С началом Великой Отечественной войны старец усилил моления на камне – стал совершать их ежедневно.
В самой Вырице, как и было им предсказано, не пострадал ни один жилой дом и не погиб ни один человек. Молился батюшка и о спасении вырицкого храма.
В первых числах сентября 1941 года немцы наступали на станцию Вырица и вели ее интенсивный обстрел. Среди вырицких старожилов есть несколько рассказов об этом времени. Рассказывают, что кто-то из командиров нашей армии решил, что высокий купол храма может быть использован противником для наводки артиллерии, и приказал взорвать церковь. Со станции приехала команда подрывников – лейтенант и несколько бойцов. Когда подвода со взрывчаткой прибыла к храму, лейтенант приказал бойцам подождать его у ворот. Офицер вошел в ограду, а затем и в храм. Через некоторое время солдаты услышали звук одиночного револьверного выстрела и бросились к храму. Лейтенант лежал бездыханным, рядом валялся его револьвер. Бойцы, не выполнив приказа, бежали. Тем временем началось отступление и о взрыве забыли.
Предание говорит: немцы, заняв Вырицу, расквартировали в ней часть, состоящую из православных румын. Известно, что Румыния являлась союзницей Германии, но о том, что вырицкая команда будет состоять из румын, да еще говорящих по-русски, вряд ли кто мог предположить. Осенью 1941 года по многочисленным просьбам жителей Вырицы храм открыли и в нем начались регулярные богослужения.
Поначалу прихожане косились на солдат в немецкой форме, но видя, как последние молятся и соблюдают чин службы, постепенно привыкли. Это был единственный православный храм, который действовал во фронтовой полосе. С первых дней войны о. Серафим открыто говорил о предстоящей победе русского оружия.
Весной 1944 года, вскоре после полного снятия блокады, митрополит Алексий (Симанский) посетил Вырицу. Причем о. Серафим, прозревая предстоящий визит владыки, заранее предупредил о нем удивленных домашних.
Война поломала несметное число судеб, и многие спешили в Вырицу со всех концов России в надежде узнать о судьбе своих ближних от о. Серафима. Кто-то узнал о пропавших без вести, другие по молитвам старца устроились на работу, третьи обрели прописку и кров, но главное – веру.
В 1945 году умерла схимонахиня Серафима (в миру – Ольга Ивановна Муравьева, супруга о. Серафима). Почти шесть десятилетий она была для отца Серафима преданной спутницей жизни, и ее кончину подвижник пережил с уверенностью, что скоро им предстоит встретиться в вечной жизни.
В последние годы отец Серафим был совершенно прикован к постели. В некоторые дни состояние его ухудшалось настолько, что он даже не мог отвечать на записки, которые передавали через келейницу. Но как только наступало хотя бы небольшое облегчение, он сразу начинал прием страждущих.
За день до кончины он благословил родных и близких иконками преподобного Серафима Саровского, а келейнице матушке Серафиме сказал: «Во время моего погребения береги ребрышки…» (Это предостережение оказалось пророческим: в день погребения праведника, при большом стечении народа, матушка Серафима из-за сильной давки получила перелом двух ребер.)
Преподобный Серафим Вырицкий скончался 3 апреля 1949 года, в день празднования воскрешения праведного Лазаря. Ранним утром преподобному Серафиму было явление Богородицы. Сообщив об этом родным, подвижник объявил: «Сегодня принять никого не смогу, будем молиться». Около двух часов ночи отец Серафим благословил читать молитву на исход души и, осенив себя крестным знамением, со словами «Спаси, Господи, и помилуй весь мир» отошел к вечным обителям.
Облачение и гроб прислал в Вырицу митрополит Григорий (Чуков) (см. Приложение, стр. 572). Три дня шел ко гробу праведника нескончаемый людской поток. Все отмечали, что его руки были мягкими и теплыми, словно у живого. В первый день после кончины старца исцелилась слепая девочка. Мать подвела ее ко гробу и сказала: «Поцелуй дедушке руку». Вскоре после этого девочка прозрела. Одним из четырех воспитанников духовных школ, стоявших у гроба великого старца, был будущий Святейший патриарх Алексий II.
В 2000 году Серафим Вырицкий был причислен к лику святых Православной Церкви. В Вырице около Храма в честь иконы Божией Матери Казанской находится часовня преподобного Серафима Вырицкого.
Пройдет гроза над Русскою землею,
Народу русскому Господь грехи простит.
И крест святой Божественной красою
На храмах Божиих вновь ярко заблестит.
И звон колоколов всю нашу Русь Святую
От сна греховного к спасенью пробудит,
Открыты будут вновь обители святые,
И вера в Бога всех соединит.
Приложения
К стр. 65.
Игумен Назарий. Родился в селе Аносове Кадомского уезда Тамбовской губернии. В 1752 году совсем еще юным он пришел в Саровскую пустынь. По желанию Санкт-Петербругского митрополита Гавриила, указом Святейшего синода, иеромонах Назарий был направлен в Валаамский монастырь для устройства там общежития и порядка по примеру Саровской пустыни. В Валаамской обители Назарий, возведенный в 1785 году в сан игумена, ввел строгий устав.
«Ты хочешь быть иноком – это значит ветхое оставить и соделать себя новым. Вчера ты был по образу мира, а ныне во иное облекся: и так иное думай, иное говори, иначе смотри, иначе ходи, делай.
