дворце. «Чтобы быть высоко ею ценимым, – писал посол об Императрице, – надо быть веселым, остроумным, знающим писателем и честным человеком. Из всех этих качеств я обладаю лишь последним». Эти слова приведены в солидной монографии о Стединге, переведенной в 1999 году со шведского на русский. Послу удалось понравиться Екатерине, и он вошел в ближайшее ее окружение. В знак своего расположения она подарила ему две кровати с балдахином, которые сохранились в усадебном доме посла в Швеции, выстроенном по проекту Дж. Кваренги. В Петербурге родились большинство детей дипломата.
Хорошо понимая геополитическую ситуацию, Стединг был сторонником союза России и Швеции, но потерпел фиаско, после того как в 1796 году провалился план династического брака шведского короля Густава IV Адольфа с великой княжной Александрой Павловной. «Случай упущен, – писал дипломат, – и не повторится в правление этого короля». После заключения Тильзитского мира дипломату не удалось смягчить напряженность между Россией и Швецией, в результате чего вспыхнула новая война. «За последнюю неделю, – писал Стединг в 1807 году, – я видел пять прошедших мимо моих окон полков, и все они направляются в Финляндию». Он предсказывал, что «русские не встретят значительного сопротивления и что Финляндия будет потеряна для Швеции». Так и случилось.
В июне 1808 года посланник с семьей отплыл из Ревеля в Швецию. Воевать против русской армии ему на сей раз не пришлось, но он участвовал в заключении мирного договора, по которому в результате войны Финляндия была присоединена к Российской империи. Когда 21 сентября 1809 года Стединг вернулся в Петербург, Александр I принял его со всей обходительностью. «Я живу в том же доме (т. е. доме Нарышкина. – Авторы) за тысячу рублей в месяц, в нем нет ни людей, ни обстановки. У меня те же слуги, но нет ни мяса, ни погреба. Все же я накупил домашней утвари…», – сообщал граф своей жене. Будущий зять графа так отзывался о занимаемой доме: «[Он] – один из красивейших в Петербурге, он имеет два внутренних двора, большой зал с галереями, длинную анфиладу роскошных комнат <…> Празднества устраивались еженедельно. Швеция хотела выглядеть значительно державой <…> Барона Стединга в один голос превозносили и шведы, и иноземцы».
Пройдет всего два года и Стединг снова вернется в свое родное поместье. Петербург он увидит нескоро – только летом 1826 года, проездом на коронацию Николая I в Москве. На ней престарелый фельдмаршал, командовавший шведской армией в войне с Наполеоном, представлял короля Швеции, которым стал наполеоновский маршал Бернадот. Два месяца, проведенные на невских берегах, напомнили бывшему послу о прежней жизни в доме Нарышкина, хотя остановился он в другом здании, его занимало шведское представительство. Приемы, обеды, рауты… Возвращаясь домой, знаменитый дипломат вез с собой царские подарки: осыпанную бриллиантами табакерку, два сервиза и великолепную соболью шубу.
Италией плененный
2011 год был объявлен годом Италии в России, в связи с чем проводились разные мероприятия, посвященные культурным связям между двумя странами. А этих связей очень много в разных областях культуры, прежде всего в искусстве. Посетить Италию, обитель муз, было мечтой русских художников и архитекторов, ибо в ней они находили источник вдохновения и образцы для совершенствования в своем мастерстве.
В Италию Академия художеств посылала из Петербурга пансионеров с самого начала своего существования. За казенный счет они должны были несколько лет знакомиться и изучать достопримечательности страны, а также копировать творения знаменитых творцов. Пансионерам-архитекторам надлежало зарисовывать как классические, так и современные постройки, делать их обмеры. Для отчета пансионеры ежегодно отправляли в Петербург, созданные ими, картины или проекты. Шебуев, Брюллов, Кипренский, Бруни, А. Иванов и десятки других русских живописцев прошли практику на Аппенинском полуострове. Архитекторов было меньше, но и среди них находились известные позднее мастера: Ф. Волков, Старов, Стасов, Тон, Гримм и другие. На родину из Италии возвращались все пансионеры – оставались единицы. Поучительный контраст с нашим временем!
Исключения, однако, были. В 1773 году Академию художеств с золотой медалью за проект Публичной библиотеки закончил молодой архитектор Матвей Исаев, сын пильного мастера в столичном Адмиралтействе. На стажировку в следующем году его направили в Италию, но не в Рим, Флоренцию или Венецию, как обычно делалось, а в Геную, славную своими красивыми городскими дворцами, однако, малопопулярную среди любителей изящных искусств. Практическими занятиями Исаева руководил видный местный зодчий Андреа Тальяфьери, сторонник французского классицизма.
После прибытия в Геную прошло два года, но Исаев за это время «заметных успехов не показал», отчего было предложено «применить к нему строгие меры». Пансионер оправдывался: «Столь долго оставаться на одном месте бесполезно <…>, я теряю надежду когда-нибудь отсюда уехать. У меня долги, но нет никакой возможности их оплатить». Долги появились после того, как Исаева якобы обворовали. Оправданию не поверили и выплату пенсиона Академия художеств прекратила, хотя архитектор обещал отработать долг своему главному кредитору маркизу Джакомо Дураццо. Судя по документам, суровое наказание вызвало «дурное поведение» самого архитектора, тем не менее уверявшего, что он живет «как честный человек».
