкой, 4-й – темно-рыжих и бурых.
Флюгер на пике кирасиры Ее Величества – светло-сине-желто-светло-синий.
Кирасиры Ее Величества
не страшатся вин количества.
8 апреля 1704 г. Именным указом, данным боярину Тихону Никитичу Стрешневу, Петр Великий повелел к 1 июня сформировать в Москве два драгунских полка. Один из них, названный по имени командира Яна Портеса драгунским Портеса полком, и явился предком гатчинских кирасир.
13 октября 1705 г. в бою у предместья Варшавы – Праги – захватил неприятельскую батарею. Впоследствии полк принимал участие во всех крупных битвах Северной войны – у Калиша (1706 г.), при Лесной (1708 г.), под Полтавой (1709 г.), был в Курляндии, Померании, Голштинии, Дании, в 1708 г. участвовал в подавлении восстания Кондратия Булавина. 8 марта 1708 г. полк получил название, которое носил четверть века, – Невский драгунский.
В 1733 г. в русской армии начинают формировать кирасирские полки – главную ударную силу кавалерии. Невскому драгунскому полку выпала особая честь – он стал не просто кирасирским, а Лейб-кирасирским, т. е. шефом его стала сама императрица Анна Иоанновна.
Государыня считалась и полковником полка, почему его командиры именовались вице-полковниками. С переформированием полка в Кирасирский он получил и свои первые регалии – серебряные литавры. Впоследствии императрицы Елизавета Петровна и Екатерина II также были шефами и полковниками полка. При этом нужно отметить, что он не входил в состав гвардии, а был армейским полком, но имевшим особую привилегию – шефство Высочайших особ.
В царствование Елизаветы Петровны полк принимал, хотя и незначительное, участие в Русско-шведской (1741–1742 гг.) и Семилетней (1756–1763 гг.) войнах. Наиболее ярким эпизодом истории полка в тот период было участие в набеге на Берлин в сентябре 1760 г.
А. И. Гебенс. Кирасирский лейб-гвардии Ея Императорского Величества полк (гатчинские, синие). 1856 г.
Впрочем, в елизаветинскую эпоху на полк была возложена весьма ответственная задача – стать образцовым в строевом отношении для всей русской кавалерии, и, надо сказать, полк с этим прекрасно справился. Образцовой строевой частью он продолжал оставаться и в царствование Екатерины. Пришлось полку тогда и повоевать – в Русско-турецкую войну (1787–1791 гг.) он входил в состав Украинской армии генерал-фельдмаршала графа П. А. Румянцева. Впрочем, в схватках с турками полк снова практически не участвовал, за исключением боя у р. Сальча 10 сентября 1789 г.
В следующем году полк стал участником своеобразного эксперимента Светлейшего князя Г. А. Потемкина – для совершенствования строевой выучки в состав лейб-кирасир были влиты два кирасирских и два карабинерных полка. Командование такой громоздкой частью создавало немалые трудности, и два года спустя эксперимент был прекращен.
Одной из важнейших вех в истории полка стало царствование Павла I, сделавшего немало полезного для русской кавалерии, прежде всего в вопросах строевого обучения. Вскоре после воцарения, 17 ноября 1796 г., Павел назначил шефом полка свою супругу – императрицу Марию Федоровну, и полк официально стал именоваться Лейб-кирасирским Ея Величества.
В октябре 1798 г. в знак особого расположения к полку государь пожаловал ему на чепраки и чушки шитые серебром восьмиконечные звезды с двуглавым орлом в центре. В том же году в полк переданы 219 солдатских и 11 офицерских серебряных кирас для ношения в дворцовых караулах. В полку эти кирасы сохранялись до 1811 г., когда по повелению императора их переплавили. Вырученные за кирасы деньги, более 23 000 руб., составили полковой офицерский капитал, с процентов которого впоследствии ежегодно выплачивалась премия лучшему солдату полка.
С 1831 г. – Лейб-кирасирский Наследника полк. При восшествии на престол Александра II полк назван Лейб-кирасирским Ее Величества; в 1856 г. ему пожалованы права Молодой гвардии, а в 1884 г. – права Старой гвардии. По приказу 2 ноября 1894 г. полк именуется Лейб-гвардии кирасирский Ее Величества Государыни Императрицы Марии Федоровны.
Два дня спустя полк получил новое обмундирование – белые кирасирские колеты с малиновыми воротником и обшлагами и серебряными пуговицами и галунами.
В 1801–1811 гг. кирасиры Ея Величества были единственным полком, имевшим кирасы, во всех других кирасирских полках их отменили и вновь ввели только в 1812 г. На первый взгляд, переплавка серебряных кирас имела благую цель – создание офицерского капитала, своеобразной «кассы взаимопомощи». Но за этим, вероятно, крылось и другое – болезненное отношение Александра ко всему, что связано с памятью его злодейски убиенного отца. А серебряные кирасы были уж очень заметным отличием – единственным во всей русской армии…
В 1798 г. полк выступил из России за границу и принял участие в кампании 1799 г. в Швейцарии. 26 сентября 1799 г. три эскадрона полка приняли участие в бою у деревни Шлатте – последнем сражении на берегах Рейна в эту кампанию. В марте 1800 г. полк вернулся в Россию. Впрочем, передышка длилась недолго…
В 1805 г. полк вновь выступает за границу – в Австрию. Не раз ходил он в атаку под командованием доблестного своего командира, генерал-майора Д. М. Есипова, под Аустерлицем, а затем входил в состав арьергарда, прикрывавшего русское отступление.
С конца 1806 г. полк вошел в состав Молдавской армии, дравшейся с турками, хотя в серьезных боях не участвовал.
В 1812 г. полк входил в состав 1-й Кирасирской дивизии 5-го резервного корпуса 1-й Западной армии генерала от инфантерии М. Б. Барклая-де-Толли. Не раз дым сражений Отечественной войны и Заграничного похода обвевал штандарты полка. Полоцк, Бородино, Красный, Люцен, Кульм, Фер-Шампенуаз – вот основные боевые вехи истории полка в эпоху наполеоновских войн. И – апофеоз победы – вступление в покоренный Париж… За боевые отличия в Отечественную войну полк получил 19 георгиевских серебряных труб.
В царствование Николая I полк дважды выступал из Гатчины в поход: в первый раз – в 1830 г. усмирять мятежных поляков, когда неоднократно отличился; второй раз – в 1849 г. на усмирение венгерской революции. Впрочем, в последнем полк не принимал участия в боевых действиях.
Далее, вплоть до Первой мировой войны, полк в полном составе в войнах не участвовал, лишь офицеры-добровольцы и некоторые нижние чины командировались на театр военных действий – на Кавказ, в Севастополь, на Турецкую войну…
В 1835 г. изменился мундир полка – вместо малиновых воротников и обшлагов пожалованы были светло-синие, вместо белых пуговиц – желтые. С этого времени и закрепилось за гатчинскими кирасирами наименование «синие».
В 1828 г. не стало императрицы Марии Федоровны. 22 августа 1831 г. император Николай Павлович назначил шефом полка цесаревича Александра Николаевича – будущего царя-мученика Александра II. 19 февраля 1855 г. он назначил шефом полка свою супругу – императрицу Марию Александровну, сам оставшись в списках полка, а в день Священного Коронования – 26 августа 1856 г. – полку пожалованы права и преимущества Молодой гвардии, и полк поименован Лейб-гвардии Кирасирским Ея Величества.
После смерти Марии Александровны 31 мая 1880 г. шефом полка назначена цесаревна Мария Федоровна, супруга будущего императора Александра III. Полку при этом сохранено наименование «Ея Величества». Весть о назначении нового шефа в полку встретили с огромной радостью. Мария Федоровна любила полк, сотворив немало добрых дел для офицеров и нижних чинов. И в полку боготворили ту, чье имя носили…
22 июля 1884 г. полку даны права и преимущества Старой гвардии. К концу XIX в. полностью сформировался комплекс полковых зданий, располагавшийся рядом с Гатчинским дворцом. Полк по праву имел репутацию одной из самых блестящих гвардейских частей. Но полк мог гордиться не только успехами по военной части. Синие кирасиры имели единственный в частях гвардейской кавалерии струнный оркестр, возникший в 1892 г. Кроме струнного в полку был и балалаечный оркестр, неоднократно игравший в Гатчинском дворце для августейшего семейства.
Летом 1914 г. полк навсегда покинул Гатчину. Военная судьба забрасывала его то в Восточную Пруссию, то в Польшу, то на Украину. И везде полк с честью нес свой славный штандарт.
Каска кавалергарда «с голубком»
Революция застала полк на Украине, отобрав у него славное имя «Кирасир Ея Величества», а 26 апреля 1918 г. полк расформировали. Полковой цейхгауз в Гатчине безжалостно разграбили. Но славный полк не умер. Осенью 1918 г. в Добровольческой армии ячейка полка возрождается в качестве команды конных разведчиков при Сводно-гвардейском полку, затем, максимум в количестве двух эскадронов, полк доблестно сражается с большевиками в Вооруженных силах Юга России и Русской армии барона П. Н. Врангеля в рядах гвардейских кавалерийских частей.
В ноябре 1920 г. последние 25 офицеров полка и некоторые нижние чины ушли в изгнание. Три четверти офицеров полка осталось верными присяге, приняв активное участие в Белом движении, понеся в боях Гражданской войны вдвое большие потери, чем в годы Первой мировой войны.
В 1922 г. за границей возникло полковое объединение Кирасир Ея Величества, объединившее всех офицеров-эмигрантов. Устав объединения утвержден шефом полка, императрицей Марией Федоровной, до своей кончины в 1928 г. принимавшей живое участие в его судьбе. В 1927 г. почетным членом Объединения синих кирасир стала великая княгиня Ольга Александровна, супруга офицера полка, полковника Н. А. Куликовского.
Полковые казармы размещались в Гатчине на месте бывших Дворцовых конюшен (строительство начато В. Бренной в 1798 г.; завершено в конце 1800 г. А. Захаровым). В 1830-х гг. конюшни перестроены под казармы Лейб-гвардии Кирасирского полка. Сейчас в главном корпусе архитектурного ансамбля казарм на Красноармейском проспекте (бывш. Екатеринвердерский пр.) находится Военно-морской архив.
Здание бывшего Офицерского собрания (дом сохранился) находится прямо напротив входа в проходную Гатчинского деревообрабатывающего комбината.[101]
Свадьбе предшествовали события, какие в жизни людей штатских не случались. Причин тому было несколько, и главная: Россия того времени – государство сословное, и хотя в конце XIX – начале ХХ в. границы между сословиями не были такими уж непреодолимыми, как при крепостном праве, однако в армии и особенно в гвардейских полках сословность строго соблюдалась. Чтобы вступить в законный брак, офицеру одной любви было не достаточно.
«Вопреки распространенному мнению, что свои материальные дела офицеры Гвардии поправляли, женившись на девицах не дворянского происхождения, но с крупным приданым, не соответствовало действительности.
Офицер Гвардии мог жениться на девице только дворянского происхождения и не занимающейся какой-либо службой. При заявлении офицера о желании вступить в брак суд чести Гвардии господ офицеров наводил справки, судил, рядил и выдавал разрешение на брак или же его отклонял.
Офицер и солдат гренадерского полка
Был такой случай: барышня-дворянка, окончившая институт и в этом же институте преподававшая музыку и языки, благодаря тому, что этим зарабатывала, была найдена неподходящей, и брак не был разрешен. Это, безусловно, крайность. И все же офицер вышел из полка и женился.
Очень было строго и излишне щепетильно. Но все вместе взятое делало массу офицеров монолитной, связанной одними убеждениями, взглядами и традициями своих полков».[102]
Герой романа П. Н. Краснова «От двуглавого орла до красного знамени» молодой казачий офицер еще только привел на вечер в Офицерское собрание девушку, за которой «тянулась дурная слава». На следующее утро он был вызван к командиру полка, где ему было предложено либо немедленно порвать отношения с этой дамой, либо «снять мундир», т. е. уйти в отставку.
Что же касается женитьбы, тут, невзирая на самые пылкие чувства, офицер должен был сто раз подумать, как его брак будет принят сослуживцами. Полк – семья! Примет ли полковая семья его будущую жену?
Если суд чести полка после обсуждения кандидатуры невесты находил будущий брак равным, дело обсуждалось в собрании полковых дам – офицерских жен, – достойна ли будущая жена войти в офицерскую семью полка. Ежели и здесь не было возражений, офицер шел к родителям невесты просить руки их дочери.
При получении согласия следовало делать подарки. Семье невесты жених дарил фарфоровый обеденный сервиз на двенадцать персон, частенько специально для этого заказываемый на Императорском фарфоровом заводе из знаменитого «виноградовского» фарфора.
Затем он вносил 30 тысяч рублей в полковую кассу – на случай развода (чего, как правило, не происходило) и для иных причин, когда эти деньги, разумеется, с процентами, выплачивались его жене или вдове.
После этого он должен был подарить полку серебряный обеденный сервиз на 24 персоны, а уж после того тратиться на «полковой мальчишник» – мужскую пирушку перед свадьбой и на торжественный свадебный обед в Офицерском собрании.
Прежде всего, до всех последующих церемоний, офицер получал благословение на брак у своего духовника или у полкового священника. За две недели до свадьбы в церкви совершалось оглашение. То есть после церковной службы каждый день священник с амвона объявлял о сватовстве и спрашивал у прихожан: «Не знает ли кто меж ними родства или свойства (например, кумовья) или иного препятствия к браку?» И наконец, в самый момент венчания, когда священник задавал невесте вопрос «согласна ли она стать женою раба Божия имя рек…» и слышал: «Нет!» – то вся свадебная пирамида мгновенно рассыпалась! Конечно – скандал! Однако и такие случаи бывали!
Деньги и ценности, внесенные полковую казну, со временем образовывали значительный капитал, который умножался в банках и составлял основу гвардейских экономических обществ. На проценты от полковых капиталов делались призы для победителей полковых и гарнизонных состязаний. По воспоминаниям, в одном из гвардейских полков старослужащий вахмистр за пятнадцать лет завоевал призов из серебра общим весом более двух пудов.
Служба в гвардии была разорительна! Офицерского жалованья, на которое жили семьи армейских офицеров, не имевших иных доходов, гвардейцам не хватало. Говорили, что некоторые офицеры гвардейцы тратили в 40 раз больше, чем получали за службу. Поэтому многие офицеры, начавшие службу в гвардии, переводились в армейские полки и уезжали из столицы, как, например, герой войны 1812 г., в будущем генерал, поэт, гусар и партизан Денис Давыдов, начинавший службу в кавалергардах.
3-я бригада
Казачья гвардия
В ноябре 1774 г. князь Потемкин отдает приказ атаману Донского казачества Алексею Ивановичу Иловайскому послать в Москву к январю 1775 г. два отряда по 65 казаков в каждом, выбранных из самых славных казачьих семей. Прибывшие с Дона под командованием казачьего полковника Василия Петровича Орлова, два отряда были расквартированы в Санкт-Петербурге с декабря 1775 г.
20 апреля 1775 г., в преддверии торжеств по случаю заключения Кучук-Кайнарджийского мира, императрицей Екатериной II была учреждена Донская казачья команда. Она формировалась из «имянитых и лучших соответствующих как несением службы, так и поведением своим» и первоначально состояла из 77 казаков (каждый о двуконь). Параллельно была создана Чугуевская казачья команда, несшая службу при дворе вместе с донцами.
В. В. Орлов-Денисов во главе лейб-гвардии Казачьего полка. 1812 г.
Эти казаки, отобранные за высокий рост, красивую внешность, снабженные лучшим оружием и самыми великолепными лошадьми, составляли, наряду с гусарской гвардией, личную охрану Екатерины II в Москве в июне 1775 г. на празднованиях в честь заключения Кучук-Кайнарджийского мира, положившего победный конец второй Русско-турецкой войне.
В 1796 г. лейб-казаки несли службу у тела умершей императрицы Екатерины II.
Казацкий эскадрон Гатчинского гарнизона
В 1793 г. наследник престола великий князь Павел Петрович по аналогии с командой сформировал в составе своего Гатчинского гарнизона «казацкий эскадрон» (63 чел.).
Лейб-гвардии Казачий полк
7 ноября 1796 г. вступивший на престол император Павел I именным приказом отдает Императорскую гвардию под командование цесаревича Александра и повелевает соединить Лейб-гусарский эскадрон, «казацкий эскадрон» гатчинского гарнизона с Придворными Донской и Чугуевской командами и создать Лейб-гусарский и Лейб-казачий полк с правами Конной гвардии.
В октябре 1797 г., после сопровождения Павла I в Москву на коронацию, полк делится на две части, образуя, в частности, лейб-гвардии Казачий полк, имя, которое он сохранит до 1875 г. Лейб-гвардии Казачий полк официально утвержден 24 января (5 февраля) 1798 г. Изначально он включал в себя два эскадрона примерно по 260 человек в каждом.
С 1811 г. к полку была приписана Черноморская сотня, затем переформированная в эскадрон. Полк принимал активное участие в войнах наполеоновской эпохи.
В период Первых заграничных походов Русской армии 1813–1814 гг. лейб-казаки составляли личный конвой императора Александра I и на его глазах особо отличились 4 октября 1813 г. в Лейпцигском сражении («битве народов»). День 4 октября установлен полковым праздником.[103]
А. И. Гебенс. Лейб-гвардии Казачий полк. 1858 г.
Э. Гау. Лейб-гвардии Казачий полк. Караул в Зимнем дворце. 1866 г.
С 1816 г. и на долгое время полк будет состоять из шести эскадронов донских казаков: три – в Санкт-Петербурге, три – в донских краях; плюс еще эскадрон черноморских казаков. Впоследствии полку будет придана собственная артиллерия, равно как и отряд инфантерии.
В 1832 г. полковым шефом стал император Николай I.
Лейб-гвардии Казачий Его Императорского Величества полк
14 августа 1872 г. полк получил название лейб-гвардии Казачьего Его Величества полка. Просуществовал до октября 1917 г., после чего был формально распущен.
В 1919 г. возрожден в составе Белой армии. После эвакуации из Крыма в ноябре 1920 г. личный состав был вывезен на остров Лемнос и вошел в 1-й Донской лейб-гвардии Сводно-казачий полк. Во Франции сохранился существовавший до революции музей Лейб-гвардии Казачьего полка, вывезенный лейб-казаками в 1920 г. за границу. Традиционно на службу в эту старейшую часть отбирались брюнеты и темные шатены с бородами, выходцы из низовых донских станиц. Казаки Его Величества имели гнедых лошадей (трубачи – серых).
Отец графа Василия Васильевича Орлова-Денисова, казак Пятиизбянской станицы, Василий Петрович Орлов не имел ничего общего со знаменитыми братьями Орловыми, фаворитами Екатерины II. По семейным преданиям и слухам, ходившим на Дону, он – потомок дочери Степана Разина, стало быть, относился к старой донской казачьей, как это ни удивительно звучит, аристократии. Он женился на дочери графа Федора Петровича Денисова – Дарье Федоровне, и в 1775 г. у них рождается сын Василий.
А. И. Заудервейд. Офицер лейб-гвардии Казачьего полка. 1806 г.
В. В. Орлов-Денисов
Казалось бы, имея происхождение по обоим ветвям из самых верхов казачьей старшины, уже имевшей все преференции аристократии Российской империи, Василий Васильевич, в те годы Орлов, мог бы жить припеваючи и безбедно. Однако, следуя жесткой казачьей традиции, двенадцатилетним подростком он вступает в полк своего отца и начинает служить на турецкой границе.
В 1788 г. в 13 лет он уже сотник причем, действительно командует казачьей сотней.
В 1790 г. командирован в Петербург для несения службы в разъездном полку.
В 1791 г. произведен в есаулы, а в 1792 г. – в войсковые старшины. Ему всего 17 лет!
С 1792 г. два года учится в Санкт-Петербурге, чтобы овладеть университетским образованием, которого, по собственному Василия Орлова разумению, ему не хватает. В 1794 г. отправился с полком Краснова в Польшу. В 1798 г. произведен в подполковники, а в 1799 г. – в полковники.
В 1799 г. он – 24-летний полковник, за спиной которого уже много военных подвигов и походов.
Поскольку у первого графа из казаков Федора Петровича Денисова не было сыновей, то в 1801 г. он добивается у царя, чтобы фамилия Денисов и графский титул присоединялись к фамилии Орлов у всех его потомков.
В 1801 г. умер Василий Петрович Орлов – отец Василия Васильевича, дед – Федор Петрович Денисов (Кумшак) по следовал за ним в 1803 г. Василий Васильевич провел вместе со знаменитым дедом последний год его жизни в родной Пятиизбянской станице, словно принимая родовую саблю из рук героев, продолжая их судьбу и умножая славу казачества.
В 1805 г. Василий Орлов-Денисов женится на Марии Алексеевне Васильевой, дочери первого министра финансов России и крестнице Державина. Поэт в день свадьбы поздравил ее поэмой.
Таким образом, В. В. Орлов-Денисов, происходя из высшей казачьей аристократии, входит в круг высшей аристократии имперской, но, находясь на вершине аристократической лестницы, обладая огромными богатствами, сам ни на йоту не меняется, сохраняя и казачий характер, и образ жизни воина.
В 1807 г. граф Орлов-Денисов принимал участие при преследовании маршала Нея от Гутштадта, 28 мая с эскадроном лейб-казаков остановил сильную неприятельскую колонну и опрокинул эскадрон французского Гвардейского конно-егерского полка; затем защищал переправу через р. Алле. За эти подвиги награжден орденом Св. Георгия IV степени, а 12 декабря того же года – чином генерал-майора.
В феврале 1809 г. назначен командиром лейб-гвардии Казачьего полка и отправлен в Финляндию. Там, практически вплотную с одним из неприятельских отрядов, ворвался в г. Борго, а затем в Гельсингфорс, причем шведы в страхе бросили шесть заряженных пушек, не успев выстрелить. Находился при блокаде русскими войсками Свеаборга. По взятии Свеаборга граф Орлов-Денисов защищал береговое пространство Финляндии, имея отряд и 2 орудия. В Финляндии «насквозь простудился». По болезни вынужден просить увольнения, заслужив громкую известность своим мужеством и энергией. Подлечившись, вернулся в строй.
В 1811 г. награжден званием генерал-адъютанта.
В 1812 г., когда французы перешли Неман, граф Орлов-Денисов со своими лейб-казаками встретил их первыми меткими выстрелами и затем почти в ежедневных схватках взял в плен, в числе других, полковника Сегюра, принца Гогенлоэ. Под Витебском он со своим полком и черноморской сотнею атаковал три французские полка и гнал их с такою храбростью, что четыре лейб-казака, гонясь за ними, вскочили на батарею, где стоял Наполеон. В этих схватках Орлов-Денисов получил тяжелую контузию в шею, которая мучила его до конца жизни.
Особенно отличился, командуя уже несколькими полками и орудиями, в деле с Мюратом под Лубиным, где сам лично не раз водил в атаку казаков и гусар. Послал доложить своему главнокомандующему, что «до ночи не уступит Мюрату ни шагу». Отличился под Бородиным и особенно под Тарутиным, где оттеснил французов, отбил у них весь лагерь и 38 орудий. Бенигсен доносил по этому случаю Кутузову: «…граф Орлов-Денисов вел себя самым блистательным образом. Его храбрость делает честь российскому оружию». За Тарутино он награжден орденом Св. Георгия III степени.
При отступлении Наполеона Орлов-Денисов двигался параллельно с ним и, затрудняя движение, ежедневно отбивал пленных и обозы и даже захватил Тайную канцелярию Наполеона. Около Ляхова 2000-я бригада генерала Ожеро, 60 офицеров и он сам сдались Орлову-Денисову после кровопролитной схватки, где было снято с убитых французов 700 кирас. По дороге к Красному он взял в плен до 1300 человек, 100 лошадей, 400 телег с вином и хлебом и стадо рогатого скота.
2 ноября с отрядом своим смял неприятельскую колонну, взял в плен 4 генералов и отбил 4 орудия. Больной, он ехал в санях с известным лейб-медиком Виллие, сопровождаемый одним урядником Лейб-казачьего полка. На дороге они (кучер, больной Орлов-Денисов, врач и урядник) встретили вооруженную неприятельскую колонну, и Василий Васильевич, нисколько не смутившись, послал урядника требовать их сдачи. 400 французов, побросав ружья и тесаки, сдались. Затем он с Платовым преследовал неприятеля, отбивал знамена, штандарты, обозы и забирал пленных во множестве.
В походе 1813 г. граф Орлов-Денисов был начальником охранной стражи Александра I.
Однако самый большой военный подвиг Лейб-гвардии был совершен 4 октября, и в память о нем с 1832 г. по приказу главнокомандующего императора Николая I эта дата объявлена праздником полка.
В первый день сражения к полудню мощная атака кирасир Латур-Мобурга и Удино, поддержанных шестьюдесятью пушками, докатывается до отметки 80 м до холма, где стоят русский император, Аавстрийский император и Ппрусский король. В эти минуты у холма находятся только 400 казаков личной охраны русского царя.
Александр I посылает Орлова-Денисова за подкреплением к Барклаю-де-Толли. Вернувшись, командир казаков понимает, что если казаки будут просто защищаться, стоя на месте, они ничего не смогут сделать против нескольких тысяч французской кавалерии. Орлов-Денисов выезжает перед строем, обнаженной саблей чертит над казаками крест, давая ясно понять станичникам, что настал смертный час, и умереть нужно с достойной казаков славой!
Далее он совершает невероятный по отчаянной храбрости и риску маневр: оставив государей практически без защиты, он ведет казаков гуськом по узенькой полоске земли между болотами и врезается во фланг строя вражеских кирасир. Мало того что стоявшие у болота и не никак ожидавшие подобного маневра французы растерялись, ни одному из тогдашних кавалеристов в голову бы не пришло, что легкая, да к тому же иррегулярная конница может атаковать монолитный строй латников. Это все равно что на мотоциклах (при этом не имея гранат!) атаковать танки! Старослужащие казаки крикнули молодым: «Коли коней в ноздри!» – это было зверское, но единственно правильное решение: казакам, сидевшим на низкорослых лошадях, всадников, одетых в кирасы, было просто не достать. Возникла свалка, сумятица в рядах тяжелой конницы. Казаки выиграли мгновения! Подоспевшая артиллерия и кавалерия союзников вступила в дело.
Шедшая на трех императоров громада врагов дрогнула и остановилась, попав под огонь орудий 23-й конно-артиллерийской роты, а через несколько минут загремели еще 112 орудий артиллерии. Латур-Мобургу ядром отрывает ногу, и победа, которую французы уже держали в руках и которая изменила бы лицо Европы, переходит к русским и их союзникам.
Такое же деятельное участие граф Орлов-Денисов принимал при дальнейшем преследовании французов. Скучая бездействием при Главной квартире, он отправлялся на передовую, взяв с собою двух-трех казаков, приближался с саблей или пикой в руке к неприятельской цепи и вызывал французов испытать с ним силу один на один. И всегда побеждал!
Когда войска союзников находились в 200 верстах от Парижа, то Александр I решился ехать в Париж, опередив армию. Граф Орлов-Денисов успел выслать по 50 казаков на каждую почтовую станцию, а сам на коне с одним лейб-казаком скакал все двести верст около экипажа государя, охраняя его и нигде не отставая, а часто и опережая. Австрийский император и прусский король, ехавшие с Александром I, говорили ему, что они не только не видали такой неутомимости, но и вообразить не могли ничего подобного.
В 1813–1815 гг. Орлов-Денисов возглавлял личную охрану Александра I. «Исключительно одаренный в военном деле, это был человек сурового нрава, утонченного воспитания, очень требовательный, проникнутый двойной страстью: преданностью царю Александру, тело которого ему было поручено в 1825 г. отвезти из Таганрога в Петербург, и любовью к России, на службу которой он призвал донское оружие».[104]
В Эрмитажной галерее героев 1812 г. – портрет Орлова-Денисова кисти Доу. Художник писал его по чужим эскизам и рисункам. Прославленный казак не позировал. Он был постоянно на службе, далеко от Санкт-Петербурга.
Граф Орлов-Денисов умер 24 января 1843 г. в возрасте 67 лет от роду.
Лейб-гвардии Атаманский Его Императорского Высочества Наследника Цесаревича полк
В XVIII столетии в Войске Донском существовала «сотенная команда при атамане», состоявшая из отборных казаков. В 1775 г. Потемкин разрешил войсковому атаману А. И. Иловайскому иметь при себе особый пятисотенный полк для несения внутренней службы. В 1803 г. его состав увеличен до 1000 бойцов. Традиционно на службу в этот донской полк набирались светловолосые казаки – бородатые блондины из верхнедонских округов.[105] У атаманцев лошади были рыжими (у трубачей – серыми).
Полк особенно отличился в кампании 1812 г. и Заграничных походах русской армии в 1813–1814 гг.
С 1827 г. шефом полка и августейшим атаманом всех казачьих войск стал назначаться наследник престола.
В 1829 г. полк причислен к Гвардейскому корпусу.
В 1859 г. получил права Молодой гвардии, а с 1878 г. («за отличие в Русско-турецкой войне 1877–1878 годов») – права Старой гвардии и стал именоваться лейб-гвардии Атаманским Его Императорского Высочества Наследника Цесаревича полком.
После Октября 1917 г. полк формально упразднили, а в 1919 г. он был возрожден в составе Белой армии.
Атаманцы. Рис. Н. Самокиша
В конце 1920 г. после эвакуации из Крыма атманцев вывезли на остров Лемнос, где был сформирован 1-й Донской лейб-гвардии Сводно-Казачий полк.
Матвей Иванович Платов (1753–1818), граф, генерал от кавалерии, войсковой атаман в 1801–1818 гг., вечный шеф 4-го Донского казачьего полка. Прославленный герой Дона.
Его отец – выходец из казачьих низов, являлся казаком станицы Прибылянской в Черкасске, которая самим названием своим говорит о том, что в ней селили пришельцев (название станицы от «прибылых», а не от «прибыли» – наживы) из самых разных мест. Дед Платова ловил рыбу по найму для богатых и знатных казаков.
Отец карьерой своей обязан успешной службе в Донском атаманском отряде – «Сотной команде казаков для секретных дел», казачьем спецназе. Вероятно, как офицер, пользующийся особым доверием, обладающий, возможно, качествами, как бы мы сегодня сказали, контрразведчика, Иван Платов во время угрозы движения пугачевцев в сторону Москвы в 1774 г. перекрывает все пути для проникновения в древнюю столицу и далее на север агитаторов с «прелестными письмами» и лазутчиков «Мужицкого царя Петра Феодоровича» и способствует тому, что здешние крепостные и прочий подлый люд (платящий подати) «в смущение не впадает».
М. И. Платов
Именно близостью к властям можно объяснить, что «безродному» Ивану Платову удается женить своего сына Матвея на дочери главы донской казачьей аристократии Степана Ефремова. Увы! Родив сына Ивана Матвеевича, 26-летняя Надежда Степановна (1757–1783) умерла. Потеря жены усугублялась для Матвея Платова еще и тем, что он сразу «вылетел из аристократической обоймы», и дорога к власти для него закрылась. Его ума и храбрости (таких-то на Дону полно!) для карьеры оказалось недостаточно. Чин полковника он получил поздно, только в 1788 г., уже много командуя полком, т. е. в 35 лет. Для сравнения: Иловайский 5-й стал генерал-майором в 24 года, а Иловайский 12-й – в 27 лет.
Смешно читать о том, как Платов, «самый младший» на военном совете, при взятии Измаила первым выкрикнул «Штурм!», чем завоевал любовь А. В. Суворова. Платов – самый младший по чину, а по возрасту едва ли не самый старший. И решение свое, совпавшее с мнением Суворова, произнес не по юношеской горячности, а имея за спиной четверть века боевой службы! Платов был не знатен, но славен! Про полковника Платова уже пели песни!
В конце Русско-турецкой войны в 1774 г. Платов приобрел легендарную, можно сказать, фольклорную известность победой над крымцами и ногайцами у степной речушки Калалах. Два казачьих полка сопровождали транспорт с беженцами, уходившими на то время с Кубани, и продовольствием для снабжения русских войск на Кавказской линии, и подверглись внезапному нападению десятитысячной орды кочевников. Эта та самая история, когда
Каждый конник в набеге вел три «заводных» (т. е. в поводу) лошади. Одну – сменную верховую и двух – вьючных, поскольку обозов кочевники (равно и казаки) с монгольских времен не имели. Далее по тексту:
И покрылся Ерик,
И покрылся берег
Сотнями порубанных, пострелянных людей!
Любо, братцы, любо,
Любо, братцы, жить!..[108]
Песню приписывают самому Платову. Точных доказательств тому пока не имею, но, скорее всего, она про полковника Платова и про это сражение!
Укрывшиеся за мешками с мукой, «в чистом поле, как на скатерти», казаки постоянно после залпа (ружья-то были однозарядные), переходя в рукопашную, выдержали двое суток почти непрерывной резни и дождались подмоги. «С нашим атаманом не приходится тужить!» Дальше поется и про то, как:
Жена погорюет – выйдет за другого!
Выйдет за другого да забудет про меня!
И это из биографии Платова. Он тот самый «другой»! За Платова вышла замуж вдова его близкого друга Павла Фомича Кирсанова[109] Марфа Дмитриевна, в девичестве Мартынова! А вот Мартыновы – самый цвет донских аристократов и вторые после Ефремовых богатеи на Дону! Таким образом, Платов вернулся в круг самых знатных, ведущих родословные с ордынских времен донцов, да еще стал отчимом Кирсана (Хрисанфа) Павловича Кирсанова, в будущем – командира легендарного Атаманского (его, графа М. И. Платова) полка. Но пока Матвею Ивановичу до графского титула еще как до неба! Для старой старшины он, все равно «прибылой», выскочка, чужак! Однако благодаря «привенчанному» родству карьера его стремительно меняется!
Разумеется, донские аристократы не забыли, что Платов – «безродный». И он, кстати, испытывал к старой аристократии те же, далекие от любви чувства (что послужило одной из причин переноса донской казачьей столицы из Старочеркасска в Новочеркасск). Потому в 1792 г., когда донцы бунтовали, не желая переселяться на Линию, именно его во главе Чугуевского казачьего полка калмыков отправляют на пресечение волнений в донских станицах. И он подавляет их с неслыханной жестокостью, перепоров на майданах сотни казаков, невзирая на заслуги и возраст, явив свое верноподданство престолу! Это еще и демонстрация силы перед старой аристократией, не желавшей признавать Платова. Аристократы притихли, но Платов зарвался! За что сразу и поплатился!
Безупречно честный и брезгливый ко всякому мздоимству, аристократ и светлая головушка, храбрец из храбрецов и «почтительный сын» А. К. Денисов сильно падению Платова поспособствовал. Вин Матвею Ивановичу насчитали много! В частности, многолетнюю задержку жалованья тем же чугуевцам, поминок-то Платову казачки не несли – плебей, а в деньгах оказывалась большая нужда! Но это, так сказать, формальный повод, а неформальный – ходил в любимцах Екатерины II, стало быть, при Павле I, по дорожке, протоптанной бывшим тестем С. Д. Ефремовым, отправился в каземат Петропавловской крепости, а оттуда – в ссылку в Вятку. Могло быть и хуже! Спасла воинская славушка и государственная нужда в боевых командирах, так что практически прямо из русских северных снегов пошел донской атаман в заволжские снега несчастного похода на Индию.
Вернувшись, как тогда говорили, «в случай», Платов использовал его на 200 %! В 1805 г. он переносит административный центр Войска Донского из Старочеркасска в новостроенный город Новочеркасск.
О перенесении столицы на новое место казаки просили давно. Старочеркасск разросся, превращаясь из торгового, портового центра в заштатный городок, постоянно заливаемый наводнениями и паводками. Однако мечта о новой столице донских казаков воплотилась в жизнь только благодаря энергии и связям М. И. Платова. Собственно, казачий атаман сделал то, что за столетие до него проделал Петр I, чтобы избавиться от давления бояр, перенеся столицу Империи из Москвы в новопостроенный Петербург. То же совершил и Платов. И одной из руководящих его делами идеей являлось освобождение от старой казачьей аристократии, чье гнездо – (Старый) Черкасск.
Однако было множество и других причин, которые при беглом взгляде на это событие не особенно заметны. Например, отрыв города от берегов Дона – не просто уход от широкой речной дороги, а переход от господства рыбацкой экономики к земледелию. Еще Петр, подсекая старинную экономику казачества, запрещал донцам ловить рыбу. Платов переводил хозяйство на «земледельческие рельсы». Отныне Дон живет с «земли и травы», т. е. скотоводства и земледелия, а не «с поля и воды» – охоты и рыболовства. Есть и другие загадки.
Декларируя новую казачью столицу как место для отдохновения заслуженных воинов, как город усадеб с комфортабельными по тем временам домами, утопающими в садах, с внутренними двориками и беломраморными фонтанами в них, Платов строил нечто иное. С точки зрения военной, Новочеркасск являл собою весьма серьезное укрепление. Причем укрепление нового времени, без крепостных стен, но с одной ведущей в город дорогой, по дамбе и территорией вокруг поселения, которая легко затоплялась и превращалась в непроходимое болото. Эта единственная дорога и все вокруг города хорошо простреливалось, поскольку Новочеркасск поднялся на горе. «Построил Платов город на горе, казакам на горе!» – известное на Дону присловье.
Ну это ведь необходимо! Угроза набегов на станицы с Кавказа и из Заволжья все еще существовала. Разумеется! Однако Новочеркасск изначально был готов к обороне при нападениях со всех сторон! В том числе и со стороны России!
Не прост был «Вихрь-атаман»! При его гениальном умении изображать простецкого малого, «косак ля рус», который только и делает, что «крутит кольцами усы», «пьет кизлярку на задумной укушетке», в общем, «мужественный старик» из «Левши» Н. Лескова. Платов никогда таким не был. При, как теперь говорят, имидже человека из народа, простачка «из наших», что сильно импонировало основной массе казаков, Платов – из новой элиты, смертельно враждовавшей со старой донской аристократией, ненавидевшей ее, но нуждавшейся в ее поддержке или хотя бы признании. Верный пес Империи, «слуга царю, отец солдатам», Родиной-то он, по старинному казачьему обычаю, считал только Дон! И строил новый город так, чтобы, случись беда, и от имперских войск отмахаться.
Платов – великий артист, человек изощренного не только воинского, но и дворцового ума, который в придворных интригах плавал, как рыба в воде. Будь он другим – не сделал бы одной саблей да верностью присяге головокружительной карьеры. Будь он другим – не приобрел бы он посмертной славы среди казаков, все помнивших, но многое ему простивших.
Так что же, так его никто и «не раскусил»? Был не меньший интриган, карьерист и военный гений, который понимал Платова и, похоже, терпеть его не мог, – М. И. Кутузов. Они, на мой взгляд, как-то похожи: один изображал черноземную простоту, другой – немощность старца, а друг друга видели насквозь! Доказательства? Платов от Кутузова не получил ни одной награды! А кроме того, один эпизод в знаменитом Бородинском сражении, историки обходят молчанием.
При пристальном изучении событий тех дней бросается в глаза, что легкая кавалерия и казаки проявили себя только в рейде Уварова при обходном маневре французской армии, когда своей вылазкой задержали наступление французов на два часа. Дело, разумеется, блистательное, но ничего больше…
Да как же было устоять легкой кавалерии против кирасир? Это разговор отдельный. Эпизод же, о коем мы говорим, очень характерен. Французы в числе 30 тысяч кавалерии намеревались ударом с фланга по оврагу зайти русской армии в тыл. В овраге стояли казаки в числе 6 тысяч под командой Платова.
Узнав о готовящейся атаке французской конницы, Кутузов приказал казакам нанести упреждающий удар, т. е., выйдя из оврага, атаковать самим. Дальше произошло поразительное! Вернувшийся в ставку посланец в ужасе сообщил, что и приказа-то отдать не смог: Платов – пьяный, и все офицеры тоже! Чуть с коней не падают. Атаковать не могут.
О том, что Кутузов понял суть происшедшего, свидетельствует то, что, скрепя сердце, он оставил это явное воинское преступление атамана без последствий.
А ларчик открывался просто! Французы, выстроившиеся у оврага, видели стоявших в нем казаков, но сколько их не знали. Авиационной разведки тогда не было, хотя французы уже и пользовались с этой целью воздушными шарами – монгольфьерами.
Чтобы атаковать казаков в овраге, они должны были выстроиться колонной, стало быть, потерять все преимущества численного превосходства, а свалка в овраге «закупорила» бы его, как пробка. Французы так и не решились атаковать.
А вот если бы казаки выступили, согласно приказу, на равнину, если бы французы увидели, сколько их, кирасиры раздавили бы все казачьи шесть тысяч, как паровой каток лягушку. Конечно, это заняло бы некоторое время! Конечно, казаки бы, как всегда, «покрыли себя неувядаемой славой». Возможно, пока французы их уничтожали, подтянулись бы какие-то резервы и не дали французам выйти русским в тыл… Но Платов посчитал, что лучше вообще обойтись без резни. Задачу-то он выполнил – французов в тылы не допустил, а главное – казаков сберег!
Что для Кутузова шесть тысяч потерь иррегулярного войска! Мобилизационные ресурсы России тогда были, в сравнении с Францией, неисчерпаемы. Под ружьем стоял один из 43 годных к службе рекрутов! «Чего их беречь? Бабы новых нарожают!»
А для донских казаков, коих тотальная мобилизация поголовно вымела из станиц, когда в одном строю стояли отец, дед и внук, и набиралось всего не более 60 000, 6000 – это каждый десятый! Да ведь еще при Платове в тот день стояли лучшие! Вот и «не дал батька атаман в трату своих детушек!» Потому и памятник ему стоит, и в Новочеркасском соборе его каждодневно поминают!
Читая о Платове, мы как-то все время упускаем из виду что, как всякий живой человек, он менялся на протяжении жизни, и Платов под Измаилом смутно проглядывает в Платове, вернувшемся из Парижа. Том самом, кто, увидев на полевом параде, через поредевшие ряды когда-то такой монолитной конницы, идущей стремя в стремя так плотно, что, как поется в песне, «пыль не смела подняться до лиц казаков», широкую донскую степь, пал на колени и закричал, рыдая: «Господи, что я наделал! Прости, Батюшка, Тихий Дон!»
Платов за три года до смерти успел прожить еще одну жизнь! Куда ни посмотри, конные заводы – Платов, гимназии – Платов, богадельни – Платов, больницы – Платов! Совсем другой человек, чем тот «доблестный забавник» из дворцовых исторических анекдотов, и даже совсем не тот, с лубочных картинок, кто с обнаженной саблей летел впереди полков, гоня супостата, ища славы!
Кстати, о славе… Умирал он тяжело, мучительно. Рак желудка. В последний день велел принести все награды и подарки. Стали их вынимать из коробок и футляров – ордена, табакерки, усыпанные бриллиантами, золотые кубки и чарки, драгоценные перстни и золоченые сабли… Покрыло это великолепие весь пол в горнице, где на кушетке лежал умирающий атаман. Глянул он на игру и блеск камней и золота, на блики, плясавшие в изразцах грубки,[110] и сказал, закрываясь шинелью:
– Слава, слава… И на что ты мне теперь?!
С тем и отошел, окончивши легендарную, как и положено герою, трагическую и сложную жизнь.
В Санкт-Петербурге лейб-казаки и атаманцы занимали целый микрорайон, отделенный от Духовной академии и Александро-Невской лавры речкой Монастыркой и протянувшийся вдоль Обводного канала при впадении его в Неву. В произведениях П. Н. Краснова не раз упоминается, как прибывшие по Николаевской железной дороге донские казаки выводили коней из вагонов неподалеку от «американских» мостов и сразу следовали в полковые конюшни и казармы. За казачьими казармами и крытым манежем, в котором в советское время были устроены цеха завода «Позитрон», тянулась целая улица, застроенная полковыми домами, она так и называлась – Атаманская (ныне – ул. Красного Электрика).
Это был целый, относительно автономный казачий городок, где казаки держались достаточно обособленно от других гвардейских полков и от горожан. Причин тому несколько. Казаки считали себя гостями в столице, да, пожалуй, и в России, проводя четкую границу «мы и они». Разделения добавляло и то, что значительная часть донцов и особенно уральцы были старообрядцами и ходили на богослужения в старообрядческие храмы Петербурга.
Лейб-гвардии Сводно-казачий полк
Полковой праздник – 6 апреля, в день Св. Евтихия.
Полк укомплектовывался рослыми брюнетами с небольшими усами, 4-я сотня – бородатыми. Масти коней различались по сотням: 1-я сотня – гнедые, 2-я сотня – серые, 3-я сотня – гнедые, 4-я сотня – наполовину гнедые, наполовину серые.
Погоны: 1-я Уральская Е. В. сотня, Сибирская полусотня 3-й сотни и Семиреченский взвод 3-й сотни – малиновые с белой выпушкой.
Астраханский взвод 3-й сотни, Забайкальская полусотня 4-й сотни, Амурский и Уссурийский взводы 4-й сотни – желтые с белой выпушкой.
Общеказачья форма. Прибор у всех серебряный. В 1-й Уральской Е. В. сотне – накладной вензель «HII» серебряный.