Инок непременно должен быть делателем всех заповедей Господних, подражателем чину и устроению бестелесных, познавать Бога, стяжать любовь к Нему и ближнему.
Инок должен во всем держаться Божиих словес, а гласу чувств или страстей ни мало не внимать.
Инок должен иметь ум свыше просвещенным, тело неоскверненным, уста молчаливыми и язык чист от осуждения.
Инок должен иметь душой и сердцем скорбь непрестанную о грехах своих, частые слезы и воздыхание, всегдашнее памятование о смерти и о Страшном Суде, отвержение себя во всем, удаление от мира, презрение своей плоти и всего для плотской чувственности приятного, то есть для очищения и обновления себя, жесткому, тесному, трудному и скорбному подвигу подвергнуться, но вместе с тем иметь безропотное терпение и любовь с благодарением.
Инок должен быть безгневен, не лукав, не горд, во всем нищ, нестяжателен, не самолюбив, должен иметь кротость молчаливую, глубокое смирение, повиновение и послушание ко всем благочинно живущим. В теле своем должен быть мертв, а дух свой уготовлять Духу Святому в жилище. Должен беспрестанно в молитве и в чтении Божественных книг пребывать».
К стр. 109.
Митрополит Стефан (в миру Симеон Иванович Яворский); в унии Станислав (1658, г. Явор в Галиции (ныне – Яворов Львовской области) – 24 ноября 1722, Москва). Родился в православной семье. Происходит из шляхетского рода, герба Сас Яворских.
Грамоте Симеон выучился еще в Галиции, а дальнейшее образование получил в Киево-Могилянской коллегии. Преподавание здесь велось на латинском языке, в духе строго схоластическом. В последние годы своего пребывания в коллегии Яворский мог воспользоваться лекциями по богословию и философии известного схоласта Иоасафа Кроковского и приобрел покровителя в лице Варлаама Ясинского, позднее митрополита Киевского. В 1684 году он написал в его честь панегирик: «Hercules post Atlantem, infracto virtutum robore honorarium pondus sustinens», где Геркулес – Ясинский, а Атлант – его предшественник Гизель. Панегирик был написан на латинском языке, стихами и прозой, вперемежку с польскими стихами.
В 1684 году Симеон уехал из Киева. Чтобы получить доступ в католические школы, ему пришлось принять унию под именем Станислава Симона (в те времена такой поступок не был исключительным). Стефан побывал в высших католических школах: в Львове и Люблине он прослушал философию, в Познани и Вильне – богословие, усвоил все начала схоластической премудрости, искусно слагал стихи на латинском, польском и церковнославянском языках, писал великолепные панегирики. Он вынес также из польских школ основательное знакомство с католическим богословием и враждебное отношение к протестантизму.
В 1687 году Стефан вернулся в Киев, принес покаяние в своем отречении от православной церкви, был принят снова в ее лоно и, по совету Варлаама Ясинского, в 1689 году постригся в монахи. Несколько лет он преподавал в Киево-Могилянской коллегии и был ее префектом: он читал риторику, пиитику, философию и богословие. Есть известие (в памфлете «Молоток на камень веры» и в письмах иерусалимского патриарха Досифея), что Стефан «весьма папежское учение в киевских учениях утвердил». В споре о времени пресуществления святых даров Стефан не примкнул ни к великоруссам, ни к малоруссам, а держался среднего мнения.
В 1697 году был назначен игуменом Свято-Никольского Пустынного монастыря. Он был ближайшим помощником Киевского митрополита в его сношениях с московским правительством, неоднократно исполнял различные церковно-административные поручения и ездил в Москву.
В январе 1700 года митрополит, отправляя Яворского с другим игуменом в Москву, послал с ними письмо патриарху, в котором просил учредить Переяславскую епархию и поставить в епископы одного из двух игуменов. В Москве случайное событие выдвинуло Стефана: умер воевода Алексей Семенович Шеин, и на погребении его, в присутствии царя, проповедь поручили говорить Яворскому. Петру понравились и предика, и сам проповедник; он указал патриарху Адриану посвятить Стефана в архиереи какой-нибудь из великорусских епархий, «где прилично, не в дальнем расстоянии от Москвы». Стефан, тяготевший к Киеву, пытался отказаться от этой чести, но в апреле 1700 года был поставлен в митрополита Рязанского и Муромского. В том же году, после смерти Адриана, царь указал Стефану быть местоблюстителем патриаршего престола.
Выбирая Стефана, царь, прежде всего, видел в нем человека с западной образованностью, которой он не находил в московском духовенстве. Кроме того, в глазах Петра Стефан был человеком новым, свободным от традиций старой московской партии. Приверженцы старины не радовались его назначению. Он был и «обливанцем», и человеком, принесшим из польских школ вместе с латинской ученостью латинские ереси. На первых порах Стефану пришлось оправдываться и опровергать обличения, шедшие от иерусалимского патриарха. Для Петра, однако, Стефан оказался слишком консервативным, а для старорусской партии – совсем уж не таким реформатором; поэтому впоследствии, с одной стороны, последовало охлаждение, с другой – сближение. Пока деятельность Петра была посвящена политике и войне и заботам о просвещении, Стефан вполне сочувствовал ей. В целом ряде проповеде