Про чудачество, неправду и блажь —
Самую нелепую из всех поклаж,
Которая, нет, не обеспечивается упорством,
А значит, она никому не нужна:
Сбросить ее, снять тяжесть с сердца,
Как бесполезный и лишний груз,
Избавиться от ненужных тебе уз
Под предлогом: мол, какого рожна,
Когда можно подороже продаться,
Чтобы не любить, а выжить, и стать
Успешной, будто банковский счет.
…Короче, с чувством произведен расчет,
За который тебе перед Богом не оправдаться…
Если я сегодня жив…
Кончусь, останусь жив ли…
Е.Б.Ж.
…Если я сегодня жив,
То всего лишь мыслью одной
(Жаль, не тобой одной —
Ничем это не заслужив):
„Господи, тяжек груз
Лет беспечных, прожитых мной.
Не разорвать мне уз
С грустью моей неземной,
Поскольку птицей она
В небесах надо мной парит…»
Это – с Богом пари
О том, что не мне суждена, —
А я говорю, что – мне,
Да и только мне одному.
Сие – горе уму,
А сердцу – горе вдвойне:
Мир этот горек и лжив —
Как фетиш, его мы храним.
Богом одним храним,
Сегодня я все-таки жив!
Я тебя отпускаю…
Я тебя отпускаю. Ступай восвояси.
Обернуться не смей. Улыбнуться не смей.
Вижу я, как твой волос белокурый свалялся,
Свился, словно клубок нерасцепленных змей.
Ты реальность? Проклятье? Медуза Горгона?
Что таит твой убогий, но ангельский взор?
Я нарушил все правила брачного гона,
И навлек на себя небывалый позор.
Я тебя отпускаю. Ступай, недотрога,
Ненароком коснувшись горячего лба.
С неба падает пламя, —
Привет от Сварога! —
И не дышат ни почва, ни жизнь, ни судьба…
Строки, сложившиеся в непогоду
Гром гремит иль, скорее всего, дребезжит,
Словно крышка кастрюли, упавшая на пол;
Непогода, как старый сквалыга брюзжит —
Кто бы старцу скорей валерьянки накапал?!
Как бы старого черта скорее унять,
Успокоить, утешить, заставить забыться?
Только ливни в конвульсиях пятятся вспять,
Как помешанный, в окна пытаясь забиться.
В этих ливнях косых, полупьяных на вид
Мне твой облик мерещится, временем стертый,
И фантомная рана реально кровит,
Истончаются стенки сердечной аорты.
Пропадай моя страсть под сиреневый звон!
Я из памяти выбросил, вытравил, выжег
Этот образ – из тех подмосковных мадонн,
Что живут в окруженье жиганов и выжиг.
Гром гремит, как гремят, задвигая засов, —
От ударов дрожит настрадавшийся воздух, —
Мысли мечутся —
Стая голодная псов
Так срывается с места и воет на звезды…
«Очищается ложе от лжи…»
Очищается ложе от лжи,
Исчезает людская лажа.
Это небо, кусочек пляжа,
Эти волосы цвета ржи,
Этих глаз голубой обман,
Этих слов роковое пламя…
…Память!
Что ты делаешь с нами,
Для чего напускаешь туман?!
Лодка в море, ветер окреп,
И вода заливает днище.
Где я?
Кто ты?
Чего ты ищешь?
Пены муторной
Верный креп.
От судьбы не уйти нам, нет,
Лодка вязнет в глубоком иле.
Жизнь как маятник: или-или,
Или тьма, или яркий свет.
Бешеный
Я вас люблю, – хоть я бешусь…
Хотите – буду от мяса бешеный…
О бешенстве пишет Пушкин,
Ему поддакивает Маяковский.
Стало быть, «бешенство» – ключевое слово
В этом кроссворде:
Если любишь, то бешенство в твоей крови.
Я наберу текст этого письма в «ворде»;
Так что, если захочешь – выпусти на принтер и разорви.
В самом деле: зачем тебе бешеный посвист
Ветра, гуляющего по Москве?
Зачем тебе тяжесть свалившегося невесть откуда-то чувства?
Зачем идущий, словно ниоткуда, тревожный и нежный свет?
