– Бывает.
– Какими инструментами пользуешь?
– Так, на клиросе вместе с ключами от алтаря, там шкаф стоит, вот в нём.
– Иван, – назидательно начал священник.
– Отец Александр, – перебил Путилин, – позвольте мне вести расспросы, остальное потом.
– Извините, Иван Дмитрич.
– Значит, там инструмент и кто имеет к нему доступ?
– Так, все знают, – теребил на груди крест.
– Эти клещи знакомы?
Бардаков побледнел, видно, начало доходить, почему позвали люди из полицейских.
– Не, не мои, – несмело произнёс пономарь, – первый раз в руках держу.
– Значит, не твои, – Путилин пристально смотрел на Бардакова. – Ступай, если надо приглашу ещё раз.
– Иван Дмитрич, – начал было капитан Зиновьев.
– Ступай, ступай, – Путилин кинул взгляд на пристава, мол, я знаю, что творю.
– Иван Дмитрич, – вслед за приставом произнёс Жуков, – разрешите, – и показал знаком, что хотел бы удалиться. Путилин одобрительно мотнул головой, надо же приучать к самостоятельности помощника.
– Давайте, любезный Пётр Васильев, проверим, где хранил инструменты пока ещё многоуважаемый господин Бардаков.
По лицу пристава было видно, что он не против.
Шкаф, в самом деле, не имел замка и любой, не совсем любой, а тот, кто знаком не только с расположением вспомогательных кладовок, но и распорядком проведения служб в церкви, мог воспользоваться представившейся возможностью или просто соблазнившись даровыми деньгами, их похитить.
Пока осматривали пономарев шкаф, вернулся Миша и что—то шепнул Ивану Дмитричу.
– Господа, – Путилин посмотрел на Жукова, – если Бардаков является искомым преступником, то у него не было времени, чтобы забрать деньги с собою, ибо кроме своей квартиры, он нигде не отметился. И я, то есть господин Жуков думает, что Иван Степаныч не имел возможности спрятать деньги, кроме церкви. Дома бы не стал прятать во избежание обыска.
– Если так, – отец Александр обрадовался, – но мне всё—таки не верится, что пономарь способен на такой гнусный поступок.
– Кто знает, – произнёс задумчиво Пётр Васильевич, – чужая душа – потёмки.
– Господа, время идёт, – Путилин прервал пристава.
Обыскивали церковь долго, хотя вроде бы в ней спрятать негде, но мест нашлось изрядное количество. Находка в алтаре под престолом озадачила и обрадовала.
Озадачила тем, что найдены были несколько свёрл большого диаметра, долота и… утюг.
Первоначальное подозрение распадалось тем, что наводило на мысль – вор заранее готовился к краже, но не воспользовался ими, отдав предпочтение клещам. Во всяком случае, не подлежало сомнению, что преступление совершено человеком, хорошо знакомым с устройством часовни и, что похититель проник в нее чрез хоры, наружная дверь которых не запиралась по случаю пропажи ключа, как сказал отец Александр.
Перебирая всех, кто мог быть причастным к совершению преступления, Иван Дмитриевич не торопил священника с воспоминаниями, а всячески помогал.
– Скажите, отец Александр, – допытывался Путилин, – много ли народа ушло из церкви по разным причинам в последнее время. Меня более интересуют лица, которые занимали должности, подобные пономарёвой?
Священник задумался и обрадованно произнёс:
– Так с полгода будет, как прежний пономарь был отстранён от должности за неуёмное пьянство. Мы с ним долго мучились, но в конце концов решили, что не можем с ним ничего поделать, неисправим, поэтому и освободились от него.
– Миша, – снова повернул голову Путилин в сторону Жукова.
Мол, понял, кивнул головой Миша и снова двинулся за новыми сведениями.
– А ещё кого отстранили от службы?
– Более никого?
– Значит, прежний пономарь знал об инструментах в шкафу нынешнего?
– Не думаю, – задумался отец Александр, – Бардаков сам испросил моего разрешения использовать шкаф под инструмент.
– Так, – Путилин ладонью провёл по подбородку, – значит, не знал. Как звали прежнего пономаря?
– Э—э—э, – на челе священника появилась складка, – ежели не ошибаюсь, то звали его Иваном Максимовичем Новицким, да, именно, Иваном Новицким, – и, не дожидаясь дополнительных вопросов, сказал, – крестьянин из Новгородского уезда, если не ошибаюсь, Тесовской волости.
– Вы адреса всех служителей помните?
– Нет, – скромно потупился священник, – с Новицким неприятная история вышла, большое пристрастие к женскому полу имеет и за это страдает, драку учинил. Сами понимаете держать пономарём такого человека не сподручно, вот со скандалом пришлось его выгонять.
– Понятно, давно случай произошёл?
– Я ж говорил, с полгода будет.
– Нет ли сведений, в столице ли этот самый Новицкий?
– Сказать не могу, – лицо отца Александра озарилось улыбкой, – хотя постойте—ка, кажется, вчера я его видел. Может ошибся, но скорее всего видел, всё—таки, его. Иван Дмитрич, вы думаете…
– Отец Александр, пока не получены сведения, я могу только предполагать, но никак не обвинять.