Гвардейский казачий полк, в котором были собраны представители казачьих войск, отсутствовавших в других гвардейских казачьих полках: лейб-гвардии Казачьем и Атаманском полках (Донское казачье войско) и Собственном Его Императорского Величества Конвое (Кубанское и Терское казачьи войска).
Особенность полка – отсутствие единой полковой формы: представители каждого казачьего войска носили форму с элементами и отличиями, присвоенными этим войскам.
27 мая 1906 г. – в знак благодарности за подавление волнений и беспорядков 1905 г. создан лейб-гвардии Сводно-Казачий полк. На формирование 1-й сотни была обращена лейб-гвардии Уральская казачья Его Величества сотня.
14 июля 1906 г. – в составе полка образованы 2-я Оренбургская, 3-я (Сибирская полусотня, Семиреченский и Астраханский взводы) и 4-я (Забайкальская полусотня, Амурский и Уссурийский взводы) Сводные сотни.
9 августа 1906 г. – 1-я сотня наименована 1-й Уральской Его Величества сотней. Полку дарованы права Старой гвардии. Шефом полка стал император Николай II.
28 октября 1906 г. – окончание формирования полка.
2 апреля 1911 г. – 4-я Сводная сотня переименована в 4-ю Приамурскую сотню.
В 1914 г. полк принимал участие в Варшавско-Ивангородской и Лодзинской операциях.
В 1915 г. полк принимал участие в Праснышненской операции и в боевых действиях в районе г. Холм.
Август – октябрь 1915 г. – полк состоял в конвое Верховного Главнокомандующего.
В 1916 г. полк принимал участие в Ковельской операции и в боях на р. Стоход.
13 апреля 1916 г. – полк причислен к Сводной гвардейской кавалерийской дивизии.
В 1917 г. полк вел боевые действия в районе р. Стоход.
Август 1917 г. – полк находился на позициях у р. Порынь.
Март 1918 г. – расформирование полка.
В августе 1919 г. в г. Омске при штабе Сибирского казачьего корпуса из казаков, ранее служивших в лейб-гвардии Сводном казачьем полку, сформировали Отдельную Атаманскую сотню. Эта сотня под командованием подъесаула С. А. Огаркова отличилась 9 сентября 1919 г. в боях с красными у станицы Пресновской на Восточном фронте. С. А. Огарков получил за этот бой орден Св. Георгия IV степени из рук Верховного Главнокомандующего Русской армией адмирала А. В. Колчака. Два казака из этой сотни получили Георгиевские кресты. В январе 1920 г. после отступления белых частей из Омска сотня перестала существовать.
Казачьи казармы лейб-гвардии Сводно-казачьего полка находились на углу Караванной улицы и Манежной площади (рядом с Михайловским манежем). Здание, в котором размещались казармы и церковь, реконструировано в 1820-х гг. по проекту архитектора К. И. Росси. Сибирская полусотня дислоцировалась в г. Павловске.
Церковь Гвардейских казачьих частей во имя Священномученика Иерофея, епископа Афинского, находилась в казачьих казармах (наб. Обводного канала, 25) около Александро-Невской лавры. Первоначально казаки и ходили в Лавру.
Но с казаками все не так просто.
Значительная часть казаков – старообрядцы. Поэтому они молились в старообрядческом храме на Тверской улице.
Крестовоздвиженский собор (Лиговский пр., 102), строго говоря, казачьим никогда не был. Мысль, что этот собор должен быть передан первому казачьему землячеству в местах нетрадиционного проживания казаков Невской станицы, предложена мною и доцентом ЛИСИ В. Ф. Шаповаловым для того, чтобы обосновать создание церковной двадцатки, которой могли передать храм еще в 1990 г.
Маленькой зацепкой для этой мысли послужило то, что жившие на Лиговке ямщики в 1812 г. образовали два «казачьих» полка и пошли служить в кавалерию на своих конях. После войны эти «казачьи» полки были расформированы. На месте Крестовоздвиженского храма была ямщицкая церковь и кладбище ямской слободы. К счастью, храм землячеству получить удалось, и он стал формально именоваться казачьим, хотя, как и все другие храмы Санкт-Петербурга, относится к Санкт-Петербургской епархии Московского Патриархата.
Армейская служба всегда тяжела, во все века, у всех народов. Иной она и быть не может. Но даже в наполненной ежедневными трудами Русской армии кавалерийская служба выделялась особой тяжестью. Поэтому, когда современный молодой человек сетует на трудности солдатской жизни, пусть припомнит, как служили наши деды в те годы, когда не было в мире армии, хотя бы равной войскам Российской империи. Вот как описывается обычный день мирной жизни казачьего Донского 4-го графа Платова полка в феврале 1905 г. Тоже самое происходило во всех кавалерийских, в том числе и гвардейских казачьих, полках.
Утренний подъем, пожалуй, один из самых неприятных моментов службы. Человека решительно, беспощадно вырывают из сладчайших объятий сна и выбрасывают из теплой казармы в ночь и холод.
Одеваются казаки в лихорадочном темпе и стоят в коридоре, ожидая новой команды.
– Выходи строиться! – уже гремел дежурный по сотне.
Сгибаясь под ударами пронизывающего февральского ветра, казаки заняли место в колонне.
– Бегом! Отставить! По команде «Бегом» согнуть руки в локтях. Бегом! Отставить! Что за шевеление во втором ряду! Накажу! Бегом! Марш!
В гвардейских полках было принято все передвижения делать либо бегом, либо с песней, но обязательно строем, хотя бы шло два человека, один из которых обязательно назначался старшим. Одиночки (крайний случай) должны были лететь пулей, не останавливаясь.
Старинная, чуть ли не екатерининских времен конюшня, построенная на века, являла собой роскошный образец лошадиного Парфенона и намного превосходила своими размерами и добротностью людские казармы! Из высокой и просторной, как храм, центральной части исходили длинные более низкие крылья, поделенные внутри перегородками на две части, каждая на взвод. Все лошади взвода стояли в два ряда вдоль центрального, шириной шага в три-четыре, прохода.
– Прими! – Лошадь послушно двинула крупом вправо и Степан Зотов[111], зайдя в станок, торопливо отвязал цепной чембур.
– Выводи! – Жесткие, как удары хлыста, команды следовали одна за другой без всякой передышки. На голову замешкавшегося обрушивался град ругательств, насмешек и угроз.
Сквозь высокий фонарь крыши уже пробивался серенький рассвет. Степан через торцовые ворота, обитые изнутри, по зимнему времени, соломенными матами, вывел кобылу на открытую коновязь, тут же услышал команду:
– Приступить к чистке. Чистить голову!
Зотов сделал несколько взмахов овальной жестко-волосяной щеткой, очищая ее всякий раз о железную скребницу.
– Чистить левую сторону шеи!
Руки уже ныли от холода, но рукавицы надевать не дозволялось. Чтобы согреться. Степан вкладывал в чистку столько силы, что Машка покачнулась и бросила на него укоризненный взгляд.
– Чистить левую переднюю ногу!
С левым боком пришлось повозиться – Машка ночью ложилась, и теперь вся шерсть на нем была покрыта засохшей глиной. Постепенно, обходя лошадей кругом, казаки мало-помалу приводили их в порядок.
– Суконить левую сторону головы!
Теперь Степан действовал чуть увлажненным суконным полотенцем. Холода он уже не чувствовал. После суконки, незамедлительно, последовала команда:
– Замыть – зачистить копыта!
Степан легонько шлепнул кобылу по ноге, и она послушно подставила копыта. Деревянным ножом казак выковырял, набившуюся снизу, грязь. Теперь оставалось только деревянным гребнем привести в порядок челку, гриву и хвост.
– Напоить!
После водопоя кобыла неудержимо потянула в свой станок к чугунной кормушке, наполненной овсом. Пока Машка ела, Степан драил суконкой стремена и пряжки конского снаряжения.
– Ну что ты с ним будешь делать!
Уперев руки в бока, урядник Селиванов покачал головой.
Степан обернулся. Его односум Федул, сидя на цимбалине, подвешенной между станками, и опершись на край кормушки, сладко спал.
– Встать! Почему спишь?
– А что делать?
– Найти тебе работу? Вон, видишь, все снаряжение чистят, ремни, пряжки.
– Так я вчера чистил!
– А ты вчера обедал?
– Ну, обедал!
– Без «ну». «Так точно» нужно отвечать. И сегодня будешь! И завтра! А чистить, выходит, можно не каждый день? – Он снял с деревянного колышка оголовье, расстегнул пряжку щечного ремня:
– Смотри: сверху потер, а то, что не видно, черное.
– Да туда не подлезешь, ремень мешает.
– Суконкой не подлезешь – возьми палочку. Ох, Федул, Федул, с такой службой… Даром, что мы хуторяне – за тебя получать синяки не хочу. Отстоишь один наряд.
– Переест он мне шею, – пожаловался Федул, – ни днем, ни ночью покоя нет. Домой бы… Сейчас Масленица, блины… А здесь уродуешься за пятьдесят копеек в месяц.
– Ничего, – засмеялся Степан, – дослужишься до лычки приказного – семьдесят пять будешь получать, а там, глядишь, в урядники выйдешь – два целковых за каждый месяц.
– Да я не из-за денег, я так… тоскливо очень. Каждую ночь хутор сниться, Дон…
– Ничего! Терпи казак – атаманом будешь. Пошли получать сено.
Раздачей сена закончилась утренняя уборка. После завтрак а занимались «словесностью».
До обеденной уборки разучивали приемы с оружием, рубили лозу и глиняные пирамидки, учились преодолевать плетни и заборы, канавы и другие препятствия на коне.
После обеда, давши казакам лишь несколько минут на перекур, вахмистр снова повел сотню на конюшню. Старослужащие занялись побелкой внутренних стен, окраской деревянных столбов. Новобранцам досталась работа потяжелее.
Степан ломом разрыхлил в глинобитном полу станка яму, выбитую копытами, наковырял во дворе мерзлой глины и засыпал выбоину. Вагонный буфер тяжел. Крякнув, поднял на уровень плеч, хрястнул по глине. Еще. Еще и еще! Заломило в плечах от натуги. Рядом пыхтел Федул.
– До звона, до звона, – отделенный Селиванов критически посмотрел на работу молодых, – рамбовочка должна отскакивать со звоном.
– Научитесь трамбовать, вовремя сушить станки песочком – реже будете пыхтеть.
Провозились до вечерней уборки. Потом приводили в порядок казарму, обмундирование, обувь, на вечерней поверке Степан стоял, уже качаясь от усталости.
– Как услышу «Отбой» – остаюсь на сверхсрочную. «Подъем» – пошла она к черту, – сострил кто-то после команды «Разойдись». На службе самое дорогое – все-таки сон.
2-я гвардейская кавалерийская дивизия
1-я бригада
Конно-гренадеры
В России конно-гренадеры появились при Петре I в 1704 г. Во всех драгунских полках были введены гренадерские роты, по одной на полк. В конном строю конно-гренадеры действовали, как и драгуны, но при спешивании поражали неприятеля ручными гранатами. Обмундирование их отличалось особой гренадерской шапкой с медной бляхой, на которой красовался герб полка, и гренадерской сумой для гранат на широкой перевязи через плечо.
В 1709 г. гренадерские роты отчислены от драгунских полков и сведены в 3 гренадерских полка 10-ротного состава. Они сохранили связь со своими полками и, считаясь в дальней командировке, получали все довольствие из своих полков. К концу царствования Петра I связь эта совершенно исчезла.
Конно-гренадеры. Рис. Н. Самокиша
Лейб-гвардии Конно-гренадерский полк
В Конно-гренадерском полку – усатые безбородые брюнеты.
Полковой храм – Знаменская церковь в Петергофе (1896 г., арх. А. А. Парланд). Снесена.
Пики конно-гренадер имели алые флюгера с белыми углами.
Масти лошадей: вороные лошади: в 1-м эскадроне – высокие вороные без отметин; во 2-м – такие же, но меньше ростом; в 3-м – вороные с отметинами на головах; в 4-м – вороные с подпалинами и слегка караковые; в 5-м – вороные белоногие; в 6-м – вороные лысые и белоногие.
10 мая 1725 г. гренадерские драгунские полки переименованы в драгунские и все полки драгун приведены в состав одной гренадерской и девяти драгунских рот.
14 июля 1731 г. императрица Анна Иоанновна уничтожила гренадерские роты и во всех полках кавалерии приказала распределить гренадер поровну по ротам.
13 мая 1741 г. гренадеры снова выделены из состава рот и образовали в каждом драгунском полку отдельную гренадерскую роту. При императоре Петре III конно-гренадерские полки переименованы в кирасирские, но повеление это немедленно отменено по вступлении на престол Екатерины II.
14 января 1763 г. все конно-гренадерские полки переименованы в карабинерные, и гренадерские роты расформированы во всех драгунских полках ввиду отмены бросания ручных гранат.
16 мая 1790 г. Малороссийский гренадерский полк, по представлению Потемкина, был наименован Конно-гренадерским Военного ордена полком.
Павел I, по вступлении на престол, переименовал этот полк 29 ноября 1796 г. в Кирасирский.
12 декабря 1809 г. из 2-го батальона и половины запасного эскадрона Уланского Его Императорского Высочества Цесаревича Великого князя Константина Павловича полка сформирован лейб-гвардии Драгунский полк.
В царствование императора Николая I лейб-гвардии Драгунский полк в ознаменование отличной храбрости, оказанной в продолжение войны с польскими мятежниками, 6 декабря 1836 г. наименован лейб-гвардии Конно-гренадерским полком.
В эпоху войн с Наполеоном тактика русской кавалерии в основном определялась «Записным уставом о полевой службе» и «Уставом конного полка», принятыми при Павле I. Эти руководства предусматривали построение всадников в бою в две шеренги; предполагалось, что третья шеренга задерживает движение и может быть опасной в случае падения лошадей. Тяжелая и средняя кавалерия должна была наносить противнику сабельный удар. При действиях против конницы противника кирасиры и драгуны должны были начинать движение навстречу неприятелю, постепенно переходя с шага на рысь.
В 80–100 шагах от противника по сигналу трубы кавалеристы выставляли палаши вперед и пускали лошадей в полный галоп. Против пехоты кавалерии предписывалось действовать малыми группами, чтобы избежать тяжелых потерь от ружейного огня. Гусар полагалось использовать для несения разведывательной и охранной службы, применять в рейдах и охранения на флангах и не отряжать в погоню за отступающим неприятелем до полной победы, ибо «меньше позор гусарского офицера, который отступил, чем того, который вступил в схватку с неприятелем в неблагоприятных условиях».
Атака улан. 1812 г.
Павловские уставы в 1812 г. заменены новым, рекомендовавшим два варианта атаки. Первый предусматривал атаку в развернутом строю глубиной в две шеренги, как и раньше. При втором варианте атака проводилась во взводных колоннах, «лучшем строе для любых маневров». Удар наносился в сабли. В 1812 г. ружья и карабины вообще были изъяты из кавалерийских полков – штуцера были оставлены только «фланкерам» (16 солдатам каждого эскадрона).
Фланкеры высылались в открытом строю для охраны флангов построения. Карабины в основном были возвращены коннице только к 1814 г. Обязанности гусаров оставались прежними. В кампании 1812 г. легкая конница оказалась особенно эффективной.
Гусары тревожили фланги и тылы наполеоновской Великой армии; они составляли по большей части ядро отрядов, действовавших в тылах и на коммуникациях французов.
Родился 16 октября 1869 г. Первое образование получил в Кадетском корпусе; в 1890 г. из взводных портупей-юнкеров Николаевского кавалерийского училища выпущен корнетом в лейб-гвардии Конно-гренадерский полк; через три года перевелся в Харьковский драгунский полк, но вскоре отчислен в запас армейской кавалерии; в 1899 г. по особому ходатайству принят в штат офицеров Войска Донского и командирован на службу в 3-й Донской казачий полк. В 1904 г. есаул Мамантов ушел добровольцем на Японский фронт и провел войну в рядах 1-го Читинского Забайкальского казачьего полка в составе Отдельной Забайкальской казачьей бригады генерала П. И. Мищенко. В чине войскового старшины возвратился в Войско Донское на должность помощника командира 1 – го Донского казачьего полка.
В 1914 г. вышел на фронт Первой мировой войны во главе 19-го Донского казачьего полка, через год получил первоочередной 6-й Донской казачий полк, а после производства в чин генерал-майора принял от генерала И. Д. Попова бригаду в 6-й Донской казачьей дивизии.
После революции
1917 г. и развала фронта генерал Мамантов возвратился с бригадой на Дон и квартировал в станице Нижне-Чирской, где в январе 1918 г. сформировал партизанский отряд и пробился с ним между большевиками в Новочеркасск. 12 февраля вышел в Степной поход начальником группы партизанских отрядов и неоднократно бил нарождающиеся полки красной конницы Буденного и Думенко.
К. К. Мамантов
4 апреля того же года генерал Мамантов выступил со своим отрядом на помощь восставшим против большевиков станицам Второго Донского округа, и тогда станица Нижне-Чирская провозгласила его своим почетным казаком. Остальные месяцы 1918 г. командовал сборными станичными полками и дружинами на Царицынском направлении.
После образования ВСЮР и переформирования Донской армии с 23 февраля 1919 г. – командующий 1-й Донской армией. Затем командир 2-го Сводного казачьего корпуса. В июле 1919 г. назначен командиром 4-го Донского конного корпуса.
Осенью 1919 г. генерал-лейтенант Мамантов получил назначение на пост командующего конной группы, в состав которой входили 4-й Конный корпус Мамонтова, остатки 3-го Конного корпуса Шкуро и Сводная кавалерийская дивизия.
В декабре месяце по неизвестным соображениям группа была передана в распоряжение командующего Кавказской армией барона Врангеля. Последний нашел нужным отобрать командование группой от генерала Мамантова, оставив его командиром 4-го Конного корпуса и подчинив младшему по службе генералу Улагаю. Обиженный назначением генерала Улагая, Мамантов 7 декабря 1919 г., когда генерал Улагай фактически еще не вступил в командование группой, бросил свой корпус и всю группу и уехал на станцию Лиман. Отъезд его произвел крайне неблагоприятное впечатление на донцов и остальные части, что привело к отступлению белых. Потребовался недельный обмен телеграммами, прежде чем генерал Деникин пошел на уступки. Наконец, Ддонские части, входившие в конную группу, были изъяты из рядов Добровольческой армии и возвращены под команду оскорбленного генерала Мамантова, который после этого нанес ряд поражений коннице Буденного.
В начале января 1920 г. Мамантов выехал в Екатеринодар для участия в заседаниях Верховного круга Дона, Кубани и Терека, где его встретили восторженными овациями. Круг готов был, устранив Деникина и Врангеля, передать ему главнокомандование всеми казачьими армиями. Это могло поправить дела на фронтах, так как генерал Мамантов пользовался у казаков огромным авторитетом и смог бы укрепить утраченный в неудачах дух бойцов. Но он заболел тифом и должен был оставаться в госпитале.
Благополучный кризис наступил после долгой и тяжелой болезни. К генералу начали возвращаться силы, консилиум врачей решил, что через два-три дня он мог бы выехать в батумское имение жены. Поэтому его неожиданная смерть поразила всех. Тайна смерти Мамантова отчасти приоткрылась после разоблачений его жены Е. В. Мамантовой. Она утверждает, что ее мужа отравили и что яд вспрыснули под кожу в ее присутствии, несмотря на ее сопротивление, в ночь на 31 января одним из фельдшеров, который тотчас же скрылся из госпиталя. Остается не выясненным, кто руководил действиями этого тайного агента, белые ли враги генерала или красные.
Генерал Мамантов умер в полдень 1 февраля 1920 г. и был погребен в усыпальнице екатеринодарского собора Св. Екатерины в Екатеринодаре.
Генерал Мамантов считался одним из лучших вождей Донской армии. Многие его достоинства, а также большое значение его рейда по тылам признавали и его враги. «Я считал Мамантова наиболее способным кавалерийским командиром из всех командиров конных корпусов армий Краснова и Деникина. Его решения в большинстве своем были грамотные и дерзкие. При действии против нашей пехоты он, умело используя подвижность своей конницы, добивался значительных успехов» (СМ. Буденный).
Уланы
Улан – слово, заимствованное из тюркского языка, в улусах Джучи и Чагатая огланами (от «оглан/олан» – буквально значит «сын», «юноша») назывались члены ханской семьи – царевичи, из линий, не восходивших на престол. «Улаан» в монгольском языке – «красный». Красный – героический, воинственный, шустрый и т. п.
Уланы
Начиная с XIV в. много ордынских татар сосредоточилось в Великом княжестве Литовском, где они состояли на военной службе. Там было много и царевичей, искавших службы, потому в первой половине XVIII в. татарские полки в Речи Посполитой начали называться уланскими.
Уланы – род легковооруженной (в противовес кирасирам) новоевропейской кавалерии, вооруженный пиками, саблями и пистолетами. Отличительным атрибутом их формы, в память о монгольском происхождении, стал высокий четырехугольный головной убор – уланка.
В Русской армии первый уланский полк был сформирован в 1803 г.
В гвардии имелось два гвардейских уланских полка:
Лейб-гвардии Уланский Ее Величества полк;
Лейб-гвардии Уланский Его Величества полк.
Лейб-гвардии Уланский Ее Императорского Государыни императрицы Александры Федоровны Величества полк
Старшинство полка – с 16 мая 1651 г.
Полковой праздник – в день Вознесения Господня.
Полковой храм – Петергоф, Церковь Свв. апостола Петра и Павла (1836–1839 гг., арх. К. А. Тон и И. И. Шапошников), с приделом Вознесения (1876 г.), перестроена (1890 г., арх. Н. Н. Никонов?). Закрыта в 1922 г.
Нижние чины полка комплектовались из блондинов и рыжих («безбровых»).
Общая полковая масть коней – рыжая. Масти различались по эскадронам: 1-й эскадрон – крупные рыжие со звездочкой; 2-й эскадрон – рыжие лысые и белоногие; 3-й эскадрон – менее рослые рыжие с крапинкой и сединой; 4-й эскадрон – темно-рыжие с отметинами; 5-й эскадрон – бурые с отметинами; 6-й эскадрон – темно-рыжие и бурые без отметин, трубачи – рыжие и серые.
Полк принадлежал к элитным частям Русской Императорской армии. Отличился в сражениях с наполеоновской армией под Аустерлицем в 1805 г. и под Фридландом в 1807 г.
16 мая 1803 г. – из эскадронов, отчисленных по два от гусарских полков – Сумского, Изюмского и Мариупольского и рекрутов, – сформирован Одесский гусарский полк в составе двух 5-эскадронных батальонов.
В этом же году (11 сентября) преобразован в Уланский Его Императорского Высочества Цесаревича и Великого князя Константина Павловича полк.
12 декабря 1809 г. – 1-й батальон и половина запасного эскадрона переформированы в Лейб-гвардии Уланский полк, а из других эскадронов сформирован Лейб-гвардии Драгунский полк.
4 октября 1810 г. – запасный полуэскадрон упразднен.
28 декабря 1812 г. – полк переформирован в 6 действующих и 1 запасный эскадрон.
1814 г. – 2 эскадрона дислоцированы в Варшаве.
7 декабря 1817 г. – эскадроны, находившиеся в Варшаве отчислены на формирование Уланского Его Императорского Высочества Великого Князя Константина Павловича полка. Взамен их сформированы 2 новых эскадрона.
Улан. Прием взятия ружья под курок
13 ноября 1894 г. – лейб-гвардии Уланский Ее Величества Государыни императрицы Александры Федоровны полк.
9 мая 1918 г. – полк расформирован (приказ Комиссариата по военным делам Петроградской трудовой коммуны № 144 от 11 июня 1918 г.).
Возрожден во ВСЮР. Эскадрон полка первоначально входил в Сводно-горскую дивизию.
С 30 декабря 1919 г. взвод и эскадрон полка входил в Сводную кавалерийскую бригаду, с начала января 1920 г. – в Сводно-гвардейский кавалерийский полк 1-й Кавалерийской дивизии, а по прибытии в Крым с 16 апреля 1920 г. составил половину 7-го эскадрона Гвардейского кавалерийского полка. Полк потерял за время своего участия в Белом сопротивлении 14 офицеров (убиты – 6, расстреляны – 4, умерли от болезней – 4). Полковое объединение в эмиграции на 1951 г. насчитывало 23 человека (данные СВ. Волкова).
Родился в дворянской семье кронштадтского корабельного врача. В детстве Николай Гумилев был слабым и болезненным ребенком: его постоянно мучили головные боли, он плохо переносил шум. В Царскосельскую гимназию он поступил осенью 1894 г., однако, проучившись лишь несколько месяцев, из-за болезни перешел на домашнее обучение.
В 1900 г. у старшего брата Дмитрия (1884–1922) обнаружился туберкулез, и Гумилевы уехали на Кавказ, в Тифлис. В связи с переездом Николай поступил второй раз в 4-й класс, во 2-ю Тифлисскую гимназию, но через полгода, 5 января 1901 г., переведен в 1-ю Тифлисскую мужскую гимназию. Здесь в «Тифлисском листке» 1902 г. впервые опубликовано стихотворение Н. Гумилева «Я в лес бежал из городов…».
В 1903 г. Гумилевы возвратились в Царское Село, и Н. Гумилев вновь поступил в Царскосельскую гимназию (в 7-й класс). Учился он плохо и однажды даже был на грани отчисления, но директор гимназии И. Ф. Анненский настоял на том, чтобы оставить ученика на второй год: «Все это – правда, но ведь он пишет стихи». Весной 1906 г. Николай Гумилев все-таки сдал выпускные экзамены и 30 мая получил аттестат зрелости за № 544, в котором значилась единственная пятерка – по логике.
За год до окончания гимназии на средства родителей была издана первая книга его стихов «Путь конквистадоров». После окончания гимназии Гумилев уехал учиться в Сорбонну.
В 1907 г., в апреле, Гумилев вернулся в Россию, чтобы пройти призывную комиссию. В июле он из Севастополя отправился в свое первое путешествие по Леванту и в конце июля вернулся в Париж.
Н. С. Гумилев
Николай Гумилев – не только поэт, но и один из крупнейших исследователей Африки. Он совершил несколько экспедиций по восточной и северо-восточной Африке и привез в Музей антропологии и этнографии (Кунсткамеру) в Санкт-Петербурге богатейшую коллекцию.
25 апреля 1910 г. того же года в Николаевской церкви села Никольская слободка Гумилев обвенчался с Анной Андреевной Горенко (Ахматовой).
В 1912 г. Гумилев заявил о появлении нового художественного течения – акмеизма, в которое оказались включены члены «Цеха поэтов». Акмеизм провозглашал материальность, предметность тематики и образов, точность слова. Появление нового течения вызвало бурную реакцию, по большей части негативную. Гумилев поступает на историко-филологический факультет Петербургского университета, где изучает старофранцузскую поэзию.
1 октября того же года у Анны и Николая Гумилевых родился сын Лев.
После начала Первой мировой войны в начале августа 1914 г. Гумилев записался добровольцем в армию. Вместе с ним на войну (по призыву) ушел и его брат Дмитрий Гумилев, который был контужен в бою и умер в 1922 г. Примечательно, что хотя почти все поэты того времени слагали или патриотические, или военные стихи, в боевых действиях добровольцами участвовали лишь двое: Гумилев и Бенедикт Лившиц.
Гумилев зачислен вольноопределяющимся в лейб-гвардии Уланский Ее Величества полк. В сентябре и октябре 1914 г. проходили учения и подготовка. Уже в ноябре полк перебросили в Южную Польшу. 19 ноября состоялось первое сражение. За ночную разведку перед сражением Приказом № 30 по Гвардейскому кавалерийскому корпусу от 24 декабря 1914 г. он награжден знаком отличия военного ордена (Георгиевского креста) IV степени № 134060 и повышен в звании до ефрейтора, знак отличия вручен 13 января
1915 г., а 15 января произведен в унтер-офицеры.
В конце февраля в результате непрерывных боевых действий и разъездов Гумилев простудился. Месяц поэт лечился в Петрограде, потом вновь был возвращен на фронт.
В 1915 г., с апреля по июнь, хотя активных боевых действий не велось, Гумилев почти ежедневно участвовал в разведывательных разъездах.
В 1915 г. Николай Гумилев воевал на Западной Украине (Волынь). Здесь он прошел самые тяжкие военные испытания, получил 2-й знак отличия военного ордена (Георгиевского креста), которым очень гордился. На это Анна Ахматова откликнулась скептически:
Долетают редко вести
К нашему крыльцу.
Подарили белый крестик
Твоему отцу.
Так она писала маленькому сыну Льву, «запамятовав», что солдатский Георгий[113] – одна из самых уважаемых российских наград, давался за личный подвиг на поле брани.
6 июля началась масштабная атака противника, поставлена задача – удерживать позиции до подхода пехоты, операция была проведена успешно, причем спасено несколько пулеметов, один из которых нес Гумилев. За это Приказом по Гвардейскому кавалерийскому корпусу от 5 декабря 1915 г. № 1486 он награжден знаком отличия военного ордена Георгиевского креста III степени № 108868.
В сентябре поэт героем вернулся в Россию, а 28 марта
1916 г. приказом главнокомандующего Западным фронтом № 3332 произведен в прапорщики с переводом в 5-й Гусарский Александрийский полк. Используя эту передышку, Гумилев вел активную литературную деятельность.
В апреле 1916 г. поэт прибыл в Гусарский полк, стоявший возле Двинска. В мае Гумилев вновь был эвакуирован в Петроград. Описанная в «Записках кавалериста» ночная скачка в жару стоила ему воспаления легких. Когда лечение почти закончилось, Гумилев без спроса вышел на мороз, в результате чего болезнь вновь обострилась. Врачи рекомендовали ему лечиться на юге. Гумилев уехал в Ялту. Однако на этом военная жизнь поэта не закончилась. 8 июля 1916 г. он вновь уехал на фронт, вновь ненадолго. 17 августа приказом по полку № 240 Гумилев командирован в Николаевское кавалерийское училище, потом вновь переведен на фронт и оставался в окопах вплоть до января 1917 г.
В 1917 г. Гумилев решил перевестись на Салоникский фронт и отправился в русский экспедиционный корпус в Париж. Во Францию он поехал северным маршрутом – через Швецию, Норвегию и Англию.
Прибыв в Париж, проходил службу в качестве адъютанта при комиссаре Временного правительства, но вскоре Гумилев перешел в 3-ю бригаду. Однако разложение армии чувствовалось и там. Вскоре 1-я и 2-я бригады подняли мятеж. Он был подавлен, многих солдат депортировали в Петроград, оставшихся объединили в одну особую бригаду.
22 января 1918 г. Анреп устроил Гумилева в шифровальный отдел Русского правительственного комитета. Там Гумилев проработал два месяца. Однако чиновничья работа не устраивала его, и 10 апреля 1918 г. поэт отбывает в Россию. Друзьям, которые пытались его отговорить, Гумилев сказал: «Я думаю, что большевики не опаснее львов!» Живя в Советской России, Гумилев не скрывал своих религиозных и политических взглядов – он открыто крестился на храмы, заявлял о своих воззрениях. Так, на одном из поэтических вечеров он на вопрос из зала: «Каковы ваши политические убеждения?» – ответил: «Я убежденный монархист».
3 августа 1921 г. Гумилева арестовали по подозрению в участии в заговоре «Петроградской боевой организации В. Н. Таганцева». Несколько дней Михаил Лозинский и Николай Оцуп пытались выручить друга, но, несмотря на это, вскоре поэт был расстрелян. Дата, место расстрела и захоронения неизвестны.[114]
2-я бригада
«Драгуны с конскими хвостами»
Эта лермонтовская строчка из «Бородино» относится к французским драгунам. Это у них на касках крепился конский хвост. Такую каску с конским волосом, которым щеголяли кирасиры при Бородино, можно до сих пор видеть у французских кавалеристов из почетного караула, одетых в историческую военную форму начала XIX в. Тогда конский волос на кавалерийской каске предохранял голову и шею от сабельного удара. В русской каске клинок застревал, а у французов по конскому хвосту соскальзывал на кирасу.
Каска русского драгуна
Впервые появились во Франции в середине XVI в. как подразделения пехоты, посаженные для быстроты передвижения на лошадей. Название закрепилось за конницей, способной сражаться в пешем строю. Именно французам обязан этот род кавалерии своим названием. Драгунами стали называть кавалеристов во Франции, потому что в первых драгунских полках на знамени был дракон.
Каска французского драгуна
В русской армии слово «драгуны» впервые появляется при Михаиле Федоровиче, когда в 1631 г. из навербованных иностранцев сформирован 1-й драгунский полк, в 1632 г. находившийся в войске Шеина под Смоленском. Затем драгуны стали пополняться русскими охочими людьми и новокрещеными из татар. К концу царствования Алексея Михайловича драгун было уже более 11 000. Тогдашние драгуны были вооружены мушкетами, шпагами, бердышами и короткими пиками. При Петре Великом число драгунских полков дошло до 33. При нем же учреждены в столицах и в некоторых больших городах команды полицейских драгун, просуществовавшие до 1811 г. В 1825 г. было только 18 драгунских полков. Император Николай в 1833 г. сформировал 2-й Резервный кавалерийский корпус, полки которого состояли из 8 драгунских и 2 пикинерных эскадронов. В 1856 г. этот корпус расформирован и драгунские полки распределены по кавалерийским дивизиям. В 1882 г. все армейские уланские и гусарские полки переименованы в драгунские. Их стало в армии 50, считая в этом числе и 2 гвардейских. К 1914 г. в армию вернулись и гусары, и уланы. Число драгунских полков формально сократилось до 22, но, собственно, вернулись названия и парадная форма. Все кавалеристы обучались по одному Кавалерийскому уставу.
Драгун. 1736 г.
Организация драгунских полков 5-эскадронного состава была подобна кирасирским. Отличия состояли в том, что поручиков в полках драгун было шесть, подпоручиков – пять, вместо юнкеров у драгун были прапорщики. Рядовых в драгунском полку по штатному расписанию полагалось 700, лекарей – на одного меньше, чем у кирасир, зато добавлялось еще семь мастеровых и четыре фурштатских. Запасной эскадрон был такого же состава, как в кирасирских пажах, но с подпоручиком вместо юнкера, 128 солдатами и одним лекарем.
Конно-гренадер. Рис. Н. Самокиша
17 декабря 1812 г. ряд драгунских полков был переведен в другие рода кавалерии: 2 – в кирасирские полки, 1 – в гусарский, 8 – в уланские. Кроме того, «составили новый род кавалерийских полков» – конных егерей.
Сначала были конно-егеря
3апреля 1814 г. в Париже подписан указ, в котором говорилось: «В знак памяти взятия города Парижа и благополучно оконченной, незабвенной, с французами войны, продолжавшейся 1812, 1813 и 1814 гг., сформировать в составе Гвардейского корпуса лейб-гвардии Конно-егерский полк».
Его формирование, происходившее в пригороде французской столицы, Версале, поручили генерал-адъютанту И. В. Васильчикову под руководством цесаревича Константина Павловича. Таким образом, по мысли создателя полка российского императора Александра I, лейб-гвардии Конно-егерский полк должен стать живым памятником победе русских войск в боевых действиях 1812–1814 гг. Дата вступления русских войск в Париж – 19 марта – впоследствии особо почиталась в полку на всем протяжении его истории.
Нижних чинов для укомплектования лейб-гвардии Конно-егерского полка выделили одиннадцать гусарских (Сумский, Павлоградский, Елисаветградский, Мариупольский, Александрийский, Гродненский, Белорусский, Лубенский, Изюмский, Ахтырский и Ольвиопольский) и четыре конно-егерских (Северский, Черниговский, Дерптский и Арзамасский) полка. В командный состав полка вошли пятьдесят три офицера из двадцати четырех войсковых частей. Для вновь формировавшегося полка отбирались наиболее отличившиеся в боях воины.
25 апреля 1814 г. первым командиром полка стал генерал-майор А. Н. Потапов. Еще через пять дней, 30 апреля, полк получил права Молодой гвардии, хотя он и не принимал к тому времени участия ни в одном сражении (эту награду можно было заслужить только в боях). Тем самым были отмечены заслуги офицеров и солдат полка, большинство из которых отличились в боях с армией Наполеона. В целом в Версале лейб-гвардии Конно-егерский полк насчитывал четыре эскадрона.
21 мая полк в составе Легкой гвардейской кавалерийской дивизии вместе со всей остальной гвардейской кавалерией и артиллерией выступил в обратный поход в Россию и в октябре прибыл на место своего постоянного квартирования – в Старорусский уезд Новгородской губернии. 14 октября конно-егеря парадом вступили в Старую Руссу.
В том же году лейб-гвардии Конно-егерскому полку едва не пришлось вновь побывать во Франции. В связи с побегом Наполеона с острова Эльбы и последовавшими событиями 27 апреля 1815 г. гвардии приказали готовиться к походу. Полк был уже полностью готов, когда пришло известие о поражении Наполеона при Ватерлоо (8 июня 1815 г.).
20 октября 1815 г. Высочайшим повелением полку было предписано перейти из Старорусского уезда в Новгород. По Высочайшему повелению приказано было построить для лейб-гвардии Конно-егерского полка манеж, казармы и конюшни на два эскадрона. Император лично указал на плане Новгорода место для постройки казарм. Причем денег, выделенных казной на эти цели, не хватило, и А. Н. Потапов внес недостающие 50 000 руб. из своих средств. Окончательно казармы построили к 15 октября 1819 г.
Лейб-гвардии драгун. 1825 г.
11 апреля 1816 г. шефом лейб-гвардии Конно-егерского полка был назначен генерал-адъютант И. В. Васильчиков, начинавший формировать его еще в Версале. Ровно через четыре месяца, 11 августа, в Новгороде состоялся Высочайший смотр полка. Александр I нашел его в отличном порядке, шефу, командиру и всем офицерам было объявлено «совершенное удовольствие Его Величества», нижние чины получили по рублю, по фунту рыбы и по чарке вина каждый.
19 марта 1825 г. впервые отмечался полковой праздник. Полк стал живым памятником знаменательному событию – вступлению русских войск в Париж в 1814 г.
Важные события в жизни полка произошли в первые несколько лет царствования императора Николая I. При сформировании лейб-гвардии Конно-егерскому полку, как представителю легкой кавалерии, не были пожалованы штандарты. Это произошло лишь 24 июня 1827 г., когда полк получил три штандарта – по одному на дивизион. Церемония вручения прошла в лагерях под Царским Селом, где полк находился в то время. (Через три с половиной года, 31 декабря 1831 г., на штандарты пожалованы три серебряных орла. При этом старые копьевидные навершия приказали хранить в особых ящиках при штандартах).
Вскоре полк совершил первый в своей истории боевой поход. 14 апреля 1828 г. была объявлена война Османской империи. К этому времени полк (точнее, его 1-й и 2-й дивизионы и запасной эскадрон; 3-й дивизион остался в Новгороде) находился уже в походе, и 2 августа конно-егеря переправились через Дунай – тогдашнюю границу России. В начале сентября он уже был в составе осадного корпуса у крепости Варна. Однако в ходе этой кампании конным егерям не пришлось столкнуться лицом к лицу с противником – лишь однажды получен приказ найти и разбить неприятеля, напавшего на город Базарджик. Однако, прибыв к месту назначения, полк не нашел там турок. 29 сентября 1828 г. Варна сдалась русским войскам, и гвардия отправилась обратно в Россию. Лейб-гвардии Конно-егерский полк вернулся в Новгород 3 января 1830 г. после почти двухлетнего отсутствия.
Но отдыхать конно-егерям довелось недолго. Менее чем через год после возвращения с турецкой кампании им пришлось вновь выступить в поход – на этот раз против восставших поляков. 3 декабря 1830 г. лейб-гвардии Конно-егерский полк получил предписание начальника Легкой гвардейской кавалерийской дивизии генерал-адъютанта Чичерина быть готовым выступить в поход в составе 1-го и 3-го дивизионов. Выступление в поход состоялось 2 января 1831 г.
Именно во время этой кампании конно-егеря получили свое боевое крещение. Первая стычка с противником произошла у лейб-эскадрона у д. Велонтки 2 мая 1831 г. Позднее полк провел еще несколько боев с поляками, но наиболее отличился 14 мая в сражении у Остроленки, где совместно с лейб-гвардии Уланским Ее Величества полком несколько раз атаковал польскую пехоту. Приняли участие гвардейские конно-егеря и в заключительном сражении кампании – штурме Варшавы 25–26 августа 1831 г. За боевые отличия в ходе Польской кампании лейб-гвардии Конно-егерский полк получил свою первую награду: 6 декабря 1831 г. «в ознаменование подвигов и отличной храбрости, оказанных в продолжение кампании с польскими мятежниками, Всемилостивейше пожалованы были лейб-гвардии Конно-егерскому полку права и преимущества, присвоенные старой гвардии».
Находясь в Варшаве, этот полк вместе с полками лейб-гвардии – Уланским, Гродненским гусарским и Атаманским – составил новую 2-ю Легкую кавалерийскую дивизию. 16 марта 1832 г. полк вернулся в Новгород. 3 апреля 1833 г. произошло важное событие в истории полка: он стал именоваться лейб-гвардии Драгунским, сохранив это имя вплоть до своего расформирования в 1918 г. Связано это было с реформой армейской кавалерии, в ходе которой упразднялись все армейские конно-егерские полки. В то же время существовавший в составе гвардии с 1809 г. лейб-гвардии Драгунский полк в 1831 г. переименован за отличия в Польской кампании в лейб-гвардии Конно-гренадерский.
Лейб-гвардии Драгунский Ее Императорского Высочества Великой княгини Марии Павловны полк
Старшинство – с 3 апреля 1814 г.
Полковой праздник – 19 марта, день Святых мучеников Хрисанфа и Дарии.
Полковая церковь – Св. Хрисанфа и Дарии (арх. Н. М. Никифоров, Петергоф).
Нижние чины полка комплектовались из безбородых шатенов.
Флюгера на пиках из чередовавшихся алых и белых полос разной ширины.
Общая полковая масть коней – гнедая.
Дислокация – Старая Русса (1 апреля 1815 г. – ?), Старый Петергоф.
В 1849 г. участвовал в Венгерском походе, но в боевых действиях участия не принимал.
В 1863 г. поэскадронно принимал участие в подавлении мятежа в Виленском военном округе.
В 1877–1878 гг. участвовал в Прусско-турецкой войне в составе 2-й Гвардейской кавалерийской дивизии.
12 октября 1877 г. участвовал в бою при д. Телиш.
21 октября 1877 г. два эскадрона полка участвовали в бою у д. Джурилово.
28 октября 1877 г. участвовал во взятии г. Враца.
10 ноября 1877 г. участвовал в бою у д. Новачин.
16–17 декабря 1877 г. участвовал в переходе через Балканы.
25 декабря 1877 г. участвовал в бою у д. Мечка.
3–4 января 1878 г. сводный эскадрон из 63 лейб-драгун под командованием капитана Бураго обратил в бегство более тысячи низамов и черкессов Сулейман-паши и освободил город Пловдив.[115]
6 января 1878 г. участвовал бою у д. Семизджа.
10 января 1878 г. был при занятии г. Адрианополь.
13 января 1878 г. участвовал в бою у г. Димотика.
3 июля 1898 г. объявлено о предстоящей передислокации в Петергоф лейб-гвардии Драгунского полка, квартировавшего до тех пор в Новгородской губернии. С этой целью в Старом Петергофе на лугу, идущем параллельно бульвару Юркевича, в течение 5 лет возводились каменные казармы.[116] К 1902 г. в Старом Петергофе выстроили военный городок, занявший огромную по территории площадь.
Лейб-драгуны. Рис. Н. Самокиша
1 сентября того же года лейб-гвардии Драгунский полк торжественно встречали жители Петергофа, представители городских властей и товарищи по дивизии.
Первый полковой праздник в Петергофе у драгун состоялся 19 марта 1903 г., на нем присутствовал император Николай II и императрица Александра Федоровна.
10 сентября 1904 г. освящена новая полковая церковь Св. Хрисанфа и Дарии (архитектор Н. М. Никифоров); вмещавший 700 человек храм построили из красного кирпича, с двуглавым куполом, с высокой колокольней над входом. Церковь сооружена в византийском стиле, цветные витражные окна выполнены в романском стиле, художественно исполненный иконостас вырезан из дуба.
Штаб-офицер лейб-гвардии Драгунского полка. Нач. XIX в.
В начавшейся вскоре Русско-японской войне 1904–1905 гг. гвардейские драгуны, как, впрочем, и вся остальная гвардия, участия не принимали. Однако девять офицеров добровольно перевелись в ряды действующей армии.
В 1905 г., во время революционных событий в России, лейб-драгунам не раз пришлось нести службу по охране общественного спокойствия в Санкт-Петербурге и Кронштадте. Некоторые эскадроны были посланы в Лифляндию и Эстляндию.
В марте 1914 г. полк торжественно отметил свой 100-летний юбилей. Подготовка к нему началась задолго до праздничной даты. Ремонтировались полковая церковь и собрание, собирался полковой музей.
Накануне полкового праздника, 18 марта, в Картинном зале Большого Царскосельского дворца состоялась прибивка пожалованного по случаю 100-летия юбилейного штандарта.
