– Не помню такой, – произнёсла она сухим писклявым голосом, не вязавшимся с обликом, не хватало, чтобы я помнила каждую прислуживающую мне… Записей? Да, упаси Боже, у меня хватает своих забот… – и продолжила пить чай, показывая тем самым, что высокая аудиенция окончена.
Помощник начальника сыскной полиции хотел на прощанье сказать нечто неприятное, но не осмелился. Эта чопорная дама сразу же помчится к градоначальнику с жалобой на все отделение, поэтому он уже у дверей спросил у молоденькой девушки в белоснежном фартуке:
– Она всегда такая?
Девушка обернулась, словно боялась, что ее могут услышать, поэтому только кивнула головой и мило улыбнулась.
Зато дворник оказался более разговорчивым:
– Аграфена? – Поначалу посмотрел он недоуменно на Мишу, – Аграфена Иванова, говорите? Нет, не помню… Груша? Так бы сразу и сказали, а как же помню, красивая девица, кровь с молоком, так и хотелось ее пощупать, – он подмигнул Жукову, – вся ладная, аппетитная. Месяца три помучилась у барыни со второго этажа, – этот тоже не стал называть фамилии, видно, побаивались ее не в шутку, – у нее, – он кивнул через плечо, – никто долго не задерживается. Грушка та и на что спокойная, да и та не выдержала придирок, хотя сказывали, что барыня заметила, как ее в темном углу молодой барин намеревался поцеловать, а может Грушка сама ушла, ведь после нее троих на двор выставили и всех с брюхом. постарался барин, хотя слухи пустили, что они на стороне сами нагуляли. А как тут нагуляешь, ежели из квартиры не выпускали. Святым духом, что ли? Не, больше я ее не видел… Запомнил? Так красивую деваху грех не запомнить.
У второй хозяйки Аграфена Иванова пробыла в служанках два года, пока та не уехала за границу, резонно решив, что там найдет себе иностранку в услужение и нечего будет с собой свою таскать. Она возвратилась домой на месяц, чтобы уладить какие—то семейные дела, еще день—два и не поговорил бы с ней Жуков.
– Помню, Грушу, помню, – хозяйка и не стремилась показать, что забыла свою прежнюю прислугу, – в служанках я ценю опрятность и аккуратность, а она и была из таких. Мне жаль с ней расставаться, но довелось, мой муж настоял, что за границей мы должны начать новую жизнь, понимаете, новый дом, новая обстановка и новые слуги. У Груши со старого места была нелестная рекомендация, но мне девушка понравилась и поэтому я не стала ей отказывать от места, тем более, что другая на ее месте обязательно бы сказала, что рекомендации не имеет, а не дала бы ту, которую имела.
– Выходные дни вы ей давали?
– Два раза в месяц, – она произнёсла, как будто вручила награду.
– Скажите, а вы не запрещаете, чтобы к вашей прислуге приходили гости?
– Нет, я не была против, но чтобы прислуга тоже знала свое место, нельзя распускать, поэтому несколько раз в месяц разрешалось.
– Вы видели, кто к ней приходил?
– Только один—два раза молодой человек.
– Высокий худой с красивым лицом?
– Да, мне он напомнил древнего римлянина. я поинтересовалась у Груши, кто это. Она ответила, что жених.
– Часто он бывал?
– Михаил Силантьевич, я уже вам сказала, что запрещала часто бывать у нас посторонним, а видела его, об этом уже говорила, раз или два.
– Письма Груша получала?
– Извините, но за перепиской своей прислуги я не слежу.
– Не помните, как звали молодого человека? – Хозяйка поморщилась, – может быть, Груша хотя бы раз произнёсла его имя?
– Не помню, постойте, кажется, Семен.
Оказывалось, что Аграфена из трех лет, проведенных в столице, согласно справки, из Адресной Экспедиции, полгода неизвестно на что жила, но паспорт выправлен правильно и открепительные талоны находились на месте
Любопытно, мелькнуло у Миши, весьма любопытно.
Жуков все—таки решил дождаться Пожарского, хотелось самому задержать преступника и хотелось, чтобы непременно им оказался Семен, чтобы сгладить вчерашнюю оплошность.
Надворный советник был крайне удивлен, когда из дома выпорхнула Дарья Ельская под руку с кавалером. Ее лицо светилось от счастья, и она не сводила восторженных глаз с высокого худощавого молодого человека с усами на лице и в черном пальто. У Ивана Ивановича даже екнуло сердце в предчувствии развязки расследуемого дела.
Но сразу же пришла другая мысль, что вот так в открытую, не таясь, разъезжать по городу, это надо быть либо полным идиотом, либо непричастным к покушению. Выходило второе, но сведения необходимо собрать, чтобы потом не возвращаться к этим персонажам разыгравшейся трагедии.
Штабс—капитан умудрился разговорить одного из приятелей Александра Ельского, ведь подозрение должно либо быть подкреплено доказательствами, либо отметено в сторону, как несостоятельное.
