Так, еще при жизни Петра Великого, на мосту, названном Полицейским, торговали в шалашах и вразнос. А рядом располагался старейший в Петербурге кабак, прозванный в народе «Петровским кружалом». Сколько в том кабаке было выпито, в драках пролито крови, заложено «последней одежонки» — никто не мог сосчитать. Случалось, пропивал человек все до нитки и с горя плелся или уползал на Полицейский мост, а с него — головой в воду. О таких утопленниках в городе говорили: «„Закружалился“, бедолага…»
Говорили, что порой, когда особенно буйствовали посетители в «Петровском кружале», сам царь являлся туда и расправлялся с дебоширами-пьяницами. Кого кулаком из них, а кого и дубинкой «ласкал».
Сколько их было, сколько осталось?
Мосты Санкт-Петербурга всегда находились под пристальным вниманием градоначальства. Сохранилось еще с XVIII века множество приказов, распоряжений, касающихся мостов.
Так, 26 мая 1752 года полицмейстер Татищев объявил высочайшее повеление «О сделании мостов Красного, Зеленого и Синего по прежнему подъемными и окраске их всех зеленым цветом, равно как, позолотить фигуры, поставленные на этих мостах».
В еще одном высочайшем указе от 25 марта 1760 года говорилось: «Для проезда сухим путем с Петербургскаго острова на Аптекарский, а сего на Каменный остров, велено сделать мосты:
1. С Петербургскаго к Аптекарскому острову, чрез болотное место и залив, на 34 саженях.
2. От берега до берега поперек Карповки на Аптекарский остров, на 22 саженях.
3. От берега Аптекарскаго острова, поперек Малой Невки до глубокой воды, где могут находиться суда, на 30 саженях.
4. По другой стороне Малой Невки от глубокой же воды до берега Каменного острова, на 15 саженях, а все четыре моста на 101 сажень шириною каждый в 4 сажени.
Мосты те делать на сваях…»
Прошло чуть более 100 лет со дня основания Северной столицы, а в городе уже насчитывались десятки мостов.
Современник Пушкина, знаток Петербурга Виктор Бурьянов в 1838 году писал: «Говоря о мостах, я вспомнил, что еще не говорил с вами о всех Петербургских мостах, перекинутых через множество каналов рассекающих город в разных направлениях и придающих ему издали, с возвышенности, вид как бы новой Венеции.
На Фонтанке 10 мостов, из которых 2 чугунных: Пантелеймонский и Египетский и 8 каменных: Прачешный, Семионовский, Аничков, Чернышев, Семеновский, Обухов, Измайловский, Калинкин.
На Екатерининском канале 12: Конюшенный, Казанский, Банковский (чугунный пешеходный), Каменный, Конный, Кокушкин, Вознесенский, Цепной (чугунный пешеходный), Харламов, Пикалов, Аларчин, Калинкин Малый.
На Мойке: Садовый, Конюшенный Новый, Полицейский, Красный, Синий, Почтамтский (чугунный пешеходный), Поцелуев, Храповицкий, Сухарный.
На Крюковом канале: Крюков, Галерный, Канальный, Офицерский, Торговый, Кашин, Никольский, Набережный.
На Зимнем канале: Эрмитажный и Миллионный (каменные). Сверх того на речках: Пряжке, Карповке, Таракановке, Черной и Ждановке 14 мостов…»
Сколько же их сегодня в Санкт-Петербурге? Трудно сосчитать. Количество этих сооружений все время изменяется. Одни мосты ветшают, стареют, разбираются, другие строятся и реставрируются.
В 70-х годах XX века известный знаток Петербургских мостов Андрей Пунин отмечал, что «…в самом городе насчитывается около 380 мостов: каменных, деревянных, металлических, железобетонных…»
Но в территорию Северной столицы уже тогда вошли такие бывшие пригороды, как Петродворец, Пушкин, Сестрорецк и другие. И по подсчетам Андрея Пунина, во второй половине XX столетия в Петербурге существовало около шестисот мостов и мостиков.
В песнях и воспоминаниях
Можно выяснить, сколько сейчас в Петербурге мостов, сколько их было в прошлом веке или позапрошлом. Но гораздо сложней подсчитать количество творений писателей, поэтов, художников, композиторов, в которых они были воспеты. А сколько песен, легенд, преданий, анекдотов о мостах сложено, сколько упоминается в записках известных людей?
В ненастный ветреный день, в августе 1833 года, Александр Сергеевич Пушкин отправился из Петербурга на Урал для сбора материалов об истории Пугачевского бунта.
Через пару дней он писал жене Наталии Николаевне о своем отъезде: «Ты помнишь, что от тебя я уехал в самую бурю. Приключения мои начались у Троицкого моста — Нева была так высока, что мост стоял дыбом: веревка была протянута и полиция не пускала экипажей. Чуть было не воротился я на Черную речку. Однако переправился через Неву выше и выехал из Петербурга».
Перевозчики и мостостроители
И в петровские, и в пушкинские времена Нева была почти на 100–150 метров шире, чем сегодня. Для быстро растущего города мостов не хватало. Выручали перевозчики на своих больших и малых лодках. Одна из главных переправ в XVIII и XIX веках располагалась немного выше Летнего сада.
