– Да, я думаю, поможет, если злоумышленник захочет потратить деньги в столице.
– А если нет?
– Россия велика, – уклончиво начал Путилин, чтобы не расстраивать Кособрюхова, – номера мы разошлем, но сами понимаете, что преступник не побежит завтра тратить похищенные деньги, а может придержать и тогда пройдет довольно много времени прежде, чем что—либо вскроется.
– О Боже! – Николай Фомич схватился за голову и в изнеможении упал на кресло, хорошо, что оно оказалось рядом, иначе точно пришлось бы вызывать доктора к хозяину. – Не видать мне ни поместья, ни домика, ничего, столько трудов и все напрасно.
– Николай Фомич, – впервые Иван Дмитриевич назвал обокраденного по имени – отчеству, хотелось успокоить, – не все потеряно. Есть некоторая надежду на благополучный исход вашего дела.
– Вы не обманываете меня? – Хозяин поднял глаза, покрытые пленкой слез на Путилина.
– Отнюдь, я не привык шутить такими делами, вот и Василий Евсеевич может подтвердить.
Пристав только кивнул головой и что—то невнятное сказал, видимо, не слушал слов Путилина, занят был своим и с подозрением смотрел на Кособрюхова. Можно было по лицу подполковника прочитать: «Врёшь ты, братец, сам деньги промотал, вот и хочешь вину на другого повесить, не выйдет, вижу тебя насквозь».
Через некоторое время вернулся радостный Миша, он в несколько шагов пересек комнату.
– Иван Дмитрич, я тут у дворника узнал, что, напротив, на втором этаже проживает статский советник Верховцев, занимает высокий пост в Министерстве Уделов, а на третьем любопытно, вторую неделю поденщики делают ремонт, там их четверо, все из Санкт—Петербургского уезда Белоостровской волости.
– Вот такого я и ожидал, – потом произнёс громко, – господа, я вынужден на пол часа вас покинуть, неотложное дело, прошу меня подождать, думаю. некоторые обстоятельства в нашем деле я смогу прояснить.
Путилин направился в дом напротив, чтобы самому побеседовать с дворником, с проживающими на втором этаже и в первую очередь его заинтересовали поденные рабочие.
– Скажи—ка, любезный, – Иван Дмитриевич стоял во дворе дома с дворником, который был само внимание и учтивость, когда узнал, что удостоился разговора с самим начальником сыскной полиции, – давно ли поденщики работают в квартире.
– Ежели быть точным, то неделю и пять деньков.
– Тебе велели за ними следить?
– Так точно, за ними глаз да глаз нужен, не ровен час, утащат чего, а господин Смирнов очень на меня рассерчают.
– Сколько их там работает?
– Трое.
– Ты же моему помощнику сказал, что четверо их?
– Было четверо, но вот второй день втроём ходют.
– Интересовался, что с четвертым?
– Так точно, говорят, уехал в родные края.
– Что так срочно, не говорили?
– Молчаливые они по большей части, но дело знают хорошо, господин Смирнов довольны.
– Проводи меня к ним, только не надо потом им рассказывать, что начальник сыскного отделения заходил, узнаю.
– Ваше Превосходительство, да упаси Господь!
– Если спросят, ненароком, заходил, мол, любопытный сосед.
Путилин в сопровождении дворника поднялся на третий этаж, с важным видом, заложив руки за спину, прошелся по квартире, останавливаясь у каждого окна, будто бы обозревая улицу.
Один из крестьян—поденщиков украдкой бросал взгляды, делая вид, что очень занят работой. Казалось, его очень уж заинтересовал пришедший господин. Путилин остановился у очередного окна, Миша, увидев начальника, сперва постоял у комода, а потом пошел к потайному месту, где спрятан был ключ. Иван Дмитриевич не уловил минуты, да и не видел полностью Жукова.
– Любезный, как бы попасть в квартиру этажом ниже?
– Нет, ничего проще именно сегодня.
– Отчего так.
– Господин Верховцев на службе, ихний сынок Тимофей Иваныч только уехали, как всегда развлекаться. Нина Петровна к сестрице укатили.
– А ты откуда знаешь?
– Горничная сказывала.
Дверь открыла молодая девушка с миловидным личиком и большими голубыми глазами в белоснежном накрахмаленном переднике, ей что—то шепнул дворник, указав подбородком на стоявшего рядом хмурого господина и горничная, ступив в сторону, пропустила Ивана Дмитриевича в квартиру. Он, не испрашивая позволения, прошел в интересующую его комнату и к тому окну, ради которого он зашел сюда.
Жуков опять постоял у комода и прошел к шкапу, потом шагнул к окну. Иван Дмитриевич удовлетворенно кивнул головой и тоже направился к выходу.
Уже на лестнице поинтересовался:
– Ты сказал, что сын Верховцева поехал развлекаться? Служит где?
– Никак нет, как университету окончили, так нигде не служат и на счет батюшки проживают.
– Сколько ему лет?
– Двадцать пять на прошлой неделе миновало, вот они до сих пор и празднуют.
– Часто развлекается?
– Да, у них, почитай, каждый день праздник.
– Так теперь к поденщикам, где они проживают?
– Тут недалече, на Лиговском, – и дворник назвал дом, в самом деле, оказалось недалеко.
