Петербург таинственный. История. Легенды. Предания — страница 42 из 55

Немногие свидетели, жители Ливорно, помогли Орлову пустить «мадонну с голубем» в море. Куда она потом уплыла, затонула ли или ее прибило волной к дальним берегам, — неизвестно.

Правда, один всезнающий синьор из Рима шепнул мне, что «плавающая мадонна с голубем» хранится в какой-то нью-йоркской частной коллекции очень состоятельного американца.

Клюка из пунцового анчараНадпись в старой книге

«…Стук-стук…

Вдруг омертвела, угасла полная луна.

И с колокольни бесшумно соскользнула сова-сипуха.

Взмахнула она крылами — и оборвалась чья-то жизнь…

Стук-стук…

Идет сама собой клюка по ночному городу.

Подпрыгивает она в невидимых руках.

Стук-стук…

По перилам и решеткам мостов.

Стук-стук по заборам и стенам уснувших домов.

И отзываются зловещим звуком деревья, загубленные человеком, — от малой досточки в заборах до могучих бревен в домах. Отзываются едва слышно, а бед после этого происходит немало. Где ударила клюка по дереву — там не спать человеку — мучиться от кошмаров и видений до самого последнего, вечного смыкания глаз…

Ибо та клюка — не простая, а из пунцового анчара сделана…

Где тот странник, что уйдет с этой анчарной клюкой в дальние земли, прочь из нашего города?»

Что это? Заклинание? Сказка? Легенда? Непонятный отрывок из неизвестного текста. Но почему запись сделана между строк в повести Всеволода Гаршина «Красный цветок»?

Нервный, стремительный почерк. Выцветшие чернила… Да вот еще на другой странице повести не менее странная приписка: «Они искали цветок пунцового анчара — и герой повести, и сам автор…»

Разговор с букинистом

В недоумении я посмотрел на букиниста. Он уловил взгляд и подошел ко мне.

Улыбчивый старичок покосился на открытую страницу книги и торопливо заговорил:

— Уже понял, о чем хотите спросить. Сам ломал голову над этой загадочной записью. Судя по всему, она сделана либо в самом конце XIX, либо в начале XX века. Подписи, как видите, нет, следовательно, автор неизвестен.

— Но о каком пунцовом анчаре идет речь? Разве такой существует? — спросил я.

Букинист рассмеялся:

— Помните, у Пушкина?

«В пустыне чахлой и скупой,

На почве, зноем раскаленный,

Анчар, как грозный часовой,

Стоит один во всей вселенной.

Природа жаждущих степей

Его в день гнева породила

И зелень мертвую ветвей

И корни ядом напоила…»

— Но при чем здесь Пушкин? — перебил я букиниста. — Ведь поэт ничего не говорил о каком-то пунцовом анчаре. К тому же Александр Сергеевич сильно преувеличивал ядовитые, пагубные возможности этого дерева:

«К нему и птица не летит,

И тигр нейдет — лишь вихорь черный

На древо смерти набежит

И мчится прочь, уже тлетворный…»

— Не может анчар убивать на расстоянии. И даже если человек прикоснется к этому дереву — ничего не случится. Правда, млечный сок анчара вызывает сильные нарывы на коже.

— А разве его ядовитым соком не смазывали стрелы? — с усмешкой спросил букинист. — Ведь в нем находится глюкозид антиарин, а это, замечу вам, сильнейшее отравляющее средство.

— Смазывали… — подтвердил я. — Но только в млечный сок анчара добавляли еще одно вещество из каких-то ягод. Вот тогда яд становился действительно смертельно опасным.

Мой собеседник кивнул в ответ и уже без улыбки заметил:

— А мне думается, великий поэт прекрасно знал, каковы свойства у анчара. Существует предание, что когда после выхода стихотворения в свет кто-то из друзей заметил ошибку, Пушкин рассмеялся: «Знаю, знаю, что анчар не убивает ядом человека. В эти строки я вложил другой смысл…»

— Какой?

Букинист пожал плечами и снова улыбнулся:

— Сие мне не ведомо. Пусть пушкиноведы ломают над этим голову. А я лишь наслаждаюсь божественными и порой таинственными строками великого поэта. Что же касается клюки из пунцового анчара, то я слышал, как давным-давно петербургские старухи пугали расшалившихся детей: «Вот придет сама-собой клюка из ядовитого дерева…» Очевидно, они имели в виду клюку пунцового анчара…

Разные мнения о легендарном дереве

В тот год, а это было одно из первых моих посещений Северной столицы, ни от букиниста, как, впрочем, ни от кого другого, мне не удалось узнать о странной городской легенде. Петербург тогда назывался Ленинградом, и всякие таинственные, мистические истории, расходившиеся с соцреализмом, не приветствовались властями.

Спустя некоторое время я вдруг вспомнил странную запись в книге Всеволода Гаршина. В разных странах интересовался у специалистов, существует ли в природе пунцовый анчар. И всякий раз мне отвечали: «Нет… Не видел… Не встречал… Не слышал о таком…»

Лишь один ученый из Мексики наконец подтвердил возможность существования пунцового анчара.

