Петербургские крокодилы — страница 76 из 89

— От пани Юзефы… — добавил он, видя, что Клюверс колеблется. Тот быстро схватил клочок бумаги и подбежал к фонарю, но высокий человек не дал ему исполнить намерения, и почти силой повел его далее по тротуару.

— Какая неосторожность… могут проследить… идемте… идемте!..

— Куда же? Куда?..

— В цукерню… там прочтете… идемте, идемте… — Клюверс повиновался машинально, и через минуту они входили в одну из второстепенных цукерень, на углу Иерусалимской улицы. По случаю сильных холодов, посетителей было немного, и Клюверс со своим спутником без труда нашли место в самой отдаленной комнате, и поместились за кругленьким маленьким столиком. Кроме них в комнате никого не было, и они могли поговорить на свободе. Первым движением Клюверса, когда они остались одни, было прочесть переданную ему на улице записку. Она, видимо, была написана крайне торопливо, я он едва мог разобрать:

«Меня пришли арестовать… Бегите в Вену. Верьте подателю… поможет. Ю.»

— Но вы-то кто же?.. Вы-то кто же?

— Я Станислав Корицкий, её дядя! — и очень счастлив, что явился вовремя, чтобы вас спасти… Весь дом полон полиции, и войди, вас бы арестовали! Слова эти были сказаны так просто, так естественно, что будь Клюверс и не в таком возбужденном состоянии, он бы ничего не мог заподозрить, тем более теперь, когда от волнения он едва мог сообразить то, что происходит.

— Вы говорите, она арестована?.. Но как, когда?.. Где доказательство… за что?..

— За что… это вам знать лучше, — слегка улыбнувшись, проговорил незнакомец: — я констатирую факт… Юзя арестована у меня в доме, сегодня в три часа, по телеграмме, из Петербурга…

— Но причина… причина?!

— Может быть эта?.. — незнакомец вынул из кармана польской газеты и указал пальцем на один из столбцов первой страницы. Там, в ряду телеграмм от собственных корреспондентов, значилось:

«Петербург. В доме миллионера К. найден убитым человек в генеральском мундире. Хозяева скрылись производится следствие».

Известие это ничего не прибавило к тому, что уже было известно Клюверсу до его отъезда… Он только еще больше сознавал, что почва ускользает из под ног, и что надо бежать, во что бы то ни стало. И в то же мгновение мысль, не мистификация ли вся эта проделка с ним в малоизвестном ему городе, мелькнула в его голове, но прежде чем эта мысль успела созреть и выразиться ясным представлением, незнакомец, не сводивший во все время глаз с Клюверса, опустил руку в карман и достал оттуда сверток, завернутый в плотную бумагу.

— Кроме записки, племянница просила меня передать вам еще этот сверток.

Клюверс вздрогнул. Он узнавал бумагу, в которой были завернуты его документы и векселя. Торопливо схватил он пакет, и быстро разорвал один из углов. Не было никакого сомнения, — это были его векселя, это были его миллионы. Радость его была тотчас же омрачена сознанием, что получение денег ничуть не изменяет положения дел… и что бегство — все-таки единственный исход.

— Не знаю, как и благодарить вас… Вы спасли мою свободу и мое состояние, — говорил он тихо, крепко пожимая руку своему собеседнику, к которому вдруг почувствовал полное доверие: — на вас теперь одна надежда, дайте возможность уехать заграницу.

— Это была также просьба и племянницы Юзи, которую я люблю как дочь… Что же, это дело возможное. Граница недалеко… Переправим благополучно…

— Не надо терять времени… Чем скорее, тем лучше, — торопил Клюверс, с момента получения своего капитала, окончательно воспрянувший духом.

— Это дело надо обставить тонко и умно, — говорил его собеседник: — понятно, через таможню невозможно. Надо контрабандой… только где? Вот вопрос…

— Я вполне доверяю вам, — с чувством проговорил Клюверс… — ведите куда угодно, только скорее, скорее…

— Хорошо… извольте… для моей племянницы, я готов на любые жертвы… извольте… мы едем сегодня же ночью…

— Но куда… и как…

— Экстрапочтой на Радом и Сандомир…

— А потом?

— Через Вислу и в Краков!.. У меня под Сандомиром есть знакомые помещики, у самой границы… Идет?..

— Я согласен… делайте со мной, что хотите — я вам верю.

— Ну и прекрасно… едем же сейчас… Ночь хотя морозная, но на мне и на вас шубы… лихо отваляем эти двести верст [Чуть больше 213 км]… и я не успокоюсь, пока не усажу вас в вагон краковско-венской дороги…

— Не знаю, как и благодарить вас.

— Не стоит… для Юзи я готов на все, а она вас так любит… — Клюверс и не заметил, какая скрытая насмешка звучала в последних словах незнакомца.

Ощупывая в своем кармане пачку, переданную ему Корицким, он уже больше не мог не доверять этому человеку, и готов был всюду следовать за ним. Между тем, тот вышел в другую комнату цукерни, нашел там еврея фактора, встречавшего Клюверса на поезде, и долго что-то ему объяснял на ухо. Получив инструкцию, тот ушел, и через полчаса вернулся, но уже на паре почтовых лошадей, запряженных в узенькую деревянную телегу. На козлах, укутанный в кунтуш с большим бараньим воротником, сидел почтарь с большой медной бляхой на рукаве, и сигнальной трубой на шнурке.