– Что Сашка? Азартен до крайности, может от этого и успехи его, надо делать любую работу, чтобы в пример ставили, иначе не может. Если в обучении, так в первых рядах, если доклад, так чтоб все языками цокали. А вот в другом, – приятель замолчал, то ли с мыслями собирался, то ли не хотел говорить, но понизил голос и почти в самое ухо прошептал, – в карты, так либо пан, либо пропал. Все, что есть в карманах в банк или сорвет, или без гроша. – Засмеялся, – тетка у него ужас, как до него неравнодушная, за сына почитает, его деньгами и потчует. Долги? А у кого их нет? Способен ли он на поступок? Наверное, даже уверен, что ради цели он на многое пойдет. Убийство? Кто его знает? Может и пойдет, вот намедни, проиграл, – и он назвал сумму на ухо штабс—капитану, – так на следующий день все до полушки отдал, ибо считает честь превыше «бумажного хлама», как он отзывается о деньгах.
Вечером агенты явились почти в одно и то же время на доклады Ивану Дмитриевичу, вроде бы не сговаривались, но так получилось. Первого начали слушать самого младшего – Жукова.
– Про Аграфену Иванову плохого ничего бывшие хозяева не сказали, только аккуратна, следит за чистотой, работает на совесть, – Миша припомнил первую даму и улыбнулся от того, что живут же такие барыни на свете, – но самое любопытное, что к ней давно захаживает некто Семен Пожарский, уроженец тех же мест, откуда и Аграфена. Я дождался этого молодого человека, и его портрет подходит под описание госпожи Быковой. Все сходится, он знал, где лежат деньги, видимо, от невесты, которой считается Иванова, знал, что в доме купчиха будет одна. Я думаю, можно его арестовывать и предъявлять для опознания.
– Хорошая новость, – кивнул головой Путилин.
– Я бы так не торопился, – подал голос Соловьёв, – сегодня мне довелось увидеть новое увлечение Дарьи Ельской, по сходству описанного купчихой портрета он очень походит на злоумышленника, поэтому стоит и его взять в расчет, хотя я сегодня наблюдал вполне идеалистические сцены между госпожой Ельской и молодым человеком, там нет ни намека на встревоженность.
– Вы выяснили, кто этот ловелас?
– Серафим Веревкин, двадцати шести лет, мещанин из Выборга, нигде не служит, живет на счет госпожи Ельской.
– Его мы тоже предъявим госпоже Быковой, этим займусь сам.
– Где проживает Веревкин?
– В квартире Ельской.
– Хорошо, что у вас, Василий Михайлович?
– Александр Ельский, по словам приятеля, азартен, много времени проводит за карточным столом, иногда проигрывает значительные суммы, но сразу же возвращает. Имеет долги в магазинах, где покупает платье, но там зная, что он всегда расплачивается с процентами, открыли неограниченные кредиты. По словам того же приятеля, способен в крайнем случае и на жестокость, это я к тому, что Ельский может быть организатором неудавшегося покушения.
– Да, господа, я посмотрю у нас в деле одни заинтересованные в смерти госпожи Быковой личности.
– Такова участь одиноких богатых людей.
– Вы правы, Иван Иванович, сегодня поздно и не хотелось бы подозрениями лишний раз тревожить людей. Завтра, Миша, с ранего утра берешь двух агентов и привозишь сюда Пожарского, я же навещу сестру нашей несчастной жертвы, с Александром Ельским разберемся позже. Вам, Василий Михайлович, снова предстоит заняться студентом на предмет, нет ли в его окружении похожих на преступника молодых людей.
– Выясню.
Часу в девятом утра Иван Дмитриевич стоял у дверей дома госпожи Быковой крутил ручку, а где—то в глубине звенел звоночек.
Дверь отворилась и выглянула красивая стройная девушка с русыми волосами и улыбкой на губах, на щеках виднелись ямочки, словно у младенца.
– Доброе утро, – произнёсла она, – Устинья Ивановна сегодня не принимает.
– Груша?
– Да? – удивленно произнёсла девушка.
– Будь любезна, передай госпоже Быковой, что ее хочет видеть Иван Дмитриевич Путилин, вчера днем беседовавший с ней о досадном происшествии, приключившемся с ней вчера.
– Подождите в приемной, – поворковала она, пригласив Путилина в дом. Через несколько минут она появилась вновь, – Устинья Иванова просила подождать ее в гостиной.
Сама хозяйка спустилась со второго этажа в черном платье и повязанным на голову платком, скрывавшим повязку, наложенную доктором.
– Иван Дмитрич, – Быкова выглядела гораздо лучше, чем вчера, но предательская бледность выдавала, что только сейчас она начала оправляться от трагического происшествия, – вы нашли преступника?
– К великому сожалению, нет, но я имею к вам большую просьбу, уж не откажите мне в любезности.
– Пожалуйста.
– Через три четверти часа я остановлюсь в коляске перед вашими окнами, так не сочтите за труд и внимательно посмотрите на молодого человека сидящего рядом со мною. Не опознаете ли вы его?
– С удовольствием, – произнёсла госпожа Быкова.
Веревкин оказался трусливым человеком, при визите начальника сыскной полиции так испугался, что казалось, проглотил язык, побледнел, едва не лишился чувств, как красна девица, поэтому Ивану Дмитриевичу не составило труда увести господина Веревкина на улицу и ровно в указанное время остановиться у дома купчихи. Молодой человек не выразил никакого беспокойства при приближении к дому и даже на него не взглянул, испуган был только визитом полиции.