Основная часть торжеств прошла в Царском Селе 19 марта по традиционному в таких случаях сценарию: освящение нового штандарта, приведение полка к присяге, вручение императором штандарта, провозглашение здравиц особам Императорской фамилии. Кстати, для исполнения обязанностей штандартного унтер-офицера разыскали старого унтер-офицера полка Климовича, имевшего Знак отличия Военного ордена еще за Новачинский бой 1877 г. Он служил швейцаром в одном казенном учреждении, но для участия в церемонии приказом по полку его вновь зачислили в ряды лейб-драгун. В тот же день состоялся торжественный завтрак в присутствии императора и императрицы.
На следующий день в Петергофе командир и офицеры полка принимали поздравления от многочисленных депутаций и подарки.
21 марта состоялось открытие памятника великому князю Владимиру Александровичу, который установили в Петергофе, перед Офицерским собранием. И, наконец, 22 марта в Петербурге, в Народном доме императора Николая II для всех чинов полка дан спектакль «1812 год».
Через несколько месяцев началась последняя в истории полка и всей русской армии война – Первая мировая, или Великая. 18 июля 1914 г. в Петергоф для прощания с полком прибыла великая княгиня Мария Павловна.
Полк начал войну в Восточной Пруссии в составе 1-й армии генерала П. К. Ренненкампфа.
Боевым крещением лейб-драгун стал бой 1 августа 1914 г., во время которого они удерживали городок Ширвинт. 6 августа лейб-драгуны участвовали в бою под Каушеном. Затем была Лодзинская операция. Гвардейские драгуны отличились в боях под Гомолиным.
Веселый драгун (не гвардеец) 2-го эскадрона Московского драгунского полка
В феврале 1915 г. полк перебросили на Северо-Западный фронт, где он принял участие в Сейнской операции, в ходе которой отдельные взвода лейб-драгун участвовали в конных боях с германской кавалерией. Под Лейпунами 6-й эскадрон обратил в бегство немецких кирасир. В мае полк вел тяжелые бои на Козлово-Рудской позиции, а затем был переброшен на Юго-Западный фронт.
Зиму 1915/16 г. драгуны провели в пинских болотах, в мае переведены на Северо-Западный фронт, а после Брусиловского прорыва 22 мая (3 июня) – 9 (22) августа – на ковельское направление. Для полка началась окопная война.
Известие об отречении императора Николая II (2 марта
1917 г.) лейб-драгуны встретили в г. Остроге. Спустя некоторое время полк, как и все остальные части Русской армии, был расформирован приказом Комиссариата по военным делам Петроградской трудовой коммуны № 156 от 19 июня 1918 г. За годы Первой мировой войны лейб-гвардии Драгунский полк потерял убитыми девять офицеров. Четыре офицера, включая числившегося в списках полка Великого князя Бориса Владимировича, были награждены орденом Св. Георгия IV степени, еще двенадцать – Георгиевским оружием.
В августе 1918 г. в Государственное хранилище в Кронверке Петропавловской крепости из Петергофа перевезли музей лейб-гвардии Драгунского полка.
Шапка-«боярка» лейб-драгуна. Конец XIX в.
Гвардейские драгуны, как и офицеры большинства других частей Гвардии, не смирились с расформированием родного полка и установлением новой власти. В начале 1919 г. в Добровольческой армии офицерами лейб-гвардии Драгунского полка была сформирована команда разведчиков Сводно-гвардейского пехотного полка. Это происходило в немецкой колонии Гальбштадт, и в ряды команды вступило немало колонистов. Позднее команду развернули в эскадрон, а тот, в свою очередь, – в дивизион, входивший в 1919–1920 гг. в состав различных сводных гвардейских частей. Всего за время участия в Белом движении пять офицеров полка были убиты, один умер от ран, один пропал без вести. Еще шестерых офицеров расстреляли.
После окончания Гражданской войны разбросанные по всему свету лейб-драгуны продолжали жить общей полковой жизнью. Офицеры полка постановили выбрать какой-нибудь день, связанный с боевым эпизодом из жизни лейб-гвардии Драгунского полка в Великую войну. Выбрали день боя под городом Ширвинтом – 1 августа 1914 г. Тогда лейб-драгуны, участвуя в полном составе, получили свое боевое крещение и выполнили возложенную на них боевую задачу. В этот день все офицеры полка должны были собираться, чтобы молиться за упокой души всех своих усопших товарищей, а затем на общем собрании читать воспоминания, написанные к этому дню, издававшиеся отдельными брошюрами. Всего в 1928–1931 гг. в Париже вышли четыре выпуска сборника воспоминаний под названием «Лейб-драгуны дома и на войне».
В 1951 г. полковое объединение в эмиграции насчитывало 28 человек, а в 1964 г. 18 оставшихся в живых лейб-драгун отметили 150-летний юбилей полка.
Князь, генерал-лейтенант. Первоначальное воспитание получил в родительском доме, затем – в 1-м Кадетском корпусе, в пансионе профессора Папинье и, наконец, в славившемся в свое время пансионе Жакино.
25 декабря 1799 г. поступил на службу подпрапорщиком в лейб-гвардии Преображенский полк, откуда через два года переведен юнкером в лейб-гвардии Конный полк, в 1802 г. произведен в корнеты.
В рядах Конного полка участвовал в кампаниях 1805 и 1807 гг., в том числе в кровопролитной битве под Аустерлицем и в сражениях под Гутштадтом, Гейльсбергом и Фридландом; в последнем он получил сильную контузию в правый бок и заслужил орден Св. Георгия IV степени. В 1809 г. Хилков получил чин ротмистра, но с началом Турецкой кампании вышел в отставку и волонтером при главнокомандующем Молдавской армией графе Каменском выехал в Бухарест.
Сопровождая армию, он находился при переходе ее за Дунай, при осаде Силистрии и в операциях против Шумлы, но вскоре был вызван в Петербург, где по воле цесаревича Константина Павловича 26 июля 1810 г. зачислен чином капитана в лейб-гвардии Драгунский полк и принял в командование лейб-эскадрон.
13 октября 1811 г. Хилков произведен в полковники и в марте 1812 г. выступил с полком в поход к западной границе, к Вилькомиру, где поступил в состав 1-го Резервного кавалерийского корпуса генерал-адъютанта Уварова. Отступление графа Витгенштейна от Кайдан к Друе доставило кн. Хилкову блестящий случай к отличию. Оперируя с авангардом Кульнева у реки Вилейки, он получил приказание со своим эскадроном возвратиться в Вилькомир, но последний был уже занят неприятелем. Это обстоятельство поставило эскадрон кн. Хилкова в тылу целого корпуса маршала Удино; оставалось одно средство к спасению – прорваться сквозь неприятельские ряды. Князь Хилков понесся вперед под ружейными выстрелами и, несмотря на устремившихся наперерез его пути французских конных егерей, ускользнул от них, а на другой день присоединился к корпусу Уварова. Вслед за тем, следуя дальнейшему отступлению 1-й Западной армии, Хилков участвовал в сражениях под Витебском, Смоленском и Бородином и два дня спустя – в деле под Можайском, за что был награжден орденом Св. Владимира III степени. 9 сентября лейб-гвардии Драгунский полк поступил в состав партизанского отряда генерала Дорохова, отправленного из с. Дисны на Московскую дорогу для истребления следовавших к Москве неприятельских обозов. Успешное действие отряда в тылу армии Наполеона побудило последнего выслать против Дорохова несколько полков под начальством генерала Ламюзе. 15 сентября у с. Бурцова партизанский отряд был атакован неприятелем. Незаметным движением Хилков обошел в тыл французский пехотный батальон, атаковал и смял его, после чего атакованный, в свою очередь, во фланг двумя эскадронами французских гвардейских драгун столь же стремительным натиском отбросил их и обратил в бегство. Эта замечательная встреча гвардейских полков двух армий происходила на глазах генерала Дорохова, который поблагодарил князя Хилкова за одержанный успех и послал его в неприятельское каре с предложением сдаться. Неприятель встретил его ружейными выстрелами. Тогда Дорохов велел снова атаковать французов и князю Хилкову приказал заслонить им отступление в находившийся вблизи лес. С половиною своих эскадронов он бросился в атаку против неприятеля, но был ранен пулею в правый пах навылет и замертво унесен с поля сражения. За дело при Бурцове он получил алмазные знаки к ордену Св. Анны II степени.
С. А. Хилков
По выздоровлении, в начале ноября 1812 г., Хилков возвратился в полк и участвовал с главною армиею в преследовании неприятеля до границы. Он участвовал в наступательном движении армии из Силезии к Дрездену, в сражении под Дрезденом и в двухдневной знаменитой битве 17 и 18 августа под Кульмом, где 17-го числа снова был ранен пулею в правую руку, но не покинул строя. За Кульмский бой получил золотую шпагу с надписью «За храбрость» и прусский знак Железного креста.
Участие Хилкова в войне 1814 г. закончилось блестящим подвигом в битве под Фершампенуазом, когда, по выбору цесаревича, лейб-драгуны получили приказание атаковать неприятельские батареи. Князь Хилков с двумя эскадронами первый двинулся на орудия, но в середине боевой линии французов был внезапно атакован во фланг тремя эскадронами французских латников. Повернув свои эскадроны навстречу неприятелю, Хилков ввязался в жестокий рукопашный бой с ними и опрокинул латников. В этом бою он был ранен пулею из пистолета в кисть правой руки навылет и, сбитый с лошади, едва не поплатился жизнью за одержанный успех. За мужественный подвиг Хилкова наградили чином генерал-майора, он получил пожалованные ему королями прусским и баварским ордена «За заслуги» и Максимилиана Иосифа за участие в войне 1814 г..
14 сентября 1814 г. Хилков назначен состоять по кавалерии, но в следующем году прикомандирован ко 2-й Уланской дивизии и при вторичном походе во Францию командовал бригадой. По окончании военных действий он прибыл в Париж для совета с докторами о своей ране, а оттуда, по личному приказанию императора Александра, отправился к Висбаденским водам для лечения.
22 августа 1826 г., в день коронации императора Николая Павловича, произведен в генерал-лейтенанты, 5 июля 1827 г. награжден орденом Св. Владимира II степени и 6 декабря 1830 г. – орденом Св. Анны I степени с Императорскою короной, получив в течение десяти лет 22 монарших благоволения.
Мятеж, вспыхнувший в Царстве Польском в конце 1830 г., снова позвал князя Хилкова на боевое поприще. Он активно участвовал в боевых схватках с мятежниками и за оказанные при покорении Варшавы отличия награжден орденом Св. Александра Невского.
29 августа 1831 г. Хилков вступил в командование авангардом корпуса графа Палена и преследовал выступивших из Варшавы повстанцев. Двигаясь через Липно, 21 сентября он настиг у Рыпина корпус Рыбинского и двое суток теснил его до Прусской границы, где мятежники сложили оружие. По усмирении Польского мятежа Хилков назначен командиром 4-го Резервного кавалерийского корпуса, сдав свою дивизию принцу Адаму Виртембергскому; вскоре за тем, на пути в Россию, назначен командиром 3-го Резервного кавалерийского корпуса, приняв который, по собственному желанию 15 октября 1833 г. отчислен по Кавалерии и 6 декабря того же года назначен командиром 4-го Пехотного корпуса, впоследствии переименованного в 6-й.
15 сентября 1834 г. Хилков награжден алмазными знаками ордена Св. Александра Невского, 9 июля следующего года получил увольнение в годовой отпуск для излечения болезни и 30 декабря 1836 г. по прошению уволен от службы. Оставив службу, ознаменованную деятельным участием в главных событиях всех войн императора Александра с Наполеоном и в усмирении Польского мятежа, князь Хилков поселился сначала в Москве, а затем переехал на жительство в г. Тверь.
В 1848 г. поправившееся здоровье возбудило в князе Хилкове желание не оставаться в бездействии в то время, когда смуты в Европе вызвали приготовления к новой войне, и 15 июня того же года его снова приняли на службу, с назначением состоять по кавалерии.
Как-то ранней весной
На редут крепостной
Поднялся канонир поседелый…
Василий Николаевич Кочетков (1785–1892) прожил 107 лет, 81 год состоял при этом на военной службе. Мундир Кочеткова был уникален: на его погонах сплелись вензеля трех императоров, которым присягал старый служака. На рукаве мундира в восемь рядов шли золотые и серебряные нашивки за выслугу и отличия, а на шее и груди едва умещались 23 креста и медали.
Родился в Симбирской губернии Курмышского уезда в 1785 г. Кочетков – из кантонистов (солдатский сын). Кантонисты со дня рождения находились в списках военного ведомства. Начал служить 7 марта 1811 г. – музыкантом.
С боями прошел всю Отечественную войну 1812 г. Потом в составе лейб-гвардии Павловского полка дрался с турками в войне 1828–1829 гг. Переведен в лейб-гвардии Конно-пионерный (инженерный) дивизион. В 1836 г., при жизни Пушкина, Василий Кочетков уже отслужил положенные 25 лет, но из армии не ушел.
В 1843 г. 58-летний солдат оказывается на Кавказе. Ему предписано использовать незаурядный военный опыт и учить солдат наводить, укреплять и разводить понтонные мосты на «быстрых реках». Кочетков зачислен в славный Нижегородский драгунский полк.
На Кавказе он был трижды ранен: дважды в обе ноги и в шею навылет. Тяжело раненный, не способный двигаться, он попадает в плен.
Выздоровев, Кочетков бежит из плена, проявив редкую находчивость, предусмотрительность и отвагу. В 64 года по экзамену бывалого солдата произвели в офицеры. В. Н. Кочетков отказался от эполет, ему дороги оставались его солдатские погоны, и через два года вышел в отставку, после 40 лет действительной службы, в возрасте 66 лет.
В. Н. Кочетков
В 1853 г. началась Крымская война. Василий Кочетков просится на войну и в рядах Казанского егерского полка сражается на Корниловском бастионе, в самом пекле Севастопольской обороны. Здесь его ранило разорвавшейся бомбой.
По указу царя, который был лично знаком с Василием Николаевичем, Кочетков вновь переведен в гвардию и служит в драгунах. Минуло почти десять лет, Василий Николаевич Кочетков подает докладную записку царю и просит «высочайшего соизволения» идти на войну. Так он вместо гвардии оказался вновь в любимой полевой действующей армии в Туркестанской конно-артиллерийской бригаде фейерверкером первого класса. Ему шел 78-й год. Двенадцать лет Кочетков служил в Средней Азии и в 1874 г. по указу государя переводится в конвойные Императорского поезда.
В 1876 г. против турецкого ига восстали Сербия с Черногорией. Пять тысяч русских добровольцев отправились на помощь братским славянским народам. Кочетков вновь уговорил царя отпустить его на войну. «Служивый» в свои 92 года сражался в первых рядах, увлекая за собой добровольцев. Не успел он отдохнуть на родине от ратных дел, как грянула Русско-турецкая война 1877–1878 гг., 93-летний Кочетков сражался на Шипке в составе 19-й конно-артиллерийской бригады. На Шипке Кочетков от взрыва бомбы лишился левой ноги. Он выжил и еще послужил в лейб-гвардии Конно-артиллерийской бригады и дожил до 107 лет.
Умер Василий Николаевич Кочетков 31 мая 1892 г. в Выборге. Петербургский художник П. Ф. Борель сделал гравюру с фотографического портрета Кочеткова. Снят Василий Николаевич за 11 дней до кончины. Сидит столетний воин в гвардейском мундире, упершись правой рукой в колено, со спокойным достоинством. Меж пальцев левой руки торчит самокрутка, набитая, я думаю, неслабым самосадом. 23 креста и медали значатся в наградном листе Василия Кочеткова. На левом рукаве темного мундира восемь полос из золота и серебра – нашивки за отличия в службе. Служил в четырех родах войск. Дрался в пехоте, кавалерии, был отважным артиллеристом, сметливым сапером. Все сухопутные рода войск он воплотил в себе.
Гусары
«Если хочешь быть красивым, поступи в гусары», – советовал Козьма Прутков. Действительно, голубой, расшитый желтыми шнурами доломан (мундир), или красный, или желтый с белым; коротенькая курточка – ментик, небрежно наброшенная на плечо; чакчиры «в облипочку», высокий кивер…[117] А уж лихости гусарам не занимать! Надо сказать, что обилие шнуров на гусарском доломане не случайно – оно пришло от венгерского народного костюма, приспособленного к нуждам армии. Гусары как новый вид кавалерии возникли в Венгрии.
Царскосельские гусары. Рис. Н. Самокиша
В 1458 г. король Корвин от каждых двадцати дворян (по-венгерски двадцать – «хус») мобилизовал легковооруженного кавалериста и стал выдавать ему жалованье (по-венгерски – «ар») (от венгер. huszar, от husz – двадцать).[118] Конница гусар должна была противостоять легкой азиатской кавалерии. Гусары с этой задачей так успешно справлялись, что их стали набирать и другие государства, в том числе и Россия.
Первые гусарские роты появились в России в 1650 г. и приданы стрелецким полкам. Это была легкая конница, первоначально вооруженная только саблей. С появлением и распространением огнестрельного оружия гусары получили пистолеты.
Но военная техника развивалась так быстро, что после 1881 г. стало ясно – время гусар прошло. И гусарские полки переформировали в драгунские. Осталось только два: лейб-гвардии Гусарский и лейб-гвардии Гродненский полк. Но перед Первой мировой войной наименования гусарских и уланских полков были возрождены. И гусары снова появились в армии, хотя теперь они и обучались, и воевали по общему для всей армии Кавалерийскому уставу.
Гусары в России до Петра I сильно отличались от привычного нам нынче образа легкоконного кавалериста. Тогдашние гусары носили металлический доспех – латы и даже «крылья» с гусиными перьями за спиной, которые возвышались над металлическим шлемом и защищали не только от сабельного удара, но и от метко брошенного аркана. В России о гусарах как о войске «Нового (иноземного) строя» упоминается в 1634 г. К 1654 г. гусарские роты были развернуты в полк под командой Христофора Рыльского.
В сентябре 1660 г. гусарские роты организует в Новгородском разряде князь Иван Хованский. Эти роты великолепно проявили себя в боях Русско-польской войны и в августе 1661 г. были развернуты в полк, который из Оружейной палаты получил «гусарские древки» (копья) и доспехи. В дневнике Гордона говорится о трех ротах гусар, участвовавших в Кожуховском походе 1694 г. Последнее упоминание гусар этой организации приходится на 1701 г., когда гусары были призваны в Новгородский драгунский полк.
При учреждении Петром Великим регулярной армии гусары исчезли до 1723 г., когда государь приказал формировать (охотой) гусарские полки из сербов – выходцев из Австрии, сохранив им то жалованье, которое они получали в Австрии, и поселить на Украине.
При императрице Анне Иоанновне фельдмаршал Миних опять занялся вербовкой гусар из иммигрантов (сербов, венгров, валахов, грузинских князей и дворян) с целью образовать из них пограничное войско.
В отличие от тяжелой кавалерии, выступавшей на полях сражений большими массами, в шеренгах и сомкнутых строях, гусары (обычно небольшими отрядами) вели разведку и боевое охранение, выставляли передовые посты, совершали рейды и набеги на тылы и коммуникации противника. Эти задачи были по плечу только конникам с высокой индивидуальной подготовкой, как в верховой езде, так и во владении оружием, отчаянно смелым, находчивым, инициативным.
«Крылатый» доспех польского гусара. XVII в.
Гусары были вооружены саблей, карабином, двумя пистолетами и каждые 16 человек в эскадроне – мушкетонами с раструбом для стрельбы дробью.
Царский указ в 1741 г. узаконил существование гусарских полков в Русской армии и впервые определил принципы их организации, вооружения, снаряжения, обмундирования, пополнения людьми. Первые четыре гусарских полка носили названия Сербского, Венгерского, Грузинского и Молдавского.
В соответствии с указом каждый гусар получил земельный надел (все полки поселили на Украине) и жалованье 38 руб. 94 коп. в год для приобретения лошади (цена на нее достигала 18 руб.), оружия, обмундирования и амуниции. Последние вещи стоили очень дорого, так как их в России никто производить не умел и приходилось закупать в Австрии. В мирное время гусары должны были нести пограничную и сторожевую службу по месту жительства, в военное – выступать в поход со всей армией.
На таких основаниях в России было сформировано еще несколько гусарских полков.
При Анне Леопольдовне Миних преобразовал все гусарские части в 5 поселенных гусарских полков (сербский, грузинский, молдавский, валашский и венгерский).
При Елизавете (1751 г.) полковнику Хорвату, выходцу из Австрии, поручено было сформировать из сербов один Гусарский полк в 4000 сабель, который был поселен на правом берегу Днепра, в так называемой Ново-Сербии; в 1752 г. образовано еще два таких же полка, а для защиты нового поселения построена крепость Святой Елисаветы.
В 1754 г. на российскую службу поступили сербы Райко Прерадович и Иван Шевич со значительным числом их одноплеменников; им указано было поселиться между Бахмутом и Луганском (Славяно-Сербия[119]) и образовать два гусарских полка по 1000 человек в каждом, которые в 1764 г. объединены в один – Бахмутский гусарский полк.
В 1756 г. из слободских казаков сформирован Слободской гусарский полк, а затем еще два, из выходцев из Македонии и Болгарии, которые в 1761 г. сведены в один – Македонский.
При Екатерине II после различных преобразований гусарские полки были переименованы в легкоконные.
С 1787 г. в очередной раз начинается учреждение гусарских полков, и к войне 1812 г. их уже насчитывалось 12, а к 1833 г. – 14, не считая двух гвардейских.
После переформирования кавалерии 17 декабря 1812 г. все гусарские полки свели в три гусарские дивизии.
В 1882 г. гусарские армейские полки преобразованы в драгунские, и к началу XX в. в России осталось только два гвардейских гусарских полка – лейб-гвардии Его Величества и лейб-гвардии Гродненский.
В 1907 г. после поражения в войне с Японией Николай II решает возродить боевой дух Русской армии. Гусарским полкам возвращают прежние названия и мундиры образца 1870-х гг.
Лейб-гвардии Гусарский Его Величества полк (Царскосельские гусары)
Старшинство полка – с 19 февраля 1775 г.
Полковой праздник – 6 ноября, в день Св. Павла Исповедника.
Полковой храм – Софийский собор (г. Пушкин, Софийская пл., 1; 1782–1788 гг., арх. Ч. Камерон и И. Е. Старов). Закрыт в 1934 г., воссоздан в 1999 г.
Личный состав – хорошо сложенные шатены (в эскадроне Его Величества – русобородые).
Масти: в 1-м, 2-м и 3-м эскадронах серых лошадей, с переходом от темно-серых к более светлым, в 4-м – белых, в 5-м и 6-м – серых, с переходом от светло-серых к более темным.
С 6 мая 1868 г. в полку числился будущий император Николай II, ставший его шефом 2 ноября 1894 г. Накануне Первой мировой войны лейб-гусары дислоцировались в Царском Селе.
Екатерина II в конце 1774 г., готовясь к празднованию заключения мира с Турцией в Москве, приказала князю ГА. Потемкину сформировать для собственного Ея Императорского Величества Конвоя гусарский эскадрон и две казацкие команды. Эскадрон был назван Лейб-гусарским, а казацкие команды: одна – Донской, другая – Чугуевской, и повелено состоять им при Высочайшем дворе.
Для исполнения монаршего повеления 19 февраля 1775 г. Бахмутского гусарского полка премьер-майору Штеричу был дан ордер в наборе в Лейб-гусарский эскадрон «130 человек из четырех посещенных в Новороссийской губернии: Чернаго, Желтаго, Молдавского и Валашскаго и из Сербскаго гусарских полков самых лучших видом, ростом и живостью, наблюдая при сем, чтобы оные честнаго и трезваго были состояния».
Лейб-гусарский эскадрон был набран в составе 5 офицеров и 154 нижних чинов и пополнялся за счет вольноопределяющихся из дворян, лучших нижних чинов армейских полков и иностранцев красивой наружности и высокого роста.
10 июня того же года Лейб-гусарский эскадрон, вполне экипированный, начал свою службу в Москве, составляя Конвой императрицы Екатерины II на параде по случаю празднования Кучук-Кайнарджийского мира. После окончания торжеств эскадрон и конные казачьи команды прибыли в Санкт-Петербург и в течение всего царствования Екатерины II несли охрану Ея Величества.
В Санкт-Петербурге эскадрон был расквартирован за Невским монастырем, в так называемых Кирасирских казармах и конюшнях.
При восшествии на престол императора Павла I (7 ноября 1776 г.) из состоявших при Высочайшем дворе Лейб-гусарского эскадрона, конвойных Донской и Чугуевской казачьих команд и из находившихся в составе Гатчинских войск, Гусарского полка (сформирован в 1793 г.) и Казачьего эскадрона (сформирован в 1793 г.) сформирован 4-эскадронный полк под названием Лейб-гусарский казачий полк, которому 14 ноября того же года были пожалованы права и преимущества Старой гвардии.
13 декабря 1796 г. состоящим в Лейб-гусарском казачьем полку гусарам повелено именоваться Лейб-гвардии Гусарским полком, казаки же, до дальнейшего о них распоряжения, оставлены при Лейб-гусарском полку под названием Лейб-казачьих эскадронов.
Лейб-гусарские караулы назначались на различные объекты в Санкт-Петербурге, и, кроме того, лейб-гусары и казаки содержали караулы в Царском Селе и Петергофе.
С наступлением весны Лейб-гусарский полк, обыкновенно из Санкт-Петербурга, и располагался в окрестностях Царского Села, Павловска или Гатчины, именно там, где находился император.
Начало боевой службы Лейб-гвардии гусарского полка пришлось на 1799 г., когда 9 июня один эскадрон полка был послан в пешем строю в составе корпуса генерал-лейтенанта Германа в Голландию для участия в войне против французов. Союзные английские и русские войска под командованием герцога Мирского действовали в Голландии неудачно, и выделенный от лейб-гусар эскадрон 14 августа 1800 г. возвратился к полку.
25 декабря 1802 г. лейб-гвардии Гусарский полк переформирован в состав пяти эскадронов и занял казармы в Царском Селе и Павловске.
10 августа 1805 г., по случаю войны с французами, лейб-гвардии Гусарский полк выступил в поход из Санкт-Петербурга на Ольмюц. 20 ноября лейб-гвардии Гусарский полк под Аустерлицем получил свое боевое крещение. В ходе сражения полк «особенно отличился своими молодецкими и вполне удачными атаками против французских войск, в несколько раз сильнейших».
В январе 1806 г. полк возвратился из своего первого боевого похода в Санкт-Петербург.
13 февраля 1807 г. лейб-гвардии Гусарский полк вновь выступил в поход против французов в составе Гвардейского корпуса. После заключения Тильзитского мира лейб-гусары 27 августа того же года возвратились в свои квартиры в Царское Село и Павловск. И далее лейб-гвардии Гусарский полк будет геройски сражаться во многих кампаниях XIX – начала XX вв., но возвращаться отныне полк будет исключительно в город Царское Село, который станет для полка родным домом. Полк с богатой историей прославился в боевых походах 1805, 1807, 1812–1814, 1828, 1830–1831, 1877 гг. Многие гусары стали героями Отечественной войны 1812 г.
«Конечно – писал один из современных исследователей В. Н. Орлов, – много было в этом эффектного позерства, пустого озорства и просто бесшабашного разгула дворянской „золотой молодежи“, но вместе с тем „гусарство“ во времена Аракчеева, Священного союза и архимандрита Фотия зачастую служило своеобразной формой протеста против мертвящей казенщины, ханжества, лицемерия, многоразличных способов духовного и общественного угнетения личности. Не случайно высшие власти, начиная с Александра I, чрезвычайно нервно реагировали на любые вспышки гусарского „молодечества“, нетерпимого в обстановке строжайшей дисциплины».
В понятие «гусарство» вкладывался определенный кодекс нравственных правил: чувство товарищеской солидарности, презрение к опасности, прямодушие, отвага. На офицерских пирушках в Софии постоянно звучали стихи «гусарского Беранже» Дениса Васильевича Давыдова, которого хорошо знали в полку, – он еще сравнительно недавно служил здесь.
Гусарские мундиры были украшением традиционных парадов на Царицыном лугу: «Красно-серебряное пятно гвардейских драгун на гнедых конях было предвестником самого эффектного момента парада – прохождения царскосельских гусар. По сигналу „галоп“ на тебя летела линия красных доломанов; едва успевала, однако, эта линия пронестись, как превращалась в белую – от накинутых на плечи белых ментиков».[120]
Впрочем, яркая форма лейб-гусар была предметом не только гордости, но и объектом для шуток. В известной офицерской песенке «Журавель» полку посвящена такая строфа:
Разодеты, как швейцары,
Царскосельские гусары.
Существовала, правда, и другая строфа, возможно даже, созданная самими лейб-гусарами для поднятия престижа полка:
Лейб-гусары пьют одно
Лишь шампанское вино.
Эта сторона жизни гусар служила объектом гордости и порождала необыкновенные выходки. Как легенду, в полку передавали рассказ об одном офицере, который выучил свою лошадь каждое утро отвозить его в станционный буфет за утренним бокалом шампанского. И туда, и обратно лошадь шла сама, а офицер даже не притрагивался к поводьям.
Возможно, своеобразная репутация полка послужила причиной того, что лейб-гвардии Гусарский полк позже других гвардейских частей удостоился получить шефом особу Императорской фамилии. Ни Павел I, ни Александр I, ни Николай I не только не принимали на себя шефство, но и не числились в списках полка. Первым шефом полка 22 апреля 1818 г. стал наследник цесаревич Александр Николаевич.
19 февраля 1855 г., в начале царствования императора Александра II, Лейб-гусарский полк был назван лейб-гвардии Гусарским Его Величества, а 18 сентября 1856 г. переведен в состав четырех действующих и одного резервного эскадрона. В это время полк занимал в Царском Селе территорию, ограниченную Госпитальным переулком, Волконской улицей, Манежной улицей, Фуражной улицей, Гусарской улицей и Стессельской улицей.
Отныне все императоры становились его шефами. В апреле 1858 г. в Царском Селе проведены двухдневные торжества, посвященные 50-летнему юбилею шефства Александра II над лейб-гвардии Гусарским полком. Любовь к армии и ко всему военному Александр II унаследовал от своего отца, Николая I. Свой юбилей Александр II отпраздновал в тесном семейном кругу, а полвека его шефства над лейб-гвардии Гусарским полком было отмечено двухдневными торжествами в Царском Селе, в месте основного расположения лейб-гусар. Александр II пожаловал полку новый штандарт, церемония прибивки которого к древку произошла в Большом дворце в присутствии офицеров полка. Первый гвоздь вбил сам император. На следующий день на площади перед дворцом был выстроен гусарский полк в парадной форме, и император принял над ним начальство. На балконе дворца в этот момент находились императрица Мария Александровна и цесаревна Мария Федоровна в белых лейб-гусарских ментиках. После благодарственного молебна и освящения нового штандарта полк прошел церемониальным маршем во главе с Александром II перед императрицей. После парада император и его семья присутствовали на обеде для нижних чинов полка в экзерциргаузе. Позднее в Большом Царскосельском дворце был дан парадный обед на 450 приглашенных, по завершении которого император Александр II подарил гусарам свои фотографические портреты в гусарском мундире. Вечером того же дня прошел праздничный спектакль в Китайском театре. Посреди Первой Антикамеры Екатерининского дворца некогда стояла серебряная группа с миниатюрными портретами императоров Александра I и Николая I работы М. Зичи – подарок лейб-гусар Александру II в 1868 г.
Унтер-офицеры лейб-гвардии Гусарского полка (Царскосельские гусары)
Принятие императором шефства открывало дорогу для службы к полку членам Императорской фамилии. Первым великим князем, зачисленным в лейб-гвардии Гусарский полк, стал Николай Николаевич (Младший), занесенный в списки с момента рождения – 6 ноября 1856 г. – и остававшийся в них до конца Российской империи. 19 февраля 1875 г. лейб-гвардии Гусарский Его Величества полк отпраздновал 100-летний юбилей своего существования.
6 ноября 1906 г. в Царском Селе дан парад гусарскому полку, на котором присутствовали государь, государыня и наследник. В Большом дворце состоялся завтрак, к которому пригласили офицеров полка. Николай II: «В 11 час. по ехал на парад гусарского полка. Аликс взяла Алексея с собой и он хорошо вел себя на ложе. Полк представился блистательно во всех отношениях. Завтракали с полковыми дамами в большой зале Большого дворца».
Генерал В. Н. Воейков: «В огромной столовой собрания, именовавшейся дежурной, после закуски село за общий стол около ста человек. Серебряные ножи и вилки были с именем служившего в то время или раньше в полку офицера, так как каждый произведенный в офицеры был обязан внести стоимость своего прибора; благодаря этому обычаю число приборов достигло почти трехсот. Середина стола во всю его длину украшалась полковым серебром, состоявшим из жбанов, ковшей, стопок, ваз и других предметов, полученных в виде призов за езду и стрельбу, частью из подарков из других частей или же покинувших полк офицеров.
Цветов не было. Украшение стола исключительно серебряными вещами при сильном освещении зала было весьма эффектно. Все блюда были также серебряные, и только тарелки фарфоровые. Лейб-гусары, помня слова русской песни „серебряная, на золотом блюде поставленная“, обыкновенно подносили серебряную чарку на блюде массивного золота».
Наступил 1914 г. Началась Первая мировая война. Отправляясь на войну, многие лейб-гусары и не подозревали, что видят Царское Село в последний раз. Великий князь Гавриил Константинович вспоминал о проводах полка: «Накануне ухода на войну в полку был молебен на Софийском плацу днем, после обеда. Полк в этот день представлял из себя необычайную картину: наши серые лошади были выкрашены в зеленый цвет, чтобы быть менее заметными, моя Ольнара с удивлением осматривала себя, поворачивая голову, и, видимо, боялась самой себя. Полк выстроился в конном строю. Посреди каре стоял аналой и духовенство.
Ташка (венг.) лейб-гвардии Гродненского гусарского полка (плоская кожаная сумка у военных в XVII–XIX вв.)
На молебен приехал Верховный Главнокомандующий Николай Николаевич в качестве старого командира нашего полка. Ему подвели командирскую лошадь, ту самую, которую он купил у кронпринца. Я думаю, если бы Николай Николаевич это знал, он был бы очень недоволен: когда была объявлена война, он приказал сжечь свою форму Прусского гусарского полка, шефом которого он состоял».
23 июля полк выступил на войну. Великий князь Олег Константинович пишет в полковом дневнике: «В течение 23 июля, шестого дня мобилизации, эскадроны пятью эшелонами прибывают на станцию Александровскую, где проходила погрузка… Я приехал в эскадрон. Он весь был в конюшне, лошади были поседланы. Входя по очереди во взводные конюшни, я здоровался с гусарами: „Здорово, братцы, поздравляю вас с походом!“ Я никогда не забуду этих минут. Какое счастье поздравлять свой родной эскадрон с походом и вместе с ним идти на войну!»
Гвардейские гусары сразу попали в самую гущу боевых действий. В 1915 г. в полку почти не осталось офицеров и унтер-офицеров старого кадрового состава.
После Февральской революции 1917 г., 4 марта 1917 г., лейб-гвардии Гусарский Его Величества полк переименован в лейб-гвардии Гусарский полк.
8 мая 1918 г. лейб-гвардии Гусарский полк приказом № 57 Комиссариата по военным делам Петроградской трудовой коммуны был расформирован.
К 1833 г. в Царском Селе на постоянные квартиры сосредоточены все семь эскадронов лейб-гвардии Гусарского полка. По плану 1833 г., составленному гвардии инженер-капитаном Л. Л. Биппеном, от угла Волконской улицы и Госпитального переулка до Манежного переулка размещались шесть казарм на погребах для шести эскадронов, здание для седьмого запасного эскадрона находилось в глубине квартала со стороны Манежного переулка. На территории Лейб-гусарского городка находились полковой манеж, здание для кантонистов и трубачей, казарма для женатых нижних чинов, две кузницы, семь конюшен, три фуражных сарая, каменная полковая баня и ряд других построек.
Русский генерал-майор, шеф Лубенского гусарского полка. Участник наполеоновских войн. Родился в Тульской губернии в семье Владимира Семеновича Давыдова.
Е. В. Давыдов
29 августа 1791 г. вступил на службу вахмистром в лейб-гвардии Конный полк, 10 января 1798 г. переведен корнетом в лейб-гвардии Гусарского полк. 31 марта 1803 г. – полковник, принимал участие в кампании 1805 г., командовал эскадроном лейб-гвардии Гусарского полка, отличился при Аустерлице, где «хладнокровием своим доказал отличное мужество». Участвовал в кампании 1807 г., в 1812 г. командовал лейб-гвардии Гусарским полком, 14 июля тяжело ранен картечью в левую руку под Островно. Вернулся в строй весной 1813 г., сражался при Люцене, за отличие в сражении при Кульме произведен 24 августа 1813 г. в генерал-майоры и назначен шефом Лубенского гусарского полка. В битве под Лейпцигом ранен осколком гранаты в правую ногу и контужен ядром в голову, но остался в строю (в тот же день ему ядром оторвало кисть правой руки и левую ногу по колено). С 8 января 1814 г. состоял на службе по Кавалерии, император Александр I пожаловал ему пенсион в 6000 рублей в год.
Известен по изображению в форме лейб-гвардии Гусарского полка на портрете работы Кипренского. Иногда ошибочно указывается, что на портрете изображен дальний родственник Е. В. Давыдова Денис Давыдов, знаменитый партизан, участник Отечественной войны 1812 г. Ошибка произошла из-за неправильной расшифровки подписи Кипренского к портрету. Евграфа Давыдова и Дениса Давыдова также ошибочно называют иногда двоюродными братьями.
Уже с 24 января 1807 г. Денис Давыдов участвовал в боях с французами. В сражении при Прейсиш-Эйлау он находился при Багратионе, который появлялся со своим адъютантом на самых опасных и ответственных участках. Один бой, по мнению Багратиона, был выигран только благодаря Давыдову. Он в одиночку бросился на отряд французских улан, и те, преследуя его, отвлеклись и упустили момент появления русских гусар. За этот бой Денис получил орден Св. Владимира IV степени, бурку от Багратиона и трофейную лошадь. В этой и других битвах Давыдов отличился исключительной храбростью, за что был награжден орденами и золотой саблей.
В самом конце кампании Давыдову довелось увидеть Наполеона. Тогда в Тильзите заключался мир между французским и русским императорами, и многие его не одобряли. Багратион сказался больным и послал вместо себя Давыдова.
Зимой 1808 г. состоял в Русской армии, действовавшей в Финляндии, прошел вместе с Кульневым до Улеаборга, занял с казаками о-в Карлоэ и, возвратясь к авангарду, отступил по льду Ботнического залива.
В 1809 г., состоя при князе Багратионе, командовавшем войсками в Молдавии, Давыдов участвовал в различных боевых операциях против турок, а затем, когда Багратион был сменен графом Каменским, поступил в авангард Молдавской армии под начальство Кульнева.
Д. В. Давыдов
При начале войны 1812 г. Давыдов состоял подполковником в Ахтырском гусарском полку и находился в авангардных войсках генерала Васильчикова. 21 августа 1812 г. около деревни Бородино, где он вырос, где уже торопливо разбирали родительский дом на фортификационные укрепления, за пять дней до великого сражения Денис Васильевич и предложил Багратиону идею собственного партизанского отряда.
Первый партизанский отряд в ходе Отечественной войны 1812 г. создан по инициативе Барклая-де-Толли 22 июля 1812 г. под командованием генерала Ф. Ф. Винцингероде. Идея была позаимствована у гверильясов (испанских партизан). Наполеон не мог с ними справиться до тех пор, пока они не объединились в регулярную армию. Логика была простая: Наполеон, надеясь победить Россию за двадцать дней, на столько и взял с собой провианта. И если отбирать обозы, фураж и ломать мосты, то это создаст ему большие проблемы. Из письма Давыдова князю генералу Багратиону:
«Ваше сиятельство! Вам известно, что я, оставя место адъютанта вашего, столь лестное для моего самолюбия, вступая в гусарский полк, имел предметом партизанскую службу и по силам лет моих, и по опытности, и, если смею сказать, по отваге моей… Вы мой единственный благодетель; позвольте мне предстать к вам для объяснений моих намерений; если они будут вам угодны, употребите меня по желанию моему и будьте надеждны, что тот, который носит звание адъютанта Багратиона пять лет сряду, тот поддержит честь сию со всею ревностью, какой бедственное положение любезного нашего отечества требует…»
Приказ Багратиона о создании летучего партизанского отряда был одним из его последних перед Бородинским сражением, где он был смертельно ранен. (Имением отца Давыдова, кроме родовой Денисовки, было с 1799 г. село Бородино, сожженное во время Бородинского сражения. Незадолго до своей кончины Давыдов ходатайствовал о перезахоронении своего начальника П. И. Багратиона на Бородинском поле, что и было исполнено по Высочайшей воле императора Николая I после смерти Дениса Васильевича.)
В первую же ночь отряд Давыдова из 50 гусар и 80 казаков попал в засаду, устроенную крестьянами, и Денис чуть не погиб. Крестьяне плохо разбирались в деталях военной формы, которая у французов и русских была похожей. Тем более офицеры говорили, как правило, по-французски. После этого Давыдов надел мужицкий кафтан и отпустил бороду. На портрете кисти А. Орловского (1814 г.) Давыдов одет по кавказской моде: чекмень, явно нерусская шапка, черкесская шашка. С 50 гусарами и 80 казаками в одной из вылазок он умудрился взять в плен 370 французов, отбив при этом 200 русских пленных, телегу с патронами и девять телег с провиантом. Его отряд за счет крестьян и освобожденных пленных быстро разрастался.
Быстрые его успехи убедили Кутузова в целесообразности партизанской войны, и он не замедлил дать ей более широкое развитие, постоянно присылал подкрепления. Второй раз Давыдов видел Наполеона, когда он со своими партизанами находился в лесу в засаде, и мимо него проехал дормез с Наполеоном. Но у него в тот момент было слишком мало сил, чтобы напасть на охрану Наполеона. Наполеон ненавидел Давыдова и приказал при аресте расстрелять его на месте. Ради его поимки выделил один из лучших своих отрядов в две тысячи всадников при восьми обер-офицерах и одном штаб-офицере. Давыдов, у которого было в два раза меньше людей, сумел загнать отряд в ловушку и взять в плен вместе со всеми офицерами.
Одним из выдающихся подвигов Давыдова за это время было дело под Ляховым, где он вместе с другими партизанами взял в плен двухтысячный отряд генерала Ожеро; затем под г. Копысь он уничтожил французское кавалерийское депо, рассеял неприятельский отряд под Белыничами и, продолжая поиски до Немана, занял Гродно. Наградами за кампанию 1812 г. Денису Давыдову стали ордена Св. Владимира III степени и Св. Георгия IV степени. «Ваша светлость! Пока продолжалась Отечественная война, я считал за грех думать об ином чем, как об истреблении врагов Отечества. Ныне я за границей, то покорнейше прошу вашу светлость прислать мне Владимира 3-й степени и Георгия 4-го класса», – писал Давыдов фельдмаршалу М. И. Кутузову после перехода границы.
С переходом границы Давыдов был прикомандирован к корпусу генерала Винцингероде, участвовал в поражении саксонцев под Калишем и, вступив в Саксонию с передовым отрядом, занял Дрезден, за что был посажен генералом Винцингероде под домашний арест, так как взял город самовольно, без приказа. По всей Европе слагали легенды о храбрости и удачливости Давыдова. Когда русские войска входили в какой-нибудь город, то все жители выходили на улицу и спрашивали о нем, чтобы его увидеть.
За бой при подходе к Парижу, когда под ним было убито пять лошадей, но он вместе со своими казаками все же прорвался сквозь гусар бригады Жакино к французской артиллерийской батарее и, изрубив прислугу, решил исход сражения, Давыдову присвоили чин генерал-майора.
После Отечественной войны 1812 г. у Дениса Давыдова начались неприятности. Вначале его отправили командовать Драгунской бригадой, которая стояла под Киевом. Как всякий гусар, Денис драгун презирал. Затем ему сообщили, что чин генерал-майора ему присвоен по ошибке, и он – полковник. И в довершение всего, полковника Давыдова переводят служить в Орловскую губернию командиром Конно-егерской бригады. Это стало последней каплей, так как он должен был лишиться своих гусарских усов, своей гордости. Егерям усы не полагались. Он написал письмо царю, что выполнить приказ не может из-за усов. Денис ждал отставки и опалы, но царь, когда ему докладывали, был в хорошем расположении духа: «Ну что ж! Пусть остается гусаром». И назначил Дениса в Гусарский полк с… возвращением чина генерал-майора.
В 1814 г. Давыдов, командуя Ахтырским гусарским полком, находился в армии Блюхера, участвовал с нею во всех крупных делах и особенно отличился в сражении при Ла-Ротьере.
В 1815 г. Денис Давыдов избирается в члены «Арзамаса» с прозвищем Армянин. Вместе с Пушкиным и Вяземским он представляет в Москве отделение арзамасского кружка. После распада «Бесед» полемика с шишковистами закончилась, и в 1818 г. «Арзамас» распался.
В 1815 г. Давыдов занимал место начальника штаба сначала в 7-м, а потом в 3-м корпусе. В 1827 г. с успехом действовал против персов.
