Июньским днём, когда солнце едва поднялось над землёй и не приносит летней засушливой жарой беспокойства, в дверь кабинета начальника сыскной полиции Путилина, сидящего со стаканом горячего чая в руке, раздался стук. Не успел Иван Дмитриевич произнёсти ни единого слова, как дубовая тяжёлая дверь распахнулась.
– Разрешите? – Дежурный чиновник был явно чем—то удручён.
– Слушаю, – Путилин махнул рукой со стаканом и пролил чай на лежащие перед ним бумаги.
– К вам посетитель.
– Некому принять? – Произнёс в раздражении Иван Дмитриевич.
Глаза чиновника погасли, видимо, досталось дежурному от неизвестного или неизвестной, если так огорчён.
– Что ж, проси, – Путилин достал из кармана отутюженный платок и начал протирать листы бумаги., повертел мокрый платок в руке и бросил в мусорную корзину.
В кабинет вошёл среднего роста мужчина с гладко выбритым лицом, блеснул стёклами пенсне, снял с головы цилиндр.
– Вы и есть начальник сыскной полиции Путилин? – Не поздоровавшись, с порога сказал вошедший, осмотрелся, куда положить головной убор, но так и оставил в руке.
– Да, – Иван Дмитриевич сел в кресло и указал на стул, приглашая садиться гостя, – я и есть статский советник Путилин.
– Иван Дмитрич…
– С кем имею честь разговаривать? – Бесцеремонно перебил вошедшего начальник сыскной полиции.
– Простите, Ваше Превосходительство, – мужчина заёрзал на стуле, повысив Путилина в чине, – разрешите отрекомендоваться – владелец канатной фабрики Ян Карлович Гот.
Иван Дмитриевич кивнул головой, мол, продолжайте.
– Очень приятно.
– Моя фабрика расположена на Петровском острове, при ней находится дом, в котором живу я, – по лицу гостя пробежала тень беспокойства, – но самое странное вот, – Ян Карлович достал из кармана конверт и протянул Путилину, – полюбуйтесь. Я не знаю, что мне делать, то ли смеяться, то ли рыдать?
Иван Дмитриевич вынул из конверта вчетверо сложенный лист бумаги, развернул и принялся читать:
«Милостивый государь, Ян Карлович!
Не буду утруждать Вас многословием и нагнетанием излишнего страха,
сразу же перейду к сути дела и поведаю, что к нижеизложенному
моему требованию прошу отнестись со всей серьёзностью, ибо последствия будут ужасными в первую очередь для Вас.
Сегодня в полночь, именно в полночь, ни минутой ранее, Вы должны
положить в конверт тысячу рублей, сделать от ворот завода пять шагов по направлению к мосту, повернуть направо и по тропинке пройти
сто два шага, перед Вами будет дерево, под ним лежит камень,
положите под него конверт и спешно, не задерживаясь ни единого мгновения, уходите.
Не советую Вам делать два дела: следить за мной и оставить
моё требование без внимания, ибо в этих двух случаях
Ваша фабрика превратится в очистительном пламени моего факела
в пепел.
С уважением и почтением,
Доброжелатель»
Повернул лист обратной стороной, но там кроме нескольких пятен от пальцев ничего не обнаружил.
– Любопытно, – произнёс Путилин, проведя пальцами по лбу, и повторил, – любопытно.
– Не то слово, Ваше Превосходительство, вам любопытно, а мне страшно, – посетовал Ян Карлович, – вдруг и в правду фабрику сожгут?
– Я думаю, не посмеют.
– Мне не обращать внимания на послание?
– Вы получали ранее такие письма? – Иван Дмитриевич оставил без ответа вопрос Гота.
– Нет, – возмущённо сказал хозяин фабрики, – в первый раз.
– Вы слышали о подобном? – Начальник сыскной полиции потряс в воздухе письмом.
– Нет.
– Как быстро вы можете собрать указанную в письме сумму?
– У меня всегда при себе такая.
– Кто может знать, что вы такую значительную сумму носите при себе?
– Не могу сказать, я же не размахиваю на каждом углу бумажником и не афиширую перед другими, какими обладаю средствами.
– Хорошо, а если запросили бы большую сумму, скажем, десять тысяч, насколько быстро вы смогли бы ее достать?
– Думаю, к вечеру, – Ян Карлович встрепенулся, – на что вы намекаете?
– Господин Гот, я пытаюсь разобраться, почему вы стали жертвой гнусного вымогательства.
– Если так, – лицо хозяина фабрики выражало на первый взгляд кажущуюся невозмутимость.
Звонком Иван Дмитриевич вызвал дежурного чиновника.
– Пригласите господина Лермана, – и пояснил Яну Карловичу, – это чиновник по поручениям, он займётся вашим делом.
– Ваше Превосходительство, вы считаете моё дело столь незначительным, что перепоручаете помощнику? – Господин Гот говорил то ли с обидой, то ли возмущением.
– Ян Карлович, позвольте мне решать, как начальнику отделения, которому Высочайшим указом поручено заниматься всеми, я повторяю, всеми расследованиями в столице, решать важное ваше дело или нет. Тем более, что я поручаю вас опытному сыскному агенту, который сможет до конца разобраться в вашем деле.
Хозяин фабрики сжал губы и ничего не ответил.
Коллежский секретарь Лерман не заставил себя долго ждать.