– Но…
– Вот, именно «но» и оно дорого стоит, ведь от обвинений тяжело отмываться. Распорядитесь, чтобы позвали Бардакова. Стоит ещё раз его послушать.
Через несколько минут перед очами присутствующих в церкви, предстал Иван Степанович, побледневший, скулы выпирали, словно не четверть часа тому Бардаков отвечал на вопросы, а по—крайней мере год назад и за это время не кормили пономаря, а только истязали.
– Ни в чём не хочешь повиниться? – обратился к Ивану Степановичу Путилин, лицо которого ничего хорошего для допрашиваемого не выражало.
– Мои, – кинулся на колени пономарь, – мои клещи из шкафа, – он торопливо крестился, – не брал я денег, Христос – свидетель не брал, был грех в мыслях, каюсь, но не брал, ей Богу не брал. Пусть руки, ноги отсохнут, если позволю себе в Его присутствии, – Бардаков указал рукой на икону со Спасителем, – свой язык ложью осквернить. Не брал.
– Почему сразу от клещей отрёкся?
– Испужался.
– Так, – начальник сыска смотрел строго, что по спине пономаря побежал холодок, – значит, ни в чём не повинен?
– Ни в чём.
– Кто мог твой инструмент взять?
– Да мало ли кто, – Бардаков продолжал стоять на коленях.
– Ты поднимись, но всё же?
– Не ведаю.
– Вчера бывшего пономаря видел?
– Видел, – нерешительно произнёс Иван Степанович.
– В котором часу?
– Час не скажу, а что всенощную до конца не достоял знаю.
– Кого он посещал?
– В его обычае к повару заходить, да к просвирне Логиновой.
– Уведите, – кивнул полицейским Иван Дмитриевич.
– Вы уверены? – Пристав подошёл ближе.
– Пусть денёк посидит, – с тяжёлым вздохом вымолвил Путилин, – для пользы дела. В такие минуты человек готов измениться, так не будем этому препятствовать.
– Ежели так, – потянул разочаровано капитан Зиновьев.
– Так кто же вор? – Недоумённо проговорил священник.
– Ищем, батюшка, ищем. Вот помощник мой Жуков Михаил Силантьевич вернётся, так обязательно с новостями.
– И тогда найдёте вора?
– Не знаю, – Путилин постукивал рукоятью трости по левой ладони, – может быть, сразу найдём, а может, и придётся немножко поискать.
– Сколько это «немножко»?
– Всё зависит от сообразительности наших злодеев, одни настолько, не хочу говорить, бестолковы, что множество следов на месте преступления оставляют, иногда документы, одежду, а иногда дорвутся до дармовой водки, так пустыми руками и берёшь их, а иные умны, на сто шагов, как в шахматах, ходы обдумают. Вот таких сложно поймать.
– Ускользают?
– Не всегда, но бывает, жизнь, она – штука непредсказуемая, – Путилин перекрестился, – не в церкви Божьей об этом говорить.
Вернулся Жуков и подтвердил, что бывший пономарь Новицкий в самом деле приходил в гости к приятелю, который служит поваром. Распили две косушки, после чего Иван Максимович навестил просвирню Логинову, женщину тридцати шести лет, у которой задержался до конца всенощной. Вот когда бывший пономарь ушёл никто не видел.
– Значит, всё—таки Новицкий, – подытожил пристав.
– Надо, однако, проверить, – опять уклонился от прямого ответа Путилин.
– Иван Максимович снимает комнату по Чубарову переулку в доме господине Ягодкина, – дополнил начальника Жуков.
– Поезжай, Миша, за неуловимым Новицким, – обратился к капитану Зиновьеву, – выделите моему помощнику двух дюжих молодцев, так на всякий случай. Мало ли что? А ты, Миша, как найдёшь Ивана Максимыча, так сразу же в участок, мы будем там.
Вместо бывшего пономаря Жуков привёз письмо, в котором Новицкий извещал квартирного хозяина, что собирается на короткое время на родину, к своему отцу, прихворал, мол, тот, прислал из волости весточку.
– А вы, Иван Дмитрич, говорите, – капитан Зиновьев протёр ладонью лицо, – украл деньги и теперь на пути в родную сторонку.
– Дело поправимое, – Иван Дмитриевич стоял у окна в кабинете пристава, – сейчас снесёмся по телеграфу с Новгородским исправником, чтобы он арестовал Новицкого и препроводил оного в столицу.
Исправник статский советник Останкович в свою очередь распорядился приставу 3 стана Анисимову задержать бывшего пономаря, произвести обыск и препроводить в уездный город. Новицкий протрезвел только в поезде, уносящем его в столицу. Два полицейских сопровождения ни на миг не отпускали Ивана Максимовича и сдали с рук на руки земляка в сыскную полицию, приложив акт, в котором указывалось, что при задержанном в карманах было 13 рублей ассигнациями и сорок семь копеек серебром.
С ходу не получилось.
Новицкий оказался совсем не старым мужчиной, какого готовился увидеть Иван Дмитриевич. Лет тридцати пяти, красивое лицо с тоненькими полосками чёрных бровей над глазами, небольшая бородка, ни в коей мере не портившая бывшего пономаря, а наоборот, подчёркивавшая какую—то греческую мужественность.
– Иван Максимович Новицкий, – Путилин долго рассматривал задержанного, пытаясь определить, с чего начать допрос.