(1874–1939)
Поэт, беллетрист и фельетонист. В 1900 году вступил в РСДРП, имел партийную кличку «Антон». Профессиональный революционер. Шесть лет сидел в тюрьме, больше десяти лет провёл на нелегальном положении. Печатался под разными псевдонимами в периодике. Был редактором газеты «Звезда» и газеты «Правда». При жизни издано всего два сборника рассказов и стихотворений, хотя ещё в 1916 году предполагалось выпустить десятитомное собрание сочинений. Многие произведения Богданова, в том числе и два романа, были утрачены во время обысков и конфискаций.
«Печально день вставал…»
Печально день вставал
холодный, бледнолицый,
Свинцовый полумрак
свивался над землёй,
Кружились облака
чудовищною птицей,
Наш праздник омрачив
загадочною мглой…
Сквозь переплёт окна
смотрели мы с тревогой,
Как злобились дворцы, как
ветер бушевал,
И падал мокрый снег над
грязною дорогой,
Где часовой с ружьём
докучливо шагал.
Волна рабочего движения и шума
Врывалась всё в окно, звеня,
как ледоход…
И всех одна тревожила нас
дума:
Что этот майский день с
собою принесёт?
Собрались ли друзья на
светлый праздник Мая?
Кто уцелел их них, кто угодил
во тьму?
Кто шёл по Невскому,
знамёна развевая?
Иль праздник неудачен?
Почему?
В ответ безмолвствует и
хмурится природа…
Вдруг чудодейственно
разорван полог туч,
Приветливо блеснул весны
янтарный луч,
Зовёт на путь борьбы.
И грезится свобода!
«Те же камни, те же всплески…»
Те же камни, те же всплески
перемётные Невы,
Шпили зданий молчаливых,
на столбах воротных львы.
Так же в высь небес уходят
шестигранных труб огни,
Так же сумраками веют
неприветливые дни.
И лишь острый и горящий
мятежом рабочий взор
Вдруг напомнил мне, что много,
много дней прошло с тех пор…
Да, в тюрьму, что за Невою,
как стоглазый жадный зверь,
Сквозь железные затворы
донеслось, как эхо: «Верь!»
Пётр Филиппович Якубович(1860–1911)
Поэт, переводчик, прозаик. Известен под псевдонимами: Л. Мельшин, как беллетрист, и П.Ф. Гриневич, как критик. Окончил филологический факультет Санкт-Петербургского университета. Был одним из лидеров движения народовольцев. В 1884 году был заключён в Петропавловскую крепость, в которой провёл три года. По процессу Лопатина в 1887 году был приговорён к смертной казни, заменённой ему восемнадцатью годами каторги. В 1899 году в связи с психическим расстройством получил разрешение лечиться сначала в Казани, а затем в Петербурге. Первый сборник стихотворений Якубовича под псевдонимом Матвей Рамшев появился в печати, когда его автор находился в заключении в Петропавловской крепости. О годах, проведённых в тюрьмах и на каторге, он напишет в автобиографической книге «В мире отверженных. Записки бывшего каторжника», напечатанной под псевдонимом Л. Мельшин. В Петербург Якубович вернулся в 1903 году. Какое-то время работал редактором в ежемесячном литературном журнале «Русское богатство». Во время революционных событий 1905 года вновь подвергся аресту и получил тюремный срок. Из тюрьмы Якубович вышел уже неизлечимо больным.
У сфинксов
Вот они… Дремлют, как
встарь, над Невою…
Город вечерней окутался
мглою,
Цепью бегут золотой огоньки,
Слышатся мощные всплески
реки.
В маленькой шапочке, в
кофточке тонкой,
Девушка, с обликом нежным
ребёнка,
В полосу света бесшумно
вошла;
Юноша рядом – со взором
орла.
В тень я укрылся за тёмным
гранитом.
Влажного ветра порывом
сердитым
Несколько слов до меня
донесло.
Он говорил, улыбаясь светло:
«Нет, бескорыстные жертвы
не тщетны,
Это сгущается мрак
предрассветный,
Грозный девятый вздымается
вал, —
Час избавленья желанный
настал!..»
Дальше прошли и в тумане
пропали,
Смелые ж звуки всё будто
дрожали,
Сфинксов будя очарованный
сон,
В сердце моём отзываясь, как
стон.
Вспыхнуло что-то во мраке
душевном,
Бурно прошло дуновением
гневным…
Словно вперёд я сумел
заглянуть —
В тёмную ночь, на грядущий
их путь.
В чуждых, пустынных снегах
утопая,
Стелется он без конца и без
края…
Что там, вдали, так уныло
звенит?
Что так душа безутешно
болит?