Клюверс и его спутник сели. Фактор закутал им ноги пледом. Почтарь хлопнул бичом и, дребезжа и подпрыгивая, по каменьям мостовой покатилась их тележка по Радомской почтовой дороге.

Глава VIIЗападня

Путешествие их шло самым нормальным образом. Они останавливались на станциях только настолько, чтобы перепрячь лошадей, избегая русского разговора между собой, так как почтарь мог их слышать. Клюверс и его спутник проехали Радом днем, и к следующему вечеру добрались до Опатова, не возбудив ни в ком подозрения.

От Опатова, чрез Сандомир, до границы оставалось всего тридцать верст, и спутник миллионера, Корицкий, заявил, что ехать на Сандомир очень опасно, так как там существует правильно организованная таможня, и что гораздо удобнее, с следующей станции свернуть в сторону, и добраться до границы проселком. Клюверс, у которого желание выбраться скорее за границу, на свободу, с каждым часом все усиливалось, и в настоящее время дошло до паники и до мании, с восторгом принял это предложение. Он так боялся теперь всякого, кто на себе носил облик полицейского, или форменно чиновничьего, что готов был спрятаться и с головой укрыться, куда бы то ни было, при виде бронзовой пуговицы.

Укутанный в свою шубу с приподнятым воротником, он сидел неподвижно и старался не дремать, хотя почти суточная езда на перекладной сильно его утомила. Но главное его мучение составлял голод… Привыкнув к роскошному и утонченному столу, он не мог смириться с железнодорожными буфетами и почти ни к чему не прикасался по дороге до Варшавы… Теперь же брошенный из вагона на перекладную, он начинал ощущать сильный аппетит, а, между тем, страх погони заставлял его избегать больших центров, и он, несмотря на приглашение своего спутника, ни за что не хотел остановиться пообедать в Радоме, боясь встретить кого из знакомых. К вечеру аппетит разыгрался еще сильнее, и он был в большом восторге, когда Корицкий объявил ему, что через два часа они остановятся на ночлег, в одной корчме, на самой границе, и что там можно вкусно поужинать, и тотчас же в путь, через Вислу, на австрийскую территорию.

Местность становилась все гористее и гористее. Известно, что и сам город Сандомир, и его окрестности расположены на крутых, обрывистых берегах Вислы, господствующих на много верст низменный австрийский берег.

Начиная от Завихвоста, местечка, лежащего от Сандомира в пятнадцати верстах, Висла служит государственной границей между Россией и австрийскими владениями, и на этих пятнадцати верстах своего течения, она делает несколько зигзагов, то врезаясь в русский берег, то широко разливаясь по австрийскому.

Прихотливое и своеобразное течение этой реки делает навигацию по ней очень затруднительной, так как при сильном течении она местами едва достигает двух футов глубины. Держание лодок частными лицами и береговыми жителями строго воспрещено, из боязни контрабанды, которая развита здесь в угрожающих размерах, но что значат все таможенные правила и запрещения для евреев контрабандистов, с малолетства и уже много поколений, изучающих это опасное, но крайне выгодное «ремесло»… В этой местности на контрабандиста не смотрят как на преступника, обворовывающего государство, а скорее, как на удальца, и нередко самые богатые паны пользуются их услугами для добывания из Галиции, Краснова и Вены по дешевой цене всевозможных модных товаров.

Тюки до пяти пудов весом обыкновенно передаются через границу с такой легкостью, что о них все говорят. Были даже молодцы, которые ухитрялись перевозить беспошлинно тяжелые земледельческие орудия и даже экипажи, обложенные высокой пошлиной.

Самым же главным контрабандным товаром надо считать спирт, который положительно наводняет не только пограничную полосу, но почти все пограничные губернии.

Зимой, особенно когда Висла замерзает, контрабанда идет труднее, но зато переход отдельных личностей через границу без паспортов бывает громадный. Пограничной стражи полагалось на версту всего по одному человеку, и это число только в самое последнее время несколько усилено. Одному человеку устеречь версту пересеченной местности безусловно невозможно, и потому переход границы зимой особых затруднений или опасностей не представляет, но, во всяком случае, здесь необходим опытный и знакомый с местностью руководитель, так как очень легко можно наткнуться на стражника, или заблудиться в бесконечных котловинах и болотистых, поросших ивняком, зарослях, «кемпах», окружающих Вислу.

Спутник Клюверса, казалось, знал прекрасно местность, и свернув влево от Сандомира, и не доезжая до Завихвоста, приказал остановиться почтарю у дверей одной корчмы, стоявшей у самой проезжей дороги, под предлогом выпить пива и закурить сигару. Почтарь остановился и несколько раз хлопнул бичом у растворенных ворот корчмы. В окне показался свет и дверь, выходящая на улицу отворилась.

После кратких переговоров с евреем-хозяином, оба спутника вошли в сен