Петербургские крокодилы — страница 33 из 89

Адвокат в коротких словах передал ей все дело, и просил сведений об роде её покойного мужа. При имени Клюверса, произнесенного Голубцовым, она нервно вздрогнула и приподнялась на подушках.

— Бога ради, не повторяйте при мне этого имени, — резко перебила она, — вы мне испортите целый день.

— А я, имени?.. И явился к вам предложить вам действовать сообща против этого господина.

— Сообща против этого злодея? — С радостью, с восторгом, — готова! Располагайте мной, моим состоянием, делайте, что хотите, только уничтожьте, сотрите, истребите эту гадину!

— Есть один путь, одна надежда, — это лишить его наследства…

— Лишить наследства — но как?

— Найдя и поддержав другого, более близкого наследника.

— Увы, это не ново, еще вчера приезжал ко мне военный, как, бишь, его фамилия, черный, на костылях, и говорил что-то про вдову Ивана, брата моего мужа… Но я уверена, что все это вздор, хотя обещалась помочь ему распутать это дело и собрать к сегодняшнему вечеру все бумаги и письма мужа, — его брата… Он хотел за ними заехать. Он тоже хочет отомстить за что-то Клюверсу и просил моей помощи.

— Вы говорите, что вчера был у вас высокий офицер на костылях и предлагал вам действовать против Клюверса, — его фамилия Перепелкин.

— Да, да, вот и карточка его.

Вдова хотела было показать карточку, присланную через горничную Перепелкиным, но, вспомнив про надпись, сделанную на ней капитаном, невольно отдернула руку.

— Перепелкин… а знаете ли вы, сударыня, что этот Перепелкин самый близкий слуга Клюверса, что он был у вас, чтобы выведать все, забрать, если возможно, документы и передать их во власть вашего врага…

— А вы почем знаете?..

Вдова странно, с оттенком недоверия посмотрела на Голубцова.

— Знаю по опыту, знаю, что господин Перепелкин не останавливается даже перед подлогами и что не дальше, как четыре дня тому назад, он, пользуясь моим отсутствием и слабостью моего слуги, в моем кабинете, в моем платье выдал себя за меня той самой госпожи Карзановой, и её отцу, которых я отыскиваю. И пользуясь чужим именем, каждую минуту может отобрать у доверчивых сибиряков все документы и передать их Клюверсу, что теперь каждый час, каждый миг дороги, надо предупредить, спасти их…

Начались охи, ахи, восклицания… Но Голубцов имел уже свой план, он говорил с таким жаром, что вдова сама увлеклась, глядя на его красивое энергичное лицо и протягивая руку с некоторой аффектацией, вероятно, остатком театральных привычек, произнесла:

— Вот вам моя рука… рассчитывайте на меня как на самого себя. — Я ваша союзница… ах да, кстати, я собрала все письма для передачи Перепелкину, это писал брат Иван мужу, их всего немного… три, четыре… Просмотрите, они может быть, могут быть вам полезными.

Вдова медленно встала, и походкой королевы пошла в соседнюю комнату. Через минуту она вынесла оттуда изящный ящичек, и в нем несколько писем — почерк их был угловат, неразборчив, и изобличал в писавшем отвычку от пера. Это были только поклоны, пожелания и поздравления с праздниками. Братья жили довольно мирно, и несмотря на громадность расстояния, изредка менялись письмами. Но одно письмо привлекло особое внимание Голубцова, уже тем, что оно оказалось запечатанным. Адвокат заметил об этом хозяйке.

— Очень может быть. Я получила его в день, или тотчас после смерти моего Вани, мне было не до того, я так любила, обожала моего мужа, — кружевной платок стер навернувшуюся слезинку… — Потом отъезд сюда… я уверена, — что в нем нет ничего интересного.

— Не позволите? — адвокат взялся за угол конверта, чтобы разорвать его…

— Конечно, конечно… Но я уверена… Она не успела кончить фразы, как Голубцов успевший уже бросить взгляд на рукопись, прервал ее восклицанием…

— Боже мой — вот разгадка, вот и разгадка!

— Что такое? Говорите, не томите меня!..

— В этом письме Иван Карзанов извещает своего брата, а вашего мужа, что он в тайне обвенчался с девицею Вознесенской, дочерью причетника… что он при смерти болен и, умирая, поручает жену, и ожидаемого ребенка брату, заклиная его всем святым, не выдавать их Клюверсу, который покуда не знает о их существовании, а если только догадается, что есть еще наследники, то неминуемо погубит их.

Вдова нервно вслушивалась в слова Голубцова, потом взяла из рук его письмо Ивана, словно, не доверяя пересказу адвоката, прочла внимательно до конца, вложила в конверт, спрятала его на груди, и поднялась с места.

— Клянусь всем, что есть святого, я свято исполню эту просьбу, я стану сестрой этой женщины, и матерью их ребенка! — Но умоляю вас, умоляю всем, что у вас есть самого дорогого, найдите их, найдите их! Их погубят!

— Это дело моей чести, Мария Михайловна, — твердо и определенно проговорил адвокат. — Письмо, которое я нашел у вас, дает мне надежду — я найду их… и спасу!..