Согласно преданию, из нескольких тысяч обычных деревьев этой породы появляется одно — неизвестно почему и под воздействием каких сил. Ствол у этого анчара темнокрасного цвета. А на рассвете, при первых лучах солнца, он становится ярким, пунцовым.

Но произрастает подобное дерево якобы в местах, где множество человеческих захоронений. Именно это растение страшно ядовито, и люди, побывавшие вблизи от него, могут умереть.

Как мне удалось выяснить, существуют даже целые тайные артели колдунов, специализирующихся на изготовлении смертоносных предметов из пунцового дерева. Сами они умеют оберегаться от губительного воздействия пунцового анчара. А вот те, кто получит в подарок или приобретет сделанные из него маску, посох, куклу или что-нибудь другое, — обречены…

Но какое отношение имеет зловещее южное дерево к нашей Северной столице, к холодным берегам Невы?

Конечно, если подходить строго научно, то никакой анчар не может произрастать в наших прохладных широтах. Но чего только не случается в легендах, преданиях и… в реальной жизни!..

Старуха с Карповского кладбища

Еще сохранились устные отголоски старой петербургской легенды о клюке из пунцового анчара.

Когда-то в Северной столице, на Карповке, существовало кладбище. В 1795 году специальным указом на пустующих участках этого печального места было разрешено разводить огороды и сады. Однако и огородники, и садоводы строго предупреждались, чтобы могилы не раскапывались, а также во время похорон или панихид им не позволялось «ни пения песен, ни другого какого-либо бесчинства, во избежание нарекания священному месту».

Но и на самые строгие указы нарушители обязательно найдутся.

У одной старухи на Карповском кладбище был похоронен сын. Пришла она однажды навестить его захоронение, а могилы — нет. И прокляла тогда старуха всех огородников и садоводов Санкт-Петербурга.

Дни и ночи без устали бродила она по Карповскому кладбищу и бормотала мало понятные встречным проклятия и заклинания:

— Взращу в один год на этой земле смерть-дерево. Укрепится оно всепагубным ядом. И не будет от того яда спасения. Не увидит никто в том дереве ничего особого. Кто примет его за яблоню — станет вкушать ядовитые яблоки, кто примет его за грушу — вкусит ядовитую грушу…

Случайные прохожие старались не приближаться к старухе. А она, не обращая никакого внимания, продолжала бормотать:

— …А в пору, как сойдут плоды, вырежу из смерть-дерева клюку. Пойдет так клюка сама по себе по городу, по Питеру… В чьи стены стукнет — там жди покойника. А будет так клюка ходить по городу да смерть настукивать, пока не объявится в Питере странник, что уйдет с этой губительницей прочь-прочь в дальние земли…

Никто, конечно, не записывал проклятия и заклинания старухи с Карповского кладбища, — мало ли чего наговорит обезумевшая от горя! Но запоминать — запоминали ее слова! Некоторые даже проверяли, не выросло ли всаду подозрительное дерево.

Год прошел. Ничего страшного не случилось на Карповском кладбище. Да и старуха куда-то подевалась. Но рано обрадовались местные огородники и садоводы.

Поползли по Северной столице слухи, будто появляется по ночам на улицах клюка. И несет она с собой неотвратимую беду.

Наверное, тогда и стали пугать старики нерадивых ребятишек: «Стук-стук, по перилам и решеткам… Стук-стук по заборам, стенам и окнам… То клюка сама идет из пунцового анчар-дерева. То ищет он, кому смерть-беду настучать…»

И вздыхали при этом, крестясь, петербургские старики: «Где тот странник, что уйдет с анчарной клюкой в дальние земли, прочь из нашего города?»

Петушок из «перевернутой» пирамидыСекреты жрецов из Эдфу

За тысячи лет до основания Санкт-Петербурга, за тысячи верст от того места, где он впоследствии будет возведен, в период Древнего царства в Египте строились необычные пирамиды. Согласно преданию, их называли «перевернутыми».

Зачем они понадобились фараонам? Каково было их истинное предназначение? Ответ затерялся в веках.

Лишь по обрывкам древних легенд и сказаний известно, что перевернутые пирамиды строили не ввысь, а вглубь земли. Та же форма, те же пропорции, но только не нужно было огромного количества каменных глыб, как для обычной пирамиды. Оттого на создание «перевернутых» уходило гораздо меньше времени.

Обычные строили днем, подземные — только по ночам. Если первые хоть и хранят множество тайн, но, по крайней мере известно, где они находятся и как выглядят, то о вторых не известно ничего или, вернее, почти ничего. Даже — места их нахождения. Потому многие считают, что «перевернутые» пирамиды — это лишь фантазия древних, запечатленная в легендах.

«Там время летит стремительно… И проникший своевольно туда уже не успеет вернуться в мир верхней земли… Там все живое застывает, а мертвое оживает… Там свет становится гуще воды, и его можно мять руками, как тесто…»

А еще в одной легенде говорится, что именно в «перевернутых» пирамидах обитают истинные фараоны, умершие для верхней земли. В обычных находятся лишь мумии двойников фараонов и копии изделий и предметов, необходимых для новой жизни.