Петербургский сыск. 1870–1874 — страница 43 из 65

– На квартиру к исчезнувшему, – пробормотал Миша и опустил голову на руки, скрещенные на рукояти трости.

– Каков фрукт! – С возмущением говорил Деесперов.– как хорошо рядился под порядочного человека! А управляющий тот гусь, наверное, в доле с Цехановичем и так его обеляет!

– Вы заметили, что и господин Аладжанов хорошо отзывается о помощнике бухгалтера так, следуя вашим размышлениям, и он, как говорят в преступных кругах, и он в доле?

– Не знаю, Михаил Силантьич, не знаю, – Иван Александрович смотрел на проплывающие дома, – но всё мне кажется странным.

Миша промолчал.


Двухэтажный деревянный дом выделялся на улице цветом крыши, у всех тёмный, почерневший от дождей и зноя, а этот с яркой красной, словно с небес пролилась весёлая краска.

Столичного сыскного агента принял хозяин дома, господин Грушевский, в домашнем бархатном халате, опоясанном, казалось, тонким шнуром с кистями.

– Здравствуйте, господа? С кем имею честь разговаривать? – Приветствовал Симеон Эдмундович нежданных гостей.

– Михаил Силантьевич Жуков, помощник начальника сыскной полиции Санкт—Петербурга, – отрекомендовался Миша, – а это Иван Александрович Деесперов, чиновник при полицмейстере.

– Далековато вас занесло от столицы, – Грушевский поморщился и посмотрел на забинтованную правую руку, – как я понимаю, вас привело ко мне дело моего жильца, господина Цехановича?

– Совершенно верно, – подтвердил догадку хозяина Жуков, – именно, следствие по его внезапному исчезновению поручено мне вести.

– Не предлагаю присесть, – лицо Грушевского было непроницаемо, но что—то тревожащее мелькало иногда в глазах, – ибо занят делами и не располагаю временем.

– Всего два—три вопроса и, если позволите, хотелось осмотреть комнату, которую занимал господин Цеханович.

– Хорошо, я отвечу на ваши вопросы, только скажите, когда я могу заняться наведением порядка в тех, комнатах, что занимал Михаил. Сами понимаете, что я теряю деньги от того, что не могу сдать их.

– Я думаю, после сегодняшнего осмотра, вы вправе поступать, как вам угодно.

– Рад слышать, прошу за мною.


Помощник кассира Цеханович занимал две комнаты, одна из которых служила спальней, вторая – столовой и кабинетом одновременно.

– Давно ли господин Цеханович проживает у вас?

– С февраля прошлого года,

– Он столовался у вас?

– Я сдавал ему комнаты со столом.

– Каким он был жильцом?

– Спокойным, – Грушевский мельком взглянул на забинтованную руку и сквозь зубы процедил, – я не имел от него особых сложностей.

– К нему приходил кто—либо?

– Не видел, Цеханович, мне казалось, ведёт отшельничью жизнь, – и желваки заиграли на лице.

– Мне говорили, что он – заядлый картёжный игрок и любитель женщин.

– На счёт карт ничего не могу сказать, платил Цеханович исправно, без задержек, а игроки в обычае, то с полным карманом, то с пустым. Нет, не замечал, а женщин здесь не бывало, – он опять сжал губы и добавил, – я бы не потерпел распутства в моём доме.

– Когда вы его видели в последний раз?

– В день исчезновения.

– Он пришёл со службы в возбуждённом состоянии?

– Отнюдь, спокоен, позволил себе пошутить.

– Что было дальше?

– Пошёл в свои комнаты.

– Вы не слышали чего—либо подозрительного? Шума там? Криков?

– Ничего.

– Вы видели, как он уходил в вечер исчезновения?

– Нет.

– Разрешите мне осмотреть комнаты, я не хочу вас отвлекать от дел.

– Смотрите.

Именно, в столовой на полу и на белой скатерти выделялись бурые пятна засохшей крови, складывалось впечатление, что кого—то несколько раз ударили кулаком по лицу. На полу валялось не только скомканное полотенце, которым вытирали, видимо, лицо и руки, но и старые не первой свежести рубашки, нижнее бельё в заплатках, газеты, несколько книг.

Миша с тщательностью исследовал комнату, но ничего полезного для следствия не обнаружил.

Обыск в спальне тоже ничего не дал.

Деесперов с любопытством наблюдал за Жуковым.

Только одно привлекло внимание Миши, письмо от женщины, подписанное «Любящая Алина» и из него становилось ясно, что эта самая Алина питала к Цехановичу отнюдь не платонические чувства. Они были любовниками.


Прощаясь с Грушевским, Жуков вдруг остановился посредине комнаты и, повернувшись, спросил:

– Кто такая Алина?

Хозяин побледнел, пожевал губу.

– У меня есть дочь Алина?

– Где она сейчас?

– С какой целью вы проявляете к ней интерес?

– Следствие, – развёл руки в стороны Миша.

– Алина проживает в столице.

– Как часто она гостит у вас?

– каждые два месяца она приезжает на неделю– полторы.

– Цеханович знаком с Алиной?

– Да, – почти кричал Грушевский, – что вам надо от моей дочери?

– Ничего, – спокойным тоном говорил Жуков, – я лишь полюбопытствовал.

