– То—то и оно.
– Когда обходил дом ничего не видел?
– Никак нет, Ваше Превосходительство.
– И мыслей нет, отчего огонь заняться мог.
– Не знаю, ей Богу, не знаю.
– Хорошо, а днем никого чужого не видел, чтобы присматривался к домам.
– Не видел.
– Ты сам откуда будешь?
– Ярославской губернии я.
– Давно в столице?
– Шестой год.
– И все в одном месте?
– Так точно, – на лице отразилось довольное выражение, – сызмальства не привык бегать с места на место, вот и прикипел к этой улице душой.
– Работай, не буду мешать, – и Иван Дмитриевич направился к околоточному надзирателю Вершинкину, с которым он только раскланивался при встречах, но никогда не имел беседы, то ли Степан Степаныч стеснялся подойти к действительному статскому советнику, то ли была другая причина, которой Путилин не знал.
Околоточного, высокого дюжего мужчину, чуть ли не на три вершка выше Ивана Дмитриевича, бывший начальник сыска встретил на улице. Вершинкин распекал какого—то дворника за то, что тот не вовремя убрал от дома мусор.
Путилин терпеливо ждал в сторонке, не имея намерения прекращать затянувшуюся речь околоточного, пока Степан Степаныч не заметил маявшегося Ивана Дмитриевича. Бывший начальник сыска приподнял край шляпы.
– Здравия желаю, Ваше Превосходительство! – громко произнёс околоточный.
– Хотел бы задать несколько вопросов.
– Всегда рад услужить Вашему Превосходительству.
– Иван Дмитриевич, – поморщился Путилин, хотя чин и заслуженный, но не привык он к нему, считал чем—то вроде обязанности, которую опустили на плечи и приходиться ее неизменно нести, – зови меня Иваном Дмитричем.
– Покорно благодарю за доверие.
– Степан Степаныч, – околоточный заулыбался, такое значительное лицо и знает его по имени – отчеству, – не хотелось бы в присутствии постороннего, – Путилин кивнул на дворника.
– Иди, – грозно шикнул надзиратель, – еще раз увижу безобразие, пострадает хозяин, а он тебе спуску не даст. Марш отсюда, – и уже другим тоном, – чем могу помочь, Иван Дмитрич? – И заулыбался во весь рот.
– Пойдемте, пройдемся, – сказал Путилин, – погода совсем южная.
– Да, жарковато нынче, – и скосил глаза на собеседника, ожидая, когда тот заговорит о деле.
– Степан Степаныч, мне надобно узнать о Николае, что служит дворником у Карташовой.
На минуту околоточный задумался, почесал переносицу и, скривив губы, сказал:
– Вот ничего плохого о нем сказать не могу, работящий, не в пример этому, – и он кивнул головой в сторону, – никогда, в чем предосудительном замечен мной не был. Вот только…
– Говорите, Степан Степаныч.
– Только баб любит…
– Ну, – засмеялся Путилин, – кто ж их не любит.
– Вот дело в том, что не одну обрюхатил, а они липнут к нему, как мухи.
– Это не большая беда, а еще что за ним числится?
– Да ничего, только есть у него старший братец, так тот любит горькую, вот беды его все оттуда. Со скольких мест его выставили, а все пьет.
– Братец, говорите.
– Да.
– Где он проживает?
– Сейчас, – и околоточный полез в карман, достал засаленную книжицу и прочитал, – Федор Черенков, – и назвал адрес.
– Обводный, и часто он здесь бывает?
– Не могу знать.
– Когда в последний раз видел?
– Может с неделю тому, может меньше, не припомню.
– Хорошо, значит, пьет.
– Так точно.
– Николай кого нынче из бабского сословия охаживает?
– Хоть они и липнут к нему, но с месяц тому расстался он с одною Дусей, так и в одиночестве и обитает.
– Так, так, благодарю, – Иван Дмитриевич приподнял край шляпы.
– Я всегда, Иван Дмитрич, рад помочь.
Дома, сидя за столом и опустошая тарелку наваристых щей, до которых Иван Дмитриевич был большой охотник, он спросил у Глаши:
– Что скажешь про карташовского дворника Николая?
Служанка зарделась и отвернулась, чтобы Путилин не заметил заалевшие щеки, но от взгляда бывшего сыскного агента не ускользало ничего и у него мелькнуло: «И она тоже?»
– Да что ж я за дворниками слежу?
– Ну, может, слухи?
– Кобель, одним словом, – Иван Дмитриевич заметил, как она смахнула слезу.
– Подарки—то дарит?
– Какое там, – разоткровенничалась Глаша, – бабы, народ не от мира сего, сами ему тащат.
– Понятно, а братец его?
– Тому только шкалик нужен.
Больше теребить разбитое сердце Глаши Путилин не стал, а сразу же после обеда направился по указанному околоточным адресу на Обводный канал. На его счастье
Федор спал в своем угле, который снимал за пять рублей в месяц. Черенков, в отличие от брата, был щуплым с одутловатым лицом, выдававшим большого любителя выпить. Иван Дмитриевич взял за плечо и начал трясти, Федор сел на кровати, ничего не соображая, только осоловелые глаза маленькими щелками иногда смотрели на Путилина и вновь закрывались.
– Погоди, – и рука Федора вытянулась вперед, – наливай, – это было произнёсено внятно и протяжно, словно не просил, а клянчил.