Последняя его кампания была в 1831 г. против польских повстанцев. Сражался хорошо. Боевые заслуги Давыдова были уважены на этот раз, как, пожалуй, ни в одну прежнюю войну. Кроме ордена Св. Анны 1-го класса, врученного ему за взятие Владимира-Волынского (хотя Главная квартира за эту удачно проведенную Д. Давыдовым операцию представила его к ордену Св. Георгия III степени, но новый государь шел по стопам прежнего и тоже посчитал необходимым приуменьшить награду поэту-партизану), он за упорный бой у Будзинского леса, где ему, кстати, вновь пришлось скрестить оружие с известным еще по 1812 г. противником – польским генералом Турно, получил чин генерал-лейтенанта; «за отличное мужество и распорядительность» во время горячего сражения у переправ на Висле Давыдову пожалован орден Св. Владимира II степени; и к этому за всю Польскую кампанию еще польский знак отличия «Virtuti militari» 2-го класса.
Уезжая из армии, Денис Васильевич твердо знал, что закончил свою последнюю в жизни кампанию. Более воевать он не собирался. Взять снова в руки свою испытанную гусарскую саблю его теперь могла заставить лишь смертельная угроза любезному отечеству. Однако такой угрозы в обозримом будущем вроде бы, слава Богу, не предвиделось.
Первый раз Давыдов влюбился в Аглаю де Грамон. Но она предпочла выйти замуж за его двоюродного брата – высоченного кавалергардского полковника А. Л. Давыдова.
Потом он влюбился в юную балерину Татьяну Иванову. Несмотря на то что Денис часами стоял под окнами Балетного училища, она вышла замуж за своего балетмейстера. Давыдов очень сильно переживал по этому поводу.
Проходя службу под Киевом, Давыдов в очередной раз влюбился. Его избранницей стала киевская племянница Раевских – Лиза Злотницкая. В это же время Общество любителей российской словесности избрало его своим действительным членом. Он был очень горд, так как до этого сам себя называть поэтом не осмеливался.
Непременным условием родителей Лизы было, что Денис исхлопочет у государя казенное имение в аренду (это была форма государственной поддержки лиц небогатых, но отличившихся на службе). Давыдов поехал в Петербург хлопотать. Очень сильно помог В. А. Жуковский, который Давыдова просто обожал. С его помощью достаточно быстро Давыдову было предоставлено «в связи с предстоящей женитьбой» в аренду казенное имение Балты, приносившее 6000 руб. в год.
Но тут Денис получил новый удар: пока он хлопотал в Петербурге, Лиза увлеклась князем Петром Голицыным. Князь был картежник и кутила, к тому же его недавно выгнали из гвардии за какие-то темные дела, но был необычайно красив. Давыдову дан отказ. Причем Лиза даже не захотела с ним увидеться, передав отказ через отца.
Давыдов очень тяжело переживал отказ Лизы. Все друзья принялись спасать его и для этого подстроили встречу с дочерью покойного генерала Николая Чиркова Софьей. Она была по тем временам уже в зрелом возрасте – 24 года. Но друзья наперебой ее нахваливали. Миловидна, скромна, рассудительна, добра, начитанна. И он решился. Тем более, что ему уже было 35 лет. Но свадьба чуть не расстроилась, так как мать невесты, узнав про его «зачашные песни», велела отказать Давыдову как пьянице, беспутнику и картежнику. Друзья покойного мужа еле ее уговорили, объяснив, что генерал Давыдов в карты не играет, пьет мало, а это только стихи. Ведь он поэт!
В апреле 1819 г. Денис обвенчался с Софьей. Как только у них стали рождаться дети, у Дениса пропало желание тянуть военную лямку. Он хотел находиться дома, возле жены. Давыдов то и дело сказывался больным и уходил в многомесячные отпуска. Даже Кавказская война, куда он был направлен под началом генерала Ермолова, его не увлекла. Он пробыл в действующей армии всего два месяца, а затем выпросил у Ермолова шестинедельный отпуск для поправки здоровья. Заехав для вида на минеральные воды, разослав для убедительности несколько писем о своей болезни (в том числе и Вальтеру Скотту), он помчался на Арбат в Москву, где его в то время ждали уже три сына и беременная в очередной раз Софья. Всего в браке Дениса и Софьи родилось девять детей.
После Польской кампании, когда ему было 47 лет и он только и думал о покое, от него наконец отстали. В отставку, правда, ему так и не дали уйти, но не трогали, и вся его служба ограничивалась ношением генерал-лейтенантского мундира.
Последние годы жизни Д. В. Давыдов провел в селе Верхняя Маза, принадлежавшем жене поэта, Софье Николаевне Чирковой. Здесь он продолжал заниматься творчеством, вел обширную переписку с А. Ф. Воейковым, М. Н. Загоскиным, А. С. Пушкиным, В. А. Жуковским, другими писателями и издателями. Бывал в гостях у соседей – Языковых, Ивашевых (в Ундорах), А. В. Бестужева, Н. И. Поливанова. Посещал Симбирск. Выписывал книги из-за границы. Охотился. Писал военно-исторические записки. Занимался воспитанием детей и домашним хозяйством: выстроил винокуренный завод, устроил пруд и т. д. Одним словом, жил в свое удовольствие.
Но в 1831 г. поехал навестить сослуживца в Пензу и без памяти влюбился в его племянницу 23-летнию Евгению Золотареву. Он был на 27 лет старше ее. Несмотря на то что он очень любил свою семью, ничего не мог с собой поделать. Скрыть тоже не получилось. Этот страстный роман продолжался три года. Потом Евгения вышла замуж за первого попавшегося жениха, а Денис, отпустив возлюбленную, в этот раз легко, без мук вернулся в семью.
22 апреля 1839 г. около 7 часов утра на 55-м году жизни Денис Васильевич скоропостижно скончался от апоплексического удара (инсульта) в своем имении Верхняя Маза. Его прах перевезли в Москву, и он погребен на кладбище Новодевичьего монастыря. Жена Софья Николаевна пережила Дениса более чем на 40 лет.
Как человек, Давыдов пользовался большими симпатиями в дружеских кружках. По словам князя П. А. Вяземского, Давыдов до самой кончины сохранил изумительную молодость сердца и нрава. Веселость его была заразительна и увлекательна; он был душой дружеских бесед.
Родственники:
Дед (отец матери) Евдоким Щербинин – екатерининский генерал-аншеф.
Отец Василий Денисович Давыдов – действительный статский советник.
Мать Елена Евдокимовна Давыдова – урожденная Щербинина.
Сестра Александра Васильевна Бегичева – урожденная Давыдова.
Брат Давыдов Евдоким Васильевич (1786–1842) – генерал-майор с 1820 г.
Брат Давыдов Лев Васильевич (1792–1848) – подпоручик Кавалергардского полка на 1812 г.
Двоюродные братья:
Легендарный генерал от инфантерии Алексей Петрович Ермолов, покоривший Кавказ.
Василий Львович Давыдов – декабрист, видный деятель Южного общества, осужденный в 1825 г. и приговоренный к 20 годам каторжных работ.
Генерал от кавалерии Николай Николаевич Раевский-старший, герой Отечественной войны 1812 г.
Дети:
Денис Денисович Давыдов (1826–1867).
Василий Денисович Давыдов (1822–1882).
Николай Денисович Давыдов (1825–1885).
Вадим Денисович Давыдов (1832–1881).
Юлия Денисовна Давыдова (1835–1882).
Ахилл Денисович Давыдов (1827–1865).
Мария Денисовна Давыдова.
Екатерина Денисовна Давыдова.
Софья Денисовна Давыдова, в 1-м браке – графиня Гвидобони-Висконти, во 2-м браке – Брянчанинова, хозяйка усадьбы Юрово.
Военная служба М. Ю. Лермонтова началась 14 ноября 1832 г., когда его зачислили в Школу гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров унтер-офицером лейб-гвардии Гусарского полка. Школа юнкеров много дала Лермонтову – он стал профессиональным военным кавалеристом, образованным офицером. Однако муштра и запрещение читать художественную литературу сильно ему досаждали, и он мечтал о скорейшем выпуске в корнеты лейб-гвардии Гусарского полка. Произошло это 22 ноября 1834 г. Служба в гвардейском полку состояла не только в обычных военных занятиях, учениях, парадах, но и в обязательном посещении придворных балов. Седьмым эскадроном лейб-гвардии Гусарского полка, в который был сначала зачислен Лермонтов, командовал Н. И. Бухаров – «столетья прошлого обломок… / Гусар прославленных потомок, / Пиров и битвы гражданин».
М. Ю. Лермонтов
В полку еще сохранились старые вольнолюбивые гусарские традиции. Лермонтов полюбил свой полк, тосковал о нем в ссылке. В «Тамбовской казначейше» поэт писал: «…и скоро ль ментиков червонных / Приветный блеск увижу я…» (лейб-гусары носили алые доломаны и ментики). Белая масть лошадей, присвоенная лейб-гвардии Гусарскому полку, навсегда стала любимой мастью.
Службу он нес исправно, но не терпел педантизма в мелочах службы и быта.
Свой протест против бессмысленных требований великого князя Михаила Павловича, командовавшего гвардией, Лермонтов осуществлял то явкой на развод караулов с миниатюрной саблей, то на великосветский бал с неуставным шитьем на обшлаге и воротнике вицмундира, за что его отправляли под арест.
2 сентября 1837 г. Лермонтова направили в Нижегородский драгунский полк, во 2-й дивизион, осуществлявший наблюдение за всей Ширванской провинцией, – в Шемаху.
Месяцы, проведенные на Кавказе, сыграли большую роль в формировании мировоззрения поэта, в становлении его творчества. К тому же усилилась его неудовлетворенность военной службой, созрело решение выйти в отставку и посвятить себя исключительно литературе. Благодаря хлопотам бабушки Лермонтова Е. А. Арсеньевой, по представлению А. Х. Бенкендорфа 11 октября 1837 г. поэт переведен в лейб-гвардии Гродненский гусарский полк.
А. Клондер. Полковник лейб-гвардии Гусарского полка Н. И. Бухаров. 1839 г.
«…Лермонтов в то время не имел еще репутации увенчанного лаврами поэта, которую приобрел впоследствии и которая сложилась за ним благодаря достоинству его стиха, и мы, не предвидя в нем будущей славы России, смотрели на него совершенное равнодушно…»[121] Поселился Лермонтов в так называемом «сумасшедшем доме».
«…Сумасшедшим домом назывался правый крайний дом офицерских флигелей, потому что вмещал в себе до двадцати человек холостых офицеров, большей частью юных корнетов и поручиков, которые и вправду проводили время как лишенные рассудка и в число которых, само собою разумеется, попадал невольно всякий новоприбывший. Легко себе представить, что творилось в двадцати квартирах двадцати юношей, недавно вырвавшихся на свободу…
Были комнаты, где простая закуска не снималась со стола… В одних помещениях беспрестанно раздавались звуки или гитары, или фортепьяно, или слышались целые хоры офицерских голосов, в других гремели пистолетные выстрелы упражняющихся в этом искусстве, вой и писк дрессируемых собак, которые у нас в полку никогда не переводились…»[122] (Лермонтов поселился на одной квартире с корнетом Краснокутским и, как говорит предание, исписал все стены стихами, которые долго сохранялись в таком виде, пока однажды в отсутствие полка какой-то инженер, ремонтировавший казармы, варварски не закрасил этих драгоценных автографов, и только на одном из подоконников оставалась долго вырезанная перочинным ножом фамилия поэта.
В первый же вечер М. Ю. Лермонтов проиграл братьям Безобразовым и А. И. Арнольди 800 руб.
Лермонтова назначили в 4-й эскадрон, который формировал и которым командовал вплоть до ареста декабрист М. С. Лунин. Поэт застал в полку 16 офицеров и десятки солдат в своем эскадроне, служивших вместе с Луниным.
В конце апреля 1838 г. Лермонтов возвратился в столицу, а 14 мая прибыл в лейб-гвардии Гусарский полк, квартировавший в Царском Селе. Он не терял надежды на отставку, нес опостылевшую после Кавказа плац-парадную службу, регулярно посещал балы, но чаще – среду литераторов. Участвовал в «Кружке шестнадцати». Столкновение и дуэль с Э. Барантом привели к унизительной процедуре допросов и суда, суровому приговору, переводу на Кавказ в Тенгинский пехотный полк, который действовал на наиболее опасных участках.
Лермонтов выехал из Петербурга 5 или 6 мая, 10 июня был в Ставрополе и добился назначения в Чеченский отряд Галафеева на левый фланг Кавказской линии. Стеснительные условия службы в качестве командира взвода 12-й мушкетерской роты Тенгинского пехотного полка (поэт был определен по ходатайству К. К. Данзаса в его батальон), по-видимому, поэта тяготили. Он предпочел более свободную от повседневной опеки должность адъютанта в отряде Галафеева. Офицеры штаба – адъютанты, как их тогда называли, – иногда прикреплялись заранее к какой-либо части боевого порядка, вели наблюдение за ее действиями, доносили об этом, а порой и сами организовывали действия этих частей. Так было, в частности, с Лермонтовым в бою на реке Валерик. Он был назначен для наблюдения за штурмовой колонной и должен был действовать в ее составе. Для выполнения такого поручения надо было обладать мужеством, хорошим кругозором, пониманием обстановки и решительностью. Служба таких адъютантов была сопряжена с большей опасностью, чем в строю. Так, в бою на р. Валерик потери в офицерах строевых частей составили 8 %, а среди адъютантов – 20 %.
Лермонтов участвовал в операциях Галафеева предположительно с 29 июня, а согласно документам – с 6 июля 1840 г. С 6 по 14 июля отряд действовал в Малой Чечне. В первой же операции Лермонтов проявил себя инициативным офицером. Он выполнял свой долг «…с отличным мужеством и хладнокровием и с первыми рядами храбрейших ворвался в неприятельские завалы». За этот бой поэт был представлен к ордену Св. Владимира IV степени с бантом, но командир корпуса снизил представление до ордена Св. Станислава III степени, который Лермонтов не получил. С 27 сентября по 18 октября участвовал в походе на Большую Чечню. В бою 10 октября ранен Р. И. Дорохов, командовавший «сотней» отборных конных бойцов. В дальнейшем она именовалась Лермонтовским отрядом. Лермонтов, приняв командование, проявил не только незаурядное дарование кавалерийского офицера, но и повседневную заботу о подчиненных, с которыми делил опасности боя и тяготы походной жизни. Командующий конницей В. С. Голицын писал, что трудно было бы подобрать для этой «сотни» более подходящего командира. Лермонтов «…был всегда первый на коне и последний на отдыхе…». Голицын представил его к золотой сабле «За храбрость», что предполагало возвращение в гвардию.
С 27 октября по 6 ноября Граббе совершил повторный, не оправдавший себя поход в Малую Чечню. Снова был бой на р. Валерик, и опять отличился Лермонтов. Его, как проявившего себя отважным офицером, представили к двум наградам с переводом в гвардию. 14 января 1841 г. он отправился в отпуск в Петербург с надеждой на отставку. В столице поэт узнал, что его вычеркнули из Валерикского представления к наградам, подведя под общее положение. Из итогового представления за 1840 г. Николай I вычеркнул его сам. Но об этом стало известно после смерти поэта. По пути к месту назначения поэт заехал в Пятигорск и получил там разрешение остаться на лечение. 15 июля 1841 г. Лермонтов убит на дуэли.
Генерал-фельдмаршал. Родился 16 июля 1828 г. в Новгороде в семье генерала Владимира Иосифовича Гурко (1795–1852) и Татьяны Александровны Гурко, урожденной баронессы Корф (1794–1840).
Воспитанник Пажеского корпуса, из которого выпущен 12 августа 1846 г. корнетом в лейб-гвардии Гусарский полк и 11 апреля 1848 г. произведен в поручики.
С этим полком Гурко в 1849 г. совершил поход к западным границам Империи, но участие в военных действиях против венгров принять не успел. С декабря 1849 г. Гурко находился в отпуске, по возвращении из которого 23 апреля 1850 г. произведен в штабс-ротмистры и 30 августа 1855 г. – в ротмистры.
Когда началась Крымская война, Гурко, желавший, по его словам, «жить с кавалерией, а умирать с пехотой», выразил желание отправиться в Севастополь. Переименованный из ротмистров гвардии в майоры армии, был в ноябре 1855 г. прикомандирован к Образцовому пехотному полку для ознакомления с пехотной службой, а затем произведен в подполковники и зачислен в Черниговский пехотный полк, стоявший в то время в Крыму на Бельбекских позициях.
Однако военные действия в Севастополе уже закончились. Гурко вернулся в лейб-гвардии Гусарский полк прежним чином ротмистра и принял под командование эскадрон.
И. В. Гурко
Здесь он выделился как отличный кавалерийский офицер, образцовый командир и строгий, но умелый воспитатель и учитель солдат. 8 сентября 1859 г. он получил орден Св. Анны III степени. Боевая и строевая подготовка его эскадрона обратила на себя особое внимание Александра II, и за блестящее состояние его на Высочайшем смотре, когда эскадрон Гурко поразил всех лихой джигитовкой на карьере, Гурко был 6 ноября 1860 г. пожалован флигель-адъютантом к Его Императорскому Величеству.
Произведенный 23 апреля 1861 г. в полковники, он 17 марта 1862 г. отчислен в свиту Его Величества и в течение 4 лет, ознаменованных проведением в жизнь реформ Александра II, выполнял ряд ответственных командировок и поручений административного характера в Самарской, Вятской и Калужской губерниях, в частности, наблюдал за рекрутскими наборами. Его прямой, беспристрастный, хотя строгий и настойчивый образ действий вызвал даже со стороны оппозиционного «Колокола» Герцена признание, что «аксельбанты флигель-адъютанта Гурко – символ доблести и чести». В 1866 г. Гурко назначен командиром 4-го гусарского Мариупольского полка.
Произведенный 30 августа 1867 г. в генерал-майоры с назначением в свиту Его Императорского Величества, он был зачислен по армейской кавалерии и в 1869 г. получил в командование лейб-гвардии Конно-гренадерский полк. Этим полком Гурко командовал шесть лет и сделал его образцовым.
В 1874 г. на маневрах Гурко сломал ключицу и был вынужден на некоторое время отказаться от работы в поле, которую считал необходимой и существенно важной для себя как начальника Кавалерийской части.
Сдав полк, Гурко остался в должности командира 1-й бригады 2-й Гвардейской кавалерийской дивизии, которую он соединял ранее с должностью командира полка. 27 июля 1875 г. он назначен командующим 2-й Гвардейской кавалерийской дивизией и 30 августа 1876 г. утвержден в этой должности с производством в генерал-лейтенанты.
С прежней энергией Гурко занялся полевым обучением дивизии, положив в основу его взгляды прусского кавалериста генерала Шмидта и опыт Франко-прусской войны. За период мирной деятельности Гурко был награжден орденами Св. Станислава II степени (17 марта 1864 г.), Св. Анны II степени (24 марта 1867 г.), Св. Владимира III степени (30 августа 1869 г.), Св. Станислава I степени (30 августа 1871 г.), Св. Анны I степени (30 августа 1873 г.).
С началом Русско-турецкой войны Гурко 24 июня 1877 г. назначен начальником передового отряда армии на Балканском театре военных действий, имевшего задачу – «стараться овладеть балканскими проходами».
22 июня передовой отряд выступил, 25 июня овладел городом Тырновом. 1 июля отряд перешел Хаинкиойский перевал через Балканские горы, и 5 июля Гурко взял Казанлык и город Шипку.
Действия Гурко вызвали в Константинополе панику: все высшие сановники Османской империи как в армии, так и в государственном управлении были сменены, планировавшийся переход в наступление был приостановлен, часть сил, выдвинутых против Рущукского отряда, была оттянута назад, а из Черногории был вызван Сулейман-паша, и ему поручили спешное формирование армии для противодействия отряду Гурко.
Получив в подкрепление пехотную бригаду и разрешение «действовать по усмотрению сообразно обстоятельствам», Гурко перешел за Малые Балканы и под Эски-Загрой (10 июля, ныне Стара-Загора), Ени-Загрой (18 июля, ныне Нова-Загора) и Джуранли (19 июля, ныне с. Калитиново, в 2 км к югу от Стара-Загоры) одержал еще ряд побед над турками. Эти победы приостановили наступление Сулеймана-паши, но неудача русских под Плевной (18 июля) и невозможность усилить отряд Гурко новыми подкреплениями для решительной борьбы с армией Сулеймана-паши приостановили дальнейшее движение Гурко. Ему было приказано отойти на север, за проходы. Гурко выполнил эту трудную задачу на виду армии Сулеймана-паши спокойно, без всяких потерь.
В конце июля 1877 г. передовой отряд русской армии расформировали. В августе того же года Гурко отправился в Санкт-Петербург, чтобы привести оттуда свою 2-ю Гвардейскую кавалерийскую дивизию.
Прибыв с ней 20 сентября под Плевну, он был назначен начальником кавалерии Западного отряда, расположенной на левом берегу р. Вида (Вита). Изучение обстановки привело Гурко к убеждению, что одного наблюдения кавалерией за Софийским шоссе, по которому шли в Плевну к Османупаше подкрепления и продовольствие, недостаточно; надо встать на этом шоссе твердо и перерезать его; только тогда, по мнению Гурко, могла быть достигнута цель блокады. Этот план должен был, конечно, привести к ряду кровопролитных боев, которых после третьего неудачного штурма Плевны всячески избегали, но Гурко сумел внушить веру в возможность его осуществления Тотлебену, руководившему блокадой Плевны. План приняли, а выполнение его поручили Гурко, которому для этой цели в начале октября была подчинена не только кавалерия Западного отряда, но и все войска гвардии. Вступая в командование ими, Гурко обратился к войскам со следующими речами. Офицерам он говорил: «Господа, я должен вам сказать, что люблю страстно военное дело. На мою долю выпала такая честь и такое счастье, о которых я никогда не смел и мечтать: вести гвардию в бой. Для военного человека не может быть большего счастья, как вести в бой войска с уверенностью в победе, а гвардия по своему составу и обучению, можно сказать, лучшее войско в мире… Бой при правильном обучении не представляет ничего особенного: это то же, что учение с боевыми патронами, только требует еще большего спокойствия, еще большего порядка. Влейте в солдата сознание, что его священная обязанность – беречь в бою патрон, а сухарь – на биваке, и помните, что вы ведете в бой русского солдата, который никогда от своего офицера не отставал».
Солдатам он сказал: «О вас, гвардейцы, заботятся больше, чем об остальной армии… вот вам минута доказать, что вы достойны этих забот… Стреляйте, как вас учили, – умною пулею: редко, но метко, а когда придется для дела в штыки, то продырявь врага. Нашего „ура“ он не выносит».
Назначение Гурко командующим войсками гвардии и кавалерии вызвало, по словам М. А. Газенкампфа, большой переполох. В Императорской главной квартире большинство было против этого назначения, так как все начальники гвардейских дивизий и начальник Штаба Гвардейского корпуса были старше его в чине. Один только П. А. Шувалов, бывший в то время начальником 2-й Гвардейской пехотной дивизии, во всеуслышание говорил, что с радостью подчиняется Гурко, как уже заявившему себя энергичным и способным начальником отряда.
Победы под укрепленными турками селениями Горный Дубняк (12 октября) и Телиш (12, 16 октября), сыгравшие решающую роль в исходе Плевненской операции, заставили смолкнуть эти толки, доказав на деле, что гвардия попала в надежные руки. Награжденный 23 октября за эти тяжелые победы золотой с алмазами саблей Гурко предложил проект похода к Балканам, а если можно, то и за Балканы, чтобы разбить вновь формировавшуюся армию Мехмета-Али, а при благоприятном исходе этой операции разблокировать и наши шипкинские войска. Этот смелый план нашел поддержку со стороны императора, который повелел привести его в исполнение; однако осторожный К. В. Левицкий воздействовал на главнокомандующего великого князя Николая Николаевича Старшего, и Гурко разрешено было двигаться вперед лишь до Орхание, а по овладении этим пунктом «постараться занять горы и дальше не идти, пока не будет взята Плевна».
28 октября Гурко занял своей кавалерией г. Врацы, а затем Этрополь и Орхание. Турки без боя очистили сильно укрепленные позиции у сел Врачеш и Лютиково и отступили к Софии; 17 ноября войска Гурко заняли их и 21-го поднялись на Златицкий перевал через Балканы, отразив в тот же день ряд ожесточенных турецких атак на лейб-гвардии Московский полк, занимавший Араб-Конак.
Дождавшись падения Плевны, Гурко, усиленный 9-м корпусом и 3-й Гвардейской дивизией, в середине декабря двинулся далее и в страшную стужу и в бураны вновь перевалил через Балканы. Когда среди начальствующих лиц, подчиненных Гурко, поднялся ропот, он собрал гвардейское начальство и сказал: «Я поставлен над вами волею Государя Императора и только ему, отечеству и истории обязан отчетом в моих действиях. От вас я требую беспрекословного повиновения и сумею заставить всех и каждого в точности исполнять, а не критиковать мои распоряжения. Прошу всех это накрепко запомнить… Если большим людям трудно, я их уберу в резерв, а вперед пойду с маленькими…»
Во время похода Гурко всем подавал пример личной выносливостью, бодростью и энергией, деля наравне с рядовыми все трудности перехода, лично руководил подъемом и спуском артиллерии по обледенелым горным тропам, подбадривал солдат, ночевал у костров под открытым небом, довольствовался, как и они, сухарями.
После 8-дневного тяжелого перехода Гурко спустился в Софийскую долину, двинулся на запад и 19 декабря после упорного боя овладел Ташкесенской укрепленной позицией турок. 23 декабря 1877 г. (4 января 1878 г. по новому стилю) русские войска под предводительством Гурко освободили Софию.
Гурко 29 декабря 1877 г. удостоен чина генерала от кавалерии.
Для организации дальнейшей обороны страны Сулейман-паша привел с восточного фронта значительные подкрепления армии Шакира-паши, но был разбит Гурко в трехдневном бою 2–4 января у Филиппополя (Пловдива). 4 января Пловдив освободили.
Не теряя времени, Гурко двинул к укрепленному Андрианополю кавалерийский отряд Струкова, который быстро занял его, открыв путь к Константинополю (Стамбулу). В феврале 1878 г. войска под командованием Гурко заняли местечко Сан-Стефано в западном пригороде Константинополя, где 19 февраля и был подписан Сан-Стефанский мирный договор, положивший конец 500-летнему турецкому игу в Болгарии. 22 января 1879 г. за этот поход Гурко наградили орденом Св. Георгия II степени (№ 118).
5 апреля 1879 г. назначен помощником главнокомандующего войсками гвардии и Санкт-Петербургского военного округа; с 7 апреля 1879 г. по 14 февраля 1880 г. занимал пост Санкт-Петербургского временного генерал-губернатора, а с 9 января 1882 г. по 7 июня 1883 г. – временный одесский генерал-губернатор и командующий войсками Одесского военного округа, а затем перемещен на пост варшавского генерал-губернатора и командующего войсками Варшавского военного округа.
Время управления им губерниями Привислинского края и командования войсками на западной границе, так называемом передовом театре войны, совпавшее со временем наиболее обостренных отношений между Россией и державами Тройственного союза, составило целую эпоху в истории российской внутренней политики в крае. Боевая подготовка войск стояла у него на первом плане, и войска жили в сознании, что они – на передовом театре войны, на боевом посту, в каком-то особенном, полумирном состоянии, которое каждую минуту могло смениться военным. Это напряженное, повышенное состояние войск переносилось ими легко и бодро, ибо войска верили в Гурко, в его полководческие качества: верный стратегический расчет, несокрушимое при влюбых обстоятельствах спокойствие духа, его твердую волю и неиссякаемую энергию.
Постоянные разъезды Гурко по округу, постоянное присутствие его на маневрах, больших и малых, всегда тщательно организованных при помощи таких начальников штаба, как Нагловский и Пузыревский, свидетельствовали войскам о постоянном хозяйском глазе, от которого ничто и нигде ускользнуть не может. И когда звучал металлический голос Гурко, произносивший властно, твердо и спокойно: «Чтоб я этого более не видел», то все уже знали, что «этого» более и не будет.
Значительное внимание уделял также фортификационной обороне Варшавского военного округа, усилив укрепления Ивангорода, Новогеоргиевска, Брест-Литовска и Варшавы, создав Варшавский укрепленный район и линию новых укрепленных пунктов (Зегрж, Осовец и др.) и покрыв край сетью стратегических шоссе. Организацией же крепостных маневров он сумел установить живую и тесную связь между войсками и крепостями. Артиллерия получила при нем обширный Рембертовский полигон. Кавалерия, предмет особого внимания Гурко, постоянно была в движении, получая задачи на лихость, быстроту движения, разведку, действия в массах и т. п. Войска втягивались в работу не только летом, на подвижных сборах и маневрах, но и зимой, производя зимние маневры, стрельбы, походные движения с ночлегом в поле, под открытым небом. Весь опыт Русско-турецкой войны был использован Гурко широко и полно в течение 12 лет командования им войсками Варшавского военного округа.
Был весьма близок и дружен с министром государственных имуществ М. Н. Островским, который использовал свое влияние на Иосифа Гурко для сглаживания острых конфликтов («пререканий») последнего на посту варшавского генерал-губернатора с министром внутренних дел графом Д. А. Толстым и военным министром П. С. Ванновским.
6 декабря 1894 г., согласно его прошению, по расстроенному здоровью был уволен от занимаемого поста с производством в генерал-фельдмаршалы «в воздаяние важных заслуг, оказанных престолу и Отечеству, особенно в последнюю турецкую войну», с оставлением членом Государственного совета, в звании генерал-адъютанта и по Гвардейской кавалерии. 9 марта 1897 г. избран почетным членом Николаевской академии Генерального штаба.
14 мая 1896 г., в день коронования Николая II, стал кавалером ордена Св. Андрея Первозванного и в том же году назначен шефом 14-й стрелкового батальона, входившего в состав 4-й стрелковой бригады, заслужившей под его началом в 1877 г. прозвище «железной бригады». Среди прочих наград удостоен орденов Белого Орла (30 августа 1882 г.), Св. Александра Невского (30 августа 1884 г., алмазные знаки к этому ордену были вручены 30 августа 1887 г.), Св. Владимира I степени (30 августа 1891 г.).
Поселившись в своем любимом имении Сахарово Тверской губернии (ныне отдельно расположенный поселок в границах города Твери), скончался здесь в ночь на 15 января 1901 г. В 1983 г. в Сахарово установлен памятник фельдмаршалу.
В «Военной энциклопедии» Сытина дана следующая характеристика Гурко:
«Стройный, худощавый, с большими седыми бакенбардами, Гурко держался так, что казался выше ростом всех окружавших его лиц, а своею кипучею деятельностью, выносливостью и лихостью на коне – всех моложе. Он мало говорил, никогда не спорил и казался непроницаемым в своих мыслях, чувствах и намерениях. От всей его фигуры и взгляда острых, серых и глубоких глаз веяло внутренней силой, авторитетной и грозной для ослушников и слабых. Его не все любили, но все уважали и почти все боялись, все, кроме солдат, которые безгранично верили в него и любили его».
22 сентября 2011 г. в пос. Сахарово перезахаронены останки И. В. Гурко и его супруги. На церемонии присутствовал их правнук – В. И. Гурко.
Иосиф Владимирович был женат с 1862 г. на графине Марии Андреевне Салиас-де-Турнемир (1838/1842–1906), дочери писательницы Евгении Тур.
Дети:
Владимир (1862–1927), государственный деятель, товарищ министра внутренних дел.
Василий (1864–1937), генерал от кавалерии, командир 6-го Армейского корпуса.
Евгений (1866–1891), погиб на дуэли.
Дмитрий (1872–1945), генерал-майор, командир 16-й кавалерийской дивизии.
Николай (1874 – после 1901), лейтенант, крупно проиграл в карты, пытался ограбить богатого купца, но был арестован. До суда покончил жизнь самоубийством.
Алексей (1880 – упом. 1889), умер раньше своих братьев.
Болгарский народ и по сей день чтит память Иосифа Владимировича. В сознании болгар его имя связано в основном с обороной Шипки, а для жителей болгарской столицы Софии – и с освобождением их города. В честь генерала названо три населенных пункта в Болгарии – г. Гурково, с. Гурково (Добричская область) и с. Гурково (Софийская область). Один из самых больших бульваров в Софии также назван его именем – тот, по которому он прошел 4 января 1878 г. со своими войсками, освободившими Софию от пятивекового османского ига. По всей стране в разных городах именем Гурко названы улицы. В селе Бошуля установлена памятная доска на стене дома, где помещался штаб генерала Гурко.
Отдельная гвардейская кавалерийская бригада
Лейб-гвардии Уланский Его Величества полк
Старшинство полка – с 11 сентября 1651 г.
Полковой праздник – 13 февраля, в день преподобного Мартиниана.
Нижние чины полка комплектовались из темных шатенов и брюнетов. Общая полковая масть коней – гнедая. 1-й эскадрон – самые крупные светло-гнедые; 2-й эскадрон – светло-гнедые белоногие; 3-й эскадрон – гнедые без отметин; 4-й эскадрон – темно-гнедые; 5-й эскадрон – светло-гнедые; 6-й эскадрон – самые крупные темно-гнедые.
Сформирован в 1817 г. в Варшаве из 1-го дивизиона лейб-гвардии Ее Величества Уланского полка, находившегося при гвардейском отряде цесаревича Константина Павловича, с добавлением людей из других гвардейских кавалерийских полков, преимущественно уроженцев Западного края, под названием лейб-гвардии Уланский Его Императорского Высочества Цесаревича полк.
11 сентября 1851 г. полку дано старшинство от лейб-гвардии Уланского полка, выделившего два эскадрона на создание лейб-гвардии Уланского Е. И. В. Цесаревича полка. С 19 февраля 1855 г. – лейб-гвардии Уланский Его Императорского Величества полк
Перед войной полк дислоцировался в Варшаве.
К. Пиратский. Штаб-офицер Его Императорского Величества Уланского полка. 1855 г.
4 марта 1917 г. – лейб-гвардии 2-й Уланский полк.
8 июня 1917 г. – Гвардейский Варшавский уланский полк.
4 марта 1918 г. полк расформирован (Приказ Московского областного комиссариата по военным делам № 236 от 4 марта 1918 г.).
Возрожден во ВСЮР. Офицеры полка (5 чел.) послужили ядром 1-го Кавалерийского дивизиона («полковника Гершельмана»). Эскадрон (в марте 1919 г. – дивизион) полка в октябре 1918 г. входил в Запасный кавалерийский полк, с весны до июня 1919 г. – в состав Гвардейского Сводно-кавалерийского дивизиона.
П. Губарев. Штаб-офицер лейб-гвардии Уланского полка и обер-офицер лейб-гвардии Его Императорского Величества полка. 1871 г.
С 19 июня 1919 г. дивизион полка входил в состав сформированного 2-го Гвардейского Сводно-кавалерийского полка, где в июле 1919 г. уланы Его Величества были представлены двумя эскадронами. С 15 декабря 1919 г. эскадрон полка входил в Сводно-гвардейский кавалерийский полк 1-й Кавалерийской дивизии и Сводную кавалерийскую бригаду, а по прибытии в Крым с 16 апреля 1920 г. стал 6-м эскадроном Гвардейского кавалерийского полка. В Галлиполи прибыли 7 офицеров. Кроме того, в Сибири воевали 3 его офицера, в Северо-Западной армии – 4. Полк потерял в Белом движении 26 офицеров (расстреляны – 5, убиты – 13 и умерли от болезней – 8).
Полковое объединение в эмиграции (Париж) к 1923 г. насчитывало около 50 офицеров, на 1951 г. – 28 человек.
Георгиевский юбилейный штандарт образца 1857 г. С 1917 г. штандарт – знамя Объединенного гвардейского кавалерийского эскадрона, в котором служили многие офицеры Уланского полка. Во время эвакуации частей Белой армии из Крыма в 1920-е гг. реликвию вывезли из России. Штандарт хранился в созданном русскими эмигрантами в Югославии Музее памяти императора Николая II. Летом 1944 г. штандарт был разобран и хранился в специальном убежище в Белграде. В 1948 г. он оказался в США, сначала хранился в Храме Христа Спасителя в Нью-Йорке, а затем сдан на временное хранение в небольшой музей в штате Канзас.
В связи с юбилеем Санкт-Петербурга 24 мая 2003 г. Государственному Эрмитажу для будущего Музея гвардии передали штандарт лейб-гвардии Его Величества Уланского полка.
Учился в 1-й Санкт-Петербургской гимназии, по окончании которой в 1857 г. поступил на историко-филологический факультет Университета и с этого же года начал печатать свои стихотворения и рассказы в журналах. Литературный успех вскоре побудил Крестовского оставить Университет и всецело посвятить себя литературе. В 1864 г. он напечатал большой роман «Петербургские трущобы», доставивший ему большую популярность среди читающей публики.
В 1868 г. Крестовский неожиданно для окружающих поступил юнкером в 14-й уланский Ямбургский полк. Зачисление по собственному желанию на военную службу нижним чином писателя с крупным литературным именем, уже давно вышедшего из юношеского возраста (29 лет), наделало много шума. В литературных кругах и в печати к этому отнеслись с озлоблением и насмешками, как к проявлению антилиберального направления; в правительственных сферах – с большой дозой подозрительности.
В. В. Крестовский
Поводами для вступления Крестовского в армию стали его неудачно сложившаяся супружеская жизнь (в первом браке); неприятности в литературном мире, вызванные клеветническими, впоследствии опровергнутыми, толками об использовании им для «Петербурских трущоб»[123] материалов, собранных Н. Г. Помяловским. Наконец, желание уйти из привычной обстановки в совершенно иную среду, подобно тому, как уходят в монастырь. Однако военную карьеру Крестовского нельзя считать случайной: и по отцовской, и по материнской линии его предками были военные, а в детстве он увлекался военным делом, и вообще военная среда, с которой он ближе познакомился в начале 1860-х гг., когда был в Царстве Польском в качестве члена Комиссии, учрежденной для расследования подземелий Варшавы, его привлекала.
В 1869 г., выдержав экзамен при Тверском кавалерийском училище, Крестовский произведен в офицеры.
В 1870 г. ему поручено составление истории Ямбургского уланского полка, и он был прикомандирован к Главному штабу на 2 года для собирания материалов. Во время пребывания Крестовского в Петербурге у него произошло громкое столкновение с присяжным поверенным Соколовским. Соколовский, выступая представителем интересов жены Крестовского в ее бракоразводном процессе, вылил целые потоки грязи на него не только как на человека, но и как на писателя и офицера; когда Соколовский отказался от дуэли, Крестовский нанес ему оскорбление, ударив перчаткой по лицу. Крестовского предали военному суду. Однако Военно-окружной суд после блестящего последнего слова подсудимого, встреченного громом аплодисментов публики (среди которой находился и великий князь Николай Николаевич Старший), не нашел возможным приговорить улана Крестовского к чему-либо, кроме дисциплинарного взыскания. К этому же периоду относится дуэль Крестовского (без кровавого результата) с поручиком графом Цукато, оскорбившим брата Крестовского, юнкера. В 1874 г. Крестовский окончил составление истории полка, труд был представлен шефу полка – великой княгине Марии Александровне, и автор в награду переведен из армейского полка тем же чином (поручика, т. е. фактически с повышением на два чина) в лейб-гвардии Уланский Его Величества полк.
Осенью того же года на Крестовского, по личному повелению Александра II, было возложено составление истории лейб-гвардии Уланского Его Величества полка. Поручение было через год выполнено, причем чтение корректуры и цензуры взял на себя сам государь. В 1875–1876 гг. по поручению великого князя Николая Николаевича Старшего Крестовский собирал материалы для истории русской конницы, оставшейся, однако, неоконченной.
Кроме названных специальных военно-исторических исследований Крестовский продолжал работать и в художественной литературе: в 1868–1871 гг. напечатал большой роман-хронику «Кровавый пуф» («Панургово стадо» и «Две силы»), изображающий Польское восстание 1863 г. и борьбу русских и польских элементов в Западном крае; затем написал ряд рассказов под общим заглавием «Очерки кавалерийской жизни», представляющих одно из лучших произведений русской военной беллетристики; закончил историческую повесть из эпохи Павла I «Деды», вторая половина которой посвящена Суворову и его Швейцарскому походу 1799 г. усердно сотрудничал в газете «Русский мир» (В. В. Комаров, М. Г. Черняев и Р. А. Фадеев), уделявшей большое внимание военным вопросам.
Обер-офицер и рядовой лейб-гвардии Уланского полка. 1812–1814 гг.
В 1876–1878 гг. штаб-ротмистр Крестовский командирован с Высочайшего соизволения в действующую Дунайскую армию военным корреспондентом «Правительственного Вестника» и сверх того назначен редактором издававшегося при армии «Военного летучего листка». Интересные и художественно написанные корреспонденции Крестовского были изданы в 1879 г. отдельно в двух больших томах.
За ряд личных боевых отличий при штурме Плевны, в Троянском отряде генерала Карцова и в отряде генерала Струкова при набеге на Адрианополь Крестовский получил чин ротмистра, был награжден орденами Св. Анны III степени с мечами и бантами, Св. Станислава II степени с мечами, Св. Владимира IV степени с мечами и бантами, а также черногорским, сербским и румынским орденами.
Наблюдения писателя над организацией продовольственной части и над ролью в этом деле еврейского элемента дали ему впоследствии материал для трех больших романов: «Тьма Египетская», «Тамара Бендавид» и «Торжество Ваала» (последний остался незаконченным).
В 1880–1881 гг. в качестве секретаря при главном начальнике русских сил в Тихом океане адмирале С. С. Лесовском Крестовский совершил плавание на Дальний Восток на крейсере «Европа», причем посетил Японию; плодом этой поездки явились два тома книги «В дальних водах и странах» и составленная по поручению великого князя Алексея Александровича печатная записка о положении и нуждах Южно-Уссурийского края.
В 1882 г. Крестовский назначен с переименованием в подполковники армейской кавалерии чиновником для особых поручений при туркестанском генерал-губернаторе и командующем войсками округа М. Г. Черняеве. В это время им была написана книга «В гостях у эмира Бухарского», в которой он первый поднял таинственную завесу, долго скрывавшую от взоров русского общества внутреннюю жизнь этой страны. В 1884 г. вместе с Черняевым покинул Туркестан и был назначен в распоряжение министра внутренних дел; служба его по этому министерству протекала главном образом в двух больших командировках – для ознакомления с деятельностью земства в Тверской, Тамбовской и Владимирской губерниях и для осмотра торгово-промышленных центров России. Кроме официальных докладов о результатах этих командировок Крестовский напечатал ряд статей: «Под владычеством земства» («Гражданин») и «Торговые и промышленные центры России».
С 1884 по 1892 г. Крестовский написал более 200 передовиц – статей в газете «Свет» (ред. В. В. Комаров), из которых особенно интересны по своему «подъему и разжигающему характеру» статьи о наших отношениях с немцами.
В 1887 г. полковник Крестовский перевелся в пограничную стражу на должность штаб-офицера для инспектирования отделов и бригад этой стражи. Беспрерывные командировки дали писателю материал для ряда очерков: «Вдоль австрийской границы», «Русский город под австрийской маркой» и «По закавказской границе», печатавшихся в «Русском вестнике» и «Московских ведомостях». К этому периоду относится военно-политическое письмо Крестовского «Наша будущая война» – о возможном столкновении с Германией. В 1892 г. генерал-адъютант Гурко пригласил Крестовского в Варшаву на пост редактора единственной русской газеты в Польше – «Варшавского дневника». Газетное дело (сложное редактирование в связи с трудными цензурными условиями) и неприязненное отношение польского общества (не простившего Крестовскому «Кровавого пуфа» и ожесточенно боровшегося с ним в заграничной печати) – все это отравило последние годы жизни писателя. Он умер 18 января 1895 г.
Лейб-гвардии Гродненский Гусарский полк
Старшинство полка – с 19 февраля 1824 г.
Полковой праздник – 11 июля, в день св. блаженной княгини Ольги.
В Гродненском гусарском – брюнеты с небольшими бородками. У гродненских гусар были караковые кони (у трубачей – без отметин): в 1-м эскадроне – чисто караковые; во 2-м – караковые белоногие; в 3-м – караковые со звездочкой; в 4-м – те, которые не подходили в других эскадронах; в 5-м – светло-караковые; в 6-м – караковые белоногие со звездочкой и отметиной.
В русской военной истории, однако, первый – не лейб-гвардии Гродненский гусарский полк, а Гусарский Гродненский полк армейской кавалерии, в нем служил и прославил в веках имя полка самый знаменитый гродненский гусар.
Это строка из эпитафии, начертанной на камне, что установлен на том месте, где в войну 1812 г. пал первый русский генерал, шеф гродненских гусар, кавалер множества орденов, один из выдающихся героев Отечественной войны Яков Петрович Кульнев.
Он был человек во всех отношениях необыкновенный: высокого роста (186 см, для 1812 г. и для гусара – весьма рослый!) с физической силой Геркулеса и в то же время худощавый, внешности свирепой, оттого что весь зарос кущами седых кудрей, и с необыкновенно доброй улыбкой.
Я. П. Кульнев
Беден и легендарно добр! В те времена, когда офицеры гвардии проживали в сорок, в сто раз больше того жалованья, которое получали, для него и эти малые деньги были неприкосновенны: он отсылал их домой, матушке. Кульнев шил свой гусарский ментик из казенного солдатского сукна и кормился из эскадронного котла.
