– Мне не дает покоя дама, что увезла секретаря. Он ее испугался?
– Не исключено.
– Тогда вышеуказанная дама знала о нем что—то нелицеприятное?
Путилин неопределенно пожал плечами.
– Может быть наш праведник не так чист?
– Я же сказал, не исключено, – Иван Дмитриевич произнёс последнее слово по слогам, словно в начальной школе.
– Тогда позволите спросить, как он мог попасть на столь высокий пост в духовном ведомстве?
– Пока тайна за семью печатями.
– Не верится, чтобы так небрежно в духовном ведомстве отнеслись к его назначению.
– Мы же не ведаем о его покровителях.
– Но не обер—покурор же? И не Святейший Синод?
– А почему бы и нет. Все может быть в наше время, все. Вот видишь, – указал пальцем на бумагу, – согласно послужного списка наш разыскиваемый получил высшее академическое образование. Побывал на Святой земле в духовной миссии и при Синоде получил специальную подготовку к должности секретаря.
– Но неужто никто не распознал в нем самозванца?
– Не гадай, Миша. Мы должны следовать только узнанному, иначе воображение приведет нас не к тому дому.
– Вы —то что мыслите по поводу любезного господина Комарова?
– Не знаю, – искренне признался Иван Дмитриевич, – разум говорит – преступник, а червь гложет изнутри, говоря: да не может такого быть.
– А я склонен к мысли о самозванце.
– Вот, вот, ступай, проверь—ка лучше, не пришли ли телеграммы из Иркутска.
– Иван Дмитрич, я думаю рановато, наверное, придут в лучшем случае завтрашним днем.
– Да, Миша, – посетовал Путилин, – нет худшего состояния, чем ожидание.
В третьем часу пополудни доставили циркуляры из департамента санкт– петербургского обер—полицмейстера, в числе прочих и о пропавшем секретаре, сам Государь выказывал обеспокоенность о принятии надлежащих мер к розыску чиновника Духовной Консистории, высказывая нелицеприятные слова о порядке в столице, если лица такого ранга бесследно пропадают.
Путилин ладонью потер шею в предчувствии взысканий за нерадивость, хотя меры приняты и делается все, чтобы данное дело завершить надлежащим образом. Полетят головы, если подтвердится, что Афанасий Петрович Комаров, уроженец Иркутской губернии, на самом деле является самозванцем с несколькими паспортами.
Иван Дмитриевич нахмурился, радости принесенные бумаги не добавляли, да и, честно сказать, отбивали всякое желание к дальнейшему продолжению поисков несчастного. Складывалось впечатление, что только в департаменте заняты важными делами, составлением различных инструкций, циркуляров, поучений и отсылкой их, как буд—то остальные ведомства только и ждут указаний. Раздражение охватывало в минуты понимания, которое становилось противу мыслей.
– Прибыл курьер из адресной, – произнёс, входя в кабинет, Михаил, – со сведениями об интересующих персонах.
– Давай, давай, – Иван Дмитриевич потер руки в предчувствии новой ниточки. Прочел, отложил на стол, снова прочел. Потом резко поднялся так, что едва не повалилось на спинку кресло. Подошел к окну и, там переваливаясь с носка на пятку, простоял некоторое время, обернулся, сверкнув глазами, и прошептал.
– Поехали.
Только в извозчичьей коляске, повернув лицо к помощнику, тихо сказал.
– Неужели Иркутск.
– Что? – непонимающе спросил Миша.
– Ниточки сего дела произрастают в тех краях.
– Куда мы путь держим?
– Нанесем визит одной даме, – далее добавил, – Елизавете Петровне Крамер.
– Петровне? – спросил Жуков. – Наш пропавший Петрович, дама Петровна. Уж не родственники они.
– Не думаю.
– Было бы любопытно, приехать и узнать, что госпожа Крамер – родная сестра Афанасия Петровича.
– Ты, наверное, позабыл, наш секретарь был единственным ребенком в семье.
– Нет, данное обстоятельство я помню.
– В таком случае не топчи новой дорожки.
– Иван Дмитрич, согласитесь, что заманчиво. Брат препятствует бракоразводному делу сестры, а она при… – Михаил уловил укоризненный взгляд начальника и оборвал свою тираду на полуслове.
Остаток пути провели в молчании. Каждый размышлял о своем: Иван Дмитриевич о превратностях судьбы. Как в одночасье может повернуться колесо, превращая человека из добропорядочного человека в преступника, а Жуков размечтался о кровавой драме, участники которой брат и сестра, с детства питающие друг к другу тайную ненависть, как в недавно прочитанном романе, переведенном с французского языка.
– Любезный, – сказал, снимая шляпу Путилин, – доложи Елизавете Петровне, что просят встречи Иван Дмитриевич Путилин с помощником, – и он протянул визитную карточку, черкнув на ней несколько слов.
– Одну минуту—с, – произнёс подтянутый слуга в отутюженной одежде, наклонил голову и удалился выполнять поручение пришедших.
Через несколько минут он вернулся и торжественно объявил.
– Елизавета Петровна ждет Вас.
Оставив трость и шляпу, Путилин начал подниматься по лестнице, покрытой темно—красным ковром.
– Прошу, – сопровождавший гостей слуга, распахнул двери.
В кресле с прямой спинкой не сидела, а восседала, словно царствующая особа на троне, еще молодая женщина со светлыми собранными в пышную прическу волосами. В руках она держала книгу, которую при приближении посетителей отложила на стоящий рядом столик.
После ответа на приветствие, она произнёсла низким, но приятным голосом.
– Что Вас, господин Путилин, привело в мой дом?
– Некие обстоятельства службы.
– Вот уж никогда не думала, что придется принимать чиновников из сыскной полиции, – она взяла со стола и посмотрела на визитную карточку Ивана Дмитриевича, – тем более начальника.
– Увы, приходится тревожить для уточнения некоторых аспектов жизни.
– И каких? – брови в удивлении поползли вверх, придавая лицу смешливый вид.
– Разрешите, – Путилин указал рукою на стул.
– Да, да, господа, прошу присаживайтесь, – и добавила, – мне кажется наш разговор способен затянуться?
– Все зависит от Вашей, Елизавета Петровна, откровенности.
– Даже так?
– Служба, – Иван Дмитриевич смотрел на женщину удрученным взглядом.
– Я слушаю, но не могу понять, чем могу быть Вам полезна?
– Если не ошибаюсь, Вы приехали в столицу из иркутской губернии?
– Вы правы, я долгое время жила в Нижнеудинске и Иркутске.
– Вам не знаком некий Комаров Афанасий Петрович?
– А как же? Ведь я обязана этому господину тем, что мое бракоразводное дело отложено под сукно.
– Ранее Вы не были с ним знакомы ранее?
– Увы, впервые я господина Комарова, – она произнёсла фамилию с долей неприязни, – увидела в Духовной Консистории.
– Как Вы опишите Афанасия Петровича?
– Отвратительный человек с амбициями Наполеона, мне показалось, что он возомнил себя вершителем судеб либо свое недовольство выражал на других, зависимых от его решения.
– Но он же поставлен самим обер—прокурором на страже сохранения семейных уз?
– Извольте, господа, но жизнь не стоит на месте, и некоторые обстоятельства требуют расторжения этих уз. Ничто не вечно.
– Совершенно, согласен, так Вы говорите, что не встречали господина Комарова в Иркутске? – Путилин повторил вопрос.
– Увы, нет.
– Почему он не давал ходу Вашему делу?
– Вы же сами сказали ранее, сохранением семейных уз, хотя отношения между мной и мужей чисто формальные. Он живет своей жизнью, я своей и каждый из нас стремится не мешать друг другу излишними вопросами и излишним любопытством.
– Так зачем же окончательно разрывать отношения?
– Господа, у каждого из нас есть свои маленькие тайны.
– Будучи в Иркутске, Вам не приходилось слышать о громких процессах пятнадцати– двадцати летней давности, связанных с фамилией Комарова?
– В ту пору я была еще ребенком и поэтому меня тревожили другие заботы, – Елизавета Петровна улыбнулась.
– Прошу прощения за наше внезапное вторжение, – Иван Дмитриевич поднялся со стула, – разрешите откланяться!
– Пустышка, – уже на улице перед домом произнёс Жуков.
– Может быть, – сказал Путилин, одевая шляпу.
– Вы думаете, она причастна к пропаже?
– Не знаю, – просто ответил Иван Дмитриевич, – может быть обстоятельства вынудили госпожу Крамер пойти на преступление, но возникает вопрос: для какой цели? Данное злодеяние ни на миг не приближало окончание бракоразводного дела.
– Остается только месть, – вставил тираду Михаил.
– Остается месть, – Путилин передразнил помощника, – поменьше читай Габорио с его Лекоком, тогда будешь ближе к земному, иначе больно падать с воображаемых небес.
Жуков насупился от обидных слов. Нравится ему читать, как умные сыскные разыскивают злодеев, но он же понимает, что там один вымысел, но интересно же следить, как развиваются события.
– Не таи обиду, – примирительный тон прозвучал посреди возникшей паузы, – я ж хочу, чтобы ты на шаг видел дальше преступника. Вот ныне ты слышал разговор с Елизаветой Петровной, какие чувства остались после беседы?
– Так я бы сказал, что понапраслину на нее возводят, не способна милая женщина на злодеяния.
– Ты позабыл Лукерью Егорову, когда ее же сестра убивалась по усопшей, а сама…. – Иван Дмитриевич хитро посмотрел на помощника.
– Ну то тогда, бабы из деревни, – отмахнулся Михаил, – а здесь дама из образованных и с такими невинными глазами, хоть Мадонну рисуй.
– Вот когда– нибудь такие прелестные глаза тебя и погубят, – предрек начальник.
Саженей с полста шли молча, погруженные в свое.
Михаил за неимением новых путей в розысках, витал в облаках. Вспоминая, как в подобных случаях поступали герои романов. Они всегда находили едва заметные следы, а в данном деле: секретарь то ли жулик, то ли честный человек. Нашли бы тело – одни мысли терзали голову, можно было искать того, кто свершил злодейство, а живого нашли и невредимого – другое дело, сам бы поведал о злоключениях. Так нет, что делать дальше? Одни вопросы, да и те без полных ответов.