Грушевский ничего не сказал, только заиграл желваками.


– С одним неясным моментом я разобрался, теперь остальные, – тихо произнёс Миша в коляске.

– И с каким, разрешите поинтересоваться, – обратился к сыскному агенту Деесперов.

– С кровью в комнатах.

– Вы можете о ней рассказать?

– Да, и как она появилась.

– Это кровь Цехановича?

– Его.

– Значит, его, – Иван Александрович провёл рукою по горлу.

– Отнюдь, – рассмеялся Миша, – видели завязанную руку Грушевского, вот она и есть основная причина появления крови.

– Не понимаю, это кровь Грушевского или Цехановича?

– Когда Грушевский узнал, что его дочь Алина барит благосклонность Михаилу, он не выдержал и оставил следы кулаков на лице бедного помощника бухгалтера. Вот отсюда и кровь, вы же обратили внимание, как хозяин дома поглядывал на свою руку при упоминании Цехановича и как вскипел при упоминании дочери?

– Я не придал этому значения.

– Вот поэтому я – сыскной агент, а вы – чиновник при губернаторе, – улыбнулся Миша.

– Сложно всё, – встрепенулся Иван Александрович, – неужели Грушевский убил бухгалтерского помощника?

– О нет! – И ни на миг не задумываясь, произнёс. – Нет! Здесь дело глубже и серьёзнее.

– Что может быть серьёзнее преступления?

– Другое, скрытое первым.

– Этого мне не понять.

– Надо бы, съездить к матери бухгалтерского помощника. Где находится Игумеский уезд?

– Можно выехать и сегодня, но лучше бы с утра, – закинул удочку Деесперов.

– Можно и завтра, а сейчас к полицмейстеру, проверим журнал происшествий.


– Господин Фёдоров распорядился, как только вы появитесь, передать пакет, – полицейский протянул конверт Жукову, который с удивлением достал из него бумагу и прочёл, присвистнул.

– Дела.

– Что—то стряслось?

– Именно, в Минске, в банкирскую кантору господина Поллака пришёл неизвестный и обменял три из похищенных облигации на акции Виленского земельного банка.

– Когда?

– На следующий после исчезновения Цехановича день.

– Значит, объявился.

Не объявился, а нам преподнёс подарок в виде большого следа. Прежде, чем выедем в Минск, мне бы хотелось, чтобы вы раздобыли три фотографические карточки – Цехановича, Гмелина и Аладжалова.

– Вы думаете…

– Ничего я не думаю, – отрезал Миша.


Следующим утром Минск встретил сыскного агента Жукова и чиновника при полицмейстере Деесперова серыми дождевыми облаками, но на счастье обоих небо хранило от потоков воды.

В банк идти было рано, решили зайти в буфет.

Через час сидели в приёмной управляющего банком господина Поллака, он пригласил кассиров и служащих, которые показали на одну из трёх фотографических карточек.

Иван Алескандрович был крайне удивлён и не находился, что сказать. В адресном столе минский мещанин Михаил Сигизмундович Цеханович не числился. С тем и отбыли в Вильну.


Господина, на которого показали служащие Земельного банка Поллака, задержали, чтобы не смог сбежать. Телеграмма пришла вовремя.

На следующее утро Миша в камере допросов с интересом рассматривал господина.

– Неумно вы себя повели, господин Гмелин, неумно, – Жуков расхаживал по камере, ноги отекли после долгой дороги.

– Я не понимаю, – спокойным тоном возразил Александр Александрович, – ваших слов и тем более этого дикого ареста.

– Александр Александрович, мне не хочется с вами играть в кошки—мышки.

– Я…

Миша поднял руку, прерывая банковского чиновника.

– Вы сами навели на себя подозрение.

– Каким образом?

– Возводя напраслину на Цехановича, – Гмелин тяжело задышал, а Жуков продолжил, – поначалу я думал, что вы убили помощника бухгалтера, но потом отмёл в сторону собственное предположение, ибо оно по сути было неверным. Вы, вероятно, видели, как Цеханович из хранилища выносил облигации и решили воспользоваться случаем. Скорее всего, при обыске обнаружатся ценные бумаги.

– Я…

Миша вновь поднял руку.

– Не стоит усугублять свою вину, тем более, что в Минском Земельном Банке вас опознали по фотографической карточке трое служащих, о чём имеется соответствующие протоколы.

Гмелин обхватил руками голову и завыл волком.

– Что мне в жизни не везёт, выпал один случай и тот…

– Успокойтесь, Александр Александрович, вытьём дело не исправишь. Скажите, это вы оповестили Грушевского, что Цеханович соблазнил Алину?

– Да, я.

– С какой целью?

– Я знал, что между ними произойдёт драка и следы крови останутся в квартире Грушевского.

– Понятно, но вы же не знали, что Цеханович сбежит?

– Знал, я стал невольным свидетелем разговора, в котором Михаил сетовал, что хотел бы уехать к брату в Америку, но денег нет. Вот скоро достанет большую сумму, тогда и сделает шаг, меняющий судьбу.

– С кем он беседовал?

– С Алиной Грушевской.

– И она замешана в это дело?

– Не знаю.

– Где ценные бумаги?

– На моей квартире.

– Вы знаете, где сейчас Цеханович?

– Наверное, плывёт в Америку.