– Чиновник по поручениям Пётр Павлович Лерман, – представил Путилин вошедшего господина лет тридцати с короткой стрижкой и маленькими в ниточку усами под носом, в нескольких словах обрисовал ситуацию, в которой оказался господин Гот, напоследок сказал, – найдите этого самого Доброжелателя, чтоб неповадно другим было.
Беседа продолжилась в ином помещении, куда сыскной агент привёл господина Гота.
– Ян Карлович, разрешите вас так называть? – спросил Лерман.
– Не возражаю, э—э—э, – пока шли позабыл имя —отчество сыскного агента, – Пётр Павлович, – обрадовано сказал хозяин фабрики.
– Ян Карлович, когда пришло сие послание?
– Утром мы завтракаем всем семейством и я проверяю почту, вот оно лежало среди других писем.
– У вас большая семья?
– Два сына, – в голосе звучали нотки гордости, – пятнадцати и восьми лет, дочь шести лет и, конечно, жена.
– Сыновья получают домашнее воспитание или…
– Или, – с улыбкой ответил Гот, – оба в Петришуле при приходе Святых Апостолов Петра и Павла, предпочитаю классическое немецкое воспитание.
– Надеюсь, прилежные ученики.
– О да!
– Вернёмся к нашим баранам, письмо пришло в конверте?
– Конечно, – сразу же выпалил Гот и на миг задумался, – конечно, в конверте. Я бы не обратил внимания, если бы лежал только листок.
– Где сам конверт?
– Не знаю, наверное, на подносе вместе с остальной моей перепиской, которую я выбрасываю за ненужностью.
– Вы не вспомните, что написано было на конверте.
– Пётр Павлович, я получаю достаточно большое количество корреспонденции, так что вспомнить не смогу, даже, если бы хотел.
– Хорошо, какого цвета он был? Что написано на нём? Адрес? Имя?
– Кажется, адрес и «господину Готу».
– Без инициалов?
– Кажется, без.
– Чернилами или карандашом?
– Чернилами.
– Обратный адрес был указан?
– Нет, это точно могу сказать, потому что удивился такому обстоятельству.
– Письмо пришло с почтой?
– Видимо.
– На конверте была приклеена марка?
– Нет, – обрадовано вспомнил господин Гот.
– Значит, с посыльным?
– Возможно.
– Можно узнать это?
– Непременно, у моего слуги.
– Ян Карлович, у вас много бывает на фабрике посторонних людей?
– В каком смысле?
– Те, кто не работает на фабрике, не знаю, ваши знакомые, заказчики.
– Не много, но бывают.
– Не вызовет ли мой приезд ненужных вопросов?
– Не беспокойтесь.
– Мне надо будет задать несколько вопросов вашим слугам.
– Они служат у меня давно, так что в их молчании я уверен.
– Хорошо, значит, сможем найти конверт от письма?
– Видимо.
– Вы кому—нибудь показывали письмо или давали его кому—нибудь читать?
– Нет, нет, я знаю, что надо в таких случаях держать рот на замке.
На Петровском острове располагалась канатная фабрика, несколько двухэтажных зданий, в одном жил сам хозяин – господин Гот, в другом рабочие, которые трудились здесь же. Перед воротами небольшой скверик, за которым ухаживал нанятый человек, поэтому везде царила чистота, ровные тропинки, подстриженная трава, аккуратные деревья, с которых удалялись непослушные ветви, начинавшие расти не в нужном направлении.
Господин Гот подкатил на коляске к крыльцу дома и начал рассказывать Лерману о своём детище – фабрике.
– Ранее здесь царило запустение и разорение, двадцать лет тому я выкупил землю и вуаля, – Ян Карлович вошёл роль гостеприимного хозяина, – сейчас фабрика приносит доход, – и в ту же минуту помрачнел.
– Ни слова о письме и о том, что принесло оно вам, я просто гость, – напутствовал Гота Пётр Павлович.
– Да, да, – и продолжил, – вот моё скромное жилище, не желаете чашку чая, господин Лерман?
– С удовольствием, – ответствовал сыскной агент.
– Фёдор, чаю, – распорядился Ян Карлович.
После того, как чашки заняли место на столе, Гот продолжил:
– Фёдор, где утренние письма? Принеси их.
Через несколько минут хозяин рассматривал конверты.
– Нет, здесь я не вижу того…
– Я понимаю, – перебил Пётр Павлович, чтобы Гот не сболтнул чего—нибудь лишнего.
– Их, – Ян Карлович указал рукой на поднос с письмами, – кто—нибудь просматривал после меня?
– Никак нет.
– Фёдор, утром не приходил посыльный?
– Нет.
– Никто не приносил писем?
– Нет.
– Хорошо, ступай.
Послу того, как слуга закрыл за собой дверь, Пётр Павлович спросил:
– Значит, конверт исчез?
– Не понимаю, – развёл руками господин Гот, – совсем не понимаю. Никогда ни одной бумажки без моего ведома не выбрасывалось, – разделяя слова, произнёс Ян Карлович.
– Поверьте, что сей факт не помешает нашему расследованию.
– Надеюсь.
– Скажите, Ян Карлович, из каких окон видно дерево, у которого вы должны оставить конверт?
– Затрудняюсь сказать, но … нет, оттуда не видно, хотя.