Он отличился при Бендерах, где его, юного поручика, заметил Потемкин. Служа у Суворова, он в кавалерийской атаке решил участь сражения под Брест-Литовском. Турки, как, впрочем, и другие его противники, знали Кульнева в лицо. Он всегда сходился грудь на грудь с врагом, был первым в наступлении, а отступал последним. Бедность и скромность не позволяли ему блистать в свете, а был он человек обаятельный, любил петь, сочинял стихи, остроумно шутил. Правда, таким он становился только на войне, вблизи опасности.
Время было неспокойное. Наполеон прибирал к рукам Европу. Прямая опасность нависла над русскими северными границами. Кульнев, в ту пору полковник шеф гродненских гусар, во главе сформированного им кавалерийского корпуса трижды прошел Финляндию насквозь. Была зима, кавалеристы пробивались сквозь вьюги, сугробы и лесные завалы.
Именно здесь закладывались основы той партизанской тактики, которую потом успешно будет применять русская кавалерия, начиная от Давыдова и кончая Доватором в Великой Отечественной войне. Безудержная личная храбрость Якова Петровича Кульнева соединялась в нем с истинно рыцарским великодушием. Кульнев «рубил в куски» тех, кто наносил обиду мирным жителям или пленным. Красота души генерала-рыцаря вызывала такое восхищение, что из Стокгольма был отправлен поразительный приказ: шведским солдатам запрещалось стрелять в Кульнева!
На нас рука его несла
Беду, и смерть, и ужас боя,
Но честь его и нам мила,
Как честь родного нам героя.
Это финские стихи, финские дети учили их в школе. Уважение к Якову Петровичу было столь велико, что оно стало сильнее вечной ненависти финнов к царским поработителям.
Он – гусар в каждом своем поступке, в каждом штрихе биографии, гусар до мозга костей! Он мог после долгого похода внезапно ворваться в город, гремя саблей, обрывая сосульки с бакенбард, ввалиться на бал, выпить шампанского из туфельки первой красавицы города и снова ускакать в метель. Когда кавалерия Кульнева вошла в город Або, жители встречали его как триумфатора.
Однако Русско-шведскую войну нужно было скорей кончать – Наполеон стоял у ворот России. Был задуман и осуществлен замечательный маневр: по льду Балтийского моря Русская армия пошла на Стокгольм. Впереди – казаки и гусары, а впереди гусар – Кульнев! Тогда и был заключен Фридрихсгамский мир, который позволил русским освободить для борьбы с Бонапартом армию, занятую в Финляндии. Русско-шведская война закончилась грандиозным банкетом, который шведы дали своим победителям. С тех пор, с 1809 г., завершилось 106-летнее военное противоборство России и Швеции. Русские и шведские войска больше никогда не противостояли друг другу на полях сражений.
Кульнев не стал богат, но стал знаменит. Именно поэтому он счел себя вправе предложить руку и сердце знатной даме, в которую был давно и трепетно влюблен. Предложение было принято, но с одним условием – навсегда оставить армию… Для Якова Петровича это условие было невыполнимым.
24 июня 1812 г. войска Наполеона перешли Неман. Началась Отечественная война. «Маленький» император повел свои легионы на Смоленск, а на Петербург двинулась армия маршала Удино. Ему противостоял Витгенштейн, в корпусе которого состоял Кульнев со своими гродненцами. Куда девалась гусарская галантность и веселость генерала. Он был мрачен: еще бы, он дрался в тех самых местах, где прошло его детство. Его полк отступал последним, время от времени обрушивая на французов удары чудовищной ярости. В одном из боев был взят в плен любимец Наполеона генерал Сен-Жени. Первый французский генерал, попавший в плен.
У селения Клястицы, где сорок лет назад на постоялом дворе родила его матушка, Кульнев набросился на французов. Кульнев рубил их в пух и прах! Пленных брали сотнями. Но генерал увлекся. Отряд, как о стену, ударился о главные силы французов… А помощь была далеко, слишком оторвался Кульнев от армии Витгенштейна.
– Гусары! Время жить кончилось, – сказал Кульнев, – пришло время умирать…
Силы были неравны. Русские отходили. Яков Петрович шел последним, пешком, словно оттягивал расставание с родиной. Шел и следил, чтобы ни один русский раненый не остался на поле боя. «Он был убит ядром», – сообщают биографы. Но это слишком короткое и слишком прозаическое сообщение.
Кульнев жил как герой и умер как герой. Он прикрывал отход своих солдат, стрелял из брошенной мортиры, когда ядром ему оторвало обе ноги. Яков Петрович не потерял сознания, он сорвал с себя все ордена и отдал их Нарышкину. Последним движением он завернулся в шинель рядового.
– Пусть французы не ведают, что ими сам Кульнев убит!
Штаб-офицеры лейб-гвардии Гродненского и лейб-гвардии Гусарского полков в гусарских шапках. 1868 г.
Кульнев – первый русский генерал от кавалерии, отдавший свою жизнь за Отечество в войне 1812 г. Его смерть Наполеон считал большой удачей для себя. Но он ошибся, что с Кульневым кончилась героическая история русских гусар.
Денис Давыдов, которому великанская сабля Кульнева доходила как раз до кончика носа, умножил славу своего предшественника.
С полком же произошли удивительные метаморфозы. Армейский гусарский Гродненский был переименован в Клястицкий, а Гродненским стал полк лейб-гвардейский.
В г. Седлеце (территория современной Польши) из поляков, служивших в полках 1-м, 2-м и 3-м гусарских и Литовской уланской дивизий, с 19 февраля 1824 г. начал формироваться лейб-гвардии Гродненский гусарский полк. Полк отличился в Русско-польской войне 1830–1831 гг., за что 6 декабря 1831 г. ему дарованы права и преимущества Старой гвардии.
23 октября 1910 г. переименован в лейб-гвардии Гродненский гусарский Императрицы Германской и Королевы Прусской Августы-Виктории полк.
Перед Первой мировой войной полк дислоцировался в Варшаве.
В связи с началом войны с Германией 26 июля 1914 г. переименован в лейб-гвардии Гродненский гусарский полк.
29 июня 1915 г. переименован в лейб-гвардии Гродненский гусарский Его Императорского Высочества великого князя Павла Александровича полк.
В связи с Февральской революцией 4 марта 1917 г. переименован в лейб-гвардии Гродненский гусарский полк.
4 марта 1918 г. приказом № 236 Московского областного комиссариата по военным делам расформирован.
Участник Среднеазиатских завоеваний Российской империи и Русско-турецкой войны 1877–1878 гг., освободитель Болгарии. В историю вошел с прозванием Белый генерал (тур. Ак-Паша), что всегда ассоциируется в первую очередь именно с ним, и не только потому, что в сражениях он участвовал в белом мундире и на белом коне. Болгарский народ считал его национальным героем.
Н. Дмитриев-Оренбургский. Генерал М. Д. Скобелев на коне
Родился 17 сентября 1843 г. в Петропавловской крепости, будучи внуком ее тогдашнего коменданта Ивана Никитича Скобелева. Иван Никитич происходил из однодворцев Симбирской губернии – потомков мещерских казаков.
Сперва воспитывался гувернером немцем, с которым у мальчика отношения не сложились. Потом он был отправлен в Париж в пансионат к французу Дезидерию Жирарде. Со временем Жирарде стал близким другом Скобелева, последовал за ним в Россию и был при нем даже во время военных действий. В дальнейшем Михаил Скобелев продолжил образование в России. В 1858–1860 гг. Скобелев готовился к поступлению в Санкт-Петербургский университет. Он успешно сдает экзамены, но, к сожалению, Университет был временно закрыт из-за студенческих беспорядков.
22 ноября 1861 г. Михаил Скобелев поступает на военную службу в Кавалергардский полк. После сдачи экзамена Михаил Скобелев 8 сентября 1862 г. был произведен в портупей-юнкера, а 31 марта 1863 г. – в корнеты. В феврале 1864 г. сопровождает в качестве ординарца генерал-адъютанта графа Баранова, командированного в Варшаву для обнародования Манифеста об освобождении крестьян и о наделении их землей. Скобелев просит о переводе его в лейб-гвардейский Гродненский гусарский полк, который проводил военные действия против польских мятежников, и 19 марта 1864 г. был переведен. Еще до этого Михаил Скобелев провел отпуск в качестве добровольца в одном из полков, преследовавших отряд Шпака.
С 31 марта Скобелев в отряде подполковника Занкисова участвует в подавлении восстания. За уничтожение отряда Шемиота в Радковицком лесу Скобелев награжден орденом Св. Анны IV степени «За храбрость». В 1864 г. отправляется в отпуск за границу посмотреть театр военных действий датчан против немцев.
30 августа 1864 г. Скобелев произведен в поручики.
Осенью 1866 г. поступает в Николаевскую академию Генерального штаба. По окончании курса Академии в 1868 г. Скобелев становится 13-м из 26 офицеров, причисленных к Генеральному штабу. У Скобелева были неблестящие успехи по военной статистике и съемке, особенно по геодезии, но это исправлялось тем, что по предметам военного искусства Скобелев был вторым, а по военной истории – первым во всем выпуске, а также был в числе первых по иностранным (знал 8 языков, особенно хорошо говорил по-французски) и русскому языку, по политической истории и многим другим предметам.
Михаил Дмитриевич Скобелев произведен в штабс-ротмистры и в ноябре 1868 г. назначен в Туркестанский округ. На место службы, в Ташкент, Скобелев прибыл в начале 1869 г. и сначала состоял в Штабе округа. Михаил Скобелев изучал местные способы ведения боя, также производил разведки и участвовал в мелких делах на бухарской границе, причем выказал личную храбрость.
В конце 1870 г. Михаил командирован в распоряжение главнокомандующего Кавказской армией, а в марте 1871 г. отправлен в Красноводский отряд, в котором командовал кавалерией. Скобелев получил важное задание: он с отрядом должен был произвести разведку путей на Хиву. Произвел разведку пути к колодцу Сарыкамыш, причем прошел по сложной дороге, при недостатке воды и палящей жаре, от Муллакари до Узункую, 437 км (410 верст) в 9 дней и обратно, до Кум-Себшен, 134 км (126 верст) в 16,5 часов, со средней скоростью 48 км (45 верст) в день; при нем находилось только три казака и три туркмена.
Скобелев представил подробное описание маршрута и отходящих от колодцев дорогах. Однако Скобелев самовольно просмотрел план предстоящей операции против Хивы, за что уволен в 11-месячный отпуск летом 1871 г. с отчислением его в полк. Однако в апреле 1872 г. снова причислен к Главному штабу «для письменных занятий». Участвовал в подготовке полевой поездки офицеров Штаба и Петербургского военного округа в Ковенскую и Курляндскую губернии, а затем сам принял в ней участие, после чего 5 июня переведен в Генеральный штаб капитаном с назначением старшим адъютантом Штаба 22-й пехотной дивизии, в Новгород, а уже 30 августа 1872 г. назначен в подполковники с назначением штаб-офицером для поручений при Штабе Московского военного округа. В Москве пробыл недолго и вскоре был прикомандирован к 74-му пехотному Ставропольскому полку для командования батальоном. Требования службы там он выполнял исправно. С подчиненными и начальством Скобелев установил хорошие отношения.
Весной 1873 г. Скобелев принимает участие в Хивинском походе в качестве офицера Генерального штаба при Мангишлакском отряде полковника Ломакина. Хива была целью для российских отрядов, выдвигавшихся с разных точек: Туркестанского, Красноводского, Мангишлакского и Оренбургского отрядов. Путь Мангишлакского отряда хоть и не был самым длинным, но все же сопряжен с трудностями, которые увеличивались вследствие нехватки верблюдов (всего 1500 верблюдов на 2140 человек) и воды (до полведра на человека). В эшелоне Скобелева пришлось навьючить всех строевых лошадей, так как верблюды не могли поднять все, что предполагалось на них везти. Вышли 16 апреля. Скобелев, как и другие офицеры, шел пешком.
При прохождении отрезка от озера Кауды до колодца Сенек (70 верст) на половине пути кончилась вода. 18 апреля достигли колодца. Скобелев показал себя в трудной ситуации умелым командиром и организатором и при выступлении 20 апреля из Биш-акты уже командовал передовым эшелоном (2, позже 3 роты, 25–30 казаков, 2 орудия и команда саперов). Скобелев поддерживал в своем эшелоне идеальный порядок и в то же время заботился о нуждах солдат. Войска прошли 200 верст (210 км) от Бишакты до Ильтедже довольно легко и прибыли в Ительдже к 30 апреля.
Скобелев все время проводил разведки с целью обезопасить проход войска, продвигаясь с конным отрядом перед войском для защиты колодцев. Так, 5 мая возле колодца Итыбая Скобелев с отрядом из 10 всадников встретил караван перешедших на сторону Хивы казахов. Скобелев, несмотря на численный перевес противника, бросился в бой, в котором получил семь ран пиками и шашками и до 20 мая не мог сидеть на коне.
По выбытии Скобелева из строя Мангишлакский и Оренбургский отряды соединились в Кунграде и под руководством генерал-майора Н. А. Веревкина продолжили движение к Хиве (250 верст) по весьма пересеченной местности, перерезанной множеством каналов, заросшей камышами и кустами, покрытой пашнями, заборами и садами. Хивинцы численностью 6000 человек пытались остановить российский отряд у Ходжейли, Мангыта и других населенных пунктов, но безуспешно.
Скобелев возвратился в строй и 21 мая с двумя сотнями и ракетной командой двинулся к горе Кобетау и вдоль арыка Карауз для разорения и уничтожения туркменских аулов, дабы наказать туркменов за враждебные действия против русских; поручение это он исполнил в точности.
22 мая, с тремя ротами и двумя орудиями, он прикрывал колесный обоз, причем отбил целый ряд атак неприятеля, а с 24 мая, когда русские войска стояли у Чинакчика (8 верст от Хивы), хивинцы атаковали верблюжий обоз. Скобелев быстро сообразил в чем дело и двинулся с двумя сотнями скрыто, садами, в тыл хивинцам, наткнулся на большой отряд в 1000 человек, опрокинул их на подошедшую конницу, атаковал затем хивинскую пехоту, обратил ее в бегство и возвратил отбитых неприятелем 400 верблюдов.
28 мая главные силы генерала Н. А. Веревкина произвели рекогносцировку городской стены и овладели неприятельским завалом и трехорудийной батареей, причем, ввиду раны Н. А. Веревкина, командование операцией перешло к полковнику Саранчову. Вечером явилась из Хивы депутация для переговоров о капитуляции. Ее направили к генералу К. П. Кауфману.
29 мая генерал К. П. Кауфман вступил в Хиву с южной стороны. Однако из-за господствовавшего в городе безвластия северная часть города не знала о капитуляции и не открыла ворота, что вызвало штурм северной части стены. Михаил Скобелев с двумя ротами штурмовал Шахабатские ворота, первым пробрался внутрь крепости и хотя был атакован неприятелем, но удержал за собой ворота и вал. Штурм был прекращен по приказу генерала К. П. Кауфмана, который в это время мирно вступал в город с противоположной стороны.
Хива покорилась. Цель похода была достигнута, несмотря на то, что один из отрядов, Красноводский, до Хивы так и не дошел. Для выяснения причины случившегося Скобелев вызвался выполнить разведку не пройденного полковником Маркозовым участка пути Змукшир – Ортакаю (340 верст). Задача была сопряжена с большим риском. Скобелев взял с собой 5 всадников (в том числе 3 туркмена) и выступил из Змукшира 4 августа. В колодце Даудурь воды не оказалось. Когда до Ортакую оставалось еще 15–25 миль, Скобелев утром 7 августа возле колодца Нефес-кули наткнулся на туркмен и с трудом спасся. Пробиться не было возможности, а потому Михаил Скобелев 11 августа вернулся к исходному пункту, пройдя более 600 верст (640 км) за 7 дней, а затем представил генералу Кауфману надлежащее донесение. За эту разведку Скобелева наградили орденом Св. Георгия IV степени (30 августа 1873 г.).
Зимой 1873/74 г. Скобелев находился в отпуске и провел его большей частью в Южной Франции. Но там он узнал о междоусобной войне в Испании, пробрался в расположение карлистов и стал очевидцем нескольких сражений.
22 февраля Михаил Дмитриевич Скобелев произведен в полковники, 17 апреля назначен флигель-адъютантом с зачислением в свиту Его Императорского Величества.
17 сентября 1874 г. Скобелев командирован в Пермскую губернию для участия во введении в действие приказа о воинской повинности.
В апреле 1875 г. Скобелев вернулся в Ташкент и был назначен начальником военной части российского посольства, отправляемого в Кашгар. Он должен был оценить во всех отношениях военное значение Кашгара. Посольство это направилось в Кашгар через Коканд, правитель которого Худояр-хан находился под русским влиянием. Однако своей жестокостью и корыстолюбием он вызвал против себя восстание и был низложен в июле 1875 г., после чего бежал в русские пределы, в город Ходжент. За ним двинулось и русское посольство, прикрываемое Скобелевым с 22 казаками. Благодаря его твердости и осторожности эта команда, не пуская в ход оружия, без потерь довела хана до Ходжента.
В Коканде вскоре восторжествовали повстанцы, руководимые талантливым вождем кипчаков Абдуррахманом-автобачи; на ханский престол был возведен сын Худояра Насреддин; был провозглашен газават; в начале августа кокандские войска вторглись в русские пределы, осадили Ходжент. Скобелев был послан с двумя сотнями для очищения окрестностей Ташкента от неприятельских шаек. 18 августа к Ходженту подошли главные силы генерала Кауфмана (16 рот, 8 сотен при 20 орудиях); Скобелев назначен начальником конницы.
Между тем кокандцы сосредоточили у Махрама до 50 000 человек при 40 орудиях. При движении генерала Кауфмана к Махраму между Сырдарьей и отрогами Алайского хребта неприятельские конные массы угрожали атакой, но после выстрелов русских батарей рассыпались и исчезали в ближайших ущельях. 22 августа войска генерала Кауфмана взяли Махрам. Скобелев с конницей стремительно атаковал многочисленные неприятельские скопища пеших и конных, обратил в бегство и преследовал более чем на 10 верст, своевременно пользуясь поддержкой ракетной батареи, сам при этом был легко ранен в ногу. В этом сражении Михаил Дмитриевич показал себя блестящим кавалерийским начальником, а русские войска одержали убедительную победу.
Заняв 29 августа Коканд, русские войска двинулись к Маргелану; Абдуррахман бежал. Для преследования его был отряжен Скобелев с шестью сотнями, ракетною батареей и 2 ротами, посаженными на арбы. Скобелев следовал за Абдуррахманом неотступно и уничтожил его отряд, сам Абдуррахман, однако, бежал.
Между тем был заключен с Насреддином договор, по которому Россия приобрела территорию к северу от Сырдарьи, образовавшую Наманганский отдел.
Однако кипчакское и киргизское население Ханства не хотело признать себя побежденным и готовилось к возобновлению борьбы. Абдуррахман низложил Насреддина и возвел на ханский престол Пулат-хана (Болот-хан), одного из лидеров борьбы за независимость Кокандского государства. Центром движения был Андижан.
Генерал-майор Троцкий с пятью с половиной ротами, тремя с половиной сотнями, 6 орудиями и 4 ракетными станками двинулся из Намангана и взял Андижан штурмом 1 октября, причем Скобелев провел блестящую атаку. Возвращаясь в Наманган, отряд также встретил неприятеля. При этом Скобелев в ночь на 5 октября с двумя сотнями и батальоном произвел стремительное нападение на лагерь кипчаков.
18 октября за боевые отличия Скобелев был произведен в генерал-майоры. В этом же месяце он был оставлен в Наманганском отделе в качестве начальника с 3 батальонами, 5,5 сотнями и 12 орудиями. Ему было приказано «действовать стратегически оборонительно», т. е. не выходя за пределы владений Российской империи. Но обстоятельства вынудили его действовать иначе. Подрывные элементы постоянно проникали в район; в Наманганском отделе завязалась почти непрерывная малая война: вспыхнули восстания в Тюря-кургане, затем в Намангане. Скобелев постоянно пресекал попытки кокандцев перейти границу. Так, он разбил 23 октября отряд Батыр-тюря у Тюря-кургана, затем поспешил на подмогу к гарнизону Намангана, а 12 ноября разбил у Балыкчей до 20 000 неприятелей.
При таких условиях наступательные предприятия кокандцев не могли быть прекращены. Чувствовалась необходимость положить этому конец. Генерал Кауфман находил силы Скобелева недостаточными для удержания хотя бы большей части ханства и предписал Скобелеву совершить зимою движение к Ике-су-арасы, части ханства по правому берегу Дарьи (до течения Нарына), и ограничиться погромом кочевавших там кипчаков и кыргызов.
Скобелев выступил из Намангана 25 декабря с 2800 человек при 12 орудиях и ракетной батареей и обозом из 528 арб. Отряд Скобелева вступил в Ике-су-арасы 26 декабря и в 8 дней прошел по этой части ханства по разным направлениям, обозначая свой путь уничтожением кишлаков. Кипчаки уклонялись от боя. Достойного сопротивления в Ике-су-арасы не оказали. Сопротивляться мог только Андижан, где Абдуррахман собрал до 37 000 человек. Скобелев 1 января перешел на левый берег Карадарьи и двинулся к Андижану, 4 и 6 января произвел основательные рекогносцировки окраин города и 8 января овладел Андижаном после штурма. 10 января сопротивление андижанцев прекратилось; Абдуррахман сбежал к Ассаке, а Пулат-хан – в Маргелан. 18 января Скобелев двинулся к Ассаке и разбил наголову Абдуррахмана, который скитался еще несколько дней и, наконец, сдался 26 января.
19 февраля Кокандское ханство было полностью завоевано Российской империей, и была образована Ферганская область, а 2 марта Скобелева назначили военным губернатором этой области и командующим войсками. 32-летний генерал-майор Скобелев за этот поход награжден орденом Св. Владимира III степени с мечами и орденом Св. Георгия III степени, а также золотой шпагой с бриллиантами с надписью «За храбрость».
Став главой Ферганской области, Скобелев нашел общий язык с покоренными племенами. Сарты хорошо отнеслись к приходу русских, но все же оружие у них отобрали. Воинственные кипчаки, раз покоренные, держали слово и не восставали. Скобелев обращался с ними «твердо, но с сердцем». Помимо умиротворения киргизов экспедиция в горы имела также и научные цели. Скобелев с отрядом прошел до границ Каратегина, где оставил гарнизон, и почти всюду к нему являлись старшины с изъявлением покорности.
В качестве начальника области Скобелев особенно боролся против казнокрадства, это создало ему множество врагов. В Санкт-Петербург посыпались доносы на него с тяжкими обвинениями. Обвинения остались не подтвержденными, однако 17 марта 1877 г. Скобелев был отстранен от должности военного губернатора Ферганской области. Российское общество тогда относилось недоверчиво и даже недружелюбно к тем, кто выдвинулся в боях и походах против «халатников». Кроме того, многие все еще воспринимали его тем не оперившимся гусарским ротмистром, каким он был в юности.
В 1877 г. Скобелев отправился в действующую армию, чтобы принять личное участие в Русско-турецкой войне. Первое время Скобелев лишь состоял при Главной квартире и участвовал в мелких операциях на добровольных началах. Затем его назначили лишь начальником Штаба Сводной казачьей дивизии, которою командовал его отец – Дмитрий Иванович Скобелев.
14–15 июня Скобелев участвовал в переправе отряда генерала Драгомирова через Дунай у Зимницы. Приняв начальство над четырьмя ротами 4-й стрелковой бригады, он ударил во фланг туркам, чем вынудил их к отступлению, о чем в реляции начальника отряда сказано: «Не могу не засвидетельствовать о великой помощи, оказанной мне Свиты Е. В. генерал-майором Скобелевым… и о том благотворном влиянии, которое он оказал на молодежь своим блистательным, неизменно-ясным спокойствием». За эту переправу он был награжден орденом Св. Станислава I степени с мечами.
После переправы Скобелев участвовал: 25 июня в разведке и занятии города Белы; 3 июля в отражении нападения турок на Сельви и 7 июля с войсками Габровского отряда в занятии Шипкинского перевала. 16 июля с тремя казачьими полками и батареей, он провел разведку Ловчи; выяснил, что она занята 6 таборами с 6 орудиями, и посчитал необходимым взять Ловчу ранее второго штурма Плевны, но уже было решено иначе. Бой у Плевны был проигран. Разрозненные атаки колонн генералов Вельяминова и князя Шаховского, общим начальником которых считался генерал барон Криденер, окончились отступлением. Скобелев с войсками охранял левый фланг русских войск, показал, на что способна кавалерия в умелых руках и держался против превосходящих сил противника столько, сколько это было нужно для прикрытия отступления основных войск.
После плевненских неудач 22 августа 1877 г. (ст. ст.) одержана блестящая победа: при взятии Ловчи Скобелев опять показал свои таланты в командовании доверенными ему силами, за что 1 сентября Скобелев произведен в генерал-лейтенанты. В конце августа решено произвести третий штурм Плевненского укрепления, для чего выделили 107 батальонов (в том числе 42 румынских) и 90 эскадронов и сотен (в том числе 36 румынских), или 82 000 штыков и 11 000 сабель при 444 орудиях (в том числе 188 румынских). Генерал Золотов определял силы турок в 80 000 человек при 120 орудиях.
Артподготовка началась с 26 августа и закончилась 30 августа с началом штурма. Войска правого фланга, румынская пехота и 6 русских батальонов штурмовали Гравицкий редут № 1 на наименее важном левом фланге турок. Войска правого фланга потеряли 3500 человек, и решено было прекратить наступление в этом районе, несмотря на то что оставалось еще 24 свежих румынских батальона. Центр русских войск произвел шесть атак, и эти атаки отбили с потерями в 4500 человек. После чего с началом сумерек решено было прекратить бой. Левый фланг под командованием Скобелева с поддержкой князя Имеретинского с 16 батальонами овладел двумя редутами противника, при этом батальоны сильно расстроились. Развивать успех было нечем. Оставалось укрепиться и удерживать редуты до прибытия подкрепления. Однако подкрепления послано не было, кроме одного полка, посланного по инициативе одного частного начальника, но и тот прибыл поздно. Скобелев, располагал 1/5 всех русских и румынских сил, притянул на себя более 2/3 всех сил Османа-паши. 31 августа Осман-паша видя, что основные силы русских и румын бездействуют, атаковал Скобелева с обоих флангов и подверг расстрелу. Скобелев потерял 6000 человек и отбил 4 атаки турок, затем в полном порядке отступил. Третий штурм Плевны окончился неудачей для союзных войск. Причины коренились в неправильной организации управления войсками.
Во время осады Плевны Скобелев стоял во главе Плевно-Ловчинского отряда, контролировавшего IV участок осадного кольца. Он был против осады, о чем спорил с Тотлебеном, так как она сильно затормозила бы продвижение войск. Между тем Скобелев был занят приведением в порядок 16-й пехотной дивизии, потерявшей до половины личного состава.
28 ноября Осман-паша сделал попытку прорваться из окружения. Последовавшее за этим сражение окончилось сдачей армии Османа. Скобелев принимал самое активное участие в этом сражении с 3-й гвардейской и 16-й пехотной дивизией.
После падения Плевны Главнокомандующий решил перейти через Балканы и двинуться к Царьграду. Скобелев был направлен под командование к генералу Радецкому, который с 45 000 стоял против Весселя-паши с 35 000. Генерал Радецкий оставил на Шипкинской позиции против фронта турок 15,5 батальона, и направил правую колонну Скобелева (15 батальонов, 7 дружин, 17 эскадронов и сотен и 14 орудий) и левую колонну князя Святополк-Мирского (25 батальонов, 1 дружина, 4 сотни и 24 орудия) в обход главных сил Весселя-паши, находившихся в укрепленных лагерях близь деревень Шипки и Шейнова. 28-го числа все три части отряда генерала Радецкого с разных сторон атаковали неприятеля и вынудили армию Весселя-паши к капитуляции (30 000 человек при 103 орудиях); сдачу Весселя-паши лично принял Скобелев.
После перехода через Балканы Скобелев был назначен начальником авангарда армии (32 батальона и 25 эскадронов сотен с артиллерией и 1 батальоном саперов) и двинулся через Адрианополь к окрестностям Константинополя. По прекращению военных действий, 1 мая, он был назначен начальником «левого отряда» армии, а затем находился в составе армии при ее расположении в Турции и при постепенном очищении территории самой Турции и вновь созданной Россией Болгарии.
Скобелев явился на балканский театр военных действий очень молодым и полуопальным генералом, но он показал выдающиеся образцы военного искусства и заботу о подчиненных, проявил себя хорошим военным администратором.
Скобелев после войны стал очень знаменит.
6 января 1878 г. пожалован золотой шпагой с бриллиантами с надписью «За переход через Балканы», но отношение к нему начальства оставалось неблагоприятным. В письме одному родственнику 7 августа 1878 г. он писал: «Чем более проходит времени, тем более растет во мне сознание моей невиновности перед государем, а потому чувство глубокой скорби не может меня покинуть… только обязанности верноподданного и солдата могли заставить меня временно примириться с невыносимой тяжестью моего положения с марта 1877 года. Я имел несчастье потерять доверие, мне это было высказано, и это отнимает у меня всякую силу с пользой для дела продолжать службу. Не откажи поэтому… своим советом и содействием для отчисления меня от должности с зачислением… по запасным войскам».
Но постепенно горизонт перед ним проясняется, и обвинения с него сняли. 30 августа 1878 г. Скобелев назначен генерал-адъютантом к императору России, что говорит о возвращении к нему доверия.
После войны Михаил Дмитриевич занялся подготовкой и обучением вверенных ему войск в суворовском духе. 4 февраля 1879 г. утвержден в должности командира корпуса, в котором выполнял различные поручения в России и за границей и сильно сближается со славянофилами.
В январе 1880 г. Скобелев назначается командующим военной экспедиции против текинцев. Скобелев составил план, который утвержден и должен быть признан образцовым. Его цель – нанести решительный удар по туркменам-текинцам, населявшим Ахалтекинский оазис. Со своей стороны, узнав о походе, текинцы решили переселиться в крепость Денгиль-Тепе (Геок-Тепе) и ограничиться отчаянной защитой только этого пункта.
В крепости Денгиль-Тепе было 45 000 человек, из них защитников 20 000–25 000; они имели 5000 ружей, множество пистолетов, 1 орудие и 2 зембурека. Текинцы производили вылазки, преимущественно ночью, и наносили немалый урон, захватив даже однажды знамя и 2 орудия.
Скобелев сам сделал вылазку, прошел весь путь, проверил все колодцы, дороги и после этого вернулся назад к своим войскам. Затем начался штурм.
Штурм крепости был произведен 12 января 1881 г. В 11 часов 20 минут дня произведен взрыв мины. Восточная стена упала и образовала доступный обвал. Пыль еще не улеглась, когда колонна Куропаткина поднялась в атаку. Подполковнику Гайдарову удалось овладеть западной стеной. Войска теснили неприятеля, который, однако, оказывал отчаянное сопротивление. После долгого боя текинцы бросились в бегство через северные проходы, за исключением части, которая осталась в крепости и, сражаясь, погибла. Скобелев преследовал отступающего врага на протяжении 15 верст. Русские потери за всю осаду со штурмом составили 1104 человека, во время штурма было потеряно 398 человек (в том числе 34 офицера). Внутри крепости были взяты: до 5 тысяч женщин и детей, 500 персиян рабов и добыча, оцененная в 6 млн рублей.
Вскоре после взятия Геок-Тепе были высланы Скобелевым отряды под начальством полковника Куропаткина; один из них занял Асхабад, а другой прошел более чем на 100 верст на север, обезоруживая население, возвращая его в оазисы и распространяя воззвание с целью скорейшего умиротворения края. И вскоре в Закаспийских владениях Российской империи установилось мирное положение.
Ахалтекинская экспедиция 1880–1881 гг. представляет собой первоклассный образец военного искусства. Центр тяжести операции находился в сфере военно-административных вопросов. Скобелев показал, на что способны русские войска. В итоге в 1885 г. в состав Российской империи добровольно вошли Мервский и Пендинский оазисы Туркмении с городом Мервом и крепостью Кушка. 14 января Скобелев произведен в генералы от инфантерии, а 19 января награжден орденом Св. Георгия II степени, 27 апреля выехал из Красноводска в Минск. Там он продолжил заниматься подготовкой войск.
Временами Скобелев ездил в свои имения, главным образом в село Спасское Рязанской губернии. К крестьянам он относился хорошо. В это время здоровье Скобелева ухудшилось. Во время ахалтекинской экспедиции его постиг страшный удар: его мать, Ольгу Николаевну Скобелеву, убил человек, которого он хорошо знал по Балканской войне. Затем последовал другой удар: погиб император Александр II в результате террористического акта. Скобелев не был счастлив в личной жизни. Он был женат на княжне Марии Николаевне Гагариной. Супруги вскоре разошлись, а затем и развелись.
Получив месячный отпуск 22 июня (4 июля) 1882 г., М. Д. Скобелев выехал из Минска, где стоял штаб 4-го корпуса, в Москву. Его сопровождали несколько штабных офицеров и командир одного из полков барон Розен. По обыкновению Михаил Дмитриевич остановился в гостинице «Дюссо», намереваясь 25 июня (7 июля) выехать в Спасское, чтобы пробыть там «до больших маневров». По приезде в Москву Скобелев встретился с князем Д. Д. Оболенским, по словам которого, генерал был не в духе, не отвечал на вопросы, а если и отвечал, то как-то отрывисто. По всему видно, что он чем-то встревожен. 24 июня Скобелев пришел к И. С. Аксакову, принес связку каких-то документов и попросил сохранить их, сказав: «Боюсь, что у меня их украдут. С некоторых пор я стал подозрительным».
На другой день состоялся обед, устроенный бароном Розеном в честь получения очередной награды. После обеда вечером М. Д. Скобелев отправился в гостиницу «Англия», которая находилась на углу Столешникова переулка и Петровки. Здесь жили девицы легкого поведения, в том числе и Шарлотта Альтенроз (по другим сведениям, ее звали Элеонора, Ванда, Роза). Эта кокотка неизвестной национальности, приехавшая вроде бы из Австро-Венгрии и говорившая по-немецки, занимала в нижнем этаже роскошный номер и была известна всей кутящей Москве.
Поздно ночью Шарлотта прибежала к дворнику и сказала, что у нее в номере скоропостижно умер офицер. В покойном сразу опознали Скобелева. Прибывшая полиция ликвидировала панику среди жильцов, переправив тело Скобелева в гостиницу «Дюссо», в которой он остановился.
Вокруг трагедии в московской гостинице, как снежный ком, нарастал клубок легенд и слухов. Высказывались самые различные, даже взаимоисключающие предположения, но все они были едины в одном: смерть М. Д. Скобелева связана с таинственными обстоятельствами. Передавая широко муссируемый в России слух о самоубийстве, одна из европейских газет писала, что «генерал совершил этот акт отчаяния, чтобы избежать угрожавшего ему бесчестия вследствие разоблачений, удостоверяющих его в деятельности нигилистов».
Большинство же склонялось к версии, что «Скобелев был убит», что Белый генерал пал жертвой германской ненависти. Присутствие при его смерти «немки» придавало этим слухам, казалось, бо́льшую достоверность. «Замечательно, – отмечал современник, – что и в интеллигентных кругах держалось такое же мнение. Здесь оно выражалось даже более определенно: назывались лица, которые могли участвовать в этом преступлении, направленном будто бы Бисмарком… Этим же сообщением Бисмарку приписывалась пропажа плана войны с немцами, разработанного Скобелевым и выкраденного тотчас после смерти М. Д. Скобелева из его имения».
Эту версию поддерживали и некоторые представители официальных кругов. Один из вдохновителей реакции князь Н. Мещерский в 1887 г. писал Победоносцеву: «Со дня на день Германия могла наброситься на Францию, раздавить ее. Но вдруг, благодаря смелому шагу Скобелева, сказалась впервые общность интересов Франции и России, неожиданно для всех и к ужасу Бисмарка. Ни Россия, ни Франция не были уже изолированы. Скобелев пал жертвою своих убеждений, и русские люди в этом не сомневаются. Пали еще многие, но дело было сделано».
До революции на территории Российской империи было установлено не менее шести памятников генералу М. Д. Скобелеву, но ни один из них не сохранился до нашего времени.
В 2005 г. рассматривалось предложение о сооружении памятника генералу Скобелеву в 2009 г. на площади Финляндского вокзала в Санкт-Петербурге, в 2014 г. памятник Скобелеву установили в Москве и собираются поставить второй. Оставим в стороне разговор о художественных достоинствах конного памятника и о портретном сходстве с М. Скобелевым, заметим только, что по символике сабля, вознесенная над головой, означает победу или призыв к ней, а опущенная сабля – нечто иное…
Гвардейская артиллерия
Праздник всей гвардейской артиллерии – 6 августа, Преображение Господне.
Полковой храм – собор во имя преподобного Сергия Радонежского (с 1731 г.) на углу Сергиевской улицы (ныне – ул. Чайковского) и Литейного пр., 6. Разрушен в 1932 г.
Л. А. Белоусов. Обер-офицер и рядовые конно-артиллерийской бригады. 1889 г.
Начало регулярной российской артиллерии относится к 1695 г., когда при Преображенском полку была учреждена бомбардирская рота из 6 мортир и 4 пушек. Капитан этой роты с 1695 по 1706 г. – сам царь Петр I.
24 января 1722 г. офицерам бомбардирской роты пожаловано старшинство двух чинов против армейских.
9 ноября 1793 г. – из бомбардирской роты и команд пушкарей, а также из артиллерии, принадлежавшей к составу Собственных Его Величества Гатчинских войск, сформирован лейб-гвардии Артиллерийский батальон в составе трех рот пеших и одной конной (что ныне 1-я и 3-я батареи л. – гв. 1-й, 1 батарея л. – гв. 2-й и 1-я батарея Гвардейской Конно-артиллерийской бригады).
10 июля 1798 г. батальону повелено состоять из трех рот пеших и одной конной и трех команд: пионерной, понтонной и фурштатской.
25 марта 1805 г. конная рота от батальона отчислена и назначена состоять отдельно под наименованием: лейб-гвардии Конной артиллерии.
14 февраля 1811 г. батальон наименован лейб-гвардии Артиллерийской бригадой.
22 сентября 1811 г. рота, составлявшая лейб-гвардии Конную артиллерию, разделена на две.
21 сентября 1812 г. в Санкт-Петербурге для комплектования лейб-гвардии Конной артиллерии сформирована команда при 6 орудиях.
21 октября 1813 г. из Гвардейского артиллерийского резерва сформированы в г. Вильно три гвардейские артиллерийские роты: 1 батарейная, 1 легкая и 1 конная.
10 августа 1814 г. лейб-гвардии Конной артиллерии повелено состоять из трех батарей: батарейной и двух легких, на что и обращены сформированные в 1812 г. команда при 6 орудиях и в 1813 г. – конная рота.
3 февраля 1816 г. гвардейская артиллерийская бригада разделена на две: 1-ю Гвардейскую артиллерийскую бригаду, в которой Е. И. В. великий князь Михаил Павлович сохранил звание шефа, и 2-ю Гвардейскую артиллерийскую бригаду. В 1-ю бригаду вошли батарейная рота Его Высочества, 1-я легкая (ныне 3-я батарейная) и вновь сформированная батарейная рота № 2 (ныне 2-я батарейная). Во 2-ю же бригаду вошли: батарейная рота графа Аракчеева № 3 (ныне 2-я батарейная). Во вновь сформированную – батарейная № 4 (ныне 2-я батарейная). В каждой бригаде, кроме того, по одной учебной роте. Число орудий в ротах 12.
15 августа 1817 г. сформирована нынешняя 3-я батарея Гвардейской Конно-артиллерийской бригады.
24 октября сформирована в Варшаве нынешняя 1-я батарея лейб-гвардии 3-й артиллерийской бригады, называвшаяся тогда л. – гв. батарейной № 5 ротой.
26 сентября 1821 г. из л. – гв. батарейной № 5 роты и двух Гренадерских батарей, батареи № 1 и легкой № 2 составлена Сводная гвардейская и Гренадерская артиллерийская бригада, переименованною 22 августа 1830 г. в 3-ю Гвардейскую и Гренадерскую артиллерийскую бригаду.
6 апреля 1830 г. сформирована на правах Молодой гвардии лейб-гвардии Донская, легкая конная артиллерийская рота, причисленная к Гвардейской конной артиллерии.
1 июля 1861 г. – батареи, снабженные нарезными орудиями, повелено именовать нарезными легкими.
16 октября 1869 г. 1-ю и 2-ю Гвардейские Артиллерийские бригады повелено переименовать в л. – гв. 1-ю и л. – гв. 2-ю.
10 августа 1870 г. во всех пеших бригадах повелено сформировать четвертые батареи, скорострельные, 8-орудийного состава.
17 августа Гвардейская конная артиллерия названа Гвардейской конно-артиллерийской бригадой.
22 января 1873 г. в каждой действующей пешей бригаде положено иметь по 6 батарей 8-орудийного состава: три 9-фунтовых и 1 скорострельную.
17 августа 1875 г. последовало переформирование Гвардейской конной артиллерии в шесть 6-орудийных батарей; из 4 взводов первых трех батарей сформирована пятая батарея на правах и преимуществах Старой гвардии. Гвардейская Донская батарея названа лейб-гвардии 6-й Донскою Его Императорского Высочества Наследника Цесаревича.
17 апреля 1878 г. Донской батарее пожалованы права Старой гвардии за отличия в войну 1877–1878 гг.
1879–1881 гг. – введены дальнобойные орудия.
6 декабря 1894 г. 3-я Гвардейская и Гренадерская артиллерийская бригада наименована лейб-гвардии 3-й Артиллерийской бригадой.
Полки лейб-гвардии Санкт-Петербургский и Кексгольмский и 3-я Артиллерийская бригада.
1895 г. – при 3-й бригаде сформированы вновь 7-я, 8-я и 9-я батареи.
Февраль 1895 г. – бригады разделены на дивизионы, по три батареи в каждом.
17 января 1897 г. повелено сформировать две Гвардейские пешие легкие батареи для Гвардейской стрелковой бригады, образовавших Гвардейский стрелковый артиллерийский дивизион.
Гвардейская конная артиллерия
Образована 25 марта 1805 г. под названием Лейб-гвардии Конной артиллерии.
17 августа 1870 г. переименована в Гвардейскую конно-артиллерийскую бригаду.
17 апреля 1895 г. разделена на 1-й и 2-й дивизионы, и уже 25 апреля того же года эти дивизионы были учреждены в составе: 1-й – 1-й, 4-й и 6-й батарей, 2-й – 2-й, 3-й (считалась в командировке) и 5-й батарей.
6 марта 1913 г. – бригада наименована лейб-гвардии Конной артиллерией. Бригадный праздник – 27 апреля.
Перед войной Гвардейская конная артиллерия дислоцировалась в Петербурге, а 3-я батарея – в Варшаве.
1-я Его Величества (с 25 ноября 1870 г.) батарея образована 9 ноября 1796 г. (старшинство батареи с этого числа, батарейный праздник – 25 ноября) как Конная рота лейб-гвардии Артиллерийского батальона.
2-я Его Императорского Высочества генерал-фельдцейхмейстера Великого князя Михаила Николаевича (с 30 декабря 1909 г.) батарея была создана 22 сентября 1811 г. Старшинство – с 9 ноября 1796 г., праздник – 23 апреля, в день Св. Великомученика Георгия.
3-я Его Императорского Высочества Великого князя Георгия Михайловича (с 17 августа 1870 г.) батарея быта образована 16 июля 1814 г. Старшинство – как у 2-й батареи, праздник – 6 декабря, в день Св. Николая Чудотворца.
Собор преподобного Сергия Радонежского всей артиллерии
4-я Его Императорского Высочества Наследника Цесаревича и Великого князя Алексея Николаевича (с 25 января 1906 г.) батарея была сформирована 21 октября 1812 г. как лейб-гвардии Конной артиллерии полурота. Старшинство с этой даты, праздник – как у 3-й батареи.
5-я Его Императорского Высочества Великого князя Михаила Александровича (с 30 июля 1904 г.) батарея образована 17 августа 1875 г. Старшинство – с 9 ноября 1796 г., праздник – 8 ноября, в день Св. Архистратига Михаила.
Лейб-гвардии 6-я Донская казачья Его Величества (со 2 марта 1881 г.) батарея сформирована 6 апреля 1830 г. (дата старшинства батареи) «в вознаграждение отличных подвигов, мужества и храбрости, оказанных в продолжение войн с Персиею и Турциею 1827 и 1829 годов» из отобранных офицеров и нижних чинов 1-й, 2-й и 3-й Донской казачьих конно-артиллерийских легких рот как лейб-гвардии Донская легкая конно-артиллерийская рота. Батарейный праздник – 23 апреля, в день Св. Великомученика и Победоносца Георгия.
В Гвардейской конной артиллерии масти лошадей отличались по батареям: 1-я имела рыжих; 2-я – вороных; 3-я и 5-я – караковых; 4-я и 6-я – гнедых. В 6-й батарее каждый взвод также имел лошадей своей масти: в 1-м были светло-гнедые; во 2-м – вишнев о-гнедые; в 3-м – темно-гнедые.
