Ярко освещенные подъезды и еще ярче залитые светом ряды окон двух огромных театров, быстрый топот рысаков, отовсюду торопливое громыхание карет, ряды экипажей, „берегись" и, пади“ кучеров да начальственный крик жандармов – все говорит вам, что элегантный Петербург торопится убивать свое многообильное праздное время. Но чуть перевалите вы за горб Литовского моста, как вдруг запахло не центром, а близостью к окраине города. Офицерская улица, кажись, и та же, – да не та. Пошла она гораздо шире, просторнее; дома, в общей массе, менее высоки и громадны, инде виднеются сады, инде – постройки деревянные. Свету вдесятеро меньше, народу тоже, и нет ни этого снованья, ни этого грохота экипажей.
В самом деле, какой резкий контраст!
Там, за вами, – шум и движенье, блеск огней и блеск суетной жизни, балет и опера, все признаки веселья и праздности; а здесь – тишина и мрак, и безлюдье; здесь первое, что встречает вас за мостом, – это казенно-угрюмое здание городской тюрьмы, которую вечером, подъезжая к одному из двух театров, и не заметите вы в окутавшем ее мраке…
Одна и та же улица, но по одну ее сторону – жизнь многолюдного столичного города, а по другую сторону от Офицерского моста – столица умеренности и спокойствия. В бельэтажах ее домов не бывает раутов; на кухнях нет ни метрдотелей, ни поваров; есть лавки, но нет магазинов; по улице не гуляют, а ходят пешком. Здесь встают, когда по другую сторону улицы еще спят; обедают, когда там начинаются утренние визиты, и ложатся спать, когда там только собираются к вечерним визитам».
Историки Петербурга справедливо считали, что чем дальше отдалялась Офицерская улица от Театральной площади, тем больше она походила на городскую окраину. И действительно, долго еще, почти до начала ХХ столетия, здесь можно было видеть старые одноэтажные строения с колоннами, мезонинами, палисадниками и подслеповатыми деревянными флигелями. В праздной тишине этих заповедных уголков города люди свято берегли унаследованную старинную мебель и даже любимые часы-кукушки, продолжавщие мерно отсчитывать уходящее в Лету время.
По сравнению с элегантным участком Офицерской улицы ее последующая часть всегда выглядела значительно скромнее и беднее. Здесь сновали торговцы с лотками на головах, мещанки, рабочий люд, чиновники и их жены. Люди одевались небогато и пестро. Преобладали байковые платки на головах, салопы и жакетки. Мелькали жилетки купцов и русские сапоги, поддевки, крылатки, тальмы, кацавейки, демисезонные пальто с узкими бархатными воротниками и ватерпуфы с маленькими буфами на плечах местных красавиц. Кое-где в толпе поблескивали светлые пуговицы форменных шинелей и офицерские кокарды на околышах фуражек.
По мере приближения улицы к набережной реки Пряжки здания делались постепенно ниже и беднее, дома выглядели более мрачными и безликими. Улица наполнялась кустарными предприятиями, меблированными комнатами, распивочными, часовыми мастерскими, портновскими заведениями и даже кошерными еврейскими магазинчиками.
Да, именно кошерными, так как в конце XIX – начале XX века в Коломне, между Торговой и Офицерской улицами, сформировался район компактного проживания евреев. Историк-этнограф Наталия Юхнева отмечала, что еврейская колония появилась здесь во времена царствования императора Александра I, разрешившего своим указом евреям-фабрикантам и ремесленникам приезжать в столицу на короткий срок. До этого никто из евреев не имел права даже на короткое, временное пребывание вне «черты оседлости». На Офицерской улице появились мелкие еврейские лавочки, сапожные и портновские мастерские, принадлежавшие евреям. Места пребывания евреев в Коломне и на Офицерской улице сохранили некоторые черты «местечкового» быта, связанные с народными традициями и обычаями, а также свой родной язык. Поэт Осип Мандельштам писал об уникальном своеобразии и оригинальности этих мест, с еврейскими вывесками с быком и коровой, женщинами с выбивающимися из-под косынки накладными волосами, семенящими в сюртуках до земли многоопытными и чадолюбивыми стариками.
Чем дальше от Театральной площади уходила Офицерская улица, тем больше становилось магазинов помельче – лавок и лавчонок. В них часто совсем не было приказчиков, хозяин со всем семейством жил при магазине. Над входной дверью подобного торгового заведения висел колокольчик, который давал владельцу знак о приходе покупателя. Подобные торговые заведения особенно часто встречались на улице после ее пересечения с Крюковым каналом, в районе Коломны. Особый вид имели так называемые мелочные лавки, прототипы современных универсамов и супермаркетов. В них можно было приобрести хлеб, селедку, овощи, крупы, конфеты, мыло, керосин, швабру, метлу, почтовые открытки, конверты и марки к ним, лампадное, постное, сливочное и топленое масло, дешевую посуду, пироги с различной начинкой, мясные продукты, предметы одежды и постельное белье, кнуты для извозчиков и предметы лошадиной сбруи. Всего не перечесть. При некоторых лавках существовали небольшие пекарни, там кроме хлебобулочных изделий по просьбе покупателей можно было запечь ароматный окорок или баранью ногу, нашпигованную чесноком, к рождественскому или пасхальному праздничному столу.
