Она застонала и прижалась лбом к холодной стене. Судя по интонациям, эта стерва за дверью вполне была способна выполнить свою угрозу. А допустить, чтобы ее опять насильно вернули в эту жизнь, она не могла. Это слишком страшно: умирать неоднократно… Она бросила на стол какую-то тряпку, прикрывая груду таблеток, и побрела к двери. На пороге стояла толстая, лет пятидесяти, дама в шляпке совершенно неописуемого фасона. Но смотрела она не на открывшую дверь Катерину, а на щенка, забавно вырывающегося из ее пухлых рук.
— Ай, молодец! — причитала она. — Я тебя у бомжа купила, в приличный дом принесла, а ты, негодник, что натворил? Описал меня. А я ведь тебя специально на газоне, перед домом выгуливала. Там, где травка… Там не хотел, а здесь — пожалуйста… Эка незадача! Такой маленький, а сколько в тебе воды… Теперь пятно на кофте останется… М-да…
«Она сумасшедшая, — устало подумала Катерина, — ненормальная, которая насмотрелась телевизора, начиталась газет и пришла поглазеть…»
— Где тут у вас ванная комната? — деловито спросила толстуха, бесцеремонно отодвигая хозяйку и проходя в квартиру. — Ага, вижу… Я на минутку, извините…
Она скрылась в ванной комнате, откуда минуту спустя послышался шум льющейся воды. Катерина прикрыла входную дверь и пошла на кухню. Присев на табуретку, она сложила руки на коленях и покорно приготовилась ждать. Толстуха вышла из ванной минут через пять, строго выговаривая щенку:
— Я тебя так гордо назвала, а ты что творишь? Не Джульбарс ты вовсе, а какой-то… тамагочи… ну разве можно так с подполковниками поступать? Или для тебя, раз женщина, так уже и не офицер? Извините, Екатерина Семеновна, — сказала она, — я не представилась. Моя фамилия Беликова. Екатерина Юрьевна Беликова. Подполковник недавно организованной «полиции нравов». Вы меня, наверное, не помните? Я вас опрашивала тогда… в детской комнате милиции? Забыли?
— Какое это теперь имеет значение? — безразлично ответила Катерина. — Опрашивали… Вы — не вы… Что с того?
— Я вас когда по телевизору увидела — вспомнила тот случай. Надо, думаю, навестить. А без подарка неудобно… Вот, купила вам собаку.
— Мне? — без эмоций переспросила Катерина. — Спасибо, но мне уже ничего не нужно.
— Значит, ему нужно, — кивнула Беликова на щенка, — каждому нужно, чтобы о нем кто-то заботился. И чтоб он, в свою очередь, заботился о ком-то. И человеку это необходимо, и собаке… Да и вообще любой божьей твари на земле. Вот я часто слышу, как людей со зверьми сравнивают. «Озверел», «звериная жестокость» и тому подобные глупости. А я считаю, что это не так. Человек, он, знаете ли, разумен. А потому у него иной раз ум за разум заходит. У зверей таких проблем нет. Они — душевные. У них нет фантазии, а потому им трудно найти причину для предательства. Они не бросают хозяина даже тогда, когда от него отвернулся весь мир. Представляете, как было бы прекрасно, если б люди смогли научиться верности у зверей? Надо научиться прощать. Почему животным это труда не составляет, а людям практически невозможно? Еще апостол Иаков говорил: «Язык укоротить никто из людей не может; это — неудержимое зло, он исполнен смертоносного яда».
Иному судье, иному журналисту или милиционеру кажется, что он делает правое дело, уничтожая злодея, а ведь он подлость совершает. Сказано: «не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить; а бойтесь более того, кто может и душу и тело погубить в геенне». Вот эти судьи и есть «убийцы душ и тел». Спасать, а не губить — вот что должно заботить человека. А вы молодец. Вы не только раскаянием, но и делом к истине идете. Книга ваша — большое благо. Многим она сил придаст. У того же апостола Иакова есть такое суждение: «Что пользы, если кто говорит, что имеет веру, а дел не имеет? Может ли эта вера спасти его? Вера, если не имеет дел, мертва сама по себе… Человек оправдывается делами, а не верою только».
— Но тот священник, на студии, сказал, что…
— Дурак тот священник, — безапелляционно заявила толстуха, — священники тоже разные бывают. Среди них тоже такие негодяи встречаются, каких среди мирян поискать. Защищать надо. Защищать и помогать, а не наказывать и карать. Не людское это дело — судить.
— Так вы… Не обвинять меня пришли? — не веря ушам, спросила Катерина.
— Да что вы, голубушка? — всплеснула руками толстуха. — Я восхищаюсь вашим поступком. Ваша книга очень нужна именно сейчас, когда согрешили все и все же друг друга наказывают… Вы, наверное, знаете, что в католицизме помимо рая и ада есть и третье обиталище душ, называемое чистилищем, в котором раскаявшиеся несут временную кару за свои поступки? Так вот, мне кажется, что прошли вы это чистилище уже здесь, на земле, приняв свою искупительную кару. А теперь у вас впереди множество дел. Светлых и полезных. Вы прошли чистилище, Катерина, бесы вас осудили… значит, вы невиновны. Теперь опять пора приниматься за дела, без которых «вера мертва»… Вас ждет следующая книга.
— Нет! — испугалась она. — Больше не смогу… Это выше моих сил.