— Помните, что, если у вас не хватит средств — я богата, я очень богата, — все что я имею, я готова отдать, чтобы отомстить злодею, и вырвать из его рук несчастных… Спешите, спешите, пока не поздно.

Через несколько минут Голубцов откланялся вдове и мчался домой. На столе его кабинета были две телеграммы, одна иногородняя, в конверте, присланная Игумновым, другая городская.

Илья Васильевич с нервной дрожью сломал печать и прочел в шифрованной телеграмме Феоктистова, написанной по способу, употребленному отставным сыщиком, всего одно слово: «Вознесенская».

— Я уж знаю это! — про себя шепнул адвокат, и вскрыл вторую, городскую, телеграмму… В ней значилось.

«Ждали вас с дочерью, два часа, у нотариуса, получить расписку в документах и написать условие, не дождавшись. — Беспокоимся. Заезжайте вечером — внук не совсем здоров, сам зайти не могу. Вознесенский».

— Проклятие! — воскликнул адвокат, — я опоздал, документы у них, а злодеи исчезли, оставив мой адрес.

Глава XIXПохищение

Вернемся к вдове Ивана Карзанова, приехавшей вместе с отцом и ребенком, и остановившейся под своей девичьей фамилией, в «меблированных комнатах» Василисы Петровны.

Вернувшись вместе с отцом и Дятлом, от мнимого присяжного поверенного Голубцова, роль которого так искусно сыграл Перепелкин, они, как самые наивные провинциалы, проводили время, осматривая Петербург и его достопримечательности.

На третий день после их посещения квартиры адвоката, Перепелкин привез им лично, на квартиру, доверенность, напечатанную на гербовом бланке, на имя присяжного поверенного Голубцова, в которой вдова Карзанова поручает ему иск о наследстве, и проект условия, отправился вместе с ними обоими к нотариусу, прося их захватить с собой и все документы, которые и были бережно уложены в его собственный портфель. Подъехав в карете к конторе нотариуса и высадив отца и дочь, Перепелкин, все-таки играя роль Голубцова, вдруг вспомнил, что забыл дома свои личные документы. Он просил клиентов и Дятла подождать несколько минут, пока он съездит за бумагами, и не дожидаясь ответа (он сидел еще в карете), крикнул кучеру, защелкнул дверку и помчался вдоль Невского. Портфель остался у него.

Старик Вознесенский, с дочерью, не предполагая, не имея в мыслях даже, что они обворованы таким наглым образом, вошли к нотариусу и стали спокойно дожидаться возвращения мнимого адвоката.

Дятел рассыпался мелким бесом, насказал им самых удивительных историй, чтобы протянуть время, и затем, незаметно пробрался к выходу, юркнул в дверь и исчез. Прошло несколько томительных, убийственных часов, несколько раз служащие у нотариуса подходили к ним с вопросом: — что им угодно, и всегда получали один ответ!

— Вот, своего адвоката дожидаемся доверенность писать.

Но время шло, было пять часов. Контору надо было запирать, а адвокат все-таки не являлся, и встревоженный старик начал проявлять все признаки самого сильного беспокойства.

Он поминутно подбегал к зеркальной входной двери и всматривался в проходящих и проезжающих. Экипажи катились мимо. Пестрая, разношерстная толпа сновала вдоль проспекта, но ни Перепелкин, ни Дятел не являлись. Старик потерял терпение и стал громко высказывать свое неудовольствие.

Дочь утешала его, сколько могла, говорила, что с человеком на костылях может случиться всякая неприятность, он может поскользнуться, ушибиться. Но старик, испуганный уже тем, что доверил, как ребенок, свои важные документы малознакомому человеку, готов был рвать на себе волосы.

Нотариус, благообразный господин, заметив волнение клиентов, подошел и с участием расспросил их в чем дело?

На рассказ, что присяжный поверенный Голубцов завел их сюда и просил подождать, он заметил только, что Голубцов человек весьма аккуратный, и потому отдал распоряжение не запирать пока конторы.

Но вот звонко раздались на стенных часах шесть отчетливых ударов, и нотариус заметил, что, вероятно, с господином Голубцовым случилось что-либо необыкновенное, и он уже сегодня не приедет и советовал старику заехать к нему по дороге, и узнать в чем дело. Адрес адвоката был у нотариуса, он записал его старику и просил пожаловать на завтра.

Испуг и волнение старика отчасти отразились и на дочери, когда они по дороге, заехали по данному адресу, и швейцар на вопрос, дома ли господин Голубцов, отвечал, что из Одессы вернулись, сегодня с утра уехав и еще не возвращались.

Вернувшись домой и застав маленького внука больным и крайне беспокойным, старик, по совету хозяйки меблированных комнат, написал известную всем телеграмму и побежал в аптеку за каким-то лекарством для ребенка.

Рано утром, часов в девять, сильный звонок у входных дверей меблированных комнат заставил вздрогнуть хозяйку, достойную помощницу Дятла и Перепелкина. Не ожидая никого так рано, она сама открыла дверь и с удивлением осмотрела незнакомого мужчину, стоявшего у входа.

— Дома ли господин Вознесенский? — спросил он твердо.

Хозяйка смутилась. Ей строго настрого было приказано Дятлом не говорить никому, что у них квартируют приезжие из Сибири, и она нахально спросила.