Для своих постоянных покупателей хозяин мог открыть кредит. В таких случаях клиенту мелочной лавки выдавалась заборная книжка, куда педантично вписывались приобретенные товары и их стоимость. Подобная форма торговли, основанная на доверии к постоянным жителям Коломенской части, была выгодна не только для покупателя, но и для хозяина торгового заведения, ибо доверительный кредит прикреплял жителя к определенной лавке, превращая его в постоянного клиента. Вряд ли хозяин мелочной лавки знал о всех секретах и деталях европейского торгового бизнеса, но его смекалка и опыт позволяли использовать некоторые эффективные приемы торговли магазинов Франции, Англии и Швейцарии. В частности, своим постоянным клиентам и исправным плательщикам владелец торговой точки к празднику даже мог выдать премию – коробку конфет, предмет домашней утвари, почтовый набор и прочие приятные безделицы.
В лавках всегда был полумрак, сгущавшийся в дальнем углу торговой залы, где лампада цветного стекла тускло освещала образ. На видном месте, рядом с патентом, красовались не первой свежести олеографические портреты царя, молодого полковника с припухшими подглазьями, и царицы, с тонкими недобрыми губами, в кокошнике и с орденской лентой через плечо.
В местных «универсамах» торговали хлебом, мукой и керосином, пачками стеариновых свечей в обертке из плотной синей бумаги, солеными огурцами, конопляным и гарным маслом, дрожжами, солью и многим другим обиходным и дешевым товаром. На конторке всегда дремал большой рыжий кот, а на прилавке лежали селедки, прямоугольные бруски мыла с синими прожилками (завода Жукова), банки с брусничным вареньем, прикрытые стопками почтовой бумаги, пакетики ячменного кофе и папиросы «Трезвон». И что за беда, если хлеб припахивает керосином, а на бумаге оставались жирные следы пальцев хозяина! Зато здесь можно было иметь кредит, забирая продукты «на книжку», и узнавать последние новости Коломенской части города: «В веселеньком домике на Дровяной ночью зарезали матроса.».
И действительно, такие лавки служили своего рода местными клубами, где по вечерам собиралась «коломенская дворовая аристократия» – кухарки, няньки, дворники, прислуга, кучера, ремесленники, забегавшие на минутку купить десяток папирос или бутылку квасу и за разговорами задержаться, чтобы обсудить сенсационные, раздирающие душу новости и происшествия в округе: убийства, драки, кражи, измены и иные из ряда вон выходящие случаи. Здесь же некоторые получали «авторитетные» разъяснения непонятных явлений жизни, «юридические» и даже «медицинские» советы и консультации.
Продажа водки в Петербурге, также как и в других губерниях Российской империи, являлась предметом царской монополии. Специальные казенные винные лавки – «казенки» или «монопольки» – размещались на тихих улицах, вдали от учебных заведений, церковных зданий и зрелищных учреждений. Согласно полицейским правилам «казенки» обычно располагались в первом этаже частного дома. Над дверью каждой винной лавки, расположенной на Офицерской улице, прибивалась небольшая вывеска: на зеленом поле двуглавый орел, а под ним надпись: «Казенная винная лавка». Бутылка водки высшего сорта, двойной очистки, имела сургучовую «белую головку» и стоила 60 копеек. Менее качественная водка, с «красной головкой», отпускалась по цене 40 копеек за бутылку. Продавались бутылки и большего размера – «четверти» (четверть ведра) в оригинальной упаковке – красивой корзинке из белой древесной щепы. Если у алчущих жителей Офицерской улицы имелись денежные затруднения, то они обычно довольствовались покупкой в «казенке» бутылок белого вина меньшего размера. Например, «сороковки» – полбутылки, содержащей сороковую часть ведра. Бывали и типы, с трудом набиравшие медяки на приобретение всего лишь одного «мерзавчика» – миниатюрной бутылочки заветного напитка любителей истины «веселие есть питие». С посудой «мерзавчик» стоил 6 копеек: 4 копейки водка и 2 копейки посуда.
Торговое помещение перегородкой разделялось на две половины. В перегородке проделывались два окошка для приема денег и передачи бутылок с водкой. Продавцами в «казенках» обычно бывали женщины – они принимали деньги, после чего в другом окне водку выдавал мужчина, здоровенный громила, один внешний вид которого исключал возможные скандалы, ссоры и драки.
В.И. Пызин и Д.И. Засосов в своих воспоминаниях писали: «В лавке было тихо, зато рядом на улице царило оживление: стояли подводы, около них извозчики, любители выпить. Купив посудинку с красной головкой – подешевле, они тут же сбивали сургуч с головки, легонько ударяя ею о стену. Вся штукатурка около дверей была в красных кружках. Затем ударом о ладонь вышибалась пробка, выпивали из горлышка, закусывали или принесенным с собой или покупали здесь же у стоящих баб горячую картошку, огурец. В крепкие морозы оживление у „казенок" было значительно большее. Колоритными фигурами являлись бабы в толстых юбках, сидящие на чугунах с горячей картошкой, заменяя собой термос и одновременно греясь в трескучий мороз. Полицейские разгоняли эту компанию от винных лавок, но особого рвения не проявляли, так как получали угощение от завсегдатаев „казенки".