Накануне Первой мировой войны гвардейская кавалерия была усилена современным вооружением. Так, 8 сентября 1913 г. в каждой Гвардейской кавдивизии и Отдельной Гвардейской кавбригаде организовали конно-пулеметные команды, входившие в состав одного из полков, но являвшиеся общедивизионным «боевым средством». Перед самой войной, 12 июля 1914 г., при штабах 1-й и 2-й Гвардейских кавдивизий и Отдельной Гвардейской кавбригады были сформированы конно-саперные команды.
Алексей Андреевич Аракчеев (1769–1834)
«Аракчеевщина» – это слово звучало, да и теперь звучит еще почти как ругательство, как синоним чего-то ужасно косного, тупого, давящего, а сам Аракчеев до сих пор представляется монстром с изуверскими наклонностями. Нам постоянно внушали в школе, что Аракчеев был помешан на так называемой «шагистике», что при нем солдат запарывали шпицрутенами тысячами… Что, собственно, и восхождение-то его к вершинам власти началось с того момента, когда он – подросток-истопник в Зимнем дворце – восторженно смотрел на развод караула и тем самым приглянулся государю Павлу Петровичу, при коем стал неким «псом сторожевым» и «держимордой», извините за каламбур, в одном лице. Что он ничего другого не делал, как преследовал всякое инакомыслие и потуги на демократию, при этом был такой изверг, ужасный сатрап и прочее…
Однако еще в пионерском возрасте, читая книги сверх положенной программы, столкнулся я сначала с робким сомнением, что учат нас в школе чему-то другому, не тому, о чем можно прочитать в книгах, скажем, дореволюционного издания, которые нет-нет да и попадались мне у знакомых старичков и старушек, доживавших свой век в питерских коммуналках. С годами эта мысль не только не исчезла, но окрепла и выкристаллизовалась в стойкое убеждение: все или по большей мере значительная часть из того, что нам преподавали (исключая науки точные, где дважды два все-таки четыре, что в «странах загнивающего капитализма», что при диктатуре пролетариата) – вранье!
А. А. Аракчеев
Не вдаваясь в изыскания, отчего такое происходило, по чьему-то умыслу или дремучему хамству дорвавшихся до власти, пытаюсь я не то чтобы очистить некоторые имена (которые интересны уже тем, что двести, триста лет они памятны, что с ними все еще борются), от шелухи штампов и ругательств, которыми захаркана вся наша история, примерно как захаркивали шелухой от семечек революционные пролетарии дворцы и памятники, а их нынешние потомки самое – понятие «Россия», поменяв его на словосочетание «эта страна».
При этом я не собираюсь, да и не смогу делать какие-то открытия, ибо я не рылся в архивах, не расшифровывал тайнопись: все сведения, приводимые мною, – общедоступны, но, к сожалению, не общеизвестны.
Иными словами, опираясь на факты, кои искажались или перевирались в угоду политической конъюнктуре, причем и до революции тоже, пытаюсь просто-напросто высказать иную, а не общепринятую точку зрения.
Скажем, равно как Александр Меншиков – птенец гнезда Петрова с нелегкой руки советского графа Алексея Толстого (вдохновенно и талантливо извращавшего исторические факты) превратился в крестьянина, торговавшего пирожками, а на самом деле он был хотя и не знатный, но дворянин, равно как и Аракчеев Алексей Андреевич[124] происходил из мелкопоместных бедных дворян когда-то славного и древнего дворянского рода (печки он, разумеется, не топил, хотя я уверен, что в этом занятии он не увидал бы для себя ничего зазорного и, будь отдан приказ, исполнил бы его в точности и с усердием, как исполнял все, что ему поручали).
О происхождении фамилии Аракчеевых из III ч. «Общего гербовника российских дворянских родов» известно, что они происхождения древнего и благородного и за службу российскому престолу «жалованы были от государей поместьями и на оные грамотами». Грамотою царей Иоанна и Петра Алексеевичей от 6 марта 1695 г. новгородец Иван Степанович Аракчеев «за службу предков и своего отца и за свою собственную службу во время войны с Польшею при царе Алексее Михайловиче пожалован в вотчину пустошами в Бежецкой пятине, в погостах Никольском и Петровско-Тихвинском».
Потомки Ивана Степановича служили в XVIII в. в военной службе, и один из них, Василий Степанович, участвовал в турецком походе под предводительством Миниха, был ранен под Очаковом и уволен от службы с награждением чином генерал-поручика.
Его родной племянник Андрей Андреевич таких чинов не достиг, вышел в отставку поручиком и поселился в Бежецком уезде Тверской губернии, где ему досталась по наследству деревня с 20 душами крестьян, и состоял в законном браке с Елизаветой Андреевной, в девичестве Ветлицкой (1750–1820).
23 сентября 1769 г. у супругов родился сын Алексей. Главное влияние на развитие его характера оказала мать, которую Аракчеев всю свою жизнь боготворил. По нынешним временам совсем юная Елизавета Андреевна (при рождении первенца ей исполнилось 19 лет) оказалась образцовой матерью. Она неустанно заботилась о том, чтобы он был набожен, умел «обращаться в постоянной деятельности», был педантично аккуратен и бережлив, умел повиноваться и усвоил себе привычку толково предъявлять требования к «людям». Все эти требования хорошо и прочно были усвоены Аракчеевым, так как наглядно диктовались ему условиями жизни бедной дворянской семьи, желавшей «жить прилично». Первоначальное образование Алексея Аракчеева состояло в изучении под руководством сельского дьячка русской грамоты и арифметики, которую «полюбил до страсти» и усердно занимался ею.
Когда ему шел 11-й год, к соседнему помещику, отставному прапорщику Корсакову, приехали в отпуск два его сына, кадеты Артиллерийского и Инженерного шляхетного корпуса,[125] и деревенский мальчик «не мог наслушаться их рассказам о лагере, учениях, стрельбе из пушек». «Особенно поразили меня, – признавался он впоследствии, – их красные мундиры с черными бархатными лацканами. Мне казались они какими-то особенными, высшими существами. Я не отходил от них ни на шаг». Вернувшись домой, он был, по его выражению, все время «в лихорадке» и, бросившись на колени перед отцом, просил отдать его в Корпус.
Но прошло два года, прежде чем мечта осуществилось. Причина – бедность. Только в январе 1783 г. «на долгих» отец с сыном и слугой отправились в столицу. Прибыв в Петербург и наняв на Ямской на постоялом дворе угол за перегородкой, Аракчеевы 10 дней непрерывно ходили в канцелярию Корпуса, пока, наконец, добились, что 28 января 1783 г. прошение их было принято. Затем началось ожидание «резолюции». Месяцы шли один за другим, наступил, наконец, и июль, между тем положение Аракчеевых становилось день ото дня все тяжелее, небольшие средства их быстро иссякали. Они жили впроголодь, продали постепенно всю свою зимнюю одежду и, наконец, нужда заставила их принять даже милостыню, которую им подал, в числе прочих бедных, митрополит Гавриил. Аракчеев впоследствии рассказывал, что когда отец его «поднес полученный им рубль к глазам», то «сжал его и горько заплакал», и что сам он также не выдержал и заплакал. 18 июля 1783 г. Аракчеевы издержали все до последнего гроша, и на другой день, голодные, снова явились за справкой в Корпус. Отчаяние придало сыну столько храбрости, что он, совершенно неожиданно для отца, увидев генерала Мелиссино,[126] подошел к нему и, рыдая, сказал: «Ваше превосходительство, примите меня в кадеты… Нам придется умереть с голоду… мы ждать более не можем… вечно буду вам благодарен и буду за вас Богу молиться».
Рыдания мальчика остановил директор, который выслушал отца, тут же написал записку в канцелярию Корпуса о зачислении Алексея Аракчеева в кадеты. 19 июля стало для Аракчеева счастливым днем, несмотря на то что с утра он ничего не ел и что отцу не на что было поставить в церкви свечку, потому «Бога благодарили земными поклонами». «Этот урок бедности и беспомощного состояния», по собственному признанию Аракчеева, сильно на него подействовал: впоследствии он строго требовал, чтобы «резолюции» по просьбам исходили без задержки…
В Корпусе Аракчеев быстро выдвинулся в ряды лучших кадет и через 7 месяцев переведен «в верхние классы», а затем в течение 1784 г. произведен: 9 февраля – в капралы, 21 апреля – в фурьеры и 27 сентября – в сержанты. Благодаря полученным в родительском доме прочным основам мировоззрения и воспитания он без всяких особых наставлений быстро стал образцовым кадетом, и ему уже в эти годы стали поручать обучение слабых по фронту и по наукам товарищей. Легенда гласит, что Аракчеев «круто поворачивал подчиненных и тычков не щадил» и что в 15–16 лет он «выказывал над кадетами нестерпимое зверство». Позднее литературное происхождение этого предания выдает то обстоятельство, что во времена службы Аракчеева сержантом кадетов драли как сидоровых коз постоянно: «Секли за все и про все, секли часто и больно, а за тычками никто не гонялся»,[127] так что нестерпимого зверства, придуманного недругами Аракчеева, в действительности не наблюдалось.
На самом деле было все наоборот. Сверстники, которые в своих имениях были лучше кормлены, а стало быть, сильнее, били Аракчеева чуть ли не ежедневно. По его собственным воспоминаниям, он спал на залитой слезами подушке. Но он устоял, не сломался и тяжелейшие обстоятельства тогдашней своей жизни перетерпел и преодолел!
В августе 1786 г. сержант Аракчеев награжден «За отличие» серебряной вызолоченной медалью, которая носилась в петлице на цепочке, а 17 сентября 1787 г. произведен в поручики армии, но с оставлением при Корпусе репетитором и учителем арифметики и геометрии, а потом и артиллерии. Кроме того, Аракчееву поручено заведывание Корпусной библиотекой, которая по подбору специальных книг считалась одной из лучших. Библиотекарская деятельность, можно думать, развила в нем любовь к книгам и зародила в нем мысль создать свою библиотеку.
Сказанное развенчивает еще одну ложь об Аракчееве как о человеке непросвещенном: «Аракчеев не был из числа людей, которые чтением расширяют свои познания».[128] Что ж это он тогда с молодых и голодных лет своих значительную часть жалованья тратил на книги? В личной его библиотеке, которую он собирал 30 лет, в 1810 г. было 11 тысяч томов прочитанных книг самого разного содержания.
Вот очень характерное для него высказывание, сделанное при формировании им, Аракчеевым(!), офицерских библиотек: «Чтение полезных книг в свободное время есть, без сомнения, одно из благороднейших и приятнейших упражнений каждого офицера, оно заменяет общество, образует ум и сердце и способствует офицеру приготовлять себя наилучшим образом на пользу службы Монарху и Отечеству».
Сейчас, по прошествии столь долгого времени, является возможность непредвзято судить о характере Аракчеева и о причинах, его сформировавших. В отличие от своих однокашников и впоследствии однополчан, он не только не имел, так сказать, «тылов» – имения, любого другого имущественного благополучия, но от своего ничтожного по тем временам жалованья отрывал крохи для помощи родителям и братьям. С 1780 г. он дает частные уроки детям графа Салтыкова. Все полученные от репетиторства деньги отсылает домой на содержание братьев. Бедность, стоявшая над ним, как колокол, незнатность происхождения, православная нравственность и, разумеется, сержантский чин отдаляли его от товарищей по Корпусу.
Как-то забывается, что известный нам портрет Аракчеева, кисти Доу, висящий в Военной галерее Зимнего дворца, относится к тем годам, когда он был всесильным военным министром, он облачен в военный мундир нового времени, острижен и причесан по моде начала XIX в., а служить-то он начинал в XVIII в. – времени красных каблуков, кружевных манжет, завитых напудренных париков, помады и мушек, вероятно, никак не сочетавшихся с его «корявой», по высказыванию современников, внешностью, какая не позволяла рассчитывать на благосклонное внимание дам и вообще претендовать на какое-нибудь «приличное положение в обществе».
Однако его природная, поистине бешеная энергия должна была в чем-то воплотиться, и она нашла себе применение. Искренне набожный, всю жизнь аскетичный в быту, Алексей Аракчеев все помыслы свои и всю жизнь свою отдал воинской службе. Как это ни удивительно звучит в применении к сформировавшемуся столетиями мнению об Аракчееве, он сыграл огромную роль как педагог, как теоретик и практик военного дела.
В 1788 г., когда началась война со Швецией и при Корпусе начали формировать новую артиллерию, явилась «изумительная деятельность Аракчеева, который, энергично обучая людей, буквально не сходил с поля, всецело отдаваясь строю, стрельбе и лабораторному искусству». К этому же времени относится и один из его первых научно-литературных трудов: «Краткие арифметические записки в вопросах и ответах», составленные им для своей команды. В награду за такую деятельность Аракчеев в 1789 г. был переименован в подпоручики артиллерии, а вслед за тем назначен командиром гренадерской команды, образованной в Корпусе из лучших фронтовиков, а 24 июля 1791 г. назначен старшим адъютантом к инспектору всей артиллерии генералу Мелиссино. Когда же цесаревич Павел Павлович, занятый организацией собственных войск, выразил желание иметь деятельного офицера-артиллериста, на которого можно было бы возложить все заботы по созданию артиллерии, то Мелиссино, не задумываясь и не спрашивая согласия, предложил цесаревичу Аракчеева, зная, что последний своей ретивостью к службе и своими знаниями поддержит в полной мере этот выбор.
Что мы знаем о личной жизни 23-летнего Аракчеева, который 4 сентября 1792 г. явился в Гатчине к цесаревичу Павлу Петровичу? Ничего! Потому что никакой личной жизни, если не считать чтения книг, у него не было – только служба.
В легендах, сочиненных об Аракчееве лет через пятьдесят после его смерти, где он представляется чудовищем, как-то не принимается во внимание, что Аракчеев был артиллерист, а служба в этом роде войск несколько отличается, скажем, от службы в комендантской парадной роте. Здесь, при любой власти ладно сидящим мундиром и красивым маршем не отделаешься. Грубо говоря, здесь нужно стрелять и попадать! Расширим этот постулат: получить орудия, обучить орудийные расчеты (а солдаты все – неграмотные парни из деревень, где лево, где право не разумеют!), к тому же артиллерия – «на конной тяге», стало быть, все, что касается лошадей, ездовых, запряжек, обоза, фуража – все на командире! Ни охнуть, ни вздохнуть!
Служба еще осложнялась и тем, что цесаревич право на «казенные отпуски» на свои «гатчинские войска» не имел, а собственных его средств, безусловно, не хватало. Долг по артиллерийской части на 1795 г. составлял 16 000 руб. Поэтому, фигурально выражаясь, прежде чем научить своих солдат стрелять из пушек, нужно было эти пушки добыть!
Аракчееву повезло тем, что его покровитель, чье уважение он заслужил, Мелиссино, стал в это время начальствовать над всей артиллерией и потому имел возможность давать Гатчинской артиллерии и бомбардиров, и канониров, и понтоны, и орудия, и даже артиллерийские припасы через свою канцелярию. Сложись дело иначе, кто знает, какова была бы судьба российской артиллерии, которая очень многим, если не всем, обязана Аракчееву.
Павел Петрович поначалу встретил Аракчеева настороженно и сухо, однако у того всегда «на любые к нему неудовольствия» был единственный довод – безупречная служба.
На первом же учении он показал себя умелым, как тогда говорили, «старым» офицером и расположил к себе цесаревича, который 24 сентября, т. е. всего через 3 недели, пожаловал Аракчеева «в артиллерии капитаны». Но не следует забывать: «гатчинским капитанам», на которых смотрели как на причуду цесаревича, не более, для утверждения чина требовалось решение военной коллегии. Но там председательствовал граф Н. И. Салтыков. Он прекрасно знал Аракчеева, поскольку Алексей Андреевич являлся репетитором его сыновей, потому и препятствий к утверждению в чине не объявилось.
Отсюда, казалось бы, можно начинать песнь о триумфальном шествии Аракчеева к вершинам власти! Только ничего подобного не происходило. Во-первых, и Павел-то Петрович, памятуя судьбу батюшки Петра III, при одной мысли о том, что матушка Екатерина может с ним сотворить, содрогался, понимая, что никакие гатчинские войска его защитить не смогут. Во-вторых, Аракчеев в «любимцы» не вышел, и хотя стал за удачную стрельбу из мортиры по редуту командиром всей артиллерийской «Его Императорского Высочества команды», даже через два с половиной года службы получил от Павла Петровича разнос со словами: «Кроме артиллерии ничего под командой вашей не состоит!» То есть знай свое место. Ты никто, и звать тебя никак!
Глотая слезы (Да, это так! Аракчеев был раним и слезлив!), Алексей Андреевич продолжал молиться и служить! И уж коли доверена была ему хотя и «карманная», но все же настоящая артиллерия, начал он в ней репетировать реформы, кои потом, войдя во власть, распространил по всей армии, сделав русскую артиллерию лучшей в мире.
А именно: «1) в 1793 г. арт. команда была разделена на 3 пеших и одно конное отделение, а „пятую часть“ составили фурлейты, понтонеры и мастеровые, причем во главе отделений (капральств) и „части“ были поставлены ответственные начальники; 2) к началу 1796 г. составлена особая инструкция, в которой с удивительной ясностью изложены права и обязанности каждого должностного лица и управление артиллерией; 3) Аракчеев составил план развертывания ее в 4-ротный полк; 4) установил весьма практичный „учебный способ“ действий при орудиях; 5) учредил „классы для преподавания военной науки“, чем облегчил комплектование команды не только отчасти нижними чинами, но и офицерами; 6) привил артиллерии подвижность, благодаря которой она на маневрах с участием всех родовых войск успешно исполняла свое назначение, и вообще довел специальную подготовку артиллерии до такой высокой степени, что артиллеристы Цесаревича весьма успешно исполняли особые сложные маневры.
Не меньшее внимание Аракчеев обратил и на устройство хозяйств, части, причем определил „должности“ чинов ее точной инструкцией. Кроме того, заведуя „классами военной науки“, Аракчеев принимал деятельное участие в составлении новых уставов строевой, гарнизонной и лагерной службы, впоследствии введенных во всей армии. Сохранились различные сказания о том, какими средствами достигал Аракчеев благоустройства вверенной ему команды, ее строевой выучки и дисциплины, каким зверствам и неистовствам предавался „гатчинский капрал“ в пылу ревностного исполнения служебных обязанностей: учил солдат по 12 часов кряду; вырывал у солдат усы, бил их нещадно, грубил офицерам и т. п. Принимая во внимание, что обо всем этом свидетельствуют такие „современники“, как граф Толь и Михайловский-Даниловский, которые могли передавать лишь слышанное от других, надлежит с особенным вниманием отнестись к документам. По „Книге приказаний при пароле с 5 июля по 15 ноября 1796 г.“ можно установить, что на все 135 сохранившихся записей на долю взысканий приходится всего 38 записей, из коих: 8 замечаний, 22 выговора, 3 вычета из жалованья, 2 ареста, 1 исключение во флот и 2 разжалования. За то же время под суд был отдан один (за побег), а случаев применения „прогнания сквозь строй“ не было ни одного, т. к. в записях не встречается никакого указания на наряд для этого части войск. Сохранившиеся судные дела показывают, что цесаревич зачастую отменял жестокие приговоры, постановленные по артикулам, конфирмуя „без наказания“. Приказы же самого Аракчеева содержат, например, ходатайство его о разжаловании фельдфебеля в рядовые за жестокое наказание им подчиненного».
Как-то не стыкуются эти факты с привычным нам образом Аракчеева. Единственное, что совпадает, – служака. Но тупых и не очень, и даже умных, исполнительных служак хватало. Стало быть, имелось нечто, что расположило мнительного и недоверчивого Павла Петровича к молчаливому офицеру с бугристым лицом кирпичного цвета, если становится Аракчеев сначала комендантом Гатчины, затем начальником всех сухопутных войск цесаревича, а после восшествия на престол Павла I он буквально осыпаем чинами и наградами. Гатчинский полковник А. А. Аракчеев «пожалован 7 ноября 1796 г. Петербургским комендантом; 8-го числа произведен в генерал-майоры; 9-го – в майоры гвардии Преображенского полка; 13-го – кавалером орденом Св. Анны I ст.; в следующем году (1797) 5 апреля ему пожаловано баронское достоинство и орден Св. Александра Невского».
Аракчееву, который представляется каким-то странным человеком без возраста, в это время всего 28 лет. Как и прежде, он, правда, в сравнении с другими баронами, нищий. Потому Павел I жалует ему 2000 крестьян с предоставлением выбора губернии. Аракчеев – никогда ни у кого ничего не просил для себя лично – растерялся и даже был готов от имения отказаться. Наконец, выбрал село Грузино Новгородской губернии.
Это – единственный дар, принятый Аракчеевым. От всех многочисленных «пожалований» в дальнейшем он отказывался. «Будучи влиятельнейшим вельможею, приближенным государя, граф Аракчеев, имея орден Александра Невского, отказался от пожалованных ему других орденов: в 1807 г. – от ордена Св. Владимира и в 1808 г. – от ордена Св. Апостола Андрея Первозванного и только оставил себе на память рескрипт на орден Андрея Первозванного.[129] Удостоившись пожалования портрета государя, украшенного бриллиантами, граф Алексей Андреевич бриллианты возвратил, а самый портрет оставил. Говорят, что будто бы император Александр Павлович пожаловал мать графа Аракчеева статс-дамою. Алексей Андреевич отказался от этой милости. Государь с неудовольствием сказал: «„Ты ничего не хочешь от меня принять!“ – „Я доволен благоволением Вашего Императорского Величества, – отвечал Аракчеев, – но умоляю не жаловать родительницу мою статс-дамою; она всю жизнь свою провела в деревне; если явится сюда, то обратит на себя насмешки придворных дам, а для уединенной жизни не имеет надобности в этом украшении“. Пересказывая об этом событии приближенным, Алексей Андреевич прибавил: „Только однажды в жизни, и именно в сем случае, провинился я против родительницы, скрыв от нее, что государь жаловал ее. Она прогневалась бы на меня, узнав, что я лишил ее сего отличия“».[130]
Однако в царствование государя Павла Петровича опала могла последовать с той же стремительностью, что и награждение чином. Не миновал сего и Аракчеев. Что послужило причиной? Враги Аракчеева, коих было море и при жизни, и особенно после его смерти, утверждали, что среди многоразличных обязанностей Аракчеева было и заведывание квартирмейстерской частью, т. е. тогдашним Генеральным штабом.
Служба офицеров по квартирмейстерской части под его начальством была, по свидетельству графа Толя, «преисполнена отчаяния», Аракчеев, являя «фанатическое тиранство», заставлял подчиненных заниматься по 10 часов в сутки «бесполезной работой». Мало того, Аракчеев, являясь по два и по три раза в день среди офицеров, занятых черчением бесполезных планов, при малейшем поводе, под самыми ничтожными предлогами осыпал их самой отборной бранью, причем один раз даже дал пощечину колонновожатому Фитингофу, а в другой «позорнейшими словами» обругал «подполковника Лена, сподвижника Суворова и Георгиевского кавалера». Лен, «несчастная жертва его гнева», не перенес оскорбления и, возвратившись домой, написал Аракчееву письмо и застрелился. Слухи об этом будто бы дошли до государя, который 1 февраля 1798 г. уволил Аракчеева «в отпуск до излечения», а 18 марта и вовсе отставил от службы «с награждением чином генерал-лейтенанта».
Однако в «Истории русского генерального штаба», составленной Н. П. Глиноецким (Т. I. С. 142–149), утверждается, что благодаря хлопотам Аракчеева «к концу 1797 г. удвоен был состав членов свиты Его Величества по квартирмейстерской части и усовершенствованы производившиеся в то время съемки в Литве и Финляндии» – т. е. составлялись те самые «бесполезные» планы, без которых не было бы победы в Шведской кампании 1809 г. А уж солдатской кровушки во всяком случае пролилось бы тогда много больше. Относительно пощечины Фитингофу – неизвестно, а вот «несчастная жертва гнева Аракчеева» подполковник Лен, во-первых, ни в каких списках Георгиевских кавалеров не значится, стало быть, им не был, во-вторых, не стрелялся, а просто умер, что, кстати, объясняет, почему именно его стало возможно объявить «жертвой гнева».
Об Аракчееве документы же сообщают, что отставляют его от службы как «несоответствующего должности генерал-квартирмейстера». Но уже 29 июня он вызван обратно из Грузина, 11 августа вновь принят на службу, а 22 декабря 1798 г. вторично назначается на прежнюю должность генерал-квартирмейстера. Дворцовые сплетники утверждали, что это благодаря заступничеству «верного друга», великого князя Александра Павловича, будущего императора Александра. А что ж в этом плохого?
Отношения, которые связывали Аракчеева с Павлом I и Александром I были эмоционально окрашены, прежде всего, завистью и ненавистью окружающих. Каких только презрительных, уничижающих, грязных эпитетов не получал Алексей Андреевич, из которых самое мягкое – «лизоблюд». Оно ни в малейшей степени не содержало хотя бы каплю истины. Не был Аракчеев ни подхалимом, ни прихлебателем!
Чтобы понять его чувства и поступки, следует учесть, что он совсем мальчишкой был отторгнут от семьи, где его любили, хотя и воспитывали в строгости, но не без ласки, а в строгости отеческой. Презираемый и открыто ненавидимый, надо полагать, он всегда тосковал о семье. В полном соответствии с воспитанными в нем тогдашними представлениями о монархе, в Павле I он видел отца, и, безусловно, в отношении к нему реализовывал все свои сыновние чувства. Блистательный венценосец, многие взгляды которого Аракчеев разделял, кем искренне и не без основания восторгался, дополнил в его душе любовь к отцу. Образ опального, гонимого императора, безусловно, сливался у него в душе с тоской и любовью к нищему и беспомощному отцу, и восхождение на престол Павла I было понято Аракчеевым как торжество справедливости, как божественное воздаяние!
– У меня кроме Вас никого нет, – сказал он как-то Павлу, и это была чистая правда.
Этот невысокий, сухощавый, угрюмый с молодости человек, страстную натуру которого выдавали только «огненные глаза», не получивший широкого гуманитарного образования, не умевший танцевать, отводил душу на плац-парадах, был уникальным практиком, а всю нерастраченную любовь, тоску по семье, скрытое страдание от того, что его самого никто не любил, отдал Павлу I и Александру I.
У дворцовых интриганов не находилось уловок против Аракчеева – он был в своих чувствах и поступках искренен до самобичевания. Свидетельством тому, что он – личность скорее трагическая, чем злодей, каким представлялся екатерининским вельможам и бездельникам Императорской гвардии, служит то, что он всегда помнил добро и умел быть благодарным.
Знаменитый девиз «Без лести предан», начертанный на графском гербе, придумал не Аракчеев, а Павел I и даровал его Алексею Андреевичу вместе с графским титулом. Петербургские забавники, хихикая, тут же переделали его на «Бес – лести предан». Самые нелепые сплетни ходили об Аракчееве во множестве, например, что он на смотру солдату нос откусил. Но даже яд лжи и насмешек не сокрушал Аракчеева. Он служил! Честно, толково. Вот выдержки из его инструкций: «за ошибку отвечает командир, в службе викарных нету, а должны командиры сами всякий свое дело делать, а когда силы ослабнут, то может (он) выбрать себе покой»; «замечаю… уснули и ничего не делаете, то оное непохвально, а я уже иногда неосторожен, когда кого пробуждаю», «извольте держать (расходовать) деньги… сколько употреблено будет – представить отчет… только не аптекарский, а христианский», и т. п.
Для ненавистников Алексея Андреевича было нестерпимо то, что он «яко веровал, такое же и жил», не имея даже тени ханжества. На фоне распущенности вельмож, фаворитов, временщиков, да и всего высшего света последних лет царствования Екатерины II, разнузданности вернувшихся с фронта солдат, коих собственное мирное население зачастую боялось больше, чем противника, аскеза Аракчеева и его суровость в соблюдении уставных норм, безусловно, выглядела бы комичной, если бы в нем самом была бы хоть малейшая фальшь или слабина. Он казался страшным потому, что был монолитен и неколебим, утверждая постулат: каждый проступок должен быть наказан неотвратимо. Была и другая сторона – каждый подвиг вознагражден. Это враги Аракчеева замалчивали, но в полной мере знавали сотрудники Аракчеева.
Как всякий несправедливо презираемый и гонимый в детстве, умный и проницательный Аракчеев прекрасно разбирался в окружающих людях и читал в их душах как в открытой книге. Видел он там много такого, в чем они и на исповеди-то не раскаивались. Аскет Аракчеев на животном, рефлекторном уровне ненавидел то, что называл «развратом», и, не снискавши ни любви, ни даже уважения к себе, сумел оказаться в центре внимания, заставив окружающих не просто бояться его, но трепетать от страха. Но удивительное дело, те, кто находился под его началом, видели в нем совершенно другого человека.
Бывший при Аракчееве за адъютанта Ф. П. Лубяновский свидетельствует, что «ратное рвение» Аракчеева далеко не было столь ужасно и что он «строг и грозен был пред полком», который деятельно обучал в течение шести недель, а дома «был приветлив и ласков» и, собирая по вечерам офицеров полка, терпеливо и со знанием дела толковал им «мистерии воинского устава».
Великий Суворов говаривал, что интендантов, прослуживших пять лет, можно и надлежит вешать без суда. К Аракчееву же, заведовавшему всей интендантской частью Русской армии, за всю жизнь не прилипло ни копейки! Работоспособность его была невероятной, и результаты работы очевидны. Именно Аракчееву Русская армия обязана тем, что не отставала, а в реорганизованной им артиллерии и превосходила все европейские армии. Не тупое стремление к театрализованной нарядности парадов преследовал Аракчеев, когда вводил единообразие в оружии по всей армии, начиная от калибра орудий, лафетов, колес до мерного заряда для орудий и ружей. Благодаря этому разбитая днем батарея силами собственных оружейников за ночь возрождалась и вновь вступала в бой – все, что мы называем сегодня запчастями, Аракчеев сделал единообразными и взаимозаменяемыми. Его заслуги перед армией и Россией громадны, но незаметны… И до сих пор гуляет про книгам обвинение, что он не участвовал ни в одном сражении – пороха не нюхал![131] А он и не должен был участвовать! Зато благодаря ему пороха было достаточно на полях сражений, и подвозили его туда бесперебойно, а также тысячи пудов иных грузов точно и вовремя.
Его обвиняли в раболепии перед государями и грубостью ко всем, кто стоял ниже него.
Слишком просто! Он никогда не руководствовался карьерными соображениями. Разумеется, со всей страстью ненавидел всех, кто приближался к трону, потому что ревновал! Так пес ненавидит всех, кто приближается к обожаемому хозяину, которого он считает своей собственностью. Еще в Гатчине Аракчеев сумел заслужить полное доверие тогда еще цесаревича Павла Петровича и тогда еще великого князя Александра Павловича.
Удивительно, что в дни, когда поползли слухи об устранении Екатериной Павла от наследования престола, а власть передать «через его голову» Александру, и Павел I принял, так сказать, встречные меры (Александр должен был тайно присягнуть на верность отцу) только полковник Аракчеев был избран стать свидетелем присяги. Разумеется, никто на эту присягу и внимания бы не обратил, ежели императрица соблаговолила не то что приказать, а намекнуть!.. Но важна уверенность романтичного Павла, что свидетель Аракчеев и под пыткой от правды не откажется!
Господь судил так, что присяга не понадобилась. 6 ноября 1796 г. цесаревич Павел Петрович, будучи вызван экстренно в Санкт-Петербург к умирающей императрице, приказал немедленно прибыть туда и Аракчееву, чтобы иметь возле себя человека, на которого можно было безусловно положиться. Встречая Аракчеева, Павел сказал ему: «Смотри, Алексей Андреевич, служи мне верно, как и прежде», – а затем, призвав великого князя Александра Павловича, сложил их руки и прибавил: «Будьте друзьями и помогайте мне».
Н. К. Шильдер полагает, что случай этот как бы закрепил дружбу великого князя Александра Павловича с Аракчеевым, которую, по множеству соображений, нельзя назвать необъяснимой. Великий князь, проходивший службу в собственных войсках цесаревича одновременно (с 1794 г.) с Аракчеевым (он на 8 лет старше Александра. – Б. А.), несомненно, обращался к нему как к советнику и руководителю «класса военной науки», первоначально за различными указаниями, а затем, получив в командование батальон № 2, стал даже подчиненным Аракчеева как инспектора пехоты. Сохранились отрывочные указания («Приказная» книга 1796 г.) на то, что великий князь не раз прибегал за помощью к Аракчееву, чтобы привести свой батальон на уровень с батальоном великого князя Константина Павловича, неизменно получавшего благодарности от требовательного и сурового отца. В этом отношении Аракчеев оказывался действительно «необходимым советником и сберегателем» великого князя; таким он и остался в тяжелые дни царствования императора Павла, когда Аракчеев не раз избавлял наследника престола от отцовского гнева. Завершая в Гатчине свою карьеру чинами подполковника артиллерии и полковника войск цесаревича, Аракчеев вместе с тем заслужил и репутацию безусловно необходимого человека, как у императора Павла, так и у нового наследника престола.
Неуязвимых людей не бывает! Случилась беда и с Аракчеевым. В ночь с 23 на 24 сентября 1799 г. в Петербургском арсенале была совершена кража. При отыскании виновными первоначально оказывались чины батальона генерал-лейтенанта Вильде. Аракчеев доложил государю о случившемся так, как было изложено в полученном им рапорте, и скорый на расправу Павел I тотчас уволил генерала Вильде со службы.
Между тем, при дальнейшем розыске, настоящих воров поймали. На допросах они показали, что кража совершена ими в ночь содержания караула батальоном под командой брата Аракчеева. Наушники тут же нашептали царю, что Аракчеев ложно донес о происшедшем, выгораживая брата. «За ложное донесение о беспорядках» Алексей Андреевич был «отставлен от службы», что повлекло для Павла гибельные последствия.
Вторая опала Аракчеева продолжалась до последних дней царствования. Зная о заговоре, подозревая лгавшего ему Палена, Павел I, памятуя безусловную преданность Аракчеева, в начале марта 1801 г. внезапно вызвал его из Грузина в Петербург. Аракчеев понял, что это крик о помощи! Ни о каких обидах на царя для него не могло быть и речи, он летел в столицу, загоняя лошадей, и успел бы! Но вечером 11 марта, по приказанию военного губернатора графа Палена, его задержали на въезде в Петербург и держали под караулом, пока в ночь на 12 марта в Михайловском дворце убивали Павла.
Совершенно непричастный к событию этой ночи, Аракчеев казнился тем, что не смог заслонить собою государя. Не было его вины в том, что не смог он исполнить присягу на верность государю. На воздвигнутом им в Грузине памятнике Павлу он приказал высечь надпись: «Сердце чисто и дух мой прав пред тобою».
Вернувшись, Аракчеев прожил в Грузине два года «отшельником» до мая 1803 г., когда император Александр I вызвал его ко двору. Его возвращение повергло в шок все либерально настроенное общество, жаждавшее прогрессивных реформ от такого милого, такого мягкого Александра. Как же так – «дней Александровых блестящее начало», и вдруг это чудовище, про коего ходил акростих:
Аггелов[132] семя,
Рыцарь бесов,
Адское пламя,
Ключ всех оков.
Чувств не имея,
Ешь ты людей,
Ехидны злее,
Варвар, злодей.
В отличие от доверчивого и достаточно простодушного Павла I, Александр I – истинный внук своей бабушки, мастер дворцовой интриги. «Долгое время представлялось загадочным, как могли быть связаны узами столь тесной дружбы две таких, казалось, противоположных натуры, как император Александр Благословенный и Аракчеев». Однако чем более выясняется в последнее время загадочная личность Александра I, тем обоснованнее становится мнение одного из проницательнейших людей того времени, сардинского посланника в России, графа де-Местра, который объяснял положение Аракчеева тем, что: «Александру хотелось иметь подле себя страшилище с огромной силой», чтобы держать армию и особенно гвардию в суровой дисциплине. «Кроме того, – добавляет профессор Шиман, – Александру важно было переложить на Аракчеева свою собственную непопулярность», которая началась в Тильзите (1807 г.) и постепенно росла, а также и ответственность за неосуществленные обещания первых лет царствования. Профессор Фирсов также полагает, что Александр I «решился скрыться за спиной Аракчеева во внутреннем управлении России, желая этим путем пред лицом общественного мнения (гл. обр. Европы) отделить свою репутацию либерально-великодушного монарха от им же самим продиктованной системы недоверия и устрашения».
Знал ли Аракчеев о той мучительной и неблаговидной роли, которую назначил ему государь? Не сомневаюсь – знал! И в том рыцарственном, каком-то средневековом вассальном служении сюзерену «Аракчеев же взял на себя эту роль „пугала“ и ширмы из преданности своему монарху и обожания его, как человека».
Возникла классическая пара управления общественным мнением, которое нынче обозначено как «добрый и злой следователь». Доброму Александру I жаловались на злого Аракчеева, на Аракчеева же сваливались и все неудачи правления.
14 мая 1803 г. граф Аракчеев принят на службу и восстановлен в прежней должности инспектором всей артиллерии и командиром лейб-гвардии Артиллерийского батальона. В 1805 г. находился при императоре в Аустерлицком сражении; в 1807 г. произведен в генералы от артиллерии, а 13 января 1808 г. назначен военным министром; 17 того же января назначен генерал-инспектором всей пехоты и артиллерии с подчинением ему комиссариатского и провиантского департаментов, с подчинением ему Военно-походной канцелярии императора и Фельдъегерского корпуса. Одновременно он становится сенатором. В знак его особых заслуг Ростовский мушкетерский полк переименовали в Гренадерский графа Аракчеева полк.
Деятельность Аракчеева по реорганизации армии в этот период настолько велика, что о ней можно целые тома писать! Он все успел! Артиллерия, потерявшая в Аустерлицком сражении 133 орудия, была не только восстановлена, но модернизирована и увеличена. Снабжение армии шло безупречно. Особой заботой Аракчеева стало образование офицеров и обучение солдат. Аракчеев, которого представляют тупым исполнителем государевой воли, если судить по его делам, обладал широчайшим военно-политическим кругозором и во многом превосходил всех виднейших военных своего времени.
В войне со Швецией он принимал самое деятельное и решающее участие. В феврале 1809 г. он отправился в Або, поскольку некоторые генералы ввиду приказания императора перенести театр войны на шведский берег выставляли разные затруднения. Были и объективные причины: русские войска никогда не проходили такие пространства по льду, которые пришлось преодолевать при переходе через Ботнический залив. Были и субъективные: генералы не хотели воевать со шведами.
Во время движения русских войск к Аландским островам в Швеции последовала перемена в правлении: вместо Густава-Адольфа, сверженного с престола, стал королем Швеции его дядя герцог Зюдерманландский. Защита Аландских островов была вверена шведскому генералу Дебельну, который, узнав о стокгольмском перевороте, вступил в переговоры с командиром русского отряда Кноррингом о перемирии, которое и заключили!
Аракчеев, хотя был ниже чином и должен был подчиняться Кноррингу, заявил, что: «Он прислан от государя не перемирие делать, а мир», и буквально вытолкал армию в поход по льду, которого со времен Александра Невского никто не совершал. Последующие действия русских войск были блистательны: Барклай-де-Толли совершил переход через Кваркен, а Шувалов занял Торнео.
5 сентебря подписан русскими и шведскими уполномоченными Фридрихсгамский мир, по которому, как известно, к России отошли: Финляндия и Аландские острова. Таким образом, в грядущей войне с Наполеоном, в неизбежности ее Аракчеев не сомневался, была обеспечена безопасность русского Севера и Петербурга.
Аракчеев неустанно проводил общее переустройство русской армии (комплектование и обучение строевого состава, учреждение рекрутского депо, введение дивизионной организации, должности дежурного генерала и т. д.), но наиболее плодотворными были его преобразования в артиллерии. Сведенная в роты и батареи, артиллерия выделялась в самостоятельный род войск, размер лафетов и калибры орудий уменьшены. Была усовершенствована технология изготовления оружия, боеприпасов, стала более эффективной деятельность арсеналов. Кроме того, основан Артиллерийский комитет, стал выходить «Артиллерийский журнал».
Выдвижение на передний план политической жизни М. М. Сперанского и подготовка планов государственных реформ за спиной Аракчеева вынудили его подать в отставку. В 1810 г. он назначен председателем Военного департамента вновь учрежденного Государственного совета, а его пост военного министра занял М. Б. Барклай-де-Толли.
Неизбежность войны или грядущих войн заставляла постоянно искать новые пути для совершенствования армии. У Александра I явилась мысль о создании военных поселений. Традиционно «отцом военных поселений» считают Аракчеева, а на самом деле он был категорически против! Умозрительную идею о возможности создания некоего сочетания воина-землепашца, который бы жил в собственной семье, но за это всю жизнь оставался в военном состоянии,[133] он понимал как то, что солдат, изнуряя службой, еще заставят и землю пахать, и семьи содержать, и что это приведет к ужасным социальным последствиям. Аракчеев на коленях умолял его отказаться от этой мысли и говорил: «Государь, вы образуете стрельцов». Но Александр I остался непреклонным.
Личная драма Аракчеева состояла в том, что именно на него было возложено строительство того, чего он не хотел и считал вредным. «Однако ввиду непреклонного желания государя он повел дело круто, с беспощадною последовательностью, не стесняясь ропотом народа, насильственно отрываемого от вековых, исторически сложившихся обычаев и привычного строя жизни. Целый ряд бунтов среди военных поселян был подавлен с неумолимою строгостью; внешняя сторона поселений доведена до образцового порядка; до государя доходили лишь самые преувеличенные слухи о их благосостоянии, и многие даже из высокопоставленных лиц, или не понимая дела, или из страха перед могущественным временщиком, превозносили новое учреждение непомерными похвалами».[134]
Если принять во внимание, что Аракчееву пришлось создавать, по его выражению, «законодательство совершенно нового государственного устройства, которому не было образцов ни у нас в России, ни в других владениях», то ясно, что для такой работы нужны были чрезвычайная энергия и, по выражению Сперанского, «постоянство усилий и твердый, ничем несовратимый взор, непрерывно устремленный на важные государственные пользы».
Создание военных поселений началось в 1810 г. и прервалось войной 1812 г. В это время Аракчеев был в очередной отставке, прошение о которой подал, видя увлечение Александра I идеями Сперанского, а государь прошение удовлетворил. Алексей Андреевич отправился в Грузино, военным министром стал Барклай-де-Толли, но как только в России загремели пушки, Аракчеев встал рядом с императором, и его портрет в галерее героев войны 1812–1815 гг. в Зимнем дворце находится по праву. На нем было снабжение армии всем необходимым от пороха, сухарей и сапог до подков и колесной мази, а кроме того, вся артиллерия, покрывшая себя неувядаемой славой на полях всех сражений этой войны. Не будь за спиной русских войск Аракчеева, кто знает, как бы все сложилось. Аракчееву было поручено формирование ополчения и артиллерийских полков, он вновь получил право объявлять именные указы.
Но была еще одна роль у этого ненавидимого всеми, человека. Он один из немногих кто мог повлиять на решение государя и влиял. Это он настоял на том, чтобы Александр I покинул армию и не мешал главнокомандующему, это он вовремя заменил Барклая-де-Толли, которого как профессионал прекрасно понимал, но знал, что он непопулярен, на М. И. Кутузова. Да куда ни глянь – везде встает, на мой взгляд, трагическая и, уж во всяком случае, мощнейшая фигура Аракчеева.
После победоносной войны влияние Аракчеева на императора усилилось. Он стал «единым докладчиком государю по представлениям всех министров, которые вынуждены были, вследствие «трудолюбивого и попечительного исполнения государственных обязанностей» Аракчеева, «съезжаться к нему к 4 час. ночи». Конечно, такая совместная работа с «Силою Андреевичем», как называли Аракчеева за его влияние, породила множество недовольных, в глазах и в устах которых он стал и «проклятым змеем», и «вреднейшим человеком», и «извергом и злодеем, губящим Россию».
Более же справедливые современники признавали, что «из всех министров минувшей эпохи граф Аракчеев был одним из самых трудолюбивых, дельных и честных» и что он, «занимаясь делами с железной настойчивостью», всемерно стремился «поставить деловое и опытное на место знатного пусточванства». Хотя никто и не упоминает, как «приготовлял себя» Аракчеев к такой грандиозной деятельности, но даже ярый его ненавистник, Ф. Ф. Вигель, не называет его «призраком министра», а наоборот, подчеркивает, что в то время, когда «бессильная геронтократия (власть стариков. – Б. А.) дремала у государственного кормила… за всех бодрствовал один всем ненавистный Аракчеев».
Да что ж, он не человек, а машина какая-то?! Да нет, безусловно, человек, со всеми человеческими слабостями и достоинствами. И обыкновенного человеческого счастья он хотел, и, наверное, мечтал и о детях, и о семье. В 1806 г. он даже женился на дворянке Наталье Федоровне Хомутовой, но семейная жизнь не удалась, и супруги вскоре развелись.
Все силы Аракчеев, как и прежде, отдает службе. В послевоенное время Аракчеев стал фактически вторым лицом после императора в управлении страной, сосредоточив в своих руках необъятную власть. С 1815 г. он сумел подчинить себе Государственный совет, Комитет министров, собственную Его Императорского Величества канцелярию, с 1819 г. Аракчеев – начальник Штаба над военными поселениями, а в 1821–1826 гг. – главный начальник Отдельного корпуса военных поселений.[135]
Однако вот что кажется совершенно неожиданным: Аракчеев готовил реформу по освобождению крестьян! В 1818 г. Аракчеев составил секретный проект выкупа казной помещичьих имений «по добровольно установленным ценам», чтобы «содействовать правительству в уничтожении крепостного состояния людей в России». Увы! Проект не получил никакого движения, но предвосхитил идеи, реализованные впоследствии реформой 1861 г.