Учитывая неплатежеспособность Исаева, Дураццо предложил «изгнать его из Генуи, а долги оплатить властям». Должник с такой мерой согласиться никак не мог, ибо это означало, что он «от своих кредиторов бежит и должен найтись кто-то, кто по своему милосердию вернет его честь». Просьбы не помогли – и 29 июля 1777 года Академия художеств приняла решение – «предать Исаева на произвол судьбы», то есть больше о нем не заботиться. Это решение одобрил маркиз Паоло Маруцци, куратор русских пансионеров в Италии, с горечью при этом заметил, что «будучи не в состоянии вернуться в Отечество, Исаев не сможет жить среди достойных людей». Что дальше стало с Матвеем Исаевым, архивные документы умалчивают.
Попытался он вернуться в Россию или навсегда остался в Италии? Работал ли как архитектор или забросил свою профессию? Между прочим, сотоварищи Исаева по пансионерству живописец – Федор Алексеев и архитектор Федор Волков вполне преуспели после своего возращения на Родину и в 1794 году были избраны академиками. Скорее всего успешная карьера ждала также Исаева, но по собственной вине он ее лишился и обрек себя на забвение под итальянским небом.
«Там и Дидло венчался славой»
Выдающийся балетмейстер Шарль-Луи Дидло не на много пережил A.C. Пушкина, которому принадлежат слова в заглавии статьи. Он умер после кратковременной болезни 7 ноября 1837 года в Киеве на пути в Крым, 70 лет от роду. Умер вдали от Стокгольма, где родился в семье танцовщика Королевской оперы, и вдали от родной Франции, где учился балету и начал свою карьеру, с успехом выступая затем в Стокгольме, Париже и Лондоне.
По приглашению дирекции Императорских театров Дидло в 1801 году прибыл в Петербург из Лондона вместе с первой женой Мари-Роз Поль и новорожденным сыном. Два года спустя талантливая парижская балерина умерла, и 6 июня 1805 года Дидло женился на Роз-Мари Колинэ (Со1-linet, 1784–1843), молодой танцовщице из труппы Императорского театра. Она выступала до 1826 года, после чего преподавала танцы в институтах благородных девиц и при Дворе. Жен Дидло из-за схожих имен часто путают, что иногда приводит к некоторым недоразумениям.
В апреле 1802 года на сцене Большого Каменного театра новый балетмейстер дебютировал балетом «Аполлон и Дафна», за ним последовали другие столь же запоминающиеся постановки «с танцевальными полетами». В этих балетах присутствовали новаторские, привезенные из Франции приемы и костюмы (газовые туники и облегающие трико), которые Дидло впервые использовал на столичной сцене. Это был настоящий переворот в русской хореографии. По словам Пушкина: «Балеты Дидло исполнены живости воображения и прелести необыкновенной…».
Шарль-Луи Дидло
Дидло поставил в Петербурге более 60 балетов, в основном в классическом стиле. Кроме того, он сочинил и поставил множество дивертисментов, танцев для опер и небольших балетов. Дидло также преподавал в Театральном училище, где учениками весьма строгого учителя были талантливые русские балерины: Истомина, Телешова, Новицкая, Донилова и другие. В 1819 году училище закончил единственный сын балетмейстера Жан-Шарль (1801–1855), но его балетная карьера оказалась и малоуспешной. Он перешел на гражданскую службу переводчиком, жил в собственном доме в Нарвской части и учил танцованию воспитанников Михайловской артиллерийской академии. Так как женат Дидло-младший не был, на нем род знаменитого хореографа пресекся.
Знаменитый актер П.А. Каратыгин в своих «Записках» так вспоминал о балетмейстере: «Он был среднего роста, худощавый, рябой, с небольшой лысиной, длинный горбатый нос, серые быстрые глаза, острый подбородок, вся наружность его была некрасива <…>. Он был в непрерывном движении, точно в его жилах была ртуть вместо крови. Голова его была беспрерывно занята сочинением или какого нибудь pas, или сюжетом нового балета, и потому его беспрерывно как-то подергивало…».
В марте 1811 года после очередной ссоры с театральной дирекцией Дидло с женой и сыном отплыл в Лондон. В Любеке корабль потерпел крушение и маэстро утратил программы своих балетов. Уезжала семья из дома перчаточника Христиана-Фридриха Деринга на Большой Миллионной (ныне – Миллионная ул., 28), который хозяин приобрел в 1801 году. И тогда же в доме разместился популярный музыкальный магазин «Северный трубадур», он проработал здесь более 20 лет.
Вернувшись в Петербург весной 1816 года, Дидло с семьей снова поселился в знакомом доме на Миллионной и жил в нем до переезда в собственный дом на Невском проспекте, близ Аничкова моста. Его он купил в конце 1825 года у Варвары Васильевны Ефремовой за 132 тыс. руб. Здание стоит на углу проспекта и Троицкого переулка (ныне – ул. Рубинштейна) и в год покупки было надстроено этажом. На проспект выходили девять окон, на переулок – семь. На срезанном углу размещался балкон, во дворе – два каменных флигеля.