и я даже не успел спросить тебя:
– Где же ты?..
А еще ты говорила…(Цыганская фантазия)
…А еще ты говорила,
Что нас украли цыгане,
Разбросали по свету
Да по разные стороны моря.
Улыбалась ты
И смеялась,
Когда говорила —
Так, что я вдруг поверил,
Что это было:
И огни за рекою,
И шатры вокруг кочевые,
И цыганки в юбках,
Цветастых, пыльных,
Широких,
И цыгане, коням своим
Что-то шепчущие украдкой,
Да и кони, конечно,
Тоже ворованные когда-то.
Вот и мы с тобой – чумазые,
Словно черти,
Но зато счастливые,
Как бывают счастливые дети.
Что за странное время,
В какое заброшено сети?
Почему мы такие счастливые?
Потому что еще не ведаем,
Что такое горечь разлуки?
Мы еще с тобой об этом узнаем…
Только это будет позже,
Гораздо позже.
А пока мы с тобой счастливые
Ходим рядом,
И всегда мы рядом,
И ты со мною,
Обжигаешь меня ты
Горячим взглядом,
И горячее солнце
Встает за твоей спиною…
Когда…
Когда нас от страсти, как пьяных матросов, шатало,
Когда мы считали в случайной разлуке минуты,
Какие слова нам наитье нежданно шептало?
Лишенные прошлого, памяти, дети, манкурты,
Мы шли по кривой, что друг к другу нас вдруг выводила,
Бросала в объятья с размаху, как в недра купели,
И звезды горели – безумно – как паникадила,
И птицы охрипшим контральто хвалебные песни нам пели.
Но все это было, и кануло в Лету, как в прорубь,
Как в черную бездну, откуда не будет возврата.
А может…
А может, давно успокоиться впору?
А может, решить, что в разрыве судьба виновата?
В разрыве…
Как будто разрывом снаряда,
Нас бросило в разные стороны – к ветру и зною.
И ты, образумившись, жизни сегодняшней рада, —
Той самой, привычной, с больничной своей белизною.
Монолог отверженного
1
И ненавижу, и люблю. Зачем, пожалуй, спросишь.
И не пойму. Но в себе, чувствуя это, страдаю.
Ничего не меняется многие тысячи лет,
И любовь ходят с ненавистью,
Как сестры, вцепившись друг в друга.
И веками звучит, словно пошлый эстрадный куплет:
– Ты не любишь меня?
– Я тебя ненавижу!
Из круга
Этих пошлых понятий, неумных жестоких обид
Мне, похоже, не вырваться, мне влепили клеймо
иноверца.
Этот желтый торшер в твоей спальне
Моей кожей оббит.
От обид не сберег оберег обожженного сердца.
…Говорил мне мой друг – неприкаянный циник и фат:
– Ты – романтик, ты кончай это грязное дело,
И прими за понятный и значащий факт,
Что любая проблема упирается в бренное тело.
Ну, а ты упираешься…
Плюнь, позабудь, разотри,
Забеги в дом свиданий, найди поскорее замену!
Я не против. Он – прав.
Но что-то сломалось внутри.
Как актер, позабывший внезапно дорогу на сцену,
Позабывший слова, проваливший паршивую роль,
Нахожусь, между Сциллой застряв и Харибдой,
Я давно уже – голый, гонимый король,
Чья, увы, венценосная харя не дружит с харизмой.
От судьбы не уйдешь, на тебя надвигается ночь,
Фонари закачались,
Как пьяные злые подростки.
Ненавижу тебя!
Будь ты проклята, беглая, прочь!
Как в шекспировой драме, ты рухнешь, крича, на
подмостки.
И тогда инвалид, недовесок, моральный урод,
Обернусь я на крик —
Так, что боль искорежит мне шею,
Немота перекроет воспаленный запекшийся рот,
И сказать о любви я уже не смогу. Не сумею.
2
Я сам себе судья и сам себе палач,
Я сам себя распял на древе этой жизни.
Ликуйте, господа! Ведь мне не нужен плач,
Смотрите на меня без всякой укоризны.
Умельцы-силачи, глотайте калачи
И плюйте мне в лицо остатками обеда…
Я сам себе палач.
Вы – тоже палачи,
Пусть будет общей пиррова победа!
Я – ваш, друзья!
От первого гвоздя
И до последнего.