Лихой, отчаянный народ были петербургские частники-перевозчики. Порой недобрые слова разносила о них городская молва. Что правда в них, что вымысел — трудно разобраться. Поговаривали, будто нередкими бывали случаи, когда одиноких пассажиров, если поблизости не оказывалось свидетелей, обирали до нитки, а потом душили удавкой и топили в реке.
Еще с петровских времен около перевозочных пристаней строили постоялые дворы и кабаки. Обычно там гуляли и буйствовали «вёсельники-висельники». Так в старину называли петербуржцы перевозчиков, поскольку считали, что по ним «петля плачет».
Особенно любили «вёсельники-висельники» задирать в кабаках рабочих — строителей мостов. Дрались люто, нередко — до смерти. В ход шли и ножи, и весла, и дубинки, и кистени. Но если вдело вмешивалась полиция, убийцу не выдавали. Стражам порядка разъясняли, что пострадавший оступился, будучи пьяным, и расшиб себе голову.
С постройкой каждого нового моста в городе падали заработки у перевозчиков. Оттого и была у них непримиримая вражда с рабочими-мостостроителями.
Бывало, что иногда по ночам «вёсельники-висельники» устраивали разбойничьи набеги на места, где шло строительство моста. Воровали или сбрасывали в воду приготовленные бревна и камень. А то и вовсе крушили уже возведенную часть сооружения.
Понятно, власти за то по головке не гладили. В лучшем случае, пойманных перевозчиков за такие набеги отдавали в солдаты. Чаще — отправляли на галеры, на каторгу, пороли плетьми, рвали ноздри, клеймили каленым железом.
Да и сами рабочие-мостостроители карали своих врагов безжалостно. Если удавалось поймать «вёсельника-висельника» на «горячем» и не было поблизости ни власти, ни свидетелей, его могли насмерть забить камнями. А случались истории и пострашней. Ходили слухи, будто строители заживо замуровывали в основания каменных мостов таких лихих налетчиков.
То ли из XIX столетия, а может, из XVIII-ro, донеслись, сохранились строки песни:
«…Что ж ты солнце тако неусталое.
Уж давно пора на покой тебе.
А нужна удальцу перевозчику,
Мутна ночь непроглядная
Поплескать веслом воду Невскую…
Кровь людскую…»
Первый чугунный мост
В 1806 году в Северной столице был возведен первый чугунный мост. А спустя несколько лет появились и другие его собратья из металла.
Об одном из них, названном Поцелуевым, газета «Северная почта» писала в августе 1816 года: «Величиною, отделкою и красотою, равно как и скоростью построения, превосходит он другие, здесь доселе воздвигнутые мосты.
Таковы мосты, коим подобных нет ни в одной столице Европы, обращают на себя особенное внимание всех знающих и любящих прочность и красоту публичных зданий».
Атакан требует жертв
В 70-х годах XIX века началось строительство Литейного моста, прозванного жителями Северной столицы «суровым великаном». Такое название он получил из-за трагических событий, связанных с его возведением.
Трудности начались с самого начала строительства. Глубина Невы в том месте, где возводили опоры Литейного моста, превышала 15 метров, а дно состояло из разнообразных грунтов с «плохой несущей способностью». Учитывая это, решено было строить опоры, используя кессон.
Его технология заключалась в следующем. Большие, перевернутые вверх дном, металлические ящики опускали под воду на грунт. Под большим давлением в них нагнетали воздух. Это позволяло рабочим, находясь внутри огромных ящиков, разрабатывать дно реки и возводить фундамент опоры моста.
Труд в кессонах был опасен и требовал особой сноровки и осторожности. Любая ошибка могла привести к гибели рабочих.
Кое-кто из старых петербуржцев предупреждал строителей: «Остерегайтесь! Где-то поблизости на дне затаился кровавый валун, прозванный древними „Атакан“».
Согласно предостережениям знатоков старинных легенд, этому кровавому валуну поклонялись неизвестные племена, что обитали в устье Невы много веков назад. И не просто поклонялись, а приносили человеческие жертвы. Ненасытным был Атакан и требовал все больше и больше крови.
Наступило время, когда люди, поклонявшиеся ему, уже не могли делать ничего иного, кроме совершения набегов на соседей. Захваченных пленных убивали и их кровью окропляли Атакан. А ему все было мало. Тогда люди стали молить реку Неву, чтобы она избавила их от бесконечных убийств и кровавых расправ над пленными. Река смилостивилась, изменила русло и смыла страшный камень. Так, согласно преданию, оказался Атакан на дне Невы.
С этим смириться он не мог и мстил людям, проплывавшим над ним. То перевернется лодка с рыбаками, то прохожего с берега потянет в реку незримая сила, то моряк свалится с идущего мимо корабля. Скрывались мгновенно под водой люди, без всплеска, без крика, и больше никто никогда их не видел. Видно, умел кровавый валун крепко удерживать свои жертвы на дне реки.