– Их имена известны?
– Так точно, переписаны у меня.
– Ты грамоте обучен?
– Есть немножко, писать с трудом, но могу, а вот чтение мне не далось.
– Давай имена.
Через четверть часа Путилин поднимался в квартиру обокраденного, тот так и сидел, опустив голову на руки.
– Могу вас обрадовать, Николай Фомич, не все потеряно, есть все—таки надежда, и мы имеем двоих подозреваемых и я не до конца уверен, но догадываюсь, как была совершена кража.
– Вы, в самом деле, найдете преступника? – Приободрился Кособрюхов и у него сверкнули искорки радости в глазах.
– Думаю, да.
– Спаситель мой, век не забуду. Николай Фомич бросился на колени и схватил кисть Путилина, чтобы поцеловать. Иван Дмитриевич спрятал руку за спину, словно нашкодивший школяр:
– Полно вам, – сказал он строгим голосом, – полно, у меня служба такая и я стараюсь по возможности ее выполнять достойно и поднимитесь, вы не аленький ребенок, – сказал он более раздраженно, – а солидный почетный гражданин и не забывайте сего факта.
Смущенный Кособрюхов поднялся с колен и, стараясь ни кому не показывать глаз, отошел в угол, чтобы там схоронится, лицо его горело от макушки до шеи.
– Теперь, господа, для продолжения розысков я должен проверить некоторые факты, которые прольют свет на нынешнее преступление. Надеюсь, до скорого свидания, разрешите откланяться.
По приезде Путилин направил одного агента в Белоостров, чтобы проверить крестьян, а заодно и разузнать по какой причине столь спешно уехал один из поденщиков. Казалось, странным, что найдя работу. он ни с того, ни с сего сорвался домой.
Жукова же отправил проверить молодого Верховцева, ведущего довольно подозрительную праздную жизнь, не появилось ли у него в последнее время каких больших денег.
Штабс—капитан Орлов, агент, посланный в Белоостров, чтобы проверить крестьян, отнесся к поручению со всей серьезностью и ответственностью, как был приучен службой в армейских частях.
Сперва, он посетил старосту, чтобы расспросить подробнее о каждом из четырех.
Тот оказался довольно молодых лет мужчиной с иссиня—черной бородой, лопатой ниспадавшей на грудь. При разговоре крутил ус и с недоверием посматривал на штабс—капитана, словно оценивал, стоит сыскному агенту поведать все или, как думал – «погодить».
– Я приехал не ради любования ваших полей, – Орлов возвышался над старостой, который, видимо, не страдал чинопочитанием. Дом был справный, в два этажа, огороженный высоким забором с новыми только поставленными воротами.
– Чаю? – заглянула молодая девушка в горницу, но староста так на нее глянул, что она поспешила скрыться.
– Ваше Благородие, вы присаживайтесь, – староста указал рукой на лавку.
Василий Михайлович тяжело вздохнул и опустился на скамью, опершись рукой о столешницу.
– Может, в самом деле, чаю откушаете?
– Не откажусь, – с таким же вздохом промолвил Орлов, понимая, что староста испытывает его на заносчивость, видимо, местный становой не жалует крестьян.
– Машка, – крикнул староста, в проем двери снова заглянула молодая девушка, Василий Михайлович отметил, что она покраснела, когда он на нее посмотрел, – чаю и живее.
Орлов не успел рукой глаз протереть, как на столе в мгновение ока появился самовар и по горнице распространился запах тлеющей березы, несколько мисок с пирогами.
– Не побрезгуйте, – мужичок хитро улыбался и только после того, как Василий Михайлович налил из пышущего жаром второй стакан, произнёс, – спрашивайте, Ваше Благородие, что хотели узнать?
– Василий Михайлович, – сказал Орлов, прихлебывая из стакана.
Староста кивнул головой.
– Теперь—то поведаешь про четверых жителей деревни?
– Почему хорошему человеку и не рассказать, подались они в город с месяц тому, хозяйства у них не ахти, вот и решили денег немного подзаработать. Васька, это который вернулся, самый шебутной, вечно шутки—прибаутки, только что девок щупать и горазд, за что и был бит неоднократно. Вот он и решил в город поехать, да остальных дурней с собой увез. Мне—то что? Забот меньше.
– А что ж он вернулся?
– Не говорит, только вот какой день пьянствует и мужиков угощает.
– Что денег так заработал быстро? – с заинтересованностью спросил Орлов.
– Уж это мне не ведомо, спросил его один раз, так он в ответ, захочу, говорит, еще будет, мне теперь отказу нет, хватит, еще добавил, спину гнуть.
– Оставшиеся приезжали в деревню?
– Нет, не видно их было.
– Где сейчас Васька?
– Дома после гулянки, наверное, спит.
– Придется мне его с собою забрать и обыск учинить, правда, без бумаги.
– Помочь помогу, а что он там, в столице, сотворил, если по его душу из сыскной приезжают?
– Может быть, причастен к краже.
– Не все коту масленица, доигрался Васька, – и староста покачал головой, – я его сорванца с детства предупреждал.
Ваську погрузили в бесчувственном состоянии в телегу, выданную старостой, и повез его Василий Михайлович на Большую Морскую, где едва передвигающего ноги, провели в камеру.