Я сам – исчадье ада.
Что кровь? – Вода! Испейте, уходя
Не знавшие ни мора и ни глада.
Испейте, сытые, умелые в любви,
Погрязшие в морали, как в болоте…
Скорей, скорей сюда
Скорей, к моей крови,
К дымящейся, развороченной плоти,
Сюда, скорей, из глубины зеркал,
Вы – приживалки, шлюхи и альфонсы!
…Как страшно свет
В пустых глазах мерцал,
Как яростно и зло палило солнце,
Когда ко мне,
Сквозь оголтелый люд,
Шла женщина, печали не скрывая,
Чтобы сказать мне тихо: «Не люблю…»
Любимая, хорошая, родная!
Я сам себе палач
И сам себе судья
Я сам себе истец, и сам себе ответчик
Известен приговор.
Два слова – «Не судьба!».
И ты – не человек, а просто… человечек…
Сон обрывается…
Снится мне: я свеж и молод…
…Ты говоришь:
„Послушай, милый, зай,
Я так люблю тебя, но нам не суждено…“
…Сон обрывается.
Прошу: не исчезай,
Поговори со мной, возлюбленная…
Но
Сон обрывается,
За ним – глухой обрыв,
Паучья глухота,
Тревожный полумрак.
Я вижу сам себя:
И, голову обрив,
Я в трауре сижу.
Ползучий, словно рак,
Откуда ни возьмись,
Вползает в сердце смрад,
Касается своей уверенной клешнёй…
Сон обрывается.
Я сам себе не рад.
Любимая, ты где?
Поговори со мной.
Звонят колокола:
Их погребальный звон
Игрушкой на ветвях серебряной висит.
Сон обрывается.
Любовь уходит вон:
Ее – да и тебя —
Ничто не воскресит…
Она говорит…
– Такая, – говорит, – ваша нация…
Поворачивается и уходит.
А мне кажется, что это – галлюцинация,
И время обиды уходит,
Как соль в воде стремглав растворяется,
Себя растворив без остатка.
А она кричит, негодует, разоряется —
Неженка, ведьма, касатка.
– А я, – говорит, – тебя ненавижу,
И чувство наше давно стало золой.
Вдруг я вздрагиваю, как от удара, и вижу
Взгляд ненавидящий, дикий, злой.
А что потом, не помню, не ведаю,
И лечу, как будто в пропасть, с обрыва,
И сам себе, словно пророк, проповедую
О жизни на линии обрыва…
За твою малиновую ласку
Я скажу «села» начальнику евреев
За его малиновую ласку…
…Мне твоя малиновая ласка,
Словно меч, приставленный к гортани,
Словно мяч, привидевшийся Тане
В страшном сне: там катится коляска
Вместе с Таней, падающей в воду,
С мячиком, который в речке тонет,
С птицей, что на мокрой ветке стонет,
С волком, проклинающим погоду —
Мячик, Таня, речка, звери, птицы —
В пестрой круговерти всё смешалось,
Сна разбушевавшаяся шалость,
В чьих руках мелькающие спицы? —
Три старухи – сморщенные парки, —
Вяжут всевозможные узоры
И роняют сумрачные взоры,
Словно листья в нашем старом парке,
Где затеяли шальную пляску
Заросли ликующих акаций…
…И воздвигли арку прокураций
За твою малиновую ласку…
Ты
…Но ты слишком долго вдыхала тяжелый туман…
Я в твою судьбу вошел, как случайный гость:
Побывал, погостил и ушел, исчез в никуда.
Ничего не осталось во мне. Даже злость
Испарилась внезапно, как в пустыне горячей – вода.
То ли я оказался не тот, то ли – ты,
То ли мы оказались чужими в странной игре,
Где один шаг до зияющей пустоты;
Вот такая игра, где любовь – это радость и грех.
Горе мне, я прошел сквозь жестокую боль,
Сладострастную пытку, пытаясь былое вернуть.
Я – как шар в бильярдной игре карамболь:
Я лечу, и с пути мне уже никогда не свернуть…
Ну, а ты – понимаю – выбрала свой путь,
Он не виден мне, ненавидим, и все же гуман —
Ней, чем тот, если б шли мы вместе. Забудь:
Словно занавес, спустился на землю тяжелый туман.
Забудь про меня
За гремучую доблесть грядущих веков…
За твою белокурую доблесть,