— Создатель не возлагает на нас бремя непосильного. Если дано — надо суметь. А вам есть что сказать. Вы просто обязаны писать дальше. Если вы не сделаете этого, то кто? У кого еще такая вера и такое мужество найдутся? Нет, найдутся, конечно, но… Лучше бы пораньше.
— Но… муж… дочка… Они вернутся?
— Этого я не знаю, — развела руками толстуха, — может быть, это будет зависеть от того, как вы напишете. Но про то, что произошло с вами сейчас, вы просто обязаны написать… А мне, за идею, подарите один экземпляр с красивой дарственной надписью… По рукам? А собаку вы все же оставьте. Очень милый пес… Хотя и зассыха…
— И чем все кончилось? — спросил Смоляков после долгого молчания.
Беликова посмотрела на сереющий за окном рассвет, с заметным трудом поднялась с кресла, потирая ноющую поясницу, проковыляла к книжной полке и долго копалась там, отыскивая подарок писательницы. Но когда она наконец нашла серую книжку с незатейливым названием «Чистилище» и повернулась к Смолякову, его уже не было в комнате. Она удивленно выглянула в коридор, прикрыла оставленную открытой входную дверь и вздохнула:
— Все же он со странностями… Или просто побоялся, что я буду читать ему вслух роман?.. Я даже не успела сказать ему, что Катерина прожила у меня год, пока писала этот роман… И умерла тут же, буквально у меня на руках… Инфаркт… Все-таки доконали ее борцы со злом. Да и муж с дочкой к ней так и не вернулись… Хорошие окончания бывают только в сказках. В реальной жизни умирают все. Вот только как и за что?..
Наутро она позвонила майору Гурецкому:
— Андрей Владимирович, вас беспокоит Беликова, из третьего отдела.
— Я узнал вас, Екатерина Юрьевна. — Голос майора был невеселым. — Чем могу помочь?
— Мне надо пообщаться с Бортко.
— Зачем?
— Надо, Андрей Владимирович. Надо.
— Вы злоупотребляете моим расположением к вам.
— Неужели из-за такой мелочи мне придется обращаться к вашему начальству за разрешением?
— Я вижу, вас ничем не остановишь… Ладно, приезжайте.
…Когда задержанного привели, она посмотрела на развалившегося в своем кресле Гурецкого:
— Андрей Владимирович… Мне надо пообщаться с ним наедине.
— Ну, это знаете ли… Это уже ни в какие рамки! — задохнулся от возмущения майор. — Я вам… а вы…
— Я вам потом все объясню, — ласково пообещала ему Екатерина Юрьевна, — а пока оставьте нас наедине…
Майор захлопнул за собой дверь так, что с потолка посыпалась штукатурка.
— Что ж… Здравствуй еще раз, Кирилл, — вежливо поздоровалась Беликова.
Бортко сидел на стуле, нахохлившись, как воробей. Он сильно сдал за эти дни: лицо покрыла синюшная бледность, воспаленные глаза смотрели угрюмо и зло.
— Что вам надо?
— Не поверишь: найти настоящего убийцу.
Он захохотал хрипло и истерично:
— Ой, не могу… Насмешили… Сейчас, клюну на ваши ментовские байки и расчувствуюсь… Колоться начну…
— А мне не надо, чтобы ты кололся, — заверила его Беликова, — я и так все знаю. Мне надо только, чтоб ты подтвердил правильность моих догадок… Не говори ничего, просто слушай… Полгода назад ты познакомился с Кристиной Алябьевой. Скорее всего, это было еще в те времена, когда она работала по саунам и массажным салонам…
— Она — проститутка? Не может быть!
— Я же просила не перебивать, — поморщилась Беликова. — Да, для всех существовала легенда, что ты не знаешь о ее «профессии». И это неудивительно: она была твоей наводчицей на квартирные кражи. Когда клиенты заказывали ее на дом, она смотрела обстановку, примечала стоимость вещей, уровень достатка, тип замков и все такое… Но потом произошло непредвиденное. Я не знаю, как она познакомилась с человеком, который ей понравился, но отношения с тобой стали ей в тягость. Она решила «соскочить». Но как это сделать? Просто сказать: я ухожу? Вас слишком многое связывало… Может быть, она боялась тебя, может быть, такой уж у нее характер, что подлость ей ближе, чем честность, но этот человек уговаривал ее сдать тебя. Сначала тебя пытались посадить за квартирные кражи, но надо отдать тебе должное, работал ты профессионально. Да и существовала возможность, что, расколовшись, ты потянешь за собой и Кристину… Сложная ситуация, не правда ли?.. Кристина стала пить, помаленьку опускаться.
Ее даже выгнали из конторы, обслуживающей сауны, на панель… Но тут подвернулся случай. Им удалось узнать о маньяке и способе, которым он убивал свои жертвы. Так и был найден способ, который привел тебя в наши пенаты. Ни заточки, ни брошка не имеют никакого отношения к серийным убийствам. Как и ты…
— Вот спасибо, — склонился в шутовском поклоне Бортко, — погноили парня ни за что, а теперь словно одолжение делаете, оправдывая…
— Что значит — «ни за что»? — искренне удивилась Беликова. — Ты квартиры громил, как семечки щелкал. Втянул девушку в свои дела — и это «ни за что»? Нет, я так не считаю. Это был тебе хороший урок. Наверное, много передумал, сидя в камере, о своей жизни? Не знаю, к какому выводу ты пришел, но я хочу предложить тебе сделку.