В мёртвом краю, в
безотрадной разлуке,
Годы потянутся, полные муки,
Полные злобы, бессильных
угроз,
Гибели всех упований и
грёз…
Холодно. Ветер сильнее…
Сердито
Плещутся волны о глыбы
гранита.
Газ в фонарях задрожал,
зашипел…
– Сфинксы, откройте: где
скорби предел?
Леонид Николаевич Афанасьев(1865?—1920)
Интересом к литературе был обязан матери, которой посвятил своё первое опубликованное стихотворение. На протяжении всей творческой деятельности Афанасьева го произведения охотно брали в печать все литературные журналы и периодические издания. Известности поэта способствовало переложение некоторых его стихотворений на музыку. Стихи Афанасьева появлялись в изданиях различных направлений, от эгофутуристических до периодики символистов, однако он не входил ни в какие объединения и союзы. Известно только, что с 1904 года Афанасьев был участником «Вечеров Случевского».
Белая ночь
В безмолвных небесах
мерцая белой мглой,
Загадочна, как сфинкс
безжизненной пустыни,
Плывёт слепая ночь уныло
над землёй,
Уснувшей тяжким сном
измученной рабыни.
Порой продребезжит по
звонкой мостовой
Гремящий стук колёс,
смягчённый расстояньем,
И снова город спит, и снова
над рекой
Объемлет город ночь
томительным молчаньем.
Покоятся дома, чертоги и
дворцы,
Окутанные мглой, как белым
покрывалом,
И только, золотясь, блестят
церквей венцы,
Едва освещены зари сияньем
алым.
Рассвет ещё далёк и
смолкший город нем,
Но чудится в тиши ещё
ясней движенье
И ропот суеты, и слёзы, и
мученья,
Которых, как стихий, нельзя
смирить ничем!
Татьяна Львовна Щепкина-Куперник(1874–1952)
Родилась в семье известного адвоката Льва Абрамовича Куперника, а её двойная фамилия объясняется родством со знаменитым актёром Михаилом Щепкиным, которому Татьяна Львовна приходилась правнучкой. Выпустила более десятка поэтических и прозаических сборников, выступала и как драматург: ею было написано и переведено из западноевропейской классики более шестидесяти пьес. Была дружна со многими выдающимися людьми своего времени: Ермоловой, Шаляпиным, Репиным, Горьким… Помирила рассорившихся Чехова и Левитана. Татьяну Львовну справедливо называли «проповедницей и художником русского феминизма», она последовательно и настойчиво отстаивала независимость и права женщин. Оставила несколько книг мемуаров, среди которых «Дни моей жизни», «О М.Н. Ермоловой», «Воспоминания и портреты».
Петербургский ноктюрн
Петербургский, серый, громадный,
Похожий на тысячи – дом,
С угрюмым
колодцем-двором;
И полон тоски безотрадной
Ряд клеток, устроенных в нём.
Окна днём – словно взгляд
незрячий;
С темнотой в них зажгутся
огни;
Под каждою лампой висячей
Умирают скучные дни.
Живут там усталые люди;
О, как низки у них потолки!
Мне кажется – тесно их
груди,
Мало воздуху – много тоски.
Спит серого дома громада,
Её окна зловеще темны;
Лишь кой-где мерцает
лампада…
Людям снятся тяжёлые сны.
Отчего ж, когда ночь немая
Всё охватит, скроет
кругом —
К тёмным окнам глаза
поднимая,
Я смотрю на сумрачный дом
С светлой радостью в сердце
моём?
Пусть скрывает ночи
бесстрастье
Очертанья серого дома, —
Но мне и во мраке знакомо,
Что таится в этих стенах.
Там живёт моё светлое
счастье,
Там прячется нежная сказка,
Там доверье и тихая ласка
Мне сияют в любимых
глазах.
И мне веет весною отрадной,
И мне кажется чудным
дворцом
Петербургский, серый,
громадный,
Похожий на тысячи – дом.
Из летнего альбомаОтрывок
В рассветном тумане стоят
острова;
Скрывается море за серою
далью;
Несёт к нему гордые воды
Нева,
Сверкая то чернью, то
жидкою сталью.
Как сторож суровый и
верный, гранит
Красавицу реку безмолвно
хранит;
И только с далёкого моря,
свободный,
Бушует и рвёт её ветер
холодный.
Всё мрачные, серые всюду
тона;
Блестящая звёздами ночь —
холодна,
Деревья шумят своей тёмной
листвою
С какою-то тайной тоской
роковою,
А длинные, чёрные крылья
теней
От звёздного света черней и
страшней.
Не спит ещё город, – и
мчатся коляски,
Спеша уносить за четою чету.
Смех, говор, слова
беззастенчивой ласки
Звучат в этот утренний час
на мосту.
Усталые лица… небрежные
позы…
Пресыщенность поздних
ночных кутежей…