— Шшш, тише, ради Бога, тише, идут, — заговорил Андрей, слышавший как пыхтя и отдуваясь, словно локомотив, по лестнице, подымался капитан Цукато… — дайте пройти.
Капитан позвонил, дверь открылась, и в ту же минуту из-за двери послышался резкий и звонкий голос Юзи… Она успела уже, через лабораторию, очутиться у себя на квартире и с криком бросилась навстречу капитану, делая ему ужасающую сцену, зато что, он опять засиделся в клубе так поздно… Дверь закрылась и голоса смолкли. Молодые люди, сидевшие плотно прижавшись и в полном безмолвии на диванчике, хотели воспользоваться тишиной и спуститься с лестницы, но из квартиры Франциски тайком, и крадучись, промелькнули четыре тени и скрылись в темноте лестницы.
Это были Клюверс, Зверобоев, барон Кармолин и Шведов, с некоторых пор ставший постоянным собутыльником и партнером сибиряков. Вся эта компания просидела все время дознания и опроса в дальнем, собственном кабинете Франциски Карловны, боясь, пуще огня, попасть в протокол. Но теперь они были спасены, полиция ушла, и путь был свободен.
Франциска Карловна, пришедшая в себя, после тяжкого обморока, как женщина вполне практичная, поняла всю выгоду, которую можно извлечь из возможности пугнуть скандалом фигурировать в своем процессе, таких крупных тузов, как Клюверс и Зверобоев, и прощаясь с ними, прошептала умирающим голосом:
— Хоть вы-то не забудьте меня, и поддержите на суде… Без вас я пропала, заклюют меня!..
— Успокойтесь, мы вас защитим, адвоката наймем… — проговорил Клюверс, которого передернуло от фразы госпожи Шпигель.
— Что адвокат?! Вы сами на суде обо мне словечко замолвите… вам поверят, а то я пропала…
— Хорошо, хорошо, мы об этом поговорим…
Клюверс взялся за шляпу.
— Вы меня извините, я и вас выставлю свидетелями, — говорила уже гораздо определеннее Франциска, обращаясь к Зверобоеву, Кармолину и Шведову. — Только вот адреса прошу записать, да все равно… теперь уходите скорей… я адрес барона знаю… Я вам пришлю своего адвоката…
Но гости уже не слыхали последних слов достойной женщины. Как спасаются люди от постели чумного, так бежали все эти гости от раненой женщины, боясь, что только одно прикосновение к ней, публично, на суде, очернит, забросает их грязью в общественном мнении. Они бежали, не прощаясь. Франциска достигла своей цели, она была уверена, что эти люди, дорого заплатив за её молчание, пойдут на компромисс, и она, стоически перенося жгучую, острую боль от раны, ядовито улыбнулась им в след.
— О, мы еще с вами увидимся, господа, и не один раз еще! — произнесла она со злорадством, и застонала.
Физическая боль превысила радостное возбуждение.
Глава IXСыщики
Когда молодые люди, после стольких пережитых за полчаса волнений, выбрались, наконец, на улицу, она была совершенно пуста. Ни извозчика, ни прохожих не виднелось на ней, только низкие, ярко освещенные окна трактира «Царьград», бросали полосы яркого света на хрупкий белый снег, еще с вечера прикрывший, перемешанный с навозом и песком, и давно потемневший снег на улице.
— Куда вести вас, — робко спросил Андрей Борщов, неловко взяв под руку молодую девушку и видя, что она едва держится на ногах…
— Простите, что беспокою, но Бога ради, не покидайте меня… Мы живем на Лиговке… я так напугана… Бога ради, проводите…
— О, с удовольствием… нам по пути, мы с матушкой тоже живем на Лиговке, едемте, едемте…
— Извозчик! — крикнул он звонко, заметив, что по соседней улице мелькнула какая-то тень. Извозчик подкатил.
Но почти одновременно с извозчиком из-за угла показались две фигуры, очевидно, привлеченные восклицанием Борщова.
— Еще двое, — произнесла одна из них.
— Вижу! Этих знаешь? — также тихо проговорила другая…
— Молодец-то у Цукато служит, а барыньку что-то не заприметил… Не здесь живет.
— Проследи — кто и где живет?! — скомандовал второй и не дожидаясь ответа, юркнул в освещенное крыльцо трактира…
— Федя не уходил? — спросил этот незнакомец, оказавшийся очень благообразным молодым человеком, в пиджаке и лакированных ботинках, обращаясь к швейцару трактира, только что отправив своего помощника, или подчиненного, в преследование за Борщовым и его спутницей.
— Никак нет, вас ждут в № 27, — отвечал, нахально улыбаясь, швейцар, и хотел снять пальто с прибывшего, но тот не дал, сунул ему в руку двугривенный и быстро пошел по коридору.
— Ну что, что нового?.. ждал не дождался… — обратился к нему сидевший в № 27, господин лет сорока, с довольно странной, выдающейся из толпы, но крайне не привлекательной физиономией.
— Да что, Федор Матвеевич, дело не тово… тут не так просто… еще двое из клетки полетели, ишь их выпугнуло…
— Двое… кто же?..
— Один — ученик капитана, а другая — особа женского пола, послал проследить… Интересно очень… как все это свяжется… А что, Федор Матвеевич, вы неужели верите тому, что показал князь на дознании, что рубнул Франциску Карловну в пьяном виде, и что не знает женщины, которая с ним ужинала.