Это и многие другие поступки Аракчеева, которые оставались неизвестными даже современникам, рисуют перед нами образ совершенно иной, какой до сих пор принят в общественном мнении. Так, например, «злобный и злопамятный» Аракчеев ходатайствует и добивается возвращения, можно сказать, своего врага Сперанского из ссылки. К сожалению, тот оказался уже совсем другим человеком и помощником Аракчеева в реформе по отмене крепостного права не стал. В отличие от Алексея Андреевича, он как государственный деятель «погас».
Аракчеев – самый близкий к Александру I человек, и для него никаких дворцовых тайн не существовало, он один из трех посвященных в тайну престолонаследия – от Александра I, минуя Михаила, к Николаю I.
Считается, что карьеру Аракчеева оборвала смерть Александра I. Формально это так: 20 декабря 1825 г. не любивший его Николай I освобождает Аракчеева от дел Комитета министров, исключает из состава Государственного совета, а в 1826 г. отстраняет от начальства над военными поселениями.
Но не это стало причиной того, что железный Аракчеев сломлен нравственно и физически. Душевный надлом был в известной степени вызван убийством дворовыми управительницы его имения (с 1800 г.) Н. Ф. Минкиной.[136] Историческая молва рисует ее духовным монстром, вроде приснопамятной Салтычихи, зверства которой ужаснули восемнадцатый екатерининский век. Кто его знает, может, и так… Но мы-то говорим не о ней, а об Аракчееве. А он ее любил, и, скорее всего, она была единственной его любовь юза всю жизнь!
Сохранив звание члена Государственного совета, граф Аракчеев отправился путешествовать за границу. Был в Берлине и Париже, где заказал для себя столовые бронзовые часы с бюстом покойного императора Александра I, с музыкой, которая играет только один раз в сутки, около 11 часов пополудни, приблизительно в то время, когда Александр Павлович скончался, молитву «Со святыми упокой».
В Париже самовольно, без дозволения царствующего самодержца Николая I, издал том конфиденциальных писем к нему Александра I, вызвавших скандал в российском обществе и правительственных кругах.
Возвратясь из-за границы, Алексей Андреевич посвятил последние дни своей жизни хозяйству, привел в блестящее состояние село Грузино, берег, как святыню, все вещи, которые напоминали об императоре Александре I в неоднократные его посещения села Грузино.
В 1833 г. Аракчеев внес в Государственный заемный банк 60 000 руб. ассигнациями с тем, чтобы эта сумма оставалась в банке 93 года неприкосновенною со всеми процентами. Три четверти из этого капитала должны были стать наградой тому, кто к 1925 г. напишет (на русском языке) историю (лучшую) царствования императора Александра I, остальная четверть этого капитала предназначена на издержки по изданию этого труда, а также на вторую премию, и двум переводчикам по равной части, которые переведут с русского на немецкий и французский языки удостоенную первой премии историю Александра I.
Граф Аракчеев соорудил Благословенному перед соборным храмом своего села великолепный бронзовый памятник, на котором сделана следующая надпись: «Государю-Благодетелю, по кончине Его».
Аракчеев последние годы жизни широко занимался благотворительностью, помогая художникам и щедро раздавая «тайную милостыню» неимущим.
Последним делом Аракчеева стало пожертвование им 300 000 руб. (из процентов этого капитала) на воспитание в Новгородском кадетском корпусе бедных дворян Новгородской и Тверской губерний. Государь повелел пригласить графа Алексея Андреевича Аракчеева на торжественное открытие Корпуса. Оно состоялось 15 марта 1834 г., Аракчеев явился в скромном мундире 2-го гренадерского Ростовского полка, шефом которого состоял, на нем не было ни орденских лент, ни звезд, ни орденов, ни медали, и только на шее – портрет императора Александра I.
Здоровье Аракчеева резко ухудшалось. Николай I послал к нему своего лейб-медика Виллие, но было поздно, да и Аракчеев как-то сказал: «Изработался я, пора отдохнуть».
Через месяц с небольшим, 21 апреля того же 1834 г., Аракчеев скончался, в ночь под Светлое Христово Воскресение, «не спуская глаз с портрета Александра I, в его комнате, на том самом диване, который служил кроватью Самодержцу Всероссийскому».
Какая-то щемящая детскость в смерти этого, прежде всесильного человека, гнева которого страшились и при одном имени которого трепетали и кого никто, никогда не жалел.
Наследников у него не осталось. В завещании он просил государя распорядиться его имуществам. «Вследствие такой воли графа, желая, с одной стороны, упрочить нераздельное владение имением покойного и благосостояние крестьян его, а с другой – сохранить имя Аракчеева таким способом, который бы соответствовал всегдашнему его стремлению к пользе общественной, император Николай I признал за лучшее средство отдать навсегда Грузинскую волость и всю принадлежащую к ней движимость в полное и нераздельное владение Новгородскому кадетскому корпусу, получившему с тех пор название Аракчеевского, с тем, чтобы он обращал доходы, получаемые с имения, на воспитание благородного юношества и принял имя и герб завещателя».
В корпусную церковь передали личную икону Аракчеева – образ Нерукотворного Спаса со следующей собственноручной надписью на тыльной стороне:
«Господи! Даждь милость ненавидящим мя, и враждующим мне, и поносящим меня;
да никто из них мене ради пострадает ни в нынешнем, ни в будущем веце;
но очисти их милостью Твоею, и покрой их благодатью Твоею, и просвети;
во веки веков, аминь! Ноября… дня 1826 г.».
Генерал от артиллерии, сенатор, герой наполеоновских войн. Происходил из дворян Курляндской губернии, родился 27 декабря 1780 г. (по другим данным – в 1781, 1782 или 1783 г.). Его братья, Павел и Петр, оба были генерал-майорами и кавалерами ордена Св. Георгия IV степени.
Образование получил в Артиллерийском и инженерном кадетском корпусе, из которого выпущен 8 декабря 1799 г. подпоручиком в Полевой артиллерийский батальон, квартировавший в Санкт-Петербурге. В 1800 г. император Павел I пожаловал ему орден Св. Иоанна Иерусалимского.
И. К. Арнольды
Принимал участие в войне с французами 1806–1807 гг. в Восточной Пруссии. Состоял в звании адъютанта при генерал-майоре графе Кутайсове. Арнольди особенно отличился в сражении при Прейсиш-Эйлау 26 и 27 января 1807 г., за что награжден золотым знаком отличия на Георгиевской ленте, установленным в память этого дня; в том же году был в сражениях: 24 и 26 мая при деревне Ломитене (за которое в 1808 г. получил орден Св. Анны IV степени), 29 мая при Гейльсберге и 2 июня при Фридланде. За последнее сражение 12 апреля 1808 г. награжден золотой шпагой с надписью: «За храбрость».
В 1809 г. участвовал в походе в Австрию, но в сражениях участия не принимал, а в 1811 г. за отличную службу при графе Кутайсове ему Высочайше повелено было носить на воротнике золотые петлицы, подобные тем, которые пожалованы были за отличия некоторым артиллерийским бригадам.
В 1812 г. Арнольди переведен в 1-ю Артиллерийскую бригаду с назначением командиром 13-й Конной роты, состоявшей в армии Чичагова; с этой ротой он оказал особые отличия в боях на Березине 14 и 16 ноября (причем под ним были убиты три лошади) и при дальнейшем преследовании неприятеля, за что был награжден орденом Св. Владимира IV степени с бантом.
29 января 1813 г., находясь с ротою в авангарде, под начальством графа Воронцова, одними картечными выстрелами выбил неприятеля из местечка Рогожного, а затем преследовал на расстоянии 15 верст, до местечка Оберник, за что награжден чином подполковника. Во время шестинедельного перемирия находился в блокадном корпусе под Магдебургом.
25 августа участвовал в сражении при Денневице, где атакой своих конных артиллеристов взял два неприятельских орудия, после чего с легкой кавалерией преследовал противника и 27-го числа нагнал его уже под самой крепостью Торгау. Здесь, имея под своим начальством 24 орудия, их огнем он принудил сдаться гарнизон одного из передовых укреплений, и 24 сентября за свой подвиг пожалован орденом Св. Георгия IV степени (№ 2681 по кавалерскому списку Григоровича-Степанова), а от прусского короля получил орден Pour le Mérite.
Затем, находясь в армии наследного принца шведского, Арнольди принимал участие в Битве народов под Лейпцигом, в которой совершил ряд выдающихся подвигов. Будучи около полудня 6 октября ранен пулей в икру левой ноги, фронта для перевязки не оставил и с пулей в ноге продолжал командовать; из селения Редниц гнал неприятеля до самого Лейпцига, вблизи которого у Арнольди оторвало раненую ногу, но он все-таки еще четверть часа просидел на лошади, а затем сполз с нее и командовал лежа у правофлангового орудия.
Император Александр I, узнав о тяжкой ране Арнольди, перенесенного для операции в селение Тауху, прислал своего лейб-медика. Ногу пришлось отнять до половины бедра, но это не вывело Арнольди из строя, в котором он прослужил еще свыше 40 лет, причем, не имея ноги, сидел и ездил на коне. За отличие в этой битве он в тот же день был произведен в полковники, а кронпринц Швеции возложил на него на месте сражения военный орден Меча.
По выздоровлении Арнольди вступил в командование прежней ротой и в 1815 г. находился в составе армии, двинутой для действий против Наполеона за границу.
8 августа 1817 г. назначен начальником артиллерии 5-го Резервного кавалерийского корпуса, а 31 января 1820 г. – командиром лейб-гвардии Конной артиллерии. Тогда же в Санкт-Петербурге появилась шутка, «что в Гвардейской конной артиллерии три полковника с пятью ногами, пятью руками и тридцатью шестью орденами», это были Арнольди, И. И. Бартоломей (без руки) и В. В. Гербель.
12 декабря 1821 г. произведен в генерал-майоры с назначением состоять по поручениям при графе Аракчееве. 9 августа 1822 г. назначен начальником артиллерии военных поселений Херсонской и Екатеринославской губерний, а приказом от 11 мая 1826 г. ему повелено состоять для особых поручений при генерал-фельдцейхмейстере великом князе Михаиле Павловиче.
В 1829 г. Арнольди отправлен к армии, действовавшей в Европейской Турции, в звании начальника осадной артиллерии и при осаде Силистрии постоянно находился в траншеях, под жестоким огнем. Вызванный затем главнокомандующим к Главной квартире, он своей распорядительностью и отвагой много содействовал победе над турками при Кулевчи 30 мая.
В критический момент сражения Арнольди получил приказание взять Конно-батарею и идти на выручку авангарда, истомленного неравным и ожесточенным боем. Неожиданное появление из-за горы батареи, обдавшей неприятеля картечью, заставило турок дрогнуть и отступить. Новые троекратные атаки турок расшиблись о стойкость и мужество авангарда. Между тем главные массы турок обрушились на правый фланг русских войск. Арнольди с батареей понесся туда и столь же неожиданно оказался против обнаженного правого фланга турок, которые от удачного действия наших снарядов пришли в полное смятение. В преследовании батарея не могла сразу принять участие, так как все снаряды оказались израсходованными, но временную задержку Арнольди быстро наверстал, как только удалось пополнить боевой комплект. С Иркутскими гусарами батарея понеслась за отступавшими турками и довершила гибель противника, бежавшего в паническом ужасе, бросив всю свою артиллерию, весь обоз и все, что затрудняло бегство. Победа под Кулевчи оказала решительное влияние на исход кампании. Арнольди, как один из главных творцов победы, 9 июня был награжден орденом Св. Анны I степени.
Перейдя с армией за Балканы, участвовал в деле под Сливно и при занятии Адрианополя, за которые, как и вообще за отличия, оказанные им в эту войну, 6 декабря получил Императорскую корону к ордену Св. Анны I степени.
По окончании Турецкой войны Арнольди снова назначен состоять при великом князе Михаиле Павловиче; в 1834 г. наименован начальником Конно-артиллерийского резерва и награжден орденом Св. Владимира II степени; 6 декабря 1835 г. произведен в генерал-лейтенанты; в 1841 г., за упразднением Конно-артиллерийского резерва, назначен начальником артиллерии по части инспектора Резервной кавалерии. 24 сентября 1847 г. получил орден Белого орла и 6 декабря 1849 г., в честь 50-летия службы, ему пожалован орден Св. Александра Невского.
Произведенный 8 апреля 1851 г. в генералы от артиллерии, Арнольди в следующем году, 21 сентября, определен сенатором. Присутствовал в 1-м отделении 6-го департамента, а с 1 января 1853 г. – во 2-м отделении 5-го департамента.
Скончался 11 октября 1860 г. в Санкт-Петербурге, похоронен в Царском Селе на Казанском кладбище.
Арнольди был дважды женат. Родившаяся от первого брака на сестре декабриста Н. И. Лорера Надежде дочь София вышла впоследствии замуж за князя Ухтомского. От второго брака на дочери французского купца Софии Карловне Погибель Иван Карлович оставил двух сыновей: Александра (генерал от кавалерии) и Льва (чиновник МВД); Иваном Карловичем оставлены интересные мемуары, которые хранились у старшего сына, генерала от кавалерии А. И. Арнольди.
В «Военной энциклопедии» Сытина дана следующая характеристика Арнольди: «Арнольди представлял собой свое образный тип. Большой поклонник дисциплины, он наводил на солдат страх, хотя заботился о их пище и одежде. К поставщикам армии, если они воровали, он был беспощаден, приказывая даже бить их палками. Проворовавшегося солдата секли безжалостно. Вместе с тем он был известен своим жестоким и вспыльчивым нравом, причем не стеснялся ни с кем».
Арнольди был очень дружен с комендантом Царского Села генералом Захаржевским, у которого также не было ноги. П. П. Потоцкий в своем труде рассказывает следующую историю: «Однажды император Николай Павлович встретил Арнольди на Исаакиевской площади и, подойдя к нему, сказал: „А я издали принял тебя за Захаржевского“. – „Между нами большая разница, Ваше Величество“, – отвечал Арнольди. – „Да, ты выше“. – „He то, Ваше Величество“. – „А, знаю, у тебя нет левой, а у Захаржевского правой ноги“. – „Никак нет, Ваше Величество“. – „Так какая же между вами еще разница?“ – „Я полевой, – отвечал Арнольди, – а он оранжерейный!“ Император был весьма доволен этой шуткой и впредь уже не смешивал Арнольди с Захаржевским».
Незадолго перед смертью, последовавшей 8 июня 1901 г., этот 80-летний старик вдруг сжег свою библиотеку, которая верно служила ему – писателю и военному историку. Зачем он это сделал? Соседи считали – умом повредился. Он и всегда-то был странным, этот русский. А может быть, решил, что время его прошло… услышал зов павших сослуживцев, рядом с которыми скоро ляжет в землю на Национальном кладбище Моан Сити, на стыке трех штатов – Иллинойс, Миссури и Кентукки… В землю, политую его кровью, но все равно чужую, на берегу Огайо, при впадении ее в Миссисипи…
А лежать бы ему на низком донском берегу, среди заливных лугов Константиновского станичного юрта. Той самой станицы Константиновской, где родился он, Иван Васильевич Турчанинов, 24 декабря 1822 г. и к которой оставался приписанным всю свою жизнь, где его помнили, но не знали, где поминать: среди живых или среди мертвых, уж больно давно покинул он Родину.
И. В. Турчанинов
Человек чрезвычайно одаренный, вопреки старательно вбиваемой в наши головы долгие годы откровенной лжи о косности русского правительства, о том, что человек талантливый был в самодержавную эпоху обречен на неблагодарное существование в безвестности, Турчанинов за очень короткий срок сделал блистательную служебную карьеру. Девятнадцати лет выпущен из Артиллерийского училища и вскоре закончил с отличием Академию Генерального штаба. Храбро сражался в Русско-турецкую вой ну и уже в 33 года был произведен в полковники. Благодаря безупречной репутации, беспорочной службе и совершенно исключительным способностям по личному распоряжению Николая I был назначен руководителем планировки Петербургского крепостного района и начальником штаба Гвардейского корпуса.
Толковое, образованное русское офицерство, традиционно, с Петровских, с Аракчеевских времен, было очень работоспособно, но Турчанинов и среди штабистов выделялся тем, что мог работать, как машина, по 12–14 часов в сутки.
Поздно вечером, когда пустели улицы Северной столицы, денщик подводил к боковому подъезду крепкого дончака, и молодой полковник легко взлетал в казачье седло.
…Грохотали подковы по булыжнику мостовых, и летели два всадника – один впереди, другой чуть поодаль. Цепкая посадка с наклоном вперед выдавала в них природных казаков.
…А казаки, как известно, «опора престола»! Во всяком случае, это мнение до сих пор бытует, хотя подлинная история его постоянно опровергает. Не исключение и жизнь Турчанинова. Судите сами: начальник Штаба Гвардейского корпуса,[137] любимец императора вдруг становится эмигрантом. Да не просто эмигрантом, а человеком, близким к социалистам, хорошим знакомцем Герцена, к которому по дороге в США он заезжает в Лондоне и с которым переписывается впоследствии долго и сердечно.
Что же это за странный полковник? Какой же это, с позволения сказать, сатрап императора! Он же казак-разбойник, дикарь, и вдруг – Герцен! Так вот потому и Герцен, что казак!
В душе Турчанинова, как в душе любого казака, жила неистребимая вера в справедливость, жил, если хотите, атавизм – тоска по демократии, которая была отнята у казачества русским самодержавием. Разумеется, не стоит считать Ивана Турчанинова казачьим националистом, но не следует и забывать, что свою принадлежность к казакам полковник не считал пустым звуком.
Он не знал, как помочь своей Родине, и решил посмотреть на страну, которая диаметрально отличалась от России, – на Америку.
Познакомившись с реалиями американской жизни, Турчанинов понял, что в США не меньше проблем, чем в России. В письме к Герцену от 1859 г. он писал: «Разочарование мое полное; я не вижу действительной свободы здесь ни на волос… Эта республика – рай для богатых; они здесь истинно независимы; самые страшные преступления и самые черные происки окупаются деньгами… Что касается до меня лично, то я за одно благодарю Америку: она помогла мне убить наповал барские предрассудки и низвела меня на степень обыкновенного смертного… никакой труд для меня не страшен».
Иван Турчанинов умел учиться – в США он сразу по приезде поступает в Инженерный колледж в Филадельфии и получает диплом инженера, легко освоившись в американской системе образования.
Вскоре в американской железнодорожной компании появляется новый инженер топограф Джон Безил Турчин (имя, которое он получил после принятия американского гражданства). И сразу становится популярным оратором Республиканской партии – яростным противником рабовладения. Так что, когда грянула Гражданская война, Джон Турчин без колебания принял сторону северян. Ему тут же предложили возглавить 19-й Иллинойский полк. Быстро обучив солдат, 12 июля 1861 г. Турчин повел свой полк на фронт. Американцы официально признали его чин, полученный в Русской армии.
Вот тут-то и реализовались, и воплотились в едином целом казачье происхождение Турчанинова, его военный талант, боевой опыт. Вчерашних ковбоев не нужно было обучать ездить верхом, не занимать им было и храбрости, и патриотизма, а вот военного опыта у них не было. И Неистовый казак, как стали называть Турчина в американской армии, сформировал удивительную воинскую часть. Мало того что он обучил своих солдат всем тактическим казачьим приемам, он сумел в какой-то степени привить им казачью нравственность, казачье понимание законов войны, казачью сознательную строжайшую дисциплину.
Бригадный генерал армии «северян» США И. В. Турчанинов
Полк Турчина оборонял железную дорогу. Но, в отличие от других военачальников, он понимал оборону как ряд наступательных действий на широком пространстве всего района, прилегающего к железной дороге. Его ковбои нападали на базы противника, выводили из строя связь, парализуя крупные соединения тем, что были совершенно неуловимы, мгновенно рассыпаясь в прерии и собираясь вновь по первому зову. Турчин всему предпочитал глубокие рейды по тылам противника.
О том, как успешно действовали его солдаты и какую славу принесли они своему командиру, свидетельствует то, что уже через год Турчин получает под командование бригаду и чин генерала.
Его бригада идет далеко впереди в наступлении, в авангарде дивизии Митчела. Турчин оторвался от основных сил, прорвал оборону южан и, уйдя в глубокие тылы противника, помчался параллельно фронту, отрезав южан от баз…
Но вот тут-то и подстерегала генерала большая неприятность: прорвались кавалеристы Джона Безила в тылы врага, естественно, налегке, без обоза и без продовольствия. Сами обстоятельства глубокого рейда поставили американцев в те условия, в которых почти всегда оказывались казаки: свои далеко, а есть нужно! Как гласило донесение, полученное генералом Митчеллом, солдаты Неистового казака «разграбили город Афины».
И вот прославленный воин, кумир американцев-северян генерал Безил Турчин отдан под суд по обвинению в непринятии мер по предотвращению насилия в отношении личностей и частной собственности американских граждан.
На суде Турчанинов признал себя виновным только в одном должностном проступке: во всех боях его сопровождала жена Надежда Турчанинова, в остальном же обвинений не признал, запальчиво утверждая, что его приказ «Отдать Афины на поток и разграбление на два часа», как это принято у казаков, был единственным способом накормить голодных солдат.
Напрасно бунтовал Иллинойский полк, требуя возвращения своего командира, суд решил уволить Турчанинова из армии. По армии поползли слухи, что его осудили тайные сторонники рабства. Хотя все это, конечно, выдумки: суд, новый, демократический, был абсолютно беспристрастен и справедлив! Для суда, как и положено, все равно, кто совершил проступок, генерал или солдат, – закон равен для всех!.. Кто знает, может быть, тогда у многих сторонников Неистового казака шевельнулось в душе сомнение: «А так ли уж прекрасна демократия, или, может быть, и она, как всякое установление человеческое, несовершенна? Ведь кроме незыблемой буквы закона существует еще так много всего, что он обязательно должен быть уравновешен еще чем-то…».
Скажем, у казаков в мировоззрении четко уживались три понятия, по которым вершился суд: по обычаю, т. е. по прецеденту, по закону и по совести… То есть допускалось, что и по закону можно быть осужденным несправедливо.
К счастью, нашелся человек, принявший решение не совсем по закону, но по совести, – президент Авраам Линкольн. Он не только отменил постановление суда, но издал приказ о производстве Турчанинова в генерал-майоры и назначении его командиром бригады.
Оставив в прошлом личные обиды, генерал-майор Турчанинов за несколько месяцев своими боевыми действиями приобретает такую славу, что начинает считаться ведущим военачальником армии США. До сих пор во всех колледжах изучают его знаменитый «Марш к океану», победу при Чикамуге (19–20 сентября) и на горном перевале Миссионер Рижд (25 ноября) 1863 г., когда выигранные им сражения оказались решающими для действий всего фронта.
Летом 1864 г. его вывел из строя солнечный удар, полученный на фронте. Оправившись, он готов был снова стать в строй, но война победно заканчивалась, и он подал в отставку.
Ему предлагали ответственный пост в Военном министерстве, но Турчанинов был сыт по горло штабной работой еще в России, а тут прекрасно понимал, что «новые чиновники» будут «покруче» царских генералов, которых удерживали от правонарушений дворянская честь и православная мораль. Героическое время кончилось. Началось время бизнеса.
Поначалу и он поддался всеобщему увлечению предпринимательством. Казалось бы, у него для этого были все данные: умный, образованный, нестандартно мыслящий, энергичный! Что еще нужно для успеха? Оказывается, нужны такие свойства, при обнаружении которых у себя казак-гвардеец считает, что пора в петлю.
Турчанинов не мог служить наживе всем сердцем, всем помышлением, как того требует предпринимательство. У него были развиты такие чувства, которые в период первоначального становления капитала и накопительства производительных мощностей – так именуется это подлое время в учебниках – были совершенно не нужны, а даже вредны: сострадание, совестливость, отзывчивость, щедрость…
Одним словом, его труды в качестве посредника по приобретению патентов на новые изобретения принесли ему одни убытки.
Пришлось вернуться на железную дорогу, где он работал инженером. Служил он, как всегда, безупречно, но и тут многое помешало ему сделать карьеру. Со всей своей горячностью он принялся помогать иммигрантам полякам.
Рядом с той станцией, где он служил, на 300 миль южнее Чикаго, он помог 500 польским семьям основать город Радом, помог оборудовать железнодорожную станцию, построить костел, школу, наладить медицинское обслуживание. Вся эта совершенно бескорыстная помощь разорила его окончательно. Он потерял работу. На остатки сбережений приобрел ферму, но ферма была убыточна, как были убыточны все предприятия, все дела, за которые он брался: не удалось ни фермерство, ни посредничество при продаже земельных участков, ни игра на бирже.
Ферма пошла с молотка. Однако новый владелец побоялся выселить Турчанинова – слишком известен был его темперамент. И тем не менее ферму пришлось оставить, кое-как построить себе дом, где генерал доживал жизнь в постоянной нужде.
А годы брали свое. И с казачьей твердостью генерал и герой войны отдавал себе отчет в том, что «его сезон прошел».
Ни для того, чтобы служить, ни для того, чтобы биться за место в жизни, сил и возможностей уже нет. А самое главное, нет желания.
США конца XIX столетия и отдаленно не напоминали ту страну свободы, о какой он мечтал вместе с лучшими умами Европы.
Обманула его и демократия, которая превратилась во власть толпы, бесчувственной и жадной к наживе.
Старый генерал решил в жизни новой страны не участвовать. Запершись в своем доме, он ушел в прошлое – стал писать книги по истории Гражданской войны. Когда денег не оставалось на еду, он доставал старую, привезенную из России скрипку, ехал в соседний городок и давал концерты, поскольку играл прекрасно.
Легенда говорит, что он собирал милостыню, играя на скрипке на улице и в салунах-пивных. Но даже если это не так, любой гонорар, полученный героем такого масштаба за игру на скрипке, – милостыня. Кроме того, следует представить себе американские городки того время и аудиторию, которая нам хорошо известна хотя бы по американским историческим фильмам и вестернам.
Казак в американскую цивилизацию не вписался, да и не мог вписаться.
Одним из последствий сердечного приступа было постепенное ухудшение умственной деятельности. Все это время жена Турчанинова Надин, была ему надежной опорой и поддержкой. Он написал Александру II прошение о разрешении вернуться в Россию, но получил отказ.
Следует сказать к чести американского правительства, когда слухи о бедственном положении героя дошли до Вашингтона, генералу тут же выделили пенсию – 50 долларов в месяц пожизненно. Не могу сказать, много это или мало. Но, вероятно, благодаря этой пенсии появились такие книги Ивана Турчанинова, как «Сражения Федерации во время Гражданской войны в Соединенных Штатах Америки в 1861–1865 гг.», «Опыт и впечатления Гражданской войны».
Одна из последних книг, написанных старым казаком, – «Картины России». Зачем перед смертью он сжег свою библиотеку? Что хотел сказать он этим своим поступком? Может, не желал, чтобы книги – главное сокровище его жизни – достались неблагодарному потомству или наказывал их за великий обман, которому он поддался и ради которого оставил свой народ, свой Дон? Молчат документы.
Молчит гранитный монумент на его могиле, где рядом с отважным генералом, неистовым казаком Джоном Безилом Турчином, покоится прах его верной спутницы во всех сражениях и невзгодах Надежды Александровны Турчаниновой,[138] пережившей мужа на три года.
Но осталась память в США о странном русском, который научил ковбоев наступать лавой, играл на скрипке незнакомые мелодии и к многочисленным своим титулам неизменно прибавлял как самый высший «донской казак станицы Константиновской», где его тоже, конечно, поминают в числе «зде лежащих и повсюду погребенных», правда, без упоминания титулов и фамилии. Но ведь у Господа безымянных нет.
Вне состава корпусов
Рота дворцовых гренадер («Русские старые ворчуны»[139])
В 1827 г. Николай I сформировал Роту дворцовых гренадер. В первом наборе – это участники Бородинского сражения. Все гренадеры этой роты обязательно были ростом не ниже 182 см, отслужившие в гвардии не менее 15 лет.
Рядовой Роты дворцовых гренадер по званию приравнивался к прапорщику армии, первому офицерскому чину, капитан роты приравнивался к генерал-майору.
В числе подарков, врученных Наполеоном Александру I во время подписания Тильзитского мира, был набор гвардейских медвежьих шапок, которые носили пешие гренадеры Бонапарта. Эти шапки, «в несмертельную память 1812 года», надели солдаты – дворцовые гренадеры.
Более элитного подразделения в Русской армии было не сыскать.
Рядовой роты Дворцовых гренадер
Даже честь они никому первыми не отдавали, обязаны были им первым отдавать честь. Они отдавали честь только государю-императору и членам Императорской фамилии, а всем остальным брали только ружье под курок.
Что же касается денежного содержания роты, то годовой оклад самого младшего чина – гренадера 2-й статьи – в то время составлял 300 руб. Так что солдаты роты были достаточно обеспеченными людьми. И они, и члены их семей пользовались такими привилегиями, о которых некоторые офицеры армии и мечтать не могли. А в случае смерти дворцового гренадера почести при похоронах оказывались такие, какие оказывались не всякому генералу. Так, при похоронах штаб-офицера роты в почетный караул назначалась рота в полном составе, что случалось только при похоронах членов Императорской фамилии.
Во время штурма Зимнего дворца в Октябре 1917 г. представители немногочисленных войск, оборонявших Зимний, предложили Роте дворцовых гренадер поддержать обороняющихся, на что командир роты полковник Кирим-Бек Наврузов заявил: «Наше дело не воевать, а сокровища сберечь». «Русские старые ворчуны» расформированы в 1921 г.
Собственный Его Императорского Величества Конвой
В Императорском Конвое по кавказской моде основная масса личного состава – в том числе и офицеры – выбривали голову.
Конвой Его Величества имел гнедых лошадей (трубачи – серых).
18 мая 1811 г. из отличившихся на Кавказской линии черноморских казаков (потомков запорожцев) по приказу Александра I («во изъявление Монаршего своего благоволения к войску Черноморскому») была сформирована гвардейская Черноморская сотня. Организационно она вошла в состав лейб-гвардии Казачьего полка и в его рядах с отличием принимала участие в кампаниях 1812–1815 гг.
Рота дворцовых гренадер. (фотография 1911 г.)
Джигитовка конвойцев. Рис Н. Самокиша
В 1815 г. черноморцев переформировали в эскадрон.
1 июля 1842 г. эскадрон развернут в лейб-гвардии Черноморский казачий дивизион. После реорганизации Кавказских казачьих войск его упразднили, а личный состав поступил в Собственный Его Императорского Величества Конвой.
Первым официальным подразделением личного Конвоя Николая I стал учрежденный 1 мая 1828 г. взвод кавказских горцев (первый командир – ротмистр Султан-Ахмат Гирей), составленный из князей Кабарды, Чечни, а также кумыков и ногайцев.
30 апреля 1830 г. переименован в лейб-гвардии Кавказско-Горский эскадрон Его Величества Конвоя.
В 1838 и 1839 гг. сформированы команды лезгин (из аджарцев и лезгин Прикаспийского края) и мусульман (из почетнейших фамилий ханов и беков Закавказского края).
19 ноября 1856 г. в команду добавили грузин, и все четыре взвода (грузин, горцев, лезгин и мусульман) названы лейб-гвардии Кавказским эскадроном Собственного Его Императорского Величества Конвоя. Упразднен 2 декабря 1881 г.
12 октября 1832 г. в составе Конвоя появилась команда Кавказского Линейного казачьего войска (50 человек «из отличных храбростью и поведением»), развернутая 14 июня 1856 г. в лейб-гвардии Кавказский казачий эскадрон.
В феврале 1861 г. к Конвою причислен и личный состав Черноморского дивизиона.
7 октября 1867 г. образованы 1-й и 2-й лейб-гвардии Кубанские казачьи эскадроны и лейб-гвардии Терский казачий эскадрон (в 1881 г. развернут в 1-й и 2-й Терские эскадроны).
12 марта 1891 г. эскадроны стали именоваться сотнями.
В 1917 г. Конвой получил название Конвой Верховного главнокомандующего, имелся в виду Керенский, но служить ему конвойцы не стали. Все, кому удалось, ушли на Дон, Кубань, Терек, а затем – в эмиграцию…
Конвойцы
Собственный Его Императорского Величества Конвой был совершенно особым воинским подразделением: это элита и цвет казачества.
Если в гвардии (лейб-гвардии Атаманском, лейб-гвардии Казачьем и лейб-гвардии Сводном полку) служба считалась честью, то в Собственном Конвое – еще и счастьем. Хотя служба была значительно тяжелее, чем в армейских казачьих полках и даже в гвардии.
Здесь не было жесткой дисциплины, не было мордобойной муштры, но само отношение к службе, близость государя так подтягивали казаков, что, казалось, они никогда не спят, никогда не отдыхают, никогда не пачкают черкесок, не сбивают сапог. Подтянутые и отутюженные, преисполненные чувства собственного достоинства, лихие наездники и рубаки, быстрые, расторопные, глазастые и грамотные, сами казаки необыкновенно дорожили службой и честью мундира.
Полковые документы донесли до нас лаконичные строчки о том, что двое казаков пытались покончить самоубийством при опоздании из увольнения (хотя никакого дисциплинарного взыскания командир на них не накладывал).
Офицер и казак Е. И. В. Конвоя в парадной форме
Такое отношение к службе и к воинскому долгу поддерживалось из поколения в поколение, так служили и офицеры, и рядовые.
Всего однажды был привлечен взвод конвойцев для подавления беспорядков: в «Шпалерке»[140] расшумелись задержанные пьяные. Начальник тюрьмы доложил об этом дежурному по гарнизону. Тот приказал ввести во двор тюрьмы казаков. «Под руками» поблизости оказался взвод конвойцев, в пешем строю шедший с дежурства из дворца в казарму на Шпалерной. Появления двадцати четырех казаков, ставших молчаливым строем во дворе, оказалось достаточно, чтобы во всех камерах воцарилась мертвая тишина. Через пятнадцать минут казаки продолжили следование в казарму, но… возник нешуточный скандал. Государь, возмущенный тем, что гвардию привлекли к такому низкому делу, как установление порядка, отстранил офицера, отдавшего приказ об использовании Конвоя, от службы и понизил в чине.
«Гвардия не должна марать мундиры» – этим принципом руководствовались казаки не только в годы службы, но и после нее.
Они возвращались в свои станицы неузнаваемыми! Закаленные, обученные, обязательно грамотные – поскольку в Казачьей гвардии их обучали, как это ни странно сейчас звучит и как это дальновидно было, чистописанию, делопроизводству и прочим наукам, с тем чтобы демобилизованные гвардейцы становились в своих станицах писарями, пополняя штат, как бы мы сегодня сказали, немногочисленного и чрезвычайно дельного «государственного аппарата первого звена». Надо ли говорить, какие традиции они сохраняли и какой высокий моральный дух насаждали среди казаков.
До сих пор сохраняются в семьях серебряные оклады с шашек, нагрудные значки, погоны конвойцев, с которыми теперь уже правнуки ни за что не расстанутся, постоянно с гордостью подчеркивая: «Наш прадед служил в Конвое!»
Полк прославил себя в многочисленных боях и сражениях, поскольку участвовал во всех войнах, что вела Россия. Причем даже если государь не был на театре военных действий, часть Конвоя обязательно находилась на фронте, набираясь военных знаний и опыта. Это были не просто парадные войска, а по-настоящему боевая часть.
Но был единственный эпизод во всей русской истории, когда казаки пролили свою кровь не просто за государя, а вместе с ним.
1 (14) марта 1881 г., по традиции, заведенной еще со времен Павла I, государь присутствовал на разводе караула. Это происходило каждое воскресенье, и Александр II не собирался традицию нарушать. Хотя именно в этот несчастный день его уговаривали остаться во дворце все приближенные и родственники, в том числе княгиня Екатерина Михайловна Юрьевская (урожденная Долгорукая, с которой Александр II сочетался браком после смерти императрицы Марии Александровны).
Дело в том, что на Александра II Освободителя открылась настоящая охота: на его жизнь покушался А. Березовский в 1867 г. в Париже, А. К. Соловьев в апреле 1879 г. стрелял в государя на Дворцовой площади, в ноябре 1879 г. взорван поезд, которым должен был следовать император, С. Халтурин произвел взрыв в Зимнем дворце в 1880 г. …
Чем же заслужил Александр II такую ненависть? Талантливый дипломат, он провел ряд переговоров, сведших на нет победы наших противников в Крымской войне, великолепный политик, он провел ряд реформ, изменивших лицо государства: военную, земскую, городскую, и, наконец, отменил крепостное право… Готовилась земельная реформа, которая должна была прочно поставить Россию на путь капиталистического развития.
Разумеется, вся эта деятельность вызывала жгучую ненависть у врагов России как внутри страны, так и за рубежом. Государя неоднократно предупреждали о готовящихся покушениях, но он следовал своей судьбе. В 1866 г. на него покушался у Летнего сада Д. Каракозов… Царю было предсказано, что он будет убит, и он следовал по своему фатальному пути достойно и гордо. За время его царствования Россия победила в Русско-турецкой войне 1877–1878 гг., продвинула русские границы в Бесарабию до Дуная и Прута, освободила Болгарию, взяла в Малой Азии Батум и Карс. Окончательно присоединила Кавказ. По Айгунскому договору присоединила Амурский край, по Пекинскому – Уссурийский, присоединила Туркестанский край и Ферганскую область, подчинила в вассальную зависимость Хиву и Бухару.
Однако Россия была вынуждена продать США Аляску и Алеутские острова, что никак не отразилось на ее экономике, но увеличило число царских недоброжелателей.
Итак, 1 (14 н. ст.) марта 1881 г., в воскресенье, несмотря ни на какие уговоры, государь отправился на развод караула. Он был лично очень храбрым человека: в свое время, отличившись в боях на Кавказе, принимая участие во всех вой нах, что вела Россия. Он был силен и находчив… Человек очень чувствительный и добрый, не стеснявшийся своих слез при виде чужого страдания, он был непреклонен и решителен по отношению к самому себе. Человек редкостного самообладания, он неоднократно проявлял его, ни разу не дрогнув во время покушений, а однажды на охоте, когда на него выскочил медведь и смял егеря, государь вышел вперед и убил зверя выстрелом в упор.
Был без четверти час, когда Александр II, пообещав вернуться через два часа, сел в карету. Шестеро конных казаков лейб-гвардии Терского казачьего эскадрона заняли свои места. Впереди кареты – Илья Федоров и Артемий Пожаров, у правой дверцы – Михаил Луценко, Иван Олейников, у левой их прикрывали и дублировали Никифор Сергеев и Александр Малеичев. На козлах кареты, рядом с лейб-кучером Фролом Сергеевым, сел ординарец государя унтер-офицер 2-го Кубанского эскадрона Кузьма Мачнев.
За каретой следовали в двух санях полицейские офицеры. Развод караула – это не столько красивое зрелище, сколько один из ритуальных в те годы, или, как сказали бы в наше время, протокольных и обязательных дел для главы государства. На развод караула приглашали, как на раут, как на званый ужин, или, как теперь, на презентацию. Собственно, при том, что это был смотр какой-либо воинской части, это еще была дипломатическая встреча, так сказать, маленький государственный парад. Поэтому на разводе присутствовали великие князья, генерал-адъютанты, наследник и брат государя, великий князь Михаил Николаевич, главнокомандующий Кавказской армией, германский, австрийский и французский послы.
После развода Александр II зашел во дворец к великой княгине Екатерине Михайловне, с которой выпили по чашке чая. Михаил Николаевич остался во дворце, а государь сел в карету и направился в Зимний дворец. Конвой расположился в прежнем порядке: шестеро в седлах, один на козлах. Кроме того, на извозчике подъехал командир Терского эскадрона ротмистр П. Т. Кулебякин – это проверка конвойцев. Казаки, как всегда, были безупречны. Кони приняли за царскими рысаками, а те понесли карету по Инженерной улице. Не доезжая до угла, они обогнали возвращавшийся из манежа караул 8-го флотского экипажа, 47 человек, через Михайловскую площадь проходила команда юнкеров Павловского училища – 25 человек… Петербург – военная столица!
Карета свернула на набережную Екатерининского канала и помчалась вдоль Михайловского дворца. Казаки перешли на галоп, погнали на санях и полицейские, приотстал Кулебякин – извозчик не мог угнаться за царским конвоем.
Набережная была немноголюдна. Рабочий длинным ломом скалывал лед. Что-то тащили двое других. Мальчик-разносчик вез на санках корзинку. Двое солдат маршировали из увольнения. Шел куда-то офицер, женщина средних лет… Казаки цепко ухватывали глазами всех встречных, отметая полицейских агентов и военных… Они увидели длинноволосого господина со свертком в руке… Но карета неслась с большой скоростью, казаки старались держать дистанцию и хотя обернулись в его сторону, но вряд ли успели что-нибудь сообразить… К молодому человеку со свертком уже бежали агенты полиции, когда он неожиданно резким движением бросил сверток под колеса кареты.
Грохнул мощный взрыв! Брызнули стекла, щепки, снег. Отчаянно закричал мальчик, завизжали лошади…
Взрыв оказался так силен, что в промерзшей мостовой вырвал воронку глубиной в 70 см. Пробил карету, поранил лошадей… Двое солдат, городовой и полицейские, выскочившие из саней, погнались за бомбистом. Ротмистр Кулебякин выхватил вожжи у извозчика и поставил сани поперек улицы. Господина схватили. Из кареты выпрыгнул государь. Вопреки просьбам и мольбам полковника Дворжицкого, сопровождавшего царя, ехать во дворец на санях, Александр II целый и невредимый быстро пошел к раненым.
Он наклонился над распростертым казаком Малеичевым, рядом бился в предсмертных судорогах мальчик, пытался подняться с земли городовой…
Со всех сторон бежали люди. Среди них двое казаков от обедни из Исаакиевского собора в казармы, Андрей Сошин и Петр Казменко.
Это случилось 150 лет назад… Тогда убийство не стало буднями, как в нынешнем веке. Поэтому не была отработана защита от террористов. Сбежалась толпа военных: и моряков, и юнкеров, но даже минимальное оцепление не было организовано. Вместо того чтобы валить государя в сани и, накрывая его собственными телами, гнать во дворец… Не умели еще этого! Не было понятия «телохранитель».
Александр II подошел к бомбометателю, глянул ему в лицо, спокойно произнес: «Хорош», – повернулся и пошел к карете. С боков его прикрывали полковник Дворжицкий и ротмистр Кулебякин, справа шел казак Мачнев. Дворжицкий настаивал, чтобы государь поспешил во дворец.
– Хорошо, но прежде покажи мне место взрыва, – сказал государь. Офицеры не посмели возразить.
Александр II глянул в воронку и едва повернулся к экипажу, как неизвестный человек, стоящий боком, прислонясь к решетке парапета, выжидая приближения государя, с расстояния двух аршин бросил к его ногам взрывное устройство.
Грохнул второй оглушительный взрыв. Последствия его были ужасны. Более двадцати человек ползали, пытаясь подняться, по тротуару, который мгновенно покрылся кровью, рваным тряпьем, обломками каких-то досок, кусками мяса…
Император полулежал, опираясь на парапет. Шинель его была разорвана, ноги обнажены и раздроблены… Все, кто был способен двигаться, кинулись к нему: полковник Дворжицкий, тяжелораненый ротмистр Кулебякин, казаки Луценко и Клименко, моряки, офицеры.
От Михайловского дворца подбежал великий князь Михаил Николаевич:
– Ради Бога, Саша, что с тобой?!
Усилием воли государь заставил себя ответить:
– Холодно… Как можно скорее домой!
Врача рядом не оказалось. Кровь остановить было некому. Царя с трудом положили в сани и доставили во дворец. Там через час он умер.
Через 50 минут после доставки в госпиталь умер казак лейб-гвардии Терского эскадрона Собственного Его Величества Конвоя Александр Малеичев из станицы Червленой (ныне Чечня).
Через 40 минут, не приходя в сознание, умер четырнадцатилетний мальчик Николай Захаров, работавший в мясной лавке, в момент покушения отвозивший покупателю корзину с заказами.
Через 2 месяца, после трех неудачных операций, умерла Евдокия Давыдова – жена отставного солдата, мать двоих детей, 38 лет от роду. В тот день она была именинницей и шла по набережной в гости к своей куме.
Около тридцати человек получили ранения и контузии: многие ослепли и оглохли. Среди тяжелораненых были полковник Дворжицкий и получивший до 70 ранений командир Конвоя ротмистр Т. П. Кулебякин, ординарец царя унтер-офицер лейб-гвардии 2-го Кубанского эскадрона Его Величества Конвоя Кузьма Мачнев, унтер-офицер Терского эскадрона казак станицы Александровской Андрей Сошин (Шошин), казаки Конвоя: Петр Казменко из станицы Кисловодской, Алексей Луценко из станицы Александровской, Никифор Сергеев из станицы Черноярской и Иван Олейников из станицы Магомет-Юровской.
Всем пострадавшим были положены пенсии. Семье погибшего казака Малеичева, жене и детям, Александр III назначил ежегодную пенсию в 100 рублей золотом и бесплатное обучение детей во всех учебных заведениях России.