– Куда шубы дел? – Спросил в ухо Черенкова Путилин.
– Шубы? – невнятное бормотание и потом чистым голосом, – Дуньке снес.
– Когда?
– Отстань, – и повалился на кровать.
Путилин еще со времен службы знал, а памятью никогда не страдал, что в этих краях скупщица по имени Дунька была одна – Авдотья Тихоновна Белоглазова, личность пренеприятнейшая.
Через четверть часа Путилин стучал в ее дверь, за которой сперва послышалось шуршание, словно мыши бегают по бумаге, а затем скрипучий голос:
– Кто там?
– Открывай, – вкрадчиво произнёс Иван Дмитриевич, – с товаром я.
– Кто?
– Ну, я, – все тем же тоном произнёс Путилин и более раздраженно, – открывай, хочешь, чтоб весь околоток меня увидел.
Заскрипел в колодце замка ключ и дверь со скрипом отворилась, Иван Дмитриевич ступил вперед.
– Путилин? – раздался раздосадованный голос, и женщина попыталась прикрыть дверь
Иван Дмитриевич нажал плечом и вошел в темный коридор.
– Что так гостей привечаешь?
– Были бы гости? – с вызовом произнёсла Авдотья.
– А хоть и не гости, веди.
Женщина послушно закрыла дверь.
– Прошу, – наживать врага, хотя и в лице бывшего начальника сыскной полиции не было никакой нужды, дороже обойдется, рассудила Авдотья.
– С чем пожаловали, Иван Дмитрич?
– Дело есть, – Путилин осмотрелся, комната блестела, не пылинки, ни лишней вещицы, сразу видно, что справная хозяйка здесь живет, – чаю бы предложила?
– С вами опасно и воду пить.
После того, как чай был разлит по стаканам и хозяйкой предложен пирог с маком, Путилин произнёс:
– В твоих клиентах числится некий Федор Черенков, так?
– Допустим.
– Вот, Авдотья, чем ты мне нравишься, что схватываешь все на лету.
– Иван Дмитрич. не томи душу.
– Неси все, что он тебе приносил в последний месяц.
– За ради чего?
– Авдотья, ты ж меня знаешь, я шутить не привык.
– Иван Дмитрич, да вы вроде уже не в сыскной?
– Ты права, но неприятностей могу принести более чем раньше.
– Верю, но понимаю, что вы забрать захотите все, что он мне приносил?
– Авдотья, в накладе не останешься, – Путилин достал из кармана пачку ассигнаций.
Через четверть часа Иван Дмитриевич выходил из квартиры Белоглазовой с двумя большими узлами, когда сел в коляску, назвал еще один адрес, узнанный у Авдотьи, та подобрела, когда Иван Дмитриевич с лихвой заплатил за зимние вещи, принесенные Черенковым.
– Господин Путилин, вас подождать? – Спросил возница.
– Да, – коротко ответил Иван Дмитриевич, – я скоро.
Бывший начальник сыска и не подозревал, что известен многим в городе.
Варвару Чикелееву пришлось с час подождать, пока она не вернулась с поденной работы. Она не выказала удивления, а сразу отдала подаренные Федором вещи, подспудно подозревая, что они ворованные.
Через некоторое время Путилин сидел в кресле гостиной Елизаветы Сергеевны, чувствовал себя не очень уютно в присутствии дамы и постоянно лицо покрывалось алой краской, боялся лишний раз взглянуть на хозяйку.
– Иван Дмитриевич, как все—таки вам удалось вернуть это, – Карташова указала рукой на разложенные на диване зимние вещи, – да здесь большая часть, что мне казалось уже утерянным.
– Да все просто, только прошу вас, не настаивайте на наказании виновных, все случилось случайно. У вашего дворника Николая есть родной брат, пропойца, так виновен он. Иногда Федор навещал брата и когда тот ложился спать, брал ключи и бродил по дому, потом нашел кладовую и начал воровать…
– Но, – перебила Путилина хозяйка, – это же, я слов не нахожу.
– Елизавета Сергеевна, погодите, но день тому он пришел раньше., забрался в дом и я подозреваю, забыл свечу в кладовой, все, что там осталось, вспыхнуло и начался пожар.
– Мог же сгореть дом?
– Мог, но к счастью пострадала кладовая.
– Как вы нашли этого злодея?
– Все просто. Николай сказал, что увидел проблески пламени в окно, но он сделать этого не мог, дверь в кладовую скрыта другими, значит, он соврал. По отзывам он не мог совершить это деяние, а значит, кого—то покрывал. Кого? Мог только родного брата, чужого человека бы не стал. А далее узнать, куда мог закладывать вещи Федор, совсем просто, вот и получилось, что мне и расследовать ничего не пришлось.
– Это вы ныне говорите, что легко, вернули большую часть моего гардероба.
– Пустяки, – отмахнулся Путилин.
– Чем я вам обязана. Иван Дмитрич?
– Разрешите иногда заглядывать к вам на огонек по—соседски?
Нежданная кража. 1878 год
О том, что по Песочной улице Петербургской стороны совершена кража со взломом, начальнику сыскной полиции доложил дежурный чиновник, как только Путилин открыл входную дверь в отделение.
– Отправлен ли туда кто из агентов? – вопрошал Иван Дмитриевич.
Над городом светило июльское солнце, дарующее живущим умеренное тепло, при котором не надо прятаться от зноя в тени, но и надевать летние плащи и пальто.