— А вам на что?
— У меня к ним дело!.. Я справлялся у дворника, они записаны здесь!
— А коли записаны, значит здесь… Да только спят… Приходите попозже.
— Извините, дело, по которому я пришел, спешное, отложить его нельзя — не угодно ли вам доложить господину Вознесенскому, что я желаю видеть его по делу.
— Да кто вы такой, чтобы я стала своих жильцов беспокоить для вас, — нагло перебила его хозяйка.
— Я присяжный поверенный Голубцов.
— Голубцов? — переспросила хозяйка. Если бы посетитель мог, в глубине полутемной прихожей, рассмотреть страшный взгляд голодной гиены, которым его смерила достойная наперсница бандитов, он бы убежал из этого вертепа.
За спиной у неё послышалось шлепанье туфель и в полутемноте обрисовалась высокая фигура Вознесенского.
— К вам гость, — как-то буркнула хозяйка, видя, что не допустить свидание невозможно и, закрыв дверь, пошла в глубь коридора.
— Вы ко мне, вероятно, от присяжного поверенного Голубцова, — просто спросил старик.
— Я сам присяжный поверенный Голубцов… но не кричите, не делайте скандала, пойдемте вашу комнату — нам надо переговорить.
Старик, который всю ночь не спал в ожидании и предчувствии несчастия, зашатался, услышав эти слова.
— Вы, вы Голубцов?! Не может быть… Голубцов высокий, черный на костылях.
— Тот, которого вы видели, наглый обманщик — он занял мое место, пока я ездил в Одессу… Я приехал вчера, узнал про гнусную комедию, которую с вами разыграли, и явился спасти вас… вы в сетях, в дьявольских, ужасных сетях.
Старик набожно крестился и читал потихоньку молитву.
— Документы ваши и вашей дочери, госпожи Карзановой, еще у вас?..
— Нет… их вчера взял в портфель ваш двойник… он увез их… я ждал его пять часов у нотариуса… Я, я, сам своими руками укладывал их ему в портфель… Я, я, старый дурак!.. — старик даже прослезился.
— Полноте об этом сокрушаться, можно получить копии… Это все полбеды… Нам надо сейчас ехать с вами к прокурору и заявить о подлоге и похищении. Вы сами видите, что против вас действует целая шайка, и мы, без вмешательства судебной власти, пропали, едемте скорей…
— Едемте, едемте, куда укажете… — хоть к самому министру, — когда меня за живое возьмут, я на рожон полезу… Только дайте мне пойти сказать об этом дочери… она, бедная, не спала всю ночь, с больным ребенком, я только к заре уснула.
— А ребенок…
— Слава Богу… теперь гораздо лучше.
Старик вошел в комнату дочери… она мирно спала на узенькой жиденькой кроватке. Рядом с ней, обхватив ее ручонками, спокойно спал розовенький и пухленький ребенок. Старик тихонько нагнулся я поцеловал дочь в голову, потом перекрестил обоих и вышел к гостю. Через несколько минут они входили в уголовное отделение суда, и направлялись к кабинету господина прокурора.
Услыхав фамилию Голубцова, и видя, что их убежище уже открыто, содержательница меблированных комнат, достойная Василиса Петровна, тотчас же, задним ходом, бросилась на квартиру к Дятлу, который жил недалеко, в маленьком Флигельке особняке, стоящем в глубине большого двора на 7-й улице Песков.
На звонок вышел сам Дятел, он не держал прислуги, и крайне удивился раннему посещению.
Впустив гостью и затворив за ней дверь, он с ужасом услыхал, что Голубцов не только вернулся, но даже нашел Вознесенских, и тотчас стал соображать, что предпринять…
— Ну, матушка Василиса Петровна, — начал он после короткой паузы… Надо бежать и бежать так, чтобы ни сучка, ни задоринки.
— Что же, я не прочь… — Отвечала хозяйка меблированных комнат, — мне так ваши «меблированые» надоели и я готова хоть в кабалу… только оттуда выбраться…
— Ну, вот и прекрасно… Сестра моя у меня тут на — днях гостила, с ребенком, паспорт её еще у меня… А коли надо, другой сфабрикуем, живи здесь — никто подозрения иметь не будет… и преотлично…
— Ах ты, радость моя, бесценный мой… дай я тебя расцелую… — Гостья бросилась на шею к Дятлу… но тот отвел ее рукой…
— Какая ты, право… Лизаться да лизаться, как будто другого времени нет… Надо дело делать…
— Где старик?
— Поехал с адвокатом в суд.
— А молодка?
— Спит… целую ночь постреленок не спал…
— Ладно… Пойдем к тебе… Забирай вещи и гайда!.. Чем скорей, тем лучше…
— Идем, идем, дорогой мой, желанный, идем!
Дятел обдумал что-то. Он быстро подошел к высокому, деревянному шкафу, отворял его и, достав с полки скляночку с какой-то бесцветной жидкостью, сунул себе в карман.
— Ну, идем, все готово.
Быстро дошла парочка до дома, занимаемого меблированными комнатами, и поднялась по черной лестнице.
Всех комнат было только пять, в двух не было жильцов, две занимали Вознесенские, а одну чиновник, уходивший с утра на работу.
Приказав горничной, которая исполняла также и должность кухарки, сходить за свежими булками в немецкую булочную, достойные товарищи остались одни во всей квартире. Дятел тотчас осмотрел и запер входные двери, а хозяйка, по его приказу, пошла к дверям комнаты, занятой Карзановой-Вознесенской. Молодая женщина еще спала и её ребенок также. Хозяйка на цыпочках отошла от двери и сообщила об увиденном Дятлу.
— Пусть спит еще крепче, — с ударением на последнем слове произнес он, и, достав из кармана склянку, вылил половину содержимого на свой носовой платок.
Сильный запах хлороформа пошел по комнате.
— Положи-ка это ей на носик и на ротик, авось заснет покрепче…
— Не умрет! — с дрожью в голосе прошептала хозяйка и концами пальцев взяла платок.
— Проспит час лишний — вот и все!.. Ну, поворачивайся… Своя шкура дороже… ну…
Хозяйка приотворила дверь, кошачьими шагами дошла до постели молодой женщины, и осторожно покрыла платком её лицо… В первое мгновение спящая инстинктивно хотела сбросить душивший ее предмет… но хлороформ делал свое дело… Рука отказалась повиноваться, болезненная, мертвенная бледность разлилась по всему лицу, руки распустились… окоченение трупа охватило спящую. Дятел, наблюдавший в щелку за производством операции, быстро вошел тогда в комнату.
— Ну, что зеваешь? Бери постреленка, заверни во что-нибудь, да и марш! Или попасться хочешь?
— Как ребенка? Зачем?
— Не рассуждай! В этом постреленке миллион! Делай, когда говорят!.. Ну!.. — Огромный кулак Дятла поднялся над своей сообщницей. Она не противилась, быстро взяла спящего ребенка, плотно завязала и закутала его в одеяло и вышла из комнаты.
Через несколько минут, два злодея, наняв извозчика, быстро мчались к квартире Дятла, везя с собой драгоценную ношу, а несчастная Карзанова в это время спала тяжелым мертвым сном.
Глава XX«Сумасшедшая»
Прошло еще полчаса, хлороформ, налитый злодеем на платок, которым было прикрыто лицо Карзановой, улетучился, а вместе с тем, мало-помалу исчезало его действие. Несчастная начинала приходить в себя, сознание возвращалось, только страшный шум в голове лишал ее возможности отчетливо дать себе понятие о происходившем. Она, засыпая, слышала чьи-то шаги, слышала сквозь непреодолимую силу оцепенения, вызванного хлороформом, чей-то странный разговор, слышала заглушенный крик своего ребенка и не могла очнуться. Потом тяжесть усилилась, и она окончательно потеряла сознание. Теперь, по мере рассеивания ядовитых паров, жизнь и сознание возвращались, но бесконечно медленно. Она была в том мучительном состоянии, которое, как говорят, испытывают, находящиеся в летаргическом сне: все видит, все понимает, и не имеет возможности ни сделать движения, ни произнести ни слова. Наконец, это мучительное состояние вдруг само собой прекратилось. Карзанова сделала сверхчеловеческое усилие и сорвала рукой платок, все еще покрывавший её лицо.
Первое движение, первый взгляд матери был обращен к её ребенку, к её ненаглядному сыночку.
Его не было…
Боль, ужас отразился на лице молодой женщины, она нервно вскрикнула и бросилась, шатаясь, в другую комнату, питая слабую надежду, что сын на руках деда. Но в той комнате не было никого. Вне себя, обезумевшая мать бросилась к звонку, дернула его и оборвала. Через минуту на пороге стояла кухарка и с совершенно спокойным лицом, на вопрос, где ребенок, отвечала, что не знает… Что только что вернулась из булочной…
— Хозяйку! Пошлите мне хозяйку! — кричала молодая женщина.
— Да хозяйки давно дома нет… напилась чаю и ушла…
— Но кто же здесь был?! Кто же здесь был? Кто взял ребенка… — Карзанова истерично хохотала и плакала. Кухарка добродушная, но придурковатая женщина, старалась ее утешить как могла, но все напрасно…
— Да, может быть, дедушка погулять с собой на улицу взял… душно у вас тут, барыня, точно аптекой пахнет, вот и взял… а вы убиваться!.. А то кому взять.
Может быть… может… он, — кому же еще… — и Карзанова кинулась к окну, стараясь что-либо рассмотреть сквозь замерзшие стекла, но минуты проходили за минутами, тяжелые, убийственные, свинцовые, а отца все еще не было… Карзанова несколько раз вскакивала, выбегала на лестницу и прислушивалась к шуму проезжающих экипажей, — а его все не было.
Вдруг раздался треск подъехавшей кареты, дверь внизу хлопнула, и на лестнице показались двое… Один был её — отец, другого она не узнала…
— А где же сын… где её Вася?
С этими словами кинулась она на шею отца, едва завидев старика, и повисла на нем, конвульсивно стиснув его в своих руках…
— Как, где сын… Он с тобой остался. Он здесь был! — отвечал встревоженный старик, недоумевая, и не подозревая роковой тайны.
— Здесь — со мной?! Ты его не брал? Его украли! Украли!! — диким, безумным криком вырвалось из груди молодой женщины, и она с нечеловеческой силой, как брошенная пружиной, в один прыжок, взбежала по лестнице, и кинулась в свою комнату.
Она искала сына под кроватью — в шкафу, в комоде, бегала из комнаты в комнату, и с рыданиями и дикими воплями ломилась в двери соседних номеров.
— Украли! Украли! Украли! — повторяла она на все тоны, спеша и задыхаясь, и затем, как сумасшедшая, кинулась в свою комнату.