Изгони свое чувство, как беса,
Наплюй в животворящий колодец,
Преврати себя в обычную тетку,
Подобную сидящей на чайнике розовощекой бабе,
Возьми в руки камчу – искусно сплетенную плетку,
Исполосуй меня так, чтобы я увидел в глазах своих далекие звезды,
Безо всяких телескопов и астролябий
Я – бешеный не от мяса, бешусь от любви, одержимый,
Но ты застыла, как столб, как жена шелудивого Лота.
Напрасно кричу я: «Вернись!» – ты летишь, ты в другом совершенно режиме.
Тебя ветер несет, как листок, вырванный из блокнота.
Я волен судить тебя, я сам и защита, и суд,
Я сам адвокат, я сам от разлуки немею,
Мне кровь ударяет в лицо,
Зрачки от натуги темнеют,
Я полон бешенства, словно скудельный сосуд.
Стихотворение, написанное поздней ночью
…Я всё ищу тебя ослепшими глазами…
Чей-то голос подсказывает мне, что я ослеп.
Белый-белый свет, как бельмо, в моих глазах.
Тихо-тихо едет мессия на белом осле,
Ослепленный светом истины, лицо в слезах.
Как я этого мессию ни назови,
Я услышу лишь стук копыт его осла,
И, если я сегодня ослеп от любви,
То он, пожалуй, от этой любви ослаб.
Но мессия едет на ослике из точки А,
Я – из точки Бэ, мы встретимся в точке Цэ.
И, когда я заслышу рев его осла,
Я, наверняка, тотчас изменюсь в лице,
И ослепшими глазами буду искать тебя,
Хотя бессмысленнее занятия нет.
И проедет мимо мессия, в трубу трубя,
И вспыхнет в его глазах божественный свет…
О московских окнах, окраина
Улеглась моя былая рана…
Московских окон негасимый свет…
…А вокруг тебя сейчас охрана —
Сторожат цепные псы обид.
Но сквозит моя была рана,
Мартовских не ожидая ид —
Иды убивающих пророчеств,
Те, что этой жизни посреди.
Ты смогла, былое опорочив,
Оказаться, милая, среди
Этих монстров – выродков окраин —
Каждый черной меткою клеймен.
Здесь незваный ветер, как татарин,
Бродит с незапамятных времен,
Окон одинаковые рожи
Светятся в протухшей полутьме.
Мир окраин мне знаком до дрожи,
Как цветок на грязном полотне.
Впрочем, и такую жизнь отрадной
Ты считаешь, злясь на белый свет.
Всё равно повесился в парадной
Тот московский негасимый свет.
Это я, Дон-Кихот…
…А ты прекрасна без извилин…
Твое лицо – как тот киот,
В котором Божий дух не пасся.
Я, может быть, и Дон-Кихот,
Но где тогда же Санчо-Панса?!
И пусть глаза твои синей,
Чем цвет густой аквамарина.
Из всех возможных Дульсиней
Ты – как забытая марина,
Куда не держат яхты – курс
И где лишь ветер волны кренит.
Прослушала ты лекций курс
И личностный познала тренинг
О том, как вмиг счастливой стать,
Не тратя сердца и извилин.
В тебе особенная стать,
Твой мир убог, но изобилен.
Мой нежелателен приход,
Нелепы заклинаний пассы.
Я, может быть, и Дон-Кихот,
Но без любви и Санчо-Пансы…
Слава Богу…
Н.Н.
Словно нефть выплескивается,
когда
бурят
скважину —
так ненависть моя выплескивается
нефти
черней.
Тебя нет, ты – призрак,
но ты подглядываешь за мной
в замочную скважину.
Как идет тебе
это имя —
дама червей.
Призрак, вымысел, бред,
кокаиновые
иллюзии;
облик твой раздваивается,
рассеивается,
как дым.
Тебя – нет, ты – аватарка,
которую
заездили
и заюзали.
…Слава Богу,
я по-прежнему
весел
и невредим!
Это – ты…
…Это ты мой ворованный воздух,
это ты, мой изменчивый ангел,
это ты запоздалая сущность,
звезд свеченье,
золотое сеченье,
страсти странной пересеченье,
вод глубинных, бурливых теченье,