Вечером того же страшного дня умер и убийца Игнатий Гриневицкий, бросивший вторую бомбу. Его сообщник, задержанный на месте преступления Николай Рысаков, которому не было еще и 20 лет, на допросе выдал всех. Перед судом предстали: Андрей Желябов, Николай Кибальчич, Тимофей Михайлов, Софья Перовская и Николай Рысаков. Все убийцы были повешены.
Но пройдет 36 лет, и последователи злодеев зальют кровью всю Россию. Государь был для казаков символом державы, умирая за Царя, казаки умирали за Россию и веру Христову. Убийство 1 марта 1881 г. тоже оказалось полным символики. Как не смогли казаки закрыть собою государя, так не смогли их дети закрыть собою Родину от злодеев… Не смогли…
Камер-казаки
Идею завести казаков-телохранителей подсказал царю Николаю I граф И. Ф. Паскевич-Эриванский. За время своей недолгой службы на Кавказе он неоднократно убеждался в высочайшей боеспособности и личной преданности терских и кубанских казаков. В результате 12 октября 1832 г. в составе Собственного Е. И. В. Конвоя образовали команду Кавказских Линейных казаков. Команда набиралась из состава Сборного Линейного казачьего полка, который воевал в Польше и находился в ведении главнокомандующего армией графа Паскевича-Эриванского.
По штату в команде (эскадроне) было два офицера, четыре урядника и 24 терских казака. Осенью 1832 г. эскадрон Терских казаков Собственного конвоя уже патрулировал петергофские парки, где располагалась летняя резиденция Николая I. К 1833 г. сложился определенный порядок службы, появились четко фиксированные посты. Во время охраны петергофского парка один пост располагался «у домика» на берегу Финского залива по пути в Александрию, другой – у Монплезира, третий – у павильона Марли, четвертый нес суточный наряд в Александрии. Во время прогулок императора казаки заранее расставлялись по маршруту с целью его охраны.
Некоторое время спустя из состава Терского эскадрона начали выбирать так называемых «комнатных казаков, или камер-казаков». Начало этой практике положено в мае 1835 г., когда Николай I, отправляясь за границу, повелел командировать вслед за собой урядника Подсвирова и казака Рубцова, которые все время пребывания царя в Богемии находились при нем.
В 1836 г. урядника Подсвирова определили к Высочайшему двору камер-казаком. Именно с него началась традиция нахождения «личников» – телохранителей при особе царя. По свидетельству А. Х. Бенкендорфа, Подсвиров выделялся «отличным поведением, трезвостью, а в повиновении начальству всегда служил примером своим товарищам, а с тем вместе росту очень большого и наружности самой удовлетворительной».
После того как в составе Собственного конвоя появился Кубанский эскадрон, камер-казаков стали выбирать и из него, попеременно меняя эскадроны. Со временем сложился жесткий порядок, согласно которому, императору, цесаревичу, действующей и вдовствующим императрицам полагалось по два камер-казака, которые жили и дежурили при дворце в режиме «неделя через неделю».
Выбирали их весьма тщательно. Поскольку служба при Дворе, как правило, сводилась к представительским задачам, то, в первую очередь, отбирали казаков красивых, высокого роста, с окладистыми бородами. Именно такие громадные бородатые казаки запомнились Европе в ходе Заграничных походов Русской армии в 1813–1814 гг.
Поскольку казаки служили при Дворе, то для них завели роскошную парадную и повседневную форму. Парадная форма, как и у всего Собственного конвоя, алого цвета. Повседневные черкески – синего цвета. Кроме этого, имелись и другие варианты униформ.
В правление Николая I камер-казаки постепенно превратились в «служителей для выезда на запятках». Но при этом они прочно вошли в «ближний круг» императорской семьи, постоянно «по должности» находясь рядом.
По штатам 1851 г. в личную обслугу императорской семьи (всего 215 чел.) входили и четыре камер-казака. Однако даже в период правления Николая I для них периодически находилась «работа». Одна из дочерей Николая I Ольга Николаевна упоминает, что когда они с матерью, императрицей Александрой Федоровной, находились на отдыхе в Палермо, ее напугали православные бурсаки, перелезшие через забор царской виллы. На крик великой княжны немедленно примчались камер-казаки и быстро «разобрались» с недисциплинированными подданными.
После разгрома «Народной воли» в начале 1880-х гг. при Александре III должность камер-казака отнесли к так называемому «подвижному составу» Гофмаршальской части. Другими словами, камер-казаков уравняли с камердинером, гардеробским помощником и лакеем I разряда. Это связано с тем, что из трагических событий 1 марта 1881 г. извлекли уроки. В 1880-х гг. вокруг Александра III создается квалифицированная многослойная система охраны, в которую камер-казаки не вписывались, поскольку они были только пышной частью царской свиты. В штатных расписаниях 1891 и 1902 гг. при комнатах вдовствующей императрицы Марии Федоровны и императрицы Александры Федоровны числились по три камер-казака. Годовое жалованье каждого из камер-казаков составляло 418 руб. 14 коп. Но при этом делались дополнительные выплаты и подарки на Пасху и Рождество, в дни рождения и т. п.
Во время коронации 1896 г. камер-казаки в алой парадной форме ехали на запятках царских карет. Вдовствующую и действующую императриц сопровождали их личные камер-казаки. Из числа казаков-телохранителей Собственного конвоя более всего известна биография казака Тимофея Ящика, который с 3 декабря 1915 г. и по 13 октября 1928 г., т. е. на протяжении почти 13 лет, являлся телохранителем вдовствующей императрицы Марии Федоровны.
Тимофей Ящик родился 20 апреля 1878 г. на Кубани в станице Новоминской Ейского отдела. Тимофей Ящик был рослым, статным, голубоглазым казаком с черной бородой. В 1900 г. его призвали в Первый Ейский полк, расквартированный в Тифлисе. Видного казака и меткого стрелка сразу назначили в Конвой командующего войсками Кавказского военного округа генерал-адъютанта князя Е. С. Голицына. В 1904 г. князь взял Т. Ящика с собой в Санкт-Петербург. В Тифлис Т. Ящик больше не вернулся, поскольку его зачислили в Императорский Собственный конвой во Вторую Кубанскую сотню. Три года спустя, в 1907 г., Т. Ящик уволился со службы с мундиром и значком за службу в Конвое. Пять лет, до 1912 г., жил в родной станице Новоминской. В 1912 г. его вновь призвали на службу в Собственный конвой.
В апреле 1914 г. срок службы казака в Конвое оканчивался. Но на его долю выпал счастливый случай. Николаю II понадобился новый камер-казак, поскольку, по традиции, служба камер-казков при императоре продолжалась два года. Очередность выпала на Кубанскую сотню. Командир Конвоя князь Г. И. Трубецкой вызвал добровольцев. По словам Ящика, «вызвались многие». Претендентов выстроили перед Николаем II, и он «сам должен был выбрать счастливца». После нескольких коротких вопросов царь выбрал Тимофея Ящика, которому тогда было 36 лет.
Т. Ящик
Надо заметить, что за время службы в Конвое казаки занимались не только караульной службой. Джигитовка и стрельба также входили в их повседневную подготовку. Кроме того, по словам Ящика: «Мы прошли основательный курс ориентирования на местности, так что я знал каждый уголок и каждый клочок земли в окрестностях дворца».
Свои обязанности телохранителя Ящик считал, по большей части, формальными, поскольку, по его мнению, «совершить покушение на царя было невыполнимой задачей, если человек, задумавший покушение, не нашел доступа в самый приближенный к царю круг людей. Парк кишел сыщиками, одетыми в гражданское платье, за которыми, в свою очередь, наблюдали жандармские чины, также в гражданской одежде».
Т. Ящик назначается вторым камер-казаком Николая II, выполняя обязанности его личного телохранителя. Жил он в подвале Александровского дворца, очень плотно заселенного. Там же в комнате № 84 жил и камер-казак императрицы Александры Федоровны. Естественно, как камер-казаку ему пришлось изучить топографию Александровского дворца, так как чтобы «свободно передвигаться по дворцу, нужно было очень хорошо знать расположение его 300 комнат и залов».
По словам Ящика, его обязанности не отличались особенной сложностью. Он должен был круглосуточно находиться в распоряжении Николая II. Когда царь утром отправлялся гулять в парк, камер-казак следовал за ним на некотором расстоянии. Во время аудиенций Т. Ящик стоял в зале для гостей, ожидающих приема. Когда Николай II выезжал или совершал верховую прогулку, камер-казак следовал за ним верхом. Если царская семья отправлялась в театр, камер-казак стоял у дверей царской ложи.
Имели камер-казаки и нетипичные обязанности, обусловленные особенностями частной жизни царской семьи. Цесаревич Алексей болел гемофилией, и на официальных мероприятиях он не мог долго стоять. Поэтому камер-казаки, дюжие молодые мужчины, должны были часами держать наследника на руках.
Ящик вспоминал, что когда он в первый раз носил наследника, он вспотел так, что его одежду можно было бы выжимать. Служба Т. Ящика при Николае II продолжалась 9 месяцев, но за это время он быстро понял, что наряду со своими прямыми обязанностями необходимо обладать уменьем быть постоянно готовым к любым неожиданностям, но при этом оставаться незаметным для тех, кого он охранял: «Я пробовал научиться тому искусству, которое было важнейшим для лейб-казака: полностью уйти в тень, чтобы никто не замечал твоего присутствия, и все же быть настолько близко, чтобы в любой нужный момент вновь появиться». Николая II телохранитель очень высоко оценивал и как человека, и как «охраняемое лицо»: «Царь был спокойным и простым человеком. Нужно было только знать свои обязанности, а он никогда не предъявлял непомерных требований».
С начала 1916 г. Т. Ящик стал вторым личным телохранителем вдовствующей императрицы Марии Федоровны. Он подчеркивает, что это решение обусловлено личным выбором царя и связано с тем, что в начале 1916 г. вдовствующая императрица Мария Федоровна предполагала уехать из Петрограда в Киев, и сын счел необходимым усилить личную охрану матери.
В отличие от Николая II, у Марии Федоровны было свое отношение к телохранителям. В 1916 г. в Аничковом дворце камер-казаком числился 85-летний старец, который, будучи почти слепым, конечно, не мог нести службу. По словам Ящика, он просто «жил во дворце и был счастлив». Поскольку А. А. Кудинов умер летом 1915 г., то это, видимо, был напарник умершего камер-казака, такой же ветхий старец. Следуя дворцовым традициям, старый слуга занимал штатную должность в буквальном смысле «до смерти», а реальную службу несли два более молодых камер-казака – Тимофей Ксенофонтович Ящик и Кирилл Иванович Поляков. Но они не обижались на старца, поскольку «объем работы был таков, что мы с ним легко справлялись».
Великие княжны Татьяна и Ольга в гусарском и уланском мундирах
После свержения монархии в России Т. Ящик остался рядом с императрицей, продолжая охранять ее в Крыму. В ноябре 1917 г. Мария Федоровна писала своему сыну из имения Ай-Тодор в Крыму: «У меня только остались Ящик и Поляков, которыми я не могу достаточно нахвалиться, такие чудные верные люди».
В условиях политической неразберихи на юге России в 1918 г. Т. Ящик вывез в родную станицу дочь императрицы, младшую сестру Николая II великую княгиню Ольгу Александровну. В хате камер-казака дочь государя Александра III родила своего второго сына Гурия. После того как Мария Федоровна в 1919 г. на английском крейсере «Мальборо» покинула Россию, Т. Ящик сопровождал свою хозяйку и продолжал охранять императрицу в Англии и Дании. Вскоре по распоряжению Марии Федоровны камер-казак Т. Ящик вернулся в Россию, для того чтобы организовать вывоз в Данию семьи великой княгини Ольги Александровны. Свою императрицу верные камер-казаки Ящик и Поляков охраняли вплоть до ее смерти в 1928 г.
После смерти Марии Федоровны казак Тимофей Ящик навсегда остался жить в Дании. Он женился на датчанке. По завещанию императрицы, он получил небольшие деньги, на которые открыл магазин. Его напарник Поляков жил вместе с семьей Т. Ящика до своей смерти. Умер Тимофей Ящик в 1946 г. и похоронен на Русском кладбище вместе со второй женой-датчанкой.
Во время Февральской революции 1917 г. казаки Собственного конвоя остались подразделением, до последнего момента сохранявшим верность династии. В числе охраны рядом с императрицей Александрой Федоровной до конца находилась «личная охрана Государыни и детей», т. е. камер-казаки Конвоя.[141]
Жандармерия
От фр. gendarmerie, от gens d’armes, буквально «люди оружия» – разновидность военной полиции. До французской революции – разновидность тяжелой кавалерии (изначально лейб-гвардия). До 30-летней войны по наличию полных рыцарских доспехов являлись тяжелее кирасиров.
В России термин «жандармерия» впервые упоминается в 1792 г. В составе гатчинских войск цесаревича Павла Петровича была учреждена конная команда, называвшаяся то кирасирским, то жандармским полком. По воцарении императора Павла I команда эта вошла в состав лейб-гвардии Конного полка.
Изначально жандармерия тоже представляла собой тяжелую кавалерию в составе лейб-гвардии гатчинских полков Павла Петровича, являвшуюся лейб-гвардией, которая была распущена после его убийства. Но в 1815 г. вновь появились как в качестве лейб-гвардии, так и Военной полиции. Позднее, в 1876 г., Жандармский лейб-гвардии полуэскадрон был преобразован в лейб-гвардии Полевой жандармский эскадрон, который просуществовал до свержения монархии.
Лейб-гвардии Жандармский эскадрон
Гвардейский полевой жандармский эскадрон
28 апреля 1827 г. издан Указ императора Николая I об учреждении Корпуса жандармов.
Он имел чисто военную организацию и в административном, строевом и хозяйственном отношении первоначально подчинялся Военному министерству. В 1880 г. Отдельный корпус жандармов вошел в состав МВД, но остался состоять на бюджете Военного министерства.
Структура: штаб, округа (с 1867 г. губернские жандармские управления), дивизионы (московский, петербургский, варшавский). Руководитель – шеф жандармов (главный начальник Третьего отделения, с 1880 г. – министр внутренних дел).
Третье отделение Собственной Его Императорского Величества Канцелярии, новый орган российской политической полиции, было учреждено императором Николаем I именным указом № 449 от 3 июля 1826 г. Жандармам предписывалось наблюдение за исполнением законов и указов, прежде всего чиновничеством.[142] Не случайно в финальной сцене пьесы Н. Гоголя «Ревизор» с известием «К вам едет ревизор из Петербурга» является жандарм. В спектаклях Александринского театра в этой роли любил выступать император Николай I, обожавший эту комедию. Жандармский корпус как надзирающая структура, подчиненная только императору, по мнению государя, должен был состоять из людей безупречных и заслуженных. Одним из обязательных условий было участие в войнах и наличие боевых орденов. Поэтому жандармов во время войн бросали в самый огонь сражений, зато потом щедро награждали. Примером служил шеф жандармов А. Х. Бенкендорф – человек отчаянной личной храбрости.[143] Событием, побудившим самодержавие перестроить и укрепить эту важную часть государственного устройства, было восстание декабристов. Отдельный корпус жандармов, получивший новое образование указом 28 апреля 1827 г. (№ 1062), предоставил в распоряжение Третьего отделения не только вооруженную силу, но и хорошо разветвленную сеть местных жандармских управлений.
Координация действий этих двух организаций осуществлялась единым руководством: начальником Третьего отделения и шефом жандармов с 1826 по 1844 г. графом Александром Христофоровичем Бенкендорфом (1783–1844). В результате Третье отделение широко развернуло свою деятельность и продолжало ее без существенных изменений до 1880 г., когда 6 августа указом № 61279 император Александр II упразднил Третье отделение и все дела его передал в Департамент государственной полиции Министерства внутренних дел.
Жандармерия имела свои разновидности: жандармерия столичных и губернских управлений, железнодорожная жандармерия (каждая железная дорога имела свое жандармское управление), пограничная несла службу по охране границ и осуществляла контроль за въездом в Империю и выездом за ее пределы, полевая жандармерия, осуществлявшая функции военной полиции, аналогичные функции в крепостях выполняла крепостная жандармерия. В Отдельном корпусе жандармов имелись наблюдательная полиция и собственная агентура, которые активно использовались для контрразведывательной деятельности. Численность жандармерии была невелика – в начале ХХ в. она составляла немногим более 6000 человек, лейб-гвардии Полевой жандармский эскадрон – 64 человека.
Русский государственный деятель, военачальник, генерал от кавалерии; шеф жандармов и одновременно главный начальник Третьего отделения Собственной Е. И. В. Канцелярии (1826–1844 гг.).
Родился 23 июня 1782 г. в семье премьер-майора Христофора Ивановича Бенкендорфа и Анны Юлианы, урожденной баронессы Шиллинг фон Канштадт. В 1798 г. произведен в прапорщики лейб-гвардии Семеновского полка с назначением флигель-адъютантом к императору Павлу I.
А. Х. Бенкендорф
В войне 1806–1807 гг. состоял при дежурном генерале графе Толстом и участвовал во многих сражениях, в 1807–1808 гг. – при русском посольстве в Париже.
В 1809 г. отправился охотником (добровольцем) в армию, действовавшую против турок, и часто находился в авангарде или командовал отдельными отрядами; за выдающиеся отличия в сражении под Рущуком 20 июня 1811 г. награжден орденом Св. Георгия IV степени.
Во время Отечественной войны 1812 г. Бенкендорф сначала состоял флигель-адъютантом при императоре Александре I и осуществлял связь главного командования с армией Багратиона, затем командовал авангардом отряда барона Винцингероде; 27 июля произвел атаку в деле при Велиже, а по уходе Наполеона из Москвы и занятии ее русскими войсками был назначен комендантом столицы. При преследовании неприятеля он находился в отряде генерал-лейтенанта Кутузова, был в разных делах и взял в плен трех генералов и более 6000 нижних чинов.
В кампанию 1813 г. Бенкендорф начальствовал летучим отрядом, нанес поражение французам при Темпельберге (за что получил орден Св. Георгия III степени), принудил неприятеля сдать г. Фюрстенвальд и вместе с отрядом Чернышева и Тетенборка вторгся в Берлин. Переправясь через Эльбу, Бенкендорф взял г. Ворбен и, состоя под начальством генерала Дорнберга, способствовал поражению дивизии Морана в Люнебурге.
Затем, состоя со своим отрядом в Северной армии, участвовал в сражениях при Грос-Верене и Денневице. Поступив под начальство графа Воронцова, он 3 дня сряду с одним своим отрядом прикрывал движение армии к Дессау и Рослау и награжден был за это золотою саблею, украшенною алмазами. В битве под Лейпцигом Бенкендорф командовал левым крылом кавалерии барона Винценгероде, а при движении этого генерала на Кассель был начальником его авангарда.
Затем с отдельным отрядом отправлен в Голландию и очистил ее от неприятеля. Смененный там прусскими и английскими войсками, Бенкендорф двинулся в Бельгию, взял города Лувен и Мехелен и отбил у французов 24 орудия и 600 пленных англичан.
В кампанию 1814 г. Бенкендорф особенно отличился в деле под Люттихом; в сражении под Краоном командовал всей конницей графа Воронцова, а потом прикрывал движение силезской армии к Лаону; при Сен-Дизье начальствовал сперва левым крылом, а потом – арьергардом. В 1824 г., когда в Санкт-Петербурге случилось наводнение, он стоял на балконе с императором Александром I. Потом сбросил с себя плащ, доплыл до лодки и спасал весь день народ вместе с военным губернатором Санкт-Петербурга М. А. Милорадовичем.
Император Николай I, весьма расположенный к Бенкендорфу после его активного участия в следствии по делу декабристов, назначил его 25 июня 1826 г. шефом жандармов, а 3 июля 1826 г. – главным начальником Третьего отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии и командующим Главной Его Императорского Величества квартирой.
Якобы при учреждении Третьего отделения на вопрос А. Х. Бенкендорфа об инструкциях Николай I вручил платок и сказал: «Вот тебе все инструкции. Чем более отрешь слез этим платком, тем вернее будешь служить моим целям!»
Царь поручил Бенкендорфу надзор за А. С. Пушкиным. По словам Н. Я. Эйдельмана, «Бенкендорф искренне не понимал, что нужно этому Пушкину, но четко и ясно понимал, что нужно ему, генералу, и высшей власти. Поэтому, когда Пушкин отклонялся от правильного пути к добру, генерал писал ему вежливые письма, после которых не хотелось жить и дышать».
В 1828 г. при отъезде государя к действующей армии для военных действий против Османской империи Бенкендорф сопровождал его; был при осаде Браилова, переправе русской армии через Дунай, покорении Исакчи, в сражении при Шумле и при осаде Варны; 21 апреля 1829 г. произведен в генералы от кавалерии, а в 1832 г. возведен в графское достоинство Российской империи.
Гвардейский флотский экипаж
Старшинство – с 16 февраля 1710 г.
Праздник – 6 декабря, день св. Николая Чудотворца.
Полковой храм – Николо-Богоявленский морской собор (Морской собор Святителя Николая Чудотворца и Богоявления, Никольская пл., 1; 1753–1762 гг., арх. СИ. Чевакинский).
Личный состав – самые высокие брюнеты и блондины.
Родословная флотского экипажа начинается в 1710 г., когда из числа гребцов и матросов, служивших на шлюпках и яхтах царя, была собрана «Придворная гребецкая команда».
С середины XVIII в. существовали: команда придворных гребцов дворцового ведомства и экипажи придворных яхт, которые в 1797 г. объединены и переданы в ведение Адмиралтейств-коллегии. Вот из этих моряков с добавлением гребцов с Адмиральских и Капитанских катеров и отличнейших нижних чинов судовых команд Санкт-Петербургского и Кронштадтского портов и Черноморского флота сформирован 4-ротный Гвардейский экипаж в составе 434 человек (впоследствии восьми рот), артиллерийского отделения с двумя полевыми орудиями, нестроевой роты и музыкантского хора (оркестра).
Гвардейцы Морского Флотского экипажа. Нач. XIX в.
Не случайно морякам гвардейцам присваивалась форма, отличная от общефлотской – с элементами обмундирования гвардейской пехоты, и по штату им были положены боевые средства и имущество сухопутного образца с включением шанцевого инструмента и обоза. Разумеется, флотский экипаж нес службу на императорских яхтах и плавсредствах загородных дворцов, привлекался наравне со всей гвардией к караулам, смотрам, парадам, торжествам, но во время боевых действий вместе с инженерными войсками наводил переправы, строил мосты и укрепления. Дрались моряки и в пешем строю вместе с пехотой.
Боевое крещение экипаж получил в Отечественной вой не 1812 г. 2 марта моряки под командованием капитана 2-го ранга И. Карцева в составе 1-й дивизии Гвардейского корпуса выступили в поход из Санкт-Петербурга в Вильно. Оттуда вместе с войсками 1-й Западной армии генерала М. Б. Барклая-де-Толли моряки-гвардейцы отходили вглубь страны.
Экипаж следовал в арьергарде – морякам приходилось уничтожать постройки и имущество, чтобы они не достались врагу. За мастерские действия при наводке мостов в районе Дриссы в присутствии Александра I морякам были пожалованы от императора денежные премии. Первый бой экипаж провел 4 августа при обороне Смоленска, отразив атаки французской кавалерии на Королевский бастион и мост через Днепр.
26 августа 1812 г., в «День Бородина», по приказу Барклая-де-Толли моряки были отправлены на помощь гвардейским егерям, оборонявшим село Бородино от атак дивизии Дельсона. Моряки-гвардейцы отбросили врага и разрушили мост через реку Колочу.
Артиллеристы экипажа, входившие в 1-ю лейб-гвардии легкую артиллерийскую роту, в середине дня под командованием штабс-капитана Лодыгина выдвинулись на позицию к селу Семеновское, где вместе с вставшими в каре гвардейскими пехотными полками отбивали атаки тяжелой кавалерии врага. За пять часов ожесточенного боя они потеряли убитыми и ранеными всех офицеров, погибли четыре матроса.
Несколько офицеров Гвардейского экипажа в тот день выполняли обязанности адъютантов при высшем командовании. Мичман Н. П. Римский-Корсаков неоднократно под градом ядер и пуль доставлял на передовую приказы главнокомандующего М. И. Кутузова, заслужив похвалу своей неустрашимостью и сообразительностью. На Семеновских флешах сражался капитан-лейтенант П. Колзаков, первым бросившийся на помощь раненому П. И. Багратиону.
Моряки гнали французов из России и участвовали Заграничном походе, сражались в Польше, Германии и Франции. За период Отечественной войны экипаж потерял 53 моряка убитыми; 16 матросов награждены Знаком отличия Военного ордена (Георгиевским крестом).
Прославились гвардейцы в сражении 9 мая 1813 г. под Бауценом в Саксонии, где вместе с двумя батальонами гренадер действовали в первой линии и удержали позицию под перекрестным огнем вражеской артиллерии.
Блистательным подвигом экипажа стало участие в кровопролитном сражении под Кульмом в Богемии 16–18 августа 1813 г. Под начальством генерала А. П. Ермолова моряки успешно отражали атаки французского корпуса Вандама, пытавшегося отрезать путь русской армии из гор на дорогу в Теплиц. В кровопролитных боях экипаж понес тяжелые потери убитыми, ранеными и пропавшими без вести.
За мужество экипаж заслужил высшую боевую награду – Георгиевское знамя.
Вместе с российской гвардией экипаж вступил 19 марта 1814 г. в столицу поверженной наполеоновской империи Париж.
Вернувшись из Гавра в Кронштадт на фрегате «Архипелаг», моряки в составе гвардии 30 июля торжественно вошли в Санкт-Петербург через установленные у Нарвской заставы триумфальные ворота. Через год в составе экипажа появился первый боевой корабль – 24-пушечная яхта «Россия». 5 июня 1819 г. в память о сражении при Кульме кораблям Гвардейского экипажа (фрегат «Меркуриус» и 5 придворных яхт) присвоены стеньговые флаги и вымпелы с изображением святого Георгия.
Моряки гвардейского экипажа участвовали в дальних походах российских кораблей. Почти на каждом паруснике, отправлявшемся в кругосветное плавание, находился офицер-гвардеец. Они привозили из кругосветных путешествий всевозможные редкости, которые легли в основу Морского музея, созданного в 1805 г. на базе знаменитой петровской «модель-камеры».
Именами О. Е. Коцебу, Ю. Ф. Лисянского, Б. А. Вилькицкого и других офицеров-гвардейцев названы острова, проливы и другие многочисленные географические пункты.
Совершали заграничные плавания и корабли, комплектовавшиеся гвардейцами. Во Францию, Англию и Пруссию в 1819 г. ходили фрегат «Гектор» и бриг «Олимп». В 1823 г. фрегат «Проворный» подходил к Фарерским островам и Исландии, обошел Великобританию и вернулся через Английский канал и Северное море на Балтику; через год он ходил в Гибралтар, Брест и Плимут. Линейный корабль «Эмгейтен» плавал в район Ростока.
Гвардейский экипаж в полном составе во главе с капитан-лейтенантом Н. А. Бестужевым участвовал в восстании на Сенатской площади 14 декабря 1825 г., о чем повествует мемориальная доска на главном здании бывших казарм Экипажа в Петербурге.
Экипаж участвовал во всех войнах, которые вела Россия. Гвардейцы действовали при осаде Варны в 1828 г., участвовали в подавление восстаний в Польше в 1831 и 1863 гг., в Венгерском походе 1849 г., отличились при обороне Кронштадта в Крымскую войну.
Особой страницей истории Гвардейского экипажа стала Русско-турецкая война 1877–1878 гг., в которой он обеспечивал первую главную переправу русских войск через Дунай у Зимницы 15 июня 1877 г.
Гвардейцы участвовали в минировании на Дунае, наводке переправ. Ими были укомплектованы паровые катера с шестовыми минами. Катер «Цесаревич» (командир лейтенант Ф. В. Дубасов) взорвал турецкий монитор, а катер «Шутка» (командир лейтенант Н. И. Скрыдлов) успешно атаковал пароход. За героизм и доблесть в этой войне экипаж награжден серебряными Георгиевскими рожками, а нижним чинам присвоено ношение георгиевских ленточек на бескозырках.
Прославились гвардейцы и в Русско-японскую войну 1904–1905 гг. В бою у острова Цусима 14 мая 1904 г. в составе 2-й Тихоокеанской эскадры находился эскадренный броненосец «Император Александр III», полностью укомплектованный чинами Гвардейского экипажа под командованием капитана 1-го ранга Н. М. Бухвостова: 19 офицеров, 11 кондукторов и 793 матроса. Возглавляя в середине боя кильватерную колонну русских кораблей, имея значительный крен, объятый пожаром, броненосец стрелял до последней возможности, пока не перевернулся. С погибшего, но не спустившего флага корабля не спасся ни один моряк. В Петербурге в сквере у Никольского Морского собора установлен памятный обелиск в честь моряков броненосца. Часть моряков-гвардейцев входила в команды крейсеров «Адмирал Нахимов» и «Урал», также участвовавших и погибших в этом бою. Гвардейцами была укомплектована во Владивостоке и одна из первых русских подводных лодок «Фельдмаршал граф Шереметьев».
В мирное время личный состав экипажа нес службу вместе с другими частями Гвардейского корпуса. Летом моряки плавали на кораблях Балтийского флота и императорских яхтах и гребных судах.
К 1910 г. в составе экипажа имелись 4 строевые и 2 машинные роты, гвардейцами были укомплектованы крейсер «Олег», эсминцы «Войсковой» и «Украйна», императорские яхты «Штандарт», «Полярная звезда», «Александрия», «Царевна», «Марево», посыльные суда «Разведчик» и «Дозорный». В списках экипажа числилось 5 адмиралов, 21 штаб– и 24 обер-офицера флота, 20 инженер-механиков, 8 медиков, 10 офицеров по адмиралтейству, 2 классных чиновника, 38 кондукторов, 2060 унтер-офицеров и матросов. Причисленными к Гвардейскому экипажу были император Николай II, императрица Мария Федоровна, наследник цесаревич Алексей Николаевич, великие князья Михаил Александрович, Кирилл Владимирович, Константин Константинович, Дмитрий Константинович, Александр Михайлович.
В ознаменование 200-летия в 1910 г. экипажу пожалованы новое знамя и новые перевязи к Георгиевским сигнальным рожкам. Всему личному составу присвоено ношение нагрудного Кульмского юбилейного знака, а матросам, кроме того, вместо штыков выданы тесаки общегвардейского образца.
Во время Первой мировой войны моряками-гвардейцами укомплектовали экипаж крейсера «Варяг», возвращенного Японией и совершившего переход из Владивостока в Мурманск Южным морским путем. На сухопутном фронте действовал отдельный батальон Гвардейского экипажа, насчитывавший свыше 1900 человек.
Николай II и Цесаревич Алексей с экипажем яхты «Штандарт»
Как и 25 декабря 1825 г. рядовые моряки не знали, зачем их командир Н. Бестужев выводит роту экипажа на Сенатскую площадь, так и в феврале 1917 г. они не знали, зачем их командир великий князь Кирилл привел экипаж в Таврический дворец. Он вошел контр-адмиралом, великим князем и командиром элитного подразделения Императорской гвардии, а вышел, передав моряков в распоряжение Государственной думы, рядовым гражданином Романовым с красным бантом на груди…
Николай Бестужев был богато и разносторонне одаренной личностью. Моряк и художник, изобретатель и путешественник, естествовед, экономист и этнограф, он обладал незаурядным литературным дарованием, хотя его писательскую известность при жизни затмила слава его брата А. А. Бестужева-Марлинского. «Николай Бестужев был гениальным человеком, – писал Н. И. Лорер, – и, боже мой, чего он не знал, к чему не был способен!»
Н. А. Бестужев
Он родился в Петербурге в известной дворянской семье. Благодаря отцу рано приобщился к литературе, хорошо знал музыку, живопись. В возрасте одиннадцати лет мальчик стал воспитанником петербургского Морского кадетского корпуса. В 1809 г., после окончания учебы, его оставили там воспитателем в чине мичмана.
В Отечественную войну 1812 г. Бестужев вместе с корпусом находился в эвакуации в Свеаборге.
В 1813 г. Бестужев ушел из корпуса и стал служить во Флотском экипаже, расквартированном в Кронштадте.
В мае 1815 г. корабль, на котором служил лейтенант Бестужев, отправился в Роттердам, и молодой офицер мог собственными глазами наблюдать установление республики в Голландии, что дало ему представление о «правах гражданских». Через два года он снова отправился в плавание, на этот раз в Кале вместе с братом Михаилом. Посещение западных стран, знакомство с их культурой и государственным устройством все больше укрепляло молодых офицеров в мысли, что всевластие монархии тормозит развитие России. Раздумья над будущим своей родины вскоре привели Бестужева в масонскую ложу «Избранного Михаила».
В 1823 г. он становится начальником Морского музея и занимается историей Русского флота. К этому времени Бестужев был уже заметной фигурой среди морского офицерства, приобрел известность в научной и литературной среде.
В 1824 г. К. Рылеев предложил Бестужеву вступить в Тайное общество, которое образовали лучшие представители российского дворянства. Позже их назовут декабристами. Они были обеспокоены судьбой России и готовили проекты ее преобразования. Тайное общество существовало не только в Петербурге: его филиалы были в Москве, на Украине, в других местах. Петербургское тайное общество называлось Северным, и Бестужев вошел в число наиболее революционно настроенной группы «северян». Они настаивали на расширении прав народного представительства и на освобождении крестьян с землей.
Вместе с братом Александром Н. Бестужев был одним из главных помощников Рылеева накануне восстания. 14 декабря 1825 г. он привел на Дворцовую площадь Петербурга Морской гвардейский экипаж, хотя уже несколько лет состоял при Адмиралтейском департаменте и к практической морской службе отношения не имел.
Многие мемуаристы вспоминают о том, как смело вел себя Бестужев на допросах. Так, И. Д. Якушкин писал: «В глазах высочайшей власти главная виновность Николая Бестужева состояла в том, что он очень смело говорил перед членами комиссии и очень смело действовал, когда его привели во дворец». На допросах он сжато изобразил тяжелое состояние России и уже в первом показании сказал: «Видя расстройство финансов, упадок торговли и доверенности к купечеству, совершенную ничтожность способов наших в земледелии, а более всего беззаконность судов, приводило сердца наши в трепет».
Известно также, что после первого допроса Николай I сказал о Бестужеве: «Умнейший человек среди заговорщиков».
Н. Бестужев будет осужден особенно строго. На решение судей, очевидно, повлияло именно его поведение на допросах.
В «Списке лиц, кои по делу о тайных злоумышленных обществах предаются по высочайшему повелению Верховному уголовному суду» все осужденные были разделены на одиннадцать разрядов и одну внеразрядную группу. Николай Бестужев был отнесен ко II разряду, хотя материалы следствия не давали основания для столь высокого «чина». Очевидно, судьи понимали действительную роль и значение старшего Бестужева в Северном обществе. «Второразрядники» осуждались Верховным уголовным судом к политической смерти, т. е. «положить голову на плаху, а потом сослать вечно в каторжную работу».
Николай I внес в приговор ряд «изменений и смягчений», переместив некоторых преступников из одного разряда в другой. Осужденным по второму и третьему разрядам вечная каторга заменялась двадцатилетней, с лишением чинов и дворянства и последующей ссылкой на поселение.
По случаю коронации Николая I срок каторги для второго разряда был снижен до 15 лет. Манифестом 1829 г. он снова был уменьшен – до 10 лет, однако Николая и Михаила Бестужевых это снижение не коснулось, и они вышли на поселение только в июле 1839 г.
В казематах Петровского завода Н. Бестужев снова начал активно заниматься литературным творчеством. Он писал романтические повести, путевые очерки, басни, стихотворения. В журналах появлялись его переводы из Т. Мора, Байрона, В. Скотта, Вашингтона Ирвинга, печатались научные статьи – по истории, физике, математике. Многие из его рукописей после разгрома восстания были уничтожены, но и напечатанного довольно, чтобы судить о высоком мастерстве и профессионализме во всех вопросах, которых касался автор.
Особое место в его творчестве занимает морская тема. Не случайно посмертный сборник избранных сочинений Бестужева называется «Рассказы и повести старого моряка». Не только он сам был моряком и историографом Русского флота, но и вся его семья была преимущественно связана с морем. Причастность к флоту, несомненно, способствовала и формированию революционных настроений в семье Бестужевых.
В Сибири начался новый этап творчества писателя. Здесь были задуманы и частично написаны воспоминания о 14 декабря, ряд художественных произведений, также вызванных к жизни трагическими событиями восстания. И мемуарная проза, и психологическая повесть, по сути дела, раскрывают одну тему – путей, которые привели участников восстания на площадь, а затем и в «каторжные норы», их мировоззрения, их чаяний и надежд.
Мемуарная проза Бестужева, имевшего, кроме всего прочего, острый и точный глаз живописца, особенно примечательна. Его широко известные «Воспоминания о Рылееве» и коротенький отрывок «14 декабря 1825 года» мыслились им как часть более обширных воспоминаний о декабрьских событиях. Замысел остался незаконченным – об этом мы знаем из воспоминаний Михаила Бестужева, об этом с тоской говорил и сам Николай Александрович перед смертью.
Образ Рылеева показан через призму романтической повести: он восторжен и чувствителен, глаза его «сверкают», «лицо горит», он «рыдает» и т. д., хотя мы знаем, что Рылеев был крайне сдержан накануне восстания. «Воспоминания о Рылееве» завершают заложенные в программе Союза благоденствия «биографии великих мужей», доводя эти биографии до 14 декабря 1825 г.
В своей мемуарной прозе Н. Бестужев, сохраняя автобиографическую основу, затушевывает подлинные лица и события литературными деталями, вымыслом. В автобиографической повести вымышленное повествование отражает его собственные переживания. Но творчество Н. Бестужева не является пассивной регистрацией его жизненных коллизий. Он создает обобщающий образ декабристского положительного героя. Такой автобиографической повестью можно считать «Шлиссельбургскую станцию». К ней примыкает рассказ «Трактирная лестница». Судьба героев произведения сливается с судьбой политических единомышленников автора. Сюжет отказа от личного счастья служит для выражения сурового самоотречения человека, избравшего путь профессионального революционера. Человек, восставший против самодержавия, жертвует своей свободой и потому не имеет морального права обрекать на страдание любимую женщину, которую ожидает разлука с мужем, отцом ее детей.
Не только Бестужев писал о проблеме личного счастья для революционера. Ее ставила перед членами Тайного общества сама жизнь, в которой было много таких примеров. Известно, что некоторые члены, которые обзаводились семьями, отказывались от дальнейшей революционной деятельности.
В маленьком рассказе «Похороны» писатель рассматривает мотив несостоявшегося декабриста. Здесь автор выступает как обличитель душевной пустоты и лицемерия «большого света», где приличие должно замещать все ощущения сердца, где каждый выглядит смешным, если проявляет слабость и дает окружающим заметить свое внутреннее состояние. Написанный в 1829 г., этот рассказ – одно из первых прозаических произведений, в которых обличаются фальшь и душевная пустота аристократических кругов. В это время не были еще написаны антисветские повести В. Одоевского и А. Бестужева. Не был написал и «Рославлев» А. Пушкина, где «светская чернь» показана с таким же публицистическим запалом, как и в рассказах Н. Бестужева.
С размышлениями о судьбах и характерах поколения, вступившего в жизнь в канун Отечественной войны, связана и повесть «Русский в Париже 1814 года». Сам Н. Бестужев не был в Париже (его военная судьба сложилась иначе), и повесть построена на парижских впечатлениях товарищей по каторге, и в первую очередь Н. О. Лорера. Момент вхождения русских войск в столицу Франции, реалии, лица, происшествия, запомнившиеся Лореру народные сцены – все это передано Бестужевым с мемуарной точностью. Историк и очеркист проявились тут в полной мере.
«Русский в Париже 1814 года» – одно из последних дошедших до нас художественных произведений Бестужева. В Сибири он написал большую краеведческую статью «Гусиное озеро» – первое естественнонаучное и этнографическое описание Бурятии, ее хозяйства и экономики, фауны и флоры, народных обычаев и обрядов. В этом очерке вновь сказалась многосторонняя одаренность Бестужева – беллетриста, этнографа и экономиста.
Он не мог и не успел осуществить многие из своих замыслов, некоторые его художественные произведения были навсегда утрачены во время обысков, которым периодически подвергались ссыльные декабристы. И тем не менее его литературное наследие весьма значительно. Бестужева можно назвать одним из зачинателей психологического метода в русской литературе. Анализ сложных нравственных коллизий в их связи с долгом человека перед обществом обнаруживает генетическую связь его рассказов и повестей с творчеством А. И. Герцена, Н. Г. Чернышевского, Л. Н. Толстого.
Н. А. Бестужев умер в 1855 г. в тяжелые для России дни Севастопольской обороны. Михаил Бестужев вспоминал: «Успехи и неудачи севастопольской осады его интересовали в высочайшей степени. В продолжение семнадцати долгих ночей его предсмертных страданий я сам, истомленный усталостию, едва понимая, что он мне говорил почти в бреду, должен был употребить все свои силы, чтобы успокоить его касательно бедной погибающей России. В промежутки страшной борьбы его железной, крепкой натуры со смертию он меня спрашивал: „Скажи, нет ли чего утешительного?“».
До конца своих дней Н. А. Бестужев оставался гражданином и патриотом.
Гвардейским Морским экипажем два года командовал моряк, которого из его современников сравнивать не с кем! Мы как-то не задумываемся, что его географическое открытие равно только открытию Колумбом в 1492 г. Америки и в 1606 г. В. Янсзоном – Австралии. Все остальные путешествия и открытия за 500 лет – ниже рангом. Открывали острова, проливы, страны… Он же открыл материк – Антарктиду!
Ф. Ф. Беллинсгаузен
Фаддей Фаддеевич Беллинсгаузен (Фабиан Готлиб) родился 9 (20) сентября 1778 г. в Лахетагузе, на балтийском острове Эзель (ныне Сааремаа) в Эстонии и жил там в родовом имении Пилгузе, пока в 1789 г. не поступил в Морской кадетский корпус в Кронштадте.
После его окончания в 1797 г. шесть лет плавал по Балтике на судах Ревельской эскадры. Его любовь к наукам была замечена командиром Кронштадтского порта, и еще совсем молодым мичманом Фаддей Беллинсгаузен отправился в первую русскую кругосветную экспедицию на фрегате «Надежда», которым командовал капитан-лейтенант И. Ф. Крузенштерн.
В июне 1819 г. капитана 2-го ранга Беллинсгаузена назначили командиром трехмачтового парусного шлюпа «Восток» и начальником экспедиции для поисков шестого континента, организованной с одобрения Александра I. Капитаном второго шлюпа «Мирный» определен молодой лейтенант Михаил Лазарев.[144]
4 июля 1819 г. суда вышли из Кронштадта. 16 января 1820 г. корабли Беллинсгаузена и Лазарева в районе Берега Принцессы Марты подошли к неизвестному «льдинному материку». Вот этим днем датируется открытие Антарктиды.
Еще трижды в это лето они пересекали Южный полярный круг, в начале февраля вновь приблизились к Антарктиде у Берега Принцессы Астрид, но из-за снежной погоды не смогли его хорошо рассмотреть. В марте, когда плавание у берегов материка из-за скопления льдов стало невозможным, суда по договоренности разлучились, чтобы встретиться в порту Джексон (ныне – Сидней). Беллинсгаузен и Лазарев отправились туда разными маршрутами. Были произведены точные съемки архипелага Туамоту, обнаружен ряд обитаемых атоллов, в том числе острова Россиян.
В ноябре 1820 г. корабли вторично направились в Антарктиду, обогнув ее со стороны Тихого океана. Были открыты острова Шишкова, Мордвинова, Петра I, Земля Александра I. 30 января, когда выяснилось, что шлюп «Восток» дал течь, Беллинсгаузен повернул на север и через Рио-де-Жанейро и Лиссабон 24 июля 1821 г. прибыл в Кронштадт, завершив свое второе кругосветное плавание. Участники экспедиции пробыли в плавании 751 день, прошли более 92 тыс. км. Было открыто 29 островов и 1 коралловый риф.
По возвращении из антарктической кругосветки Беллинсгаузен два года командовал Гвардейским флотским экипажем, три года занимал штабные должности, в 1826 г. возглавил флотилию в Средиземном море, участвовал в осаде и штурме Варны.
В 1831–1838 гг. руководил Флотской дивизией на Балтике, с 1839 г. до кончины являлся военным губернатором Кронштадта, а на время летних плаваний ежегодно назначался Командующим Балтийским флотом.
В 1843 г. Ф. Ф. Беллинсгаузен получил звание адмирала. Он многое сделал для укрепления и благоустройства Кронштадта; по-отечески заботился о подчиненных, добиваясь улучшения питания матросов; основал морскую библиотеку. Биографы Беллинсгаузена отмечали его доброжелательность и хладнокровие: присутствие духа он сохранял как под неприятельским огнем, так и в борьбе со стихией. Беллинсгаузен был женат и имел четырех дочерей. Умер в Кронштадте, где в 1869 г. ему установлен памятник. Его именем названы море в Тихом океане и подводная котловина, ледник в Антарктиде и антарктическая станция, мыс на острове Сахалине и три острова.