— Глупо и спрашивать, что я, мальчик, что ли… Ищи глубже.
— В такой компании все может случиться…
— Да, брат, компания самая отборная… Князь Перекатипольев, Клюверс, Зверобоев, барон Кармолин и Шведов, без этих двух нельзя, а вот кто эта барыня… или дама… Не Юзька?
— Нет, эта много выше и тоньше, и в холодном ватерпруфчике…
— В холодном? В такой-то ветер?
— В том-то и дело…
— А, это надо записать… Вот оно что… Уж не княжеская ли эта дамочка!
— И, что вы, Федор Матвеевич, да та еще до полиции «лататы задала» [Задать лататы (прост.) — убежать]…
— Так кто же?..
— А вот сейчас узнаем, может быть из клиенток Франциски… У нее их много…
— Не может быть, она их выпускает только с заднего хода, а там дежурит Суслов…
— Верно, верно… так, так… но кто же… Однако я проголодался… Ей, половой! — стукая палкой в пол, кричал он через минуту… — Подай нам чего-нибудь по питательнее, бифштекс что ли эдакий с кровью, или селямочки на сковородке, только живее…
По быстроте и предупредительности, с которой служащие в трактире «Царьград» исполняли всякие приказания обоих посетителей, было очевидно, что они лица в трактирной сфере важные, и действительно, старший из посетителей был один из главных сыщиков сыскного отделения, Федор Матвеевич Кирпичев, а молодой человек в пиджаке его помощник, Константин Петрович Кошкин, больше известный в кружках мошенников и трактирщиков под именем «Котик».
Не получив еще из сыскного отделения распоряжения об исследовании дела, «о ранении князем Перекатипольевым госпожи Шпигель», они собственным чутьем, находясь в соседстве с местом происшествия, кинулись на поиски, и начали свою деятельность довольно удачно. Кроме лиц, указанных в протоколе полиции, им были уже известны четверо из бывших в тот вечер у госпожи Шпигель посетителей, и они утром могли «по начальству» представить гораздо более интересный доклад, чем протокол участкового, или рапорт плац-адъютанта.
Приятели и сослуживцы с аппетитом доканчивали свои цпории, как вдруг в дверях послышалось словно легкое журчание.
— А! Жук! — весело воскликнул Кошкин, — иди, брат, сюда, совсем тебя заждались… Ну что, догнал?
— Эва!.. Мне да не догнать, на то я и Жук!.. — оскаливая громадные желтые зубы, как-то не то проговорил, не то прохихикал вошедший. Это была в высшей степени курьезная фигура. На низеньких тонких ножках словно не было туловища, и они, перекрещиваясь, как бы переходили в руки неимоверной длины и худобы. Голова, несоразмерно малая, даже с крошечным ростом Жука, словно исчезала в поднятом высоком воротнике, сильно поношенного пальто, изорванного и вдоль швов, и по целому месту. Стоптанные сапоги, с громадными заплатами, и обшарпанные, висящими причудливыми фестонами брюки, да серая, треугольная, на манер сербских, шапочка, прикрывавшая его голову… дополняли его костюм… Ему, видимо, было холодно, и он с радостью, даже с каким-то диким восторгом не выпил, а высосал громадную рюмку очищенной, которую ему подал Кошкин.
— Узнал? — односложно спросил его Кирпичев, когда тот выпил водку и, отбросив далеко на диван свою шапчонку, снова осклабился, и готов был отвечать на вопросы своих начальников…
— Узнать-то узнал… только сомнительно!.. Сказывать, что ли?..
— Не манежься, выкладывай, — шутя заметил Кирпичев…
— Что-то неладно, Федор Матвеевич, — кротко обращаясь к нему, проговорил Жук… ведь девица-то того не из таких?..
— Ну?..
— Так-с… Саблиной, может быть знаете, клубной актрисы Саблиной дочка, Оленькой звать!.. Вот оно что?
— Саблиной? Ты не врешь? — резко перебил его Кирпичев… быть не может!.. — и он, засунув руку за борт, достал маленькую записную книжку и развернул страницу, отмеченную буквой «С».
— Саблиной, Веры Васильевны, дочь? — переспросил он…
— Точно так-с, дочь… Ольга Андреевна!.. Дом Фитингофа… на Лиговке.
— Знаю, знаю, будет! — ступай… жди нас в общей, — повелительно отнесся к Жуку Кирпичев, и когда тот удалился, сыщик взял своего молодого товарища за руку, притянул к себе на диван, и открыл свою записную книгу, где против Фамилии «Саблиной», значилось: Вера Васильевна, вдова, по мужу княгиня и дочь Ольга, сын Александр!..
— Дело усложняется, — проговорил он таинственно.
— Виноват, я ничего не понимаю… не могу сообразить.
— Тут, брат, выходит не одно буйство, как показывает князь, а целая история… Брат рубит, а сестра в ту же ночь, из того же дома, с Цукатовским учеником на извозчике разъезжает…
— Брат и сестра, какая сестра?..
— В том-то и дело, что Саблина-то, вовсе не Саблина, а самая законнейшая княжна Перекатипольева…
— Да, ваша правда, Федор Матвеевич, дело усложняется… давайте искать концы…
— Руку, товарищ? — и барыши пополам!
— Идет!
Приятели чокнулись, и началось обсуждение плана дальнейших действий.