– Здравствуйте, господа, – поздоровался штабс—капитан, своим серьёзным видом и голосом настраивая полицейских чинов на деловой настрой, – я здесь по делам службы, но если что—то случилось, то не применю воспользоваться возможностью оказать вам услугу, – хотя слова и звучали дружески, но чувствовалась в них и насмешка, и стремление уколоть в ответ. Штабс—капитан в Лештуковском переулке оказался не по службе, а по делам скорее по личным, надо было завершить одно дело, которое, как нескончаемая верёвка тянулось с прошлого года.
– Не откажемся, – поглаживал усы помощник пристава и подмигнул капитану Зиновьеву, намекая, что от сиего дела можно избавиться, ведь для чего создана сыскная полиция, как не для таких случаев.
– Так что стряслось в подведомственном царстве? – Теперь штабс—капитан не сдержался, но при этом не дрогнул ни один мускул на лице. Сама серьёзность.
Капитан Зиновьев кашлянул в кулак, и в правду, что это они с помощником так разошлись, и взглянул из—под седых широких бровей на Илью Леонтиевичу.
– Час тому купцу Фуфаеву, живущему в этой квартире, – пристав показал рукой на приоткрытую дверь, – неизвестный проломил голову, когда он вышел на лестничную клетку, похитил бумажник с кредитными билетами и скрылся.
– Час тому? – уточнил Орлов.
– Истинно так, мы, – Зиновьев кивнул головой на помощника, – только прибыли и толком ничего не знаем.
– Купец жив?
– Жив, но доктор говорит, плох, разговаривать пока не может, так что мы и сами не знаем, как выглядит нападавший.
– Но о нападавшем кто—то изволил сообщить, – буднично произнёс Василий Михайлович.
– Совершенно верно, – пристав с помощником переглянулись.
– Вот со свидетеля надо и начинать, – в голосе штабс—капитана звучали нотки учителя гимназии, объясняющего нерадивым ученикам, что дважды два всегда будут четыре, а отнюдь не три, и совсем уж не пять.
– Начинайте, Василий Михайлович, – засопел пристав, признавая правоту сыскного агента, невзирая на предвзятое отношение со стороны некоторых полицейских чиновников, они признавали, что Путилин и его люди знают своё дело, – Илья Леонтиевич, я думаю, мы сможем оказать любую помощь Василию Михайловичу.
– Так точно, – щёлкнул каблуками статский помощник пристава, никогда не одевавший военного мундира, но наслышанный о поведении офицеров.
Штабс—капитан наклонился перед дверью в квартиру купца. Пятно засохшей крови показывало, где лежал Фуфаев. Василий Михайлович поднял голову и посмотрел на пристава, который тяжело засопел:
– Да, там нашли беднягу с окровавленной головой.
– Я могу поговорить с доктором?
– Непременно, – и капитан Зиновьев обратился к помощнику, – Илья Леонтиевич, не сочтите за труд, пригласите Готфрида Готфридовича.
Через несколько минут на лестничную площадку вышел доктор Московской части статский советник Геринг, вначале показалось, что из дверей выкатился большой шар в тёмном чесусовом костюме в мелкую, едва приметную глазу. Клеточку, завершаемую большой круглой совершенно лысой головой с торчащими, как листы бумаги ушами и очками в золотой оправе.
– Здгавствуйте, – доктор снял очки, достал из кармашка мягкую тряпочку и начал протирать стекла, – вы хотели меня увидеть.
– Совершенно верно, господин Геринг, я – сыскной агент, – Готфрид Готфридович махнул рукой, показывая тем, что он знает, кто перед ним, – мне хотелось бы узнать, как себя чувствует господин Фуфаев? Можно ли с ним побеседовать? И ваше мнение, чем могла быть нанесена рана на голове?
– Молодой человек, – Геринг надел очки и посмотрел внимательно на сыскного агента, – вы слишком много задаёте мне вопросов. Что я могу их позабыть, пока буду отвечать на пегвый. Итак, господина Фуфаева лучше не тгогать, ему я пгописал покой, тем более, что когда купец вышел и только мельком взглянул на мужчину, потом незнакомец удагил его со спины и наша жегтва так и не успела рассмотгеть пгеступника, далее… О чем вы спрашивали?
– Орудие, – напомнил штабс—капитан.
– Я думаю, либо дубинка, либо толстая палка, либо кусок железного прута. В гане я не заметил ни гжавчины, ни щепок, а может, пгедмет, не более полу сажени в длину, – доктор развёл руки в сторону, показывая ладонями длину, – обёгнут был в толстое сукно или кожу. Я ответил на все ваши вопросы?
– Да, господин Геринг, благодарю, – задумчиво произнёс Василий Михайлович.
Капитан Зиновьев и его помощник молчали и наблюдали, как снова штабс—капитан склонился над пятном, что—то совсем неслышно пробормотал, поднялся, сделал несколько шагов по лестничной площадке, озираясь по сторонам.
– Да, так и было, – наконец сказал он вслух.
– Что—то выяснили? – поинтересовался коллежский советник Нефедьев.
– Преступник ждал вот за этим выступом, – сыскной агент указал на нишу на площадке, – когда Фуфаев вышел и повернулся спиной, незнакомец ударил и, видимо, побежал вниз. Вы расспрашивали жильцов или дворника, может, кто—то слышал топот или чужого человека в доме?
– Василий Михайлович, мы прибыли за несколько минут перед вами, – опять засопел капитан Зиновьев, выказывая свою обиду.
– Хорошо, если не возражаете, я пройдусь с расспросами.
– Нет, – пристав с помощником переглянулись, – мы отнюдь не против.
Стук каблуков штабс—капитана становился все тише, пока не утих вместе с едва слышимым скрипом входной двери.
Капитан Зиновьев, отдуваясь, надел форменную фуражку, которую держал в руках, чертыхнулся, его помощник коллежский секретарь так и не расслышал слов начальника и учтиво промолчал, только в голове мелькнуло, что когда же пристав подаст в отставку. Давно засиделся на теплом месте, пора и честь знать, более молодым, Илья Леонтиевич приосанился, дорогу освобождать.
Кроме дворника никого у двери не было, даже праздной публики, охочей до таких случаев, чтобы поглазеть, что—то услышать и потом разнести по столице о таком кровавом происшествии, что можно за голову схватиться – слишком много нелюдей ходит по улицам, не город, а разбойничий вертеп.
Василий Михайлович прищурился, весеннее солнце совсем не ласковыми лучами било в глаза, словно лето давно пришло на петербургскую землю.
И только теперь штабс—капитан от досады сжал губы и зачем ввязался в новую историю, в сыскном и так дел по горло. Да, ладно, как говорится, назвался груздем, так полезай и без всяких сетований. Как—нибудь разберёмся и в этом деле.
– Братец, – Орлов поманил пальцем дворника, – ты, как мне кажется, знаешь о происшествии в доме?
– Так точно, Ваше Благородие! – бело—рыжеватая борода жила своей жизнью, только присмотревшись, штабс—капитан понял, что у благообразного старика дёргался подбородок.
– Что можешь сказать?
– Я прошу прощения, ваше благородие, но вы кто таков будете?
– Я—то, – Орлов хотел ответить грубо, но сдержался, достал из кармана жетон, – сыскной агент.
– Быстрёхонько вы, – дворник тут же прикусил язык, поняв, что сболтнул лишнего, но Василий Михайлович больше поглащён новым следствием, чем выискивать в словах горожан неприятные для уха нотки.
– Так что видел, братец, что слышал? Докладывай.
– Дак что? Я ж на улице, почитай, цельный день. По парадной лестнице не хожу, хозяйкой нашей, Марьей Дмитриевной, запрещено.
– Ты мне не про хозяйку рассказывай, а кто из дому выходил в последний час? Кого из незнакомых людей видел? Почему не поинтересовался. Кто таков? Ты мне все, как на духу. Считай, что на исповедь пришёл. Понял?
– Так точно, – дворник прижал метлу, словно ружье, – незнакомым мне людей я не видел, может, кто прошмыгнул, пока я за метлой ходил. Так с минуту отсутствовал, взял из каморки своей, да сюда на пост свой, – дворник позволил себе улыбнуться, но увидев серьёзное лицо сыскного агента, спрятал улыбку подальше.
– Ты мне говори, что видел?
– Дак, – глаза у дворника загорелись, – мальчонка, что на третьем у Семеновых служит выходил, а более никого не видел я.
– Мальчонка вернулся?
– Так точно.
– Из тебя слова вытягивать надо? – Штабс—капитан рассерженно засопел.
– Мальчонку Санька Голубев зовут, проживает на третьем этаже у Семеновых.
– Хорошо, пока я ходить буду к мальчонке этому, ты повспоминай о незнакомцах, иначе я подумаю, что ты его в дом впустил. Смекаешь?
– Так точно, – пальцы, обхватывающие черенок метлы, побелели, – понятливые мы.
Как не хотелось возвращаться назад и видеть лица пристава с помощником, но пришлось. Может быть, мальчонка мог видеть незнакомца.
На втором этаже капитана Зиновьева и коллежского асессора Нефедьева не было, видимо, находились в квартире купца Фуфаева. Да это и к лучшему, меньше вопросов, на которые пока нет ни одного мало—мальски вразумительного ответа.
Третий этаж. Орлов постучал и сразу же отворилась тёмная дверь, перед глазами миловидная девушка лет двадцати, в белоснежном накрахмаленном фартучке.
– Сударь, что вам угодно? – произнесла она довольно приятным голосом и так же мило улыбнулась.
– Мне нужен Александр Голубев, – с не менее приятной улыбкой ответил штабс—капитан.
По лицу девушки мелькнуло изумление и она ничего не сказала, в глазах появились озорные искорки.
– Ты, наверное, наслышана о случившемся в доме неприятном случае?
– Да.
– Именно поэтому, мне нужен Голубев.
– Я сперва доложу господину Семенову.
– Не надо, хотя можешь доложить, что чиновник по поручениям при начальнике сыскной полиции штабс—капитан Орлов просит позволения поговорить с Александром Голубевым.
Василий Михайлович не слышал, как господин Семенов отказал сыскному агенту в визите и недовольно пробурчал, что, мол, некогда заниматься пустяками, а если хочет полицейский говорить с Сашкой, так пусть с ним и беседует.
Девушка провела штабс—капитана в маленькую каморку без окон, где находилась узкая койка, застеленная чистым в заплатах одеялом. Мальчик лет тринадцати вскочил, когда сыскной агент